Мозговая плесень

В мозгу Ивана Петровича кто-то поселился.

Произошло это так. Он ехал с работы на трамвае восьмого маршрута. Народа набился полный салон.

Кондуктор – толстая женщина в синей жилетке с надписью «Западное депо», протискивалась к передней площадке, чтобы обилетить вошедших.

Пихнув Ивана Петровича каучуковой грудью, она со служебным раздражением потребовала:

— Гражданин! Посторонитесь, мне нужно пройти!

Иван Петрович хотел ответить, что он и так уже посторонился, дальше некуда, но вдруг услышал:

— Здравствуйте! Не подскажите, куда это я попал?

Иван Петрович, забыв про кондуктора, закрутил головой, не понимая, кто его спрашивает.

— Что же вы молчите? – не унимался голос. – Где я?

Тут Иван Петрович с ужасом понял, что слышит голос в своей голове. Не желая в это верить, он с надеждой посмотрел налево.

Худой парень в черной кожаной куртке, повиснув на поручнях обеими руками, слушал музыку через наушники. Глаза его были закрыты, и лицо с вполне уже созревшим прыщом на подбородке выражало полную отрешенность.

Тогда Иван Петрович посмотрел направо, но вид жующей жвачку девицы никак не совпадал со словами:

— Куда это я попал?

— Я нахожусь в вашем мозге, поэтому не надо смотреть по сторонам, все равно там ничего не увидите. Вы меня понимаете?

— Да… — пробормотал Иван Петрович, ничего не понимая.

— Не волнуйтесь. Ваша жизнь вне опасности. Вы кто?

— Я человек,- ответил Иван Петрович громко и неожиданно сипло.

Девица справа подняла на него голубые фарфоровые глаза и перестала жевать.

— Это я не вам, — буркнул Иван Петрович и сказал без паузы уже тому, внутреннему голосу. – Что вы еще хотите узнать?

Девица аккуратно выплюнула в ладошку розовый комочек жевательной резинки:

— Мужчина, вы чего хамите? Человек он! Тут все люди,  и все по ногам ходят, не знаешь, как до своей остановки доехать! Но я же не возмущаюсь, еду и терплю!

— Следующая остановка Октябрьская, — донеслось из динамиков.

— Извините, девушка, вы все не так поняли. Разрешите, я пройду, мне на следующей.

Иван Петрович сидел на остановке, было зябко, уже темнело. Весна в этом году припозднилась, и снять зимнюю куртку никак не получалось.

На газонах между осевшими сугробами чернела земля. Рельсы холодно поблескивали в свете уличных фонарей. Мимо проносились автомобили, раздраженно сигналя перебегающим дорогу пешеходам.

Всю свою сознательную жизнь Иван Петрович посвятил технике безопасности. Работа эта, связанная с охраной жизни и здоровья, оставила отпечаток на его характере так же отчетливо, как рубчатая подошва строительного ботинка оставляет след на свежей бетонной поверхности.

Иван Петрович не верил в то, что нельзя пощупать пальцами. Для него существовала только реальность, ход которой определяли совершенно обыденные причины.

 Он точно знал – кирпич падает на голову прохожему только в том случае, если строящееся здание не ограждено должным образом, удар током происходит, если какой-то разгильдяй оставил два оголенных провода под напряжением, и не вывесил предупреждающей таблички, а второй растяпа не воспользовался диэлектрическими перчатками, прежде чем за эти провода схватиться, падение человека со стены случается, только когда рабочие мостки не снабжены перилами достаточной высоты и прочности.

Вера Ивана Петровича в могущество техники безопасности была беспредельна, и он распространил ее  на весь остальной мир.

Все мелкие и крупные жизненные опасности были им  систематизированы, а к ним приняты соответствующие рекомендации, выполняя которые можно было избежать неприятностей.

До сегодняшнего дня его система работала безукоризненно, если не считать прокола с женой, которая три года назад не вынесла жизни по его правилам, и развелась с Иваном Петровичем, обменяв старую «двушку» в центре на две новые «однушки» в спальных районах.

— Ну, что, успокоились? – раздалось в голове.

— Кто вы? Что со мной происходит?

— Я такое же разумное существо.

— Что значит такое же? Это что, гипноз, телепатия? Я общаюсь с вашим сознанием, но где вы сами?

— Ваше тело теперь и есть я сам.

Иван Петрович вскочил.

— Как это? Я прошу, я требую вас покинуть меня! Немедленно!

— Тише, тише, а то люди вокруг на нас смотрят.

— Они смотрят не на нас, а на меня, вам понятно?

— Хорошо, пусть на вас. Но покинуть ваше тело я не могу.

— Это почему еще?

— Потому что мое собственное тело погибло.

— Черт знает что! Бред. Мне надо к психиатру, пройду лечение, и все кончится.

— Не поможет. Лучше выслушайте меня внимательно, а потом уж решайте, бред это, или нет.

Иван Петрович возмущенно прошелся взад и вперед по остановке, провожаемый удивленными взглядами ждущих трамвая людей.

— Мам, почему дядя бегает? – вдруг радостно пропищала какая-то мелкота в зеленом комбинезоне. – Дядя хочет пи-пи?

Мама испуганно покосилась на Ивана Петровича и шикнула:

— Тише, Коленька. Дядя ждет трамвая и очень торопится. И не задавай больше таких вопросов, стой молча.

Иван Петрович не любил привлекать к себе излишнего внимания.

Миновав трамвайные пути, он направился к своей шестнадцатиэтажке, которая возвышалась над  хрущобами, будто рубка атомного ледокола над нагромождением многолетних торосов.

— Так что вы там мне хотели объяснить? Только покороче.

— Если коротко, то моя вселенная погибла.

— Вы из другой галактики?

— Нет, я же сказал, из другой вселенной. Понимаете, ваша вселенная сейчас расширяется, а наша, наоборот, сжимается. Точнее, она уже сжалась. На данный момент она существует в виде точки.

— И что дальше?

— А дальше — бум! Будет взрыв, и она начнет расширяться, но в ней кроме раскаленного газа ничего не останется. Кстати, вы этого даже не заметите. Такие взрывы происходят постоянно, вселенных бесконечное множество.

— И почему из всех этих вселенных вы залетели именно в мою голову?

— Индивидуальные характеристики вашей и моей ауральной матрицы совпали, так уж случилось. Вот так, уважаемый. Что будем делать? Неужели вы не спасете единственного представителя погибшей цивилизации?

— Я не хочу никого спасать. Откуда я знаю, что вы вообще такое? Может, вы монстр, и будете управлять мной… манипулировать моим сознанием!

— Поверьте, это просто невозможно. Я не могу управлять вами. И потом, мы очень древняя раса, мы уже забыли, что такое войны, насилие над личностью. Кроме того, я носитель  таких знаний, которые выведут вашу цивилизацию на новый уровень! Если вам не жалко меня, подумайте о том, что теряете вы лично, а вместе с вами и весь ваш мир!

— Да подождите со своими знаниями,- поморщился Иван Петрович.- Давайте попробуем разобраться в ситуации. Вы каким-то образом заселились в моей голове, не спросив моего согласия. При этом вы мне рассказываете о том, что вы представитель гуманной цивилизации. И что вы против насилия над личностью. Так?

— Так. Я понимаю, к чему вы клоните. Но у меня чрезвычайные обстоятельства. Мне кажется, спасти жизнь важнее, чем…

— Чем моя неприкосновенность? Может быть. Но, в любом случае, это должно было произойти с моего согласия. А я его не давал.

— Видите ли, ваш мир еще не достиг понимания высших ценностей.  А у меня безвыходное положение. Я просто не могу покинуть вас. Ну, и вы не можете … э-э, изгнать меня.

— Это почему? Прыгну с крыши дома и башкой об асфальт!

— Зачем же такие крайности? Я буду очень незаметен, и напоминать о себе лишь изредка. Договорились?

— Договорились? – ошеломленно переспросил Иван Петрович.

Он уже подошел к своему подъезду, и поднимался по ступеням к входной двери, роясь в кармане в поисках ключа к кодовому замку.

— Как я могу о чем-то договариваться со своим сумасшествием? Я не верю, что вы какой-то там инопланетянин. Я не верю в гибель какой-то там вселенной. Где доказательства? Их нет, а есть только бормотание в моей голове. Просто бред уставшего от работы мозга, вот и все! Или болезнь. Мозговая плесень!

— Это я мозговая плесень?

— Вы.

— Не очень-то вы гостеприимны. Зачем же так оскорблять представителя высокоразвитой цивилизации?

— А вы докажите сначала, что вы представитель.

— Хорошо. Если вам нужны доказательства, вы их получите.

— Когда?

— Прямо сейчас.

— Отлично. Но если их не будет, я с утра иду на прием к врачу и выскребаю вас при помощи лекарств, так и знайте!

Войдя в лифт, Иван Петрович нажал на кнопку девятого этажа. Квадратная кнопка засветилась рубиновым светом, и дверь лифта, подумав немного, с гулом закрылась.

Лифт вздрогнул и начал подниматься, по-собачьи взизгивая и скуля, будто рассказывая, как это нелегко – сутками ерзать вверх и вниз по этажам, перевозя жильцов.

Дому всего два года, а как уже скрипит лифт, днем еще ничего, телевизор, уличный шум, не очень слышно, но ночью – ночью он скрипит так, что иногда от этого просыпаешься.

Лифт остановился. На табло горела девятка. Дверь открылась, и Иван Петрович увидел на выкрашенной побелкой стене красную надпись – 10й этаж.

— Опять заглючил…- проворчал он.

С лифтом это случалось, особенно первый год, когда жильцы еще въезжали в новые квартиры. Обычно они забивали своим барахлом кабинку лифта до упора, причем, если грузовой был занят, они делали это с пассажирским. Грузили долго, дверь то и дело начинала закрываться, кто-то подставлял ногу или локоть, и продолжал заталкивать ящики и коробки.

И когда, наконец, заканчивали и втискивались в кабинку, оказывалось, что лифт глючит, и вместо нужного этажа поднимается на один выше. В таких случаях нужно было набрать не свой этаж, а предыдущий.

Иван Петрович подождал, пока кнопка с девяткой не погаснет, и нажал кнопку с цифрой восемь.

Лифт проехал вниз, остановился и со вздохом открыл дверь. Иван Петрович посмотрел на стену. Восьмой этаж.

Иван Петрович чертыхнулся. Лифт совсем сбесился, это ясно.

— Ну, что, убедились? – поинтересовался голос.

— В чем? – удивленно спросил Иван Петрович.

— В моей реальности. Вот вам доказательство. Я заставил лифт не останавливаться на вашем этаже.

— Ой, я не могу! – фыркнул Иван Петрович. – Такое «доказательство» может устроить любой оболтус младшего школьного возраста, так что, он тоже представитель погибшей цивилизации?

— Хорошо. Если вам этого мало, будут вам еще доказательства.

— Да уж, будьте любезны. А лифт просто сломался. Придется идти пешком. Это не страшно, всего-то на один этаж подняться. Бывало и хуже.

Он вышел на балкон, по которому нужно было пройти, чтобы попасть на лестницу, и поднялся на два пролета.

Стены были девственно белоснежны, ни одной надписи, ступени чисто выметены и не заплеваны, сразу видно, что здесь практически не ходили.

Иван Петрович снова вышел на балкон, и остановился,  опершись на перила.

Внизу поблескивали стеклами автомобили, плотно припаркованные с обеих сторон дороги, по узкому проезду между ними ехала белая иномарка с желтым гребешком такси на крыше.

Невдалеке чернел силуэт недостроенного дома, за ним  прожектора подсветки выхватывали из тьмы огромный супермаркет, а еще дальше была железная дорога, и по ней сейчас шел пассажирский состав, шумный и торопливый.

— Отойдите, пожалуйста, от края. Я боюсь высоты,- попросил голос.

— Странно, что вы ее боитесь.

— Я не самой высоты боюсь, я боюсь ее в вашем теле.

— Понимаю,- усмехнулся Иван Петрович,- переживаете, чтобы я не свалился с балкона? Жить хочется?

— Хочется. Вы даже себе представить не можете, как хочется.

— Да, где уж мне. Ладно, пошли.

Он вошел на площадку лифта и прочитал вслух:

— Десятый этаж.

— Ну, теперь что вы скажете? – ехидно спросил голос.

— Скажу, что плесень в моем мозгу прогрессирует!

— Вы не верите своим глазам?

Иван Петрович подошел к надписи и поскреб ее ногтем.

— Почему же, верю.

— Значит, я вас убедил?

— Нет.

— Вы что, сомневаетесь в моих доказательствах?

— Я в себе сомневаюсь, понятно? Мне нужен независимый наблюдатель, которому еще не затуманили мозги.

— И где его найти?

— Найду, не волнуйтесь.

Иван Петрович, уже не доверяя лифту, спустился на первый этаж по лестнице, вышел на крыльцо и набрал номер соседской квартиры.

— Кто там?

— Витя, это я, Иван Петрович. Слушай, я тут на ступеньках ногу подвернул, спустись, пожалуйста, помоги до лифта доползти, очень тебя прошу.

— Хорошо, Петрович, сейчас куртку накину, и выйду.

Витя был его соседом по лестничной площадке, с которым они познакомились почти сразу после переезда на почве одалживания друг другу различных инструментов, у Ивана Петровича была аккумуляторная дрель, она же шуруповерт, а у Виктора мощная ударная дрель, которая работала только от розетки.

Несколько раз они вдвоем пили пиво, и все собирались вместе  поехать на рыбалку, но, как это водится в таких случаях, так и не собрались.

Витя выскочил через пару минут, он был в домашних тапочках, трениках и куртке, одетой на майку.

— Что, Петрович, сильно подвернул? Может, скорую вызовем?

Лицо его сочувственно сморщилось, и Ивану Петровичу стало неудобно за свое вранье, но он утешил себя тем, что сказать правду было бы еще хуже.

— Да нет, не надо. Пройдет потихоньку. Мне б до дивана добраться, а там пройдет, отлежусь.

— Ладно. Какую ногу-то вывихнул?

— Какую? Вот эту, левую.

Витя с готовностью подставил плечо, согнувшись (роста он был баскетбольного), и они двинулись.

— Слышь, Вить, как лифт, нормально работает? – спросил Иван Петрович, добросовестно хромая, но стараясь не переигрывать.

— Да чего ему сделается?

— Это хорошо. А то я думаю, вдруг еще и лифт сломается.

— Ну, ты даешь, Петрович. У нас же два лифта. Оба одновременно всего-то один или два раза ломались, и то во время заселения дома.

Они вошли в кабинку на этот раз грузового лифта, и Иван Петрович облокотился о стенку, выставив якобы больную ногу вперед.

— Ну, поехали? – спросил Витя сам себя, и нажал на кнопку.

Иван Петрович напряженно смотрел на сменяющиеся цифры на табло: 7..8..9

— Все, прибыли, — прокомментировал Витя. – Наша остановка.

Дверь лифта отползла в сторону.

— Вот черт. А почему десятый этаж?

— Лифт глючит,- ответил Иван Петрович, — не видишь что ли.

— Что, проедем вниз на этаж?

— Не надо.

Иван Петрович прикинул, что имитировать хромоту лучше спускаясь вниз, чем поднимаясь, а что подниматься придется, он уже почти не сомневался.

— Ну, как скажешь,- с сомнением сказал Виктор.

Когда они проковыляли вниз по лестнице  и перешли по балкону на площадку лифта, Виктор изумленно выдохнул:

– Восьмой этаж,-  и замер, уставившись на надпись.

— Что за хрень, Петрович? Мы ж только на один этаж спустились. Как мы здесь оказались?

— Не хотите ему объяснить, как вы здесь оказались? – поинтересовался голос.

Иван Петрович не ответил. Ему было страшно. Значит, это не сумасшествие, не бред.

Но как можно доверять тому неизвестному и непонятному, поселившемуся в тебе, даже если оно дает ответ на любой вопрос, делает все, чтобы ты в него поверил, и ведет себя тактично и дружелюбно.

Что живет там, внутри? Может быть, в глубине его тела сейчас прорастает нечто страшное, какое-нибудь гигантское насекомое, и с каждым днем оно будет становиться все больше, пока из-под кожи не полезут острые зеленые шипы, и тогда мясо, уже ненужная и отслужившая свое оболочка, лопнет и отвалится, обнажив гладкие суставчатые конечности космического монстра.

А что, если, пока не поздно, сигануть с балкона на асфальт? Спасти человечество от грядущей катастрофы…

— Ну, что делать будем? – спросил Витя. – Опять пешком пойдем?

— Да нет. На лифте  поедем, вызывай.

— Он же глючит.

— Уже нет.

— Откуда ту знаешь?

— Знаю, и все тут. Вызывай.

— Ладно,- сказал он голосу. – Поехали домой.

— Я вас убедил?

— Да. Теперь я верю, что вы существуете.

— Это ты сейчас с кем разговаривал? – спросил Витя.

— Потом объясню.

Лифт остановился точно на девятом этаже. Витя что-то удивленно пробормотал, типа, ну, ты Иван Петрович просто экстрасенс, тебе по телику выступать, и они, один согнутый в три погибели, второй отчаянно хромающий, направились к квартире двести пятнадцать.

— Витя, мне надо с тобой поговорить, — сказал Иван Петрович, усевшись на кухонный табурет. – Чай будешь?

— Буду. А о чем?

— Ты в инопланетян веришь?

— Это в зависимости от обстоятельств, – ответил Витя.

Он налил в электрочайник воды из-под крана и поставил его на тумбочку.

— Когда я все это по телику смотрю, то верю даже в то, что гаишники на дорогах деньги перестанут вымогать, не то, что в инопланетян. Зато на работе, как на склад приду, и заказы комплектую, не верю уже никому, пару раз пролетел, потом такие бабки выплачивал! Теперь каждую счет — фактуру по три раза проверяю. Какие тут инопланетяне. А чего ты спрашиваешь?

— Тебе не показалось странным, что мы сейчас не могли на свой этаж попасть? Сначала лифт, потом лестница. Как ты это объяснишь?

— А черт его знает. Мистика. О, чай закипел. Где у тебя пакетики?

— В шкафчике.

Иван Петрович смотрел, как Витя наливает в чашки кипяток, бросает туда по пакетику чая, пододвигает поближе сахарницу, и думал, как бы ему половчее начать разговор.

— Это не мистика, Витя. Это самая настоящая реальность.

И будто прыгнул с обрыва в воду:

— В меня инопланетный разум вселился!

Витя вздрогнул и опасливо посмотрел на чашку с горячим чаем в руках Ивана Петровича.

— И давно вселился-то?

— Сегодня вечером. В трамвае.

— И что ему от тебя надо?

— Говорит, что ничего. Пожить во мне немного, пока он не придумает, как из меня выбраться. Ты мне веришь?

Витя пожал плечами.

— Как-то не особенно.

— Но ты же со мной вместе видел, как лифт глючил, как мы на свой этаж на лестнице не  могли попасть. Если хочешь, можем повторить.

— Нет, Петрович, лучше не надо. Там все стопудово было, по-настоящему. И что ты теперь с этим  делать собираешься?

— Не знаю, Витя. Страшно мне. А вдруг он во мне каким-нибудь монстром прорастет? Я с ним один в квартире боюсь остаться, понимаешь?

— Понимаю, Петрович. Попал ты конкретно. Может, ученым сообщить?

— Да какие там ученые,- тоскливо сказал Иван Петрович. – Отправят в психушку, вот и все.

Они помолчали, со звоном помешивая ложечками чай.

Иван Петрович вдруг отодвинул от себя чашку.

— Я думаю, мне надо подписать с ним договор.

— О чем?

— О том, что он не собирается захватывать меня навсегда, и обязуется в кратчайшие сроки оставить меня в покое. Что он не будет выращивать внутри меня какого-нибудь монстра, питающегося моими же внутренностями.

— Допустим,- сказал Витя. – А что это тебе даст?

— Уверенность. Все-таки договор.

— А вы разумнее, чем я предполагал,- с одобрением произнес голос. – Только как я этот договор буду подписывать? Вашей же рукой? Тогда юридически это будет соглашение вас с вами же.

— Ну и пусть, — упрямо сказал Иван Петрович. – Я предпочитаю иметь дело с документами, а не с голыми словами. Лучше плохие правила, чем вообще ни каких.

Поминутно поднимая глаза к потолку, будто надеясь там обнаружить подсказку, и беззвучно шевеля губами, он принялся сочинять документ:

                                           Договор о намерениях

Настоящий договор составлен между представителем земной цивилизации Лосевым Иваном Петровичем и представителем цивилизации, уничтоженной катастрофой…

— Как ваше имя? – спросил Иван Петрович.

В его мозгу раздался хруст, напоминающий топтание сапог на битом стекле.

— Понятно,- пробормотал Иван Петрович, и продолжил:

— …в дальнейшем именуемым Аноним, в том, что:

1. Аноним не претендует на постоянное проживание в теле Лосева И.П. и обязуется в кратчайший срок покинуть тело последнего.

2. Аноним не будет пытаться вырастить в теле Лосева И.П. какие-либо инопланетные формы жизни.

3. Договор считается действующим с момента его подписания.

Лосев И.П.    подпись                           Аноним    подпись

Подписавшись за себя и Анонима, Иван Петрович пододвинул листок Виктору:

— Все! Читай.

Витя пробежал по договору глазами:

— Законно! Это дело надо обмыть. У тебя водка есть?

— В холодильнике. А зачем ты три стопки достал?

— Ну, ты даешь, Петрович. Нас же трое, значит и стопок три должно быть. Будешь пить одну за себя, а одну за этого инопланетянина. Заодно и его напоим.

— Как ты его напоишь, это же просто голос?

— Но ведь он пользуется твоим телом. Стало быть, у него и мозги твои, и кровеносная система, и печень, короче, все твое. То есть, если ты будешь пить, то и он забалдеет. А пьяный он быстренько расколется, кто такой и зачем сюда прибыл.

— Я не хотел вмешиваться в ваш диалог, — сказал голос, — но не могли бы вы мне объяснить, что такое водка, и что значит «забалдеть»?

— Сейчас вы все поймете! – пообещал Иван Петрович, — за что пьем, Витя?

— За встречу двух цивилизаций!

— Ну, поехали!

Ночью Ивана Петровича мучили кошмары. Будто подходит он к окну, а вместо строящегося дома видит огромное, похожее на термитник сооружение, и везде, сколько хватает взгляда, такие же термитники торчат из земли. Вокруг них суетятся жуткие существа, похожие на гигантских богомолов.

Они с любопытством бродят возле машин, пытаясь открыть дверцы и залезть внутрь. Возмущенно орет сигнализация, но ее никто не выключает, и вообще не видно ни одного человека.

Потом одно из существ замечает стоящего у окна Ивана Петровича, и вдруг воздух наполняется тяжелым гулом – они все разом взлетают и вот они уже рядом, в метре от него, скребут когтистыми лапами  оконное стекло, закрыв собой все небо.

Он пятится, отступая, забегает в ванную комнату, чтобы спрятаться, и видит в зеркале свое отражение – такого же гигантского богомола с черными фасеточными глазами…

Утром Ивана Петровича разбудил сотовый, выставленный на половину восьмого. Иван Петрович лежал одетым на диване, в глубине комнаты бормотал не выключенный телевизор, и горела лампа на журнальном столике.

Голова после вчерашнего раскалывалась на части.

Иван Петрович сполз с дивана и медленно побрел в туалет.

Он встал над унитазом, расстегнул молнию на джинсах, и обмер.

Вместо чаши белого фаянса перед ним была точная ее копия из желтого блестящего металла.

— Это что? — спросил он севшим после водки голосом.

— Золото.

— Золотой унитаз?!

— Ну, да. Вы вчера с Витькой решили, что все эти штучки с лифтами и лестницей ерунда, и потребовали от меня настоящего доказательства, такого, чтобы пощупать можно было. Вот я и сделал вам такое доказательство. А ты что, не помнишь?

— Нет, не помню… — пробормотал Иван Петрович, чувствуя себя так, словно вчера, оказавшись в палате для безнадежно больных, он напился до беспамятства, а наутро узнал, что совершенно здоров, мало того, к нему пришел какой-то сумасшедший олигарх и сообщил, что отписывает ему часть своего много миллиардного состояния.

— Он что, весь золотой?

— Конечно. И крышка, и сливной бачок. Это что-то для тебя значит?

— Да. Что-то значит.

Иван Петрович нажал на кнопку слива, и посмотрел, как по сверкающей золотом поверхности бежит вода.

— Слушай, а что ты там решил со своим переселением из меня, это как, скоро будет?

— Могу прямо сейчас, Петрович.

— Знаешь, я тут подумал, ты ведь можешь и не спешить. Мы с тобой сейчас в магазин сходим, пивка разливного возьмем. Ты как себя чувствуешь?

— А как ты сам думаешь? Говорил же тебе, не надо больше пить, так ты все равно Витьку в магазин еще за одной бутылкой отправил.

— Вот мы пивком и подлечимся. Лещей вяленых возьмем, такая вещь, я тебе скажу!

— Как же договор, пункт первый?

— Да черт с ним, с договором, — махнул рукой Иван Петрович. – Забудь!

— А работа?

— Тебе что, охота целый день проторчать в моем кабинете? Слушать, как я инструктажи повожу? Я тебе лучше мир покажу, Южную Америку, Австралию. На Гаваи слетаем, на серфинге научимся кататься. Кстати, о договоре. Та ручка, которой мы его подписывали, ты ее можешь золотой сделать, на память?

— Конечно, могу, Петрович. Так что, все нормально?

— Нормально? Да все отлично!

— Я же говорил, что тебе еще понравится, а ты сомневался. Плесень какую-то мозговую придумал.

Выйдя из туалета и щелкнув по выключателю, Иван Петрович заметил, как что-то упало на пол. Он нагнулся – это был его ноготь.

Иван Петрович поднес к глазам правую руку и оцепенел – из указательного пальца торчал острый коричневый шип.