1W

Городские сплетни

на личной

7 июля 2016 - Симон Орейро

1

В один весёлый, пряничный, праздничный день король созвал к себе в замок всех своих вассалов. С раннего утра туда прибывали доблестные и благородные рыцари. Вскоре после того, как явился последний гость, начался грандиозный пир. На столе были яства и напитки на любой вкус, слуги постоянно подносили новые блюда, так что каждый из собравшихся мог насытиться на долгое время вперёд. Пирующих развлекали шуты и жонглёры, показывающие чудеса акробатического искусства, исполняющие духовные стихи и эпические поэмы. После пира большинство гостей пошло в смотровой зал, где они любовались видом голубого неба с редкими облаками и прилегающего к замку луга. Вдруг они заметили, как из леса выехала на луг девушка, сидящая на муле. Мул быстро шёл, приближаясь к замку. Вскоре можно было увидеть, что по лицу молодой дамы текут настоящие потоки слёз. Все были удивлены. Рыцари решились позвать сюда же короля с его женой, дабы они тоже имели возможность посмотреть на странную девушку. Король и королева явились и тоже увидели даму на муле. Чуть позже все королевские вассалы и сама царственная чета вышли из замка навстречу ей.

Животное вдруг остановилось. На нём не было узды, руки же плачущей наездницы безвольно висели. Мул, судя по всему, шёл сам, не понукаемый всадницей. У девушки спросили, кто она и что с ней случилось. Но она молчала, продолжая рыдать. Ничто не могло вывести её из странного состояния. Неожиданно она упала на траву луга. Рыцари, попытавшиеся поднять несчастную, обнаружили, что она мертва. Король приказал сейчас же вырыть могилу на месте смерти молодой женщины и погрести покойницу под землёй. Приказание его было тотчас исполнено. Один из рыцарей, именем Вильгельм, который был самым преданным и отважным вассалом властителя, попросил разрешения сесть на мула и попробовать найти то место, откуда явилась неизвестная особа. Король охотно дал согласие, и рыцарь взобрался на мула. Некоторое время скотина стояла неподвижно, окружённая множеством людей, затем вдруг пошла в сторону леса. Мул сам вёз седока. Вскоре Вильгельм оказался в тёмном лесу. Мул шёл всё дальше в чащу.

Лес был безмолвен и зловещ. В одно мгновение он внезапно наполнился рычанием и рёвом. Мула, на котором сидел Вильгельм, окружили дикие звери. Среди них были тигры, пантеры, львы и вепри. Вильгельм готов был к тяжёлой схватке со свирепыми созданиями. Но звери вскоре прекратили рычать и расступились, давая мулу и рыцарю, сидящему на нём, дорогу. В глазах лесных тварей читалось, казалось, небывалое почтение толи к мулу, толи к всаднику. Вильгельм теперь был почти уверен, что в лесу ему не стоит ожидать какой-либо опасности. Это, действительно, было так, однако сам путь через густые скопления деревьев и кустарников занял очень много времени. Но, в конце концов, лес вновь сменился лугом. Увы, вскоре перед рыцарем встало новое препятствие: мул и его всадник оказались перед огромной канавой, дно которой кишело мерзкими змеями и огнедышащими скорпионами. Они вызывали отвращение, едва ли не тошноту. Однако мул стал быстро, но осторожно спускаться в канаву. Животное смогло пройти через неё, оставшись невредимым, не потревожив чудовищных её обитателей. Чуть позже Вильгельм увидел широкую реку, через которую позволял пройти лишь один тонкий и узкий мост; переход  по нему сулил большую опасность падения и гибели в стремительном течении. Мул пошёл через этот ненадёжный мост и благополучно доставил своего седока на противоположный берег.

И вот пред Вильгельмом предстал величественный и грозный замок, который, зависнув в воздухе перед обрывом, непрестанно вращался. Вильгельм видел вход, но попасть в него не представлялось возможным. Но мул каким-то чудом смог запрыгнуть в проход, ведущий внутрь замка. Там Вильгельм увидел просторные, но пустые улицы. Он спрыгнул с мула и повёл его за собой, придерживая за шею. Повсюду, куда бы ни шёл рыцарь, не было видно ни одной живой души, что вызывало изумление с привкусом тревоги. Двери и окна всех домов и построек были наглухо заколочены. Но всё же Вильгельм наткнулся на дом, дверь которого была распахнута. Он вошёл внутрь, осматриваясь, оставив мула на улице. В доме было много однообразных комнат. Лишь одна отличалась от других. В ней висела большая картина, на которой была изображена ожесточённая драка между Кретьеном де Труа и человеком, взявшим себе имя Пайена де Мезьера. В комнате был также стол, на котором стояла печатная машинка и лежала кипа чистых листов для неё. Рыцарь остался здесь, сев за машинку и начав печатать на ней. Литеры ложились на предназначенное для них бумажное пространство.

                                               2

Поверженные идолы и кризис любых видов идеологии. Наборы инструментов манипулирования и обезличенные массы. Сорные корни аристократической травы. Родимые пятна и смешные веретёна. Пустынные барханы и тропическая зелень. Грозовые раскаты абстрактного краха. Сточные воды клаустрофобии. Бесстрастные льдины морфологических общностей. Табачные полосы беспросветного бытия. Тяжесть непосильной ноши и звук работающих часов. Жизнь прекращается, но смерть не должна жить.

Заводные яблоки и гранатовые ногти. Кальсоны хмельных законов и социальных норм. Бесполезное жало строжайшего распорядка. Туманные болота и мечта о вечном двигателе. Призраки из мыльных пузырей. Завтрак на обочине пристрастной разведки. Кладбищенские камни и мелочный бисер скорби. Инстинкты, ведущие к водопою и псориазу. Скорлупа арбузного семени и гнёт лихих забот. Гражданское общество и формула магнитной стрелки. Повелители иррациональных чисел. Мы любим обычно человека не за то добро, что он нам сделал, а за те блага, которые мы ему доставили.

Оптимистические пылинки на новых платьях. Карандаши недостижимого психологического благополучия. Периферия социального мышления, поглощающая религию. Обжаренные бобы и пятая сторона математической монеты. Горсти подавленного тщеславия. Штормовое предупреждение и кора, всасывающая бензин. Эссе, застывшее в молочном чане. Высшие эшелоны бездуховности и инерции. Банальные отговорки и неустрашимая ответственность. Паршивые овцы, жующие собственную шерсть. Акульи плавники и удачная рыбалка.

Медведь разоряет пчелиный улей. Пчёлы летят за ним, окружают его и превращают в фею. Но у новоявленной феи лишь четыре зуба. Остальные она собирает, срывая листья с миниатюрных деревьев.

Сифилитик смакует вкус малины. Наевшись ягод, он возносится на небо, где опытные хирурги готовятся провести ему лёгкую операцию по удалению мочевого пузыря.

Створки вечных ракушек и городов. Плесень смирного отчуждения. Ночные кошмары и костры неврастении. Стыдливые возгласы упитанных путан. Грациозные сетки для женоподобных москитов. Горящие окопы и мёрзнущие кактусы. Феодальные награды и льстивые рекомендательные письма. Онтологическая невозможность рваной одежды. Священная пародия и породистые гребцы. Конец рыбьего младенчества. Штрафные приклады и хрупкая солома. Гортань эстетического спора. Вереницы светских аббатов. Ватный мозг и стеклянная душа. Ларцы с учебниками оправданной вальяжности. Прыжки времени и щёк. Швабры и застольные пароходы. Почтовые открытки и престарелые архонты. Жрецы и бюрократы. Лыжные переходы через милые проруби. В понятии Бога важна единичность.

Установление демаркаций и новейшие парадигмы государственности. Камерное рококо. Безраздельная однообразность кошачьей шерсти. Тучи локальных осей. Систематизированные виноградные проспекты. Служебные дела и отсутствие загара. Оловянные доносчики. Тени теней и инструментальный хаос. Угарная дисциплина и ропот адъютантов. Инкубаторы плешивых ювелирных тонкостей. Необходимость пустоты и сухие слёзы зловредных великанш. Гробовая деловитость. Консервация азбучных мумий. Дуализм обгорелого наряда. Соперничество традиции и философии. Вишнёвый сок, брызнувший на ладонь. Лабиринт тумана, смешанного с заревом заходящего солнца. Блеск истерического помешательства. Скульптуры из глины. Привокзальные небоскрёбы и меркантильные головёшки, постигающие собственную тональность. Груз выходных дней. Травинки способны пробиваться сквозь камень.

Толстая прачка случайно утопила своего ребёнка в тазе с водой. После этого обезумевшая от горя мать убила себя, повесившись на простыне.

Множество нонконформистов идёт по улицам, перегревшимся от жары. Они несут в руках цветы и ленты. В их глазах горит юное и неустрашимое пламя разомкнутых коробок и пыльных черепов тиранов.

Галопы красочных зрелищ. Плакаты, контролирующие шепелявые восторги патриотов. Фитиль прогорклого стакана. Сортировка возмущённых благополучий. Фартуки и торцы гибельных утёсов. Анимизм и простые вопросы на вечных экзаменах. Квота на приём безрассудных рабочих. Разделение почвы на сегменты, каждый из которых заказывает свою музыку. Эполеты на барских плечах и иступлённые некрофилы. Охота на волков и выход за пределы флажков. Фортификация подземных хранилищ зерна. Лежбища тюленей и жерди для кур, считающих себя приматами. Слизь обид, засевших в подсознании. Ноготь единственного копыта. Челядь, тоскующая по родине. Новое семантическое наполнение старого понятия. Стрихнин в малых дозах и артериальное давление. Гости, не пришедшие на вечеринку.

Одно село боялось проказы. Несколько человек заболели ей, позже прокажённым стал и сельский староста. Но страждущую деревню посетил добрый василиск. Он навсегда исцелил всех сельчан от страшной болезни и её боязни.

Лысый сержант плюнул себе под ноги. Из его слюны тотчас выросла уродливая ведьма. Она начала хохотать, и хохот её, как и любая другая форма смеха, был в основе своей иррационален.

Несчастная вдова через год после смерти мужа удалилась в пустынь. Там она молилась высшим силам, и они послали ей клад. Она легко откопала его. Сокровище представляло собой несколько больших мешков с шоколадными конфетами. Вдова ела их, наслаждаясь шоколадным вкусом.

Пинцеты и вздорные лестницы. Мушкетёры, глотающие вешалки. Термометры воспалённой хитрости. Цепи предсмертной подлости. Переписанные завещания и строптивые воины обмана. Фиксация вращения карусели. Описание одной борьбы и гладкость густой кожи. Шило, спрятанное поверх мешка. Растерзанные пиджаки ослиных коробов. Перила аудиторского учёта. Банкиры с гостиничными отпечатками картофеля. Рычание юродивых сверчков. Парцелляция и ястребиный нос. Засохший прах муторных легенд. Ложбины худых лопаток. Пропорции пророческих брызг. Шовинизм постыдных баррикад. Ситуативное принуждение к свободе. Искусство не имеет права задаваться вопросом о собственной опасности или безопасности.

Отягчающие обстоятельства и мозолистая вонь. Масонские ложи и торжественные заседания. Промышленные зоны и минирование скалистых отрогов. Цикличность времени и земледельческие культы. Горошины повсеместной апатии. Медовая фамильярность провозглашённых аннексий. Тыльные стороны ладоней гребнистого укуса. Решето картинных морковей. Сорта магических лепёшек. Бледное замешательство в ломбарде. Зори над скоплениями восковой золы. Концентрированная утренняя мерзость. Воровство и трактирные червонцы. Вертикаль последнего причастия. Ломкие гербы шизофрении и паранойи. Великолепие дальних подступов. Расшаркивание и заводная волынка. Заскорузлые пальцы, притрагивающиеся к счётам. Запрет цензуры и кошачий ошейник. Священная низина, полная сакральной атмосферы, и застарелые дуэлянты. Люки и мужские дела для победы над ожиданием. Постановка фарсов и автобусная торговля. Лопухи вдоль перекрёстков. Общечеловеческие ценности и изящные глобалисты. Забор, содержащий в себе рассыпную безмерность.

Ковбой стреляет в грабителя, но грабитель растворяется в воздухе. Ковбой недоумевает. Недоумевая, своим револьвером он чешет лоб. А труба далёкого завода выпускает обезболивающий дым.

Тусклые ливни, заливающие отсутствующие колодцы. Узники варикозных расстройств на хлопьях и пираньях. Гильотины  коллективного мела и коллективные субъекты познания. Кафе для туристов и памятники самозванцам. Поиск еды и лисья крепость. Брючные ремни для ветхих загонов. Аббревиатуры на молниеносных стульях. Корнеты, перерабатывающие массивы приказов. Пакля всегдашнего везения. Чумные госпитали и руины водосточных труб. Паладины меркантильных коровников. Пламя, становящееся пеплом. Интриги и женский характер. Незнакомцы, глупо говорящие о погоде. Табурет оголтелых крыс. Короткое замыкание и вьючные монстры. Задушевный разговор с ослабленной совестью.

Деятельный коммерсант расстелил ковёр и сел на него подсчитывать прибыль. Этим он заставил грустить собственные пятки и многочисленные бородавки.

                                               3

Королевский карлик скрупулёзно собрал все городские сплетни и записал их на чрезвычайно длинный свиток пергамента. Этот свиток он с немалым трудом свернул и поместил его в большой конверт. Заклеив его, карлик вскоре отправил рукопись мохнатому великану-издателю.

 

Рейтинг: 0 Голосов: 0 753 просмотра
Нравится
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!

Добавить комментарий