Наш барин

Давно это было, ещё графья землёю нашей правили, ещё мужики читать писать не умели, да всё на подводах ездили.

Барин наш, Никита Андреич, дай ему Господи, и детям его и крестникам. Вот на что был барин хороший и не скажешь. А всё почему? Учёный человек. А учёный человек, он ведь Богом благословлённый, нет в нём самодурства и злости нет, всё у него природою объяснено. Потому и направил, Андрей Терентьич, Царствие ему Небесное, сына в Самкт-Петербуг учиться, чтоб разуму набрался, да не дождался, не нарадовался – понесла как-то лошадь, на охоте, не удержался барин в седле – грянулся оземь и поминай как звали.

Ох рыдали мы! Ох горевали! Почитай неделю трезвого мужика ни в одной из трёх деревень не найти было. А уж как схоронили-помянули, так и пуще того затужили. Кто его знает, чему там молодой барин в Петербуге да научился? У них, говорят, там и улицы есть по которым только господам ходить велено, а простого мужика сразу городовой в кандалы, да в Сибирь-матушку. Вот такие в этих городах нравы, прости нас грешных и помилуй.

К исходу недели и молодой барин приехал. Трезвый. У батюшки на могиле постоял, головой покачал и ни слова от него, ни слезиночки.

Принял Никита Андреич наследство как полагается чин чином. Тут ему бы загулять с горя лютого, цыган бы зазвать, велеть мужиков пороть почём зря, девок по сеновалам портить. Благо всё готово уже – цыгане они ж как волки, добычу чуют за сто вёрст, подтянулись к имению, ждут пока позовут. Девки, кто покрасивее, хихикают, да румянцем заходятся, парни желваки по лицу катают. Да всё не так. Не зря говорят, человек, мол, предполагает, да не всё знать да разуметь ему положено.

У нового барина ни запоев, ни загулов, ни ненависти лютой, ничего такого. Собрал он всех перед усадьбою, и говорит:

- Так значит, православные, привыкли вы землю пахать, да под кнутом барским стенать, но всякому делу конец приходит. Бывал я не только в Петербуге-городе, бывал я в земле английской, да в земле китайской, а после до земли индийской дошел и везде учился. Теперь же науку мою будем на благо земли родной применять, чтоб всем нам хорошо жилось.

- А что, - спрашиваем, - Никита Андреич, батюшка, в землях китайских да индийских мужику как живётся?

- Тяжело, - барин отвечает. – Мужик он по всей Земле спину гнёт, да отмалчивается. Везде его плёткой да палкой охаживают. Везде его за скотину считают. Да, мы с вами по-другому жить будем, по совести, а не по страху да злобе.

Подивились мы такому, да не поверили. Где ж это видано, чтоб по совести жить? Не по-нашенски оно как-то, не по уму…

Дивились мы дивились, да барин слово держал – пороть перестали, в солдаты никого не отдают, на реке колёса чудные поставили, да анженера из самой Москвы выписали, чтоб наладил на них машины. И появились в наших деревнях элетричества. Ох и благодать настала, ох и светлота! А после за вспашку полей принялись, чтоб не гробили мужики здоровье. Ме-ха-ни-за-цию устроили. Во! Ни у кого в губернии такого нет, только у нас. А вот ещё что барин удумал – агрономов выписал.

- Они, -говорит, - лучшее всякого мужика знают каково урожай растить.

Посмеялись мы, на агрономов глядючи. Ох забавные – в очках все трое, в картузах модных, да штиблетах, с бумагами-перьями, ну чисто приказчики, да только без приказной жилки.

Походили они по полям туда-сюда, что-то позаписывали, да давай нашему брату приказывать, что где сажать требуется. Ну, мы в кулаки сразу – нешто не знаем, как родную землю ублажить? Что в неё-матушку сеять, а от чего беречь? Да снова барин вмешался:

- Вы, - речёт, - мужички, испокон веку глаз от земли не поднимали, свету белого не видели, а за весь мир судите. Это что же получается, я вам агрономов по глупости прислал?

-Помилуй, -говорим, - батюшка. Ну откель у нас бананы расти будут? У нас и рожь-то вызреть не успевает – то градом её побьёт, то морозом, а тут…

- А вы не особо рассуждайте, - барин отвечает. – Слово моё крепкое – по совести, да по разуму живём на своей земле, оттого и благости нам будут дадены.

Делать нечего, слово барское крепче стали харалужной. Стали агрономам помогать-посаживать. А на следующий год! Сохрани и помилуй нас окаянных! Пальмы банановые из земли полезли, деревья апельсиновые растут как на дрожжах, ананасы каждый с мужика размером. А как поставили мы дома стеклянные дивные, так зацвели у нас в них цветы невиданные, да овощ-фрукт на столе круглый год есть. Стали мы целой артелью лимоны солить, да ананасное варенье вываривать. На барина разумного нарадоваться не можем.

А барин снова не пьёт не гуляет. Бабы промеж себя рекут, выйдет поутру в сад, ноги кренделём сложит, да и сидит так час-два, и не дышит как будто, а то бывает шипит-сопит будто самовар дырявый. А страшнее того, что мяса не ест. Оно ведь как обычно, барский аппетит он такой – на поросятину, да на телятину охочий, а этому нет. Ест барин овощи-фрукты только, да другим советует.

Так жили мы не тужили, покуда не стряслось с нами явление. Ночью тёмной небо словно раскололось да заполыхало, словно перед грозой. Да тихо всё, без всякого атмосферного непотребства. Так и утихомирились мы.

А поутру привозят в усадьбу на подводе человека. Бабы как увидели, заголосили-заохали.

- Это как же, - кричат. – Это кто же его так?!

Вышел тут Никита Андреич из дому, поглядел на гостя молча, да в дом пригласил.

Вот уж диво дивное! Никогда гостей у барина не водилось, а тут…

На крики баб мужички прибежали.

- Что, спрашивают, - стряслось такое?

- Ой, - бабы голосят. – Страсть какая! Окаянство! И родились, и крестились, а такого не встречали!

И рассказывают, что у гостя барского, кожа зелёная-презелёная, навроде травы или ряски болотной, что волос нет, ни бороды, ни усов, что одет в костюм чудной серебристый.

Пробрались мужички тихонько в дом, в щёлку заглянули, а Никита Андреич с гостем беседуют, обсуждают. Гость барина хвалит за прогрессивный взгляд на действительность, но предупреждает, что это добром не кончится.

- Это же, - говорит, - совершенно атипичное поведение, для данного времени и пространства. Что же вы так увлеклись, батенька?

- Увлёкся, то верно, - отвечает Никита Андреич. – Да болит у меня душа за крестьян моих. Хочу, чтоб жили хорошо, чтоб не кручинились от мелочи всякой, не в грязи возились, но шли вперёд по дороге ровной. Вот, школу думаю построить, а, после, институт крестьянский.

- Не успеете, батенька, - отвечает гость. – приказ уже в губернии подготовлен на ваш арест. Пишут, будто подрываете вы вековые устои и крамолу сеете в крестьянстве.

- Да, как же так?! – барин наш даже из кресла встал. – Что же это получается?

- Так принято в вашем мире. Разве ваши учителя не объясняли вам, что не нужно так явно демонстрировать свою просвещённость?

- Объясняли, - понурившись, ответил Никита Андреич. – Так, ведь я и на одну десятую не показал, что здесь можно было бы развернуть.

- Того, что показали хватило, - парировал гость.

- Что же теперь? – спросил барин. – Требуется мне бежать в Индию?

- Мы рассматривали этот вариант, - покачал головой собеседник. – Наши аналитики вычислили, что в Индии повторится то же. В вас слишком большой потенциал, батенька. Слишком большой для этой планеты.

- Мои учителя предупреждали и об этом, - произнёс барин.

- Да. Если бы вы согласились на предложение остаться в Индии, это бы стабилизировало ситуацию.

- А что теперь?

- А теперь, Совет уполномочил меня забрать вас во Внешние Миры. Не беспокойтесь, найдём вам планетку потише, будете там строить светлое будущее!

- Неможно, - ответил Никита Андреич. – Это земля моя и люди мои. Что с ними станется, как я исчезну? Погибнут ведь, снова в грязи да гноище согнутся.

- Не согнутся, - ответил гость. – Для них мы оставим вот это.

                Мужики потом говорили, будто из воздуху незнакомец достал ту чуду-юду механизьменную.

- Это что такое? – удивился барин.

- Гармонизатор, - ответил незнакомец. – Запас работы на тысячу лет, охват территории триста вёрст. Подойдёт?

- И что он сделает?

- Сделает так, что никто на ваших мужичков не кинется, а сами оне развиваться будут, учиться, новое изобретать. Идёт?

- А…

- Испытано на трёх сотнях миров, - ответил незнакомец. – Ни одной осечки.

- Идёт, - вздохнул барин и крикнул: - А ну мужички, от двери прочь! Будем с гостем веселиться!

Впервые велел Никита Андреич цыган звать, впервые песни и гитары в поместье зазвенели, всю ночь веселились оне с незнакомцем зеленокожим, а наутро, барин, как всегда ноги кренделём заплёл, попыхтел, потом на могилку отцовскую сходил, да и велел всех собрать.

- Вот что, народ православный, - сказал он, когда сошлись все. – Недолго мы с вами жили, да видно карма нам такая выпала. Придётся уехать мне в края дальние, как водится, навсегда. Ни за себя, ни за меня не беспокойтесь, да всё, что мы с вами нажили храните да преумножайте! Такой мой вам барский наказ!

Начал было народ роптать, да как-то неохотно, а тут ещё вот что произошло: выплывает из-за усадьбы большущая тарелка. Сохрани и помилуй! По небу летит, аки птица перелётная, да крыл нет! И звуку от неё никакого!

Тут незнакомец из усадьбы вышел и к Никите Андреичу подошёл.

- Пора, - говорит.

Коснулся он барского плеча, да и исчезли они. А тарелка, шух! Нету её!

Ох загоревали мы, ох закручинилсь снова, думали было запить, да не пьётся, а тут ещё и солдаты нагрянули: «Где, мол, барин?!»

- Нету, - отвечаем. – Улетел.

Солдаты потоптались-потоптались, да и ушли прочь.

И стали мы жить-поживать. Без барина. Как-то так вышло, что никто на место барское не пришёл и нас не тронул.

Так и жили – к царскому столу фрукту да овощ поставляли, а после изобретения наши начали делать. Школу открыли, а после институт (как барин и хотел). Учителей выписали отовсюду. И никто нам ни слова, ни полслова не сказал. А главное – помирать наши перестали, хоть двести лет живи, будешь прежний, только ума прибавляется.

И революция нас не тронула, и перевороты после что были. Изобретали мы изобретали, да и придумали такую ракету, чтоб прям к этим самым Внешним Мирам напрямки пролететь. Как построим, полетим Никиту Андреича проведать, то-то радости будет.  

Похожие статьи:

Рассказы → Незначительные детали

Рассказы → Культурный обмен (из серии "Маэстро Кровинеев")

Рассказы → Лизетта

Рассказы → Как открыть звезду?

Рассказы → О любопытстве, кофе и других незыблемых вещах