Разумный разумнейший

                          Разумный разумнейший

— А там что? – показываю за широкую ограду.

— А, кладбище там… пойдемте дальше.

— Вы же… бессмертные все, кладбище-то откуда…

Теряю дар речи, да я его и не обретал, — сколько здесь хожу с ним, столько чувствую себя не в своей тарелке. Да и то сказать, одно дело, когда говоришь с ним – где-нибудь в храме, или в келье монашьей, встанешь на колени, сложишь руки, Отче Наш, и все такое… А когда вот так ходишь с ним рука об руку, смотришь цветущие сады, реки времен, дерева жизни и познания – вот тут вот и становится не по себе, чувствуешь себя так, будто на приеме у королевы раскокал соусницу, и прямо ей на платье…

— Ну… кто бессмертный, кто и не очень…

Он смотрит на меня, подмигивает – мне так кажется, что подмигивает, хотя у него нет ни глаз, ни лица. Ничего нет — сияющая аура, которую не изобразишь ни на одной иконе.

Ничего, нормально мы с ним посидели, я думал, будет хуже. Про конец света поговорили, я думал, он не скажет ничего, а он спокойно так даты мне расписал, когда Солнце расширяться начнет, когда остывать… Вы тогда из солнечной системы сматываться не торопитесь, перебирайтесь на Плутон, а как Солнце остывать начнет, снова на Землю…

— А кто… не бессмертный?

Смотрю за ворота, на бесконечную вереницу крестов – до самого горизонта.

— Ну… пошли, посмотрим, если интересно…

Мне интересно. Мне все интересно. И молочные реки, и кисельные берега, и древа жизни, и аспиды, и лев с ягненком. Мне все интересно – и как он построил вселенную, как это – из обломков других миров построил, а что за миры были, а когда, а почему исчезли, а…

Мне все интересно. И все боязно. Который раз проверяю себя – все ли на месте, ничего ли не потерял, не забыл. Галстук на месте, запонка, все при всем, телефон… где телефон… а-а, в кармане, зря я его туда сунул, ключи… здесь ключи, бумажник, на хрена я его сюда с собой притащил, везде таскаю, и сюда тоже… смартфон… вон он, айпад… айфон… здесь… наушники где-то посеял уже… нет, в кармане… перчатки… очки…

Только бы ничего не растерять, а то со мной бывает, на-днях ехал…

Ладно, не о том речь…

Заходим на кладбище, кажется, надо было перекреститься – не перекрестился, замешкался. Он плывет мимо рядов могил – легкий, бестелесный, иду за ним, плавно, медленно, по этой эфирной, сияющей земле и ступать страшно, будто идешь кому-то по лицу…

— Вот… здесь диморфодон похоронен…

Киваю. Не знаю, кто такой, но сочувствую.

— Здесь велоцераптор лежит.

Снова киваю. Стараюсь показать на лице скорбь. Оглядываю могильные плиты, кое-где приукрашенные цветами, черт меня дери, я даже цветов с собой не взял…

— Это вон орнитолестес…

Наконец, спохватываюсь, что надо перекреститься.

— Сеймурия…

— Красивое имя.

— А?

— Красивое имя, говорю… лично ее знали?

Вспыхивает голубоватым сиянием.

— Да я всех лично знал.

Смущенно посмеиваюсь, как я мог забыть, Он всех нас знает, поименно, и мертвых, и живых, и правых, и виноватых…  Идем мимо могильных плит, оглядываю цветочки, чашки с водой, кусочки мяса, горсточки зерна, скромные дары от живых – мертвым…

— Гедон вот похоронен…

Наконец, решаюсь спросить.

— А фотографий тут нет… а он как выглядел?

— Да как сказать… змея такая, а сверху панцирь от черепахи.

— Ясно, — говорю, хотя мне ничего не ясно.

— Вот… головоног…

Осеняю себя крестным знамением, боже, упокой душу головонога…

— Эндрюсарх…

Звучит, как фамилия какого-нибудь англичанина. Киваю. Крещусь. Кого он тут собирал под крестами, кого хоронил… На всякий случай проверяю в кармане плеер, на месте, зарядник – здесь, ничего не потерял…

— Стегоцефал…

— Что-то знакомое…

Говорю вслух – он смотрит на меня ласковым сиянием, будто обволакивает.

— Да нет, вы его не знали. Вас тогда на свете не было.

— Ну, это само собой.

Идем дальше, читаем даты, имена… Жалко, цветочков я с собой не взял, да кто же знал, что на кладбище пойдем…

— Тираннозавр…

— Рекс?

— Ну… трицератопс…

Киваю. Крещусь. Как-то не по себе становится от мысли, что когда-нибудь… вот так… под крестом… Чш, даже не думай, человечество еще себя покажет… зря, что ли, сегодня договор подписали, чтобы крупных цунами не было, и крупных извержений – тоже…

— Араукария… Кистеперая рыба…

Киваю.

— Стрекоза…

— Так жива же стрекоза.

— Тю-у, то другая стрекоза, а тут такая стрекоза похоронена, что одним крылом вам голову снесет…

Киваю. Начинаю скучать на кладбище, он чувствует это, сворачивает к выходу. Что меня-то сюда, это надо какого-нибудь зоолога привести, или палеонтолога,  вот он-то здесь завизжит от радости… только бы могилы раскапывать не начал…

— Чорроапитек… дриопитек… А вот тут человек… как он сам про себя говорил – человек разумный разумнейший… сам не похвалишь, никто не похвалит… фороракос… он же – птица Рухх. Чупакабра. Квагга. Василиск…

Вздрагиваю. Что-то он не то сказал… боюсь потеряться, отстать, возвращаюсь, смотрю на могилу…

— А здесь, вы сказали… к-кто?

— А-а, это был такой… хомо саспенс… нет, вру, как-то по-другому по латыни… разумный разумнейший, как он сам себя называл. Прожил-то надолго, десять тысяч лет, все дела. Ошибочка такая эволюции.

— К-как…

Нужно что-то спросить – только не знаю, что, в голове нет вопросов, в горле нет голоса. Смотрю на крест, не отличимый от других, под крестом кто-то положил пачку сигарет, кажется, Сент Джордж, выцветшую плитку шоколада…

— Ну а что вы хотите, эволюция тоже ошибаться может… на то она и эволюция… то так, то эдак попробует, я иногда и сам удивляюсь, что получилось…

— Ошибочка у вас получилась, — говорю, и самому смешно, — я-то живой.

— Вы?

— Я… человек разумный разумнейший. Живем, как видите, вымирать не собираемся.

— Не знаю, не знаю… мое кладбище ошибаться не может, если похоронен, значит, умер… когда он там… три века назад…

Еле сдерживаюсь – чтобы не вернуться, не раскопать могилу, не посмотреть – что там. Сказать кому, не поверят, а что не поверят, кто сказал, что он – всезнающий, всемогущий – не может ошибаться…

Оглядываю молочные реки, кисельные берега, райские сады, разбитые на облаках, звезды, развешенные по веткам. Нет, все-таки хорошо посидели, мне на земле руки целовать будут и в ноги кланяться, один вот этот договор чего стоит, о неприменении онкологических заболеваний среди лиц моложе семидесяти… Я хотел вообще онкологию на нет свести, только тут он как кремень уперся…

Еще раз проверяю, все ли на месте, ничего ли не растерял по райским садам, а что не растерял, я вообще не помню, с чем и в чем сегодня из дома вышел… все как-то спонтанно, как всегда, события бегут впереди меня, я за ними не успеваю. Ноутбук… здесь, на хрена я его с собой поволок, нетбуком бы обошелся… а вот и нетбук тоже здесь… телефон… смартфон… айпад… здесь… как на перекличке в школе… галстук на мне, запонка… черт, запонку потерял… ну, может, Он не заметит… ботинки… так и знал, что нечищеные, теперь еще и звездной пылью присыпанные… наушники… вон они, родимые, при мне… 

— Дипломную пишете?

Ага.

Киваю, сам посмеиваюсь над собой, библиотекари смотрят на меня, как на тень отца Гамлета. И то правда, к ним обычно приходят с обходным листком, когда выкарабкиваются на пенсию, мечутся по читальным залом, а распишитесь тут кто-нибудь…

И тут я… со своими вымершими видами, роюсь на полках, где живут дриопитеки, и кроманьонцы жгут первые костры. Устраиваюсь у окошка, незнакомая девушка тут же просит посмотреть за ее вещами, она сейчас вернется, вот сейчас-сейчас…

Карточки из каталога не вырывать, за порчу библиотечного имущества штраф… ну-ну… не бойтесь, не наведу я порчу на ваше имущество…

ФОРОРАКОС… Вели хищный образ жизни, питаясь мясом и падалью.

Не то...

ЭКВАТОРИУС

Не то…

И то сказать, что я вообще здесь ищу, если там, наверху, кто-то сошел с ума, это не значит, что сошли с ума все остальные. Мы-то знаем…

ЧЕЛОВЕК РАЗУМНЫЙ РАЗУМНЕЙШИЙ Вид рода люди (хомо) из отряда приматы. Основные антропологические особенности…

…знаю…

…помимо ходьбы также способны к бегу, но в отличие от других приматов способность к брахиации развита слабо…

(это что…)

В заботе о потомстве, участвовали, как правило, оба родителя…

(ха-ха-ха…)

 …Обитал на Земле с 200 000 г до н. э. по 2300 г. н. э. *

 * — данные приблизительны, сведений о вымирании последнего человека нет.

В настоящее время в память о человеке остались творения человеческой цивилизации, такие как Мегаполисы (см), памятники архитектуры (см раздел), художественные произведения (см. Музыка, Живопись, Литература), а также многочисленные открытия в области математики, физики, химии, естественных наук…

Читаю. Перечитываю. Разглядываю картинки, люди на улицах мегаполиса, человек разумный разумнейший за столом в офисе, храм Василия Блаженного, Венера Милосская, как пример культурного наследия…

Разглядываю страницы, разглядываю себя самого, с ума вы, что ли, все посходили, вот он я, вот он, сижу за столом, читаю книжку, вижу себя, потертые джинсы, стоптанные кроссовки, давно пора новые прикупить, руки не доходят, свитер тоже уже потихоньку свое отживает… Вижу себя в зеркале, серебристый шлем, напичканный гаджетами, очки для видео, смартфон, нотубук, нетбук, сотовый, у меня их два, зарядник… как, нет меня, вот он я, с ума, что ли, посходили…

— Что они тут понаписали, — затравленно оборачиваюсь к библиотекарше, — читали?

— Мил человек, я что, по-вашему, все книги от и до перечитала? Новинки-то я вообще не смотрела еще, хорошо хоть, новинки привозят… еще живет библиотека…

— Да нет же… — не унимаюсь я, — здесь написано… что люди вымерли. Вы куда смотрели-то?

— Да я, что ли, все это писала… Сейчас что только не пишут… что вон, там, гора какая-то на Тибете, а на ней пирамида… или наоборот, пирамида, а на ней гора… не знаю я…

Смотрю на гору энциклопедий на столе, рехнулся я, что ли, сколько переворошил, везде одно и то же… человек – ныне вымерший вид, живший на земле…

Черт…

— Ну, это все, что предложить можем, — библиотекарша высовывается из своих экранов, телефонов, шлемов, — больше, боюсь, по вашей теме и нету…

Выдавливаю из себя:

— Спасибо.

— Да не за что, вы заходите… а то никто и не ходит, все с этими виджетами, гаджетами… читать-то уже не умеют, скачал, скопировал, на флешку скинул, и готово…

Смотрю на нее – не понимаю, как она может говорить, вот так, спокойно, будто ничего не случилось, будто все учебники мира в один голос не твердят, что человек вымер, что человека больше нет, и табличка эта на Его кладбище, разумный разумнейший, сам не похвалишь, никто не похвалит…

Выхожу на улицу, спохватываюсь, все ли на месте, ничего ли не потерял, нет, все при всем, ноутбук, нетбук, телефоны, две штуки, шлем, очки для видео, часы, бумажник, на хрена его с собой таскаю, радиочип, ключи механические, ключи электронные, смартфон, приставка игровая, на хрена с собой таскаю, россыпи флешек…

Иду – в никуда, в серый туман проспекта, огибаю прохожих, одного, другого, десятого, сотого, сколько у нас их в городе, миллионы, город растет, машины сбились в пробки, кувыркаются огни реклам, кто сказал, что нас нет, кто сказал…

НЕБЫВАЛЫЙ ПРОРЫВ В ИСТОРИИ

УНИКАЛЬНЫЕ ОТКРОВЕНИЯ НАШЕГО ДИПЛОМАТА О ВСТРЕЧЕ С…

Читаю. Перечитываю. Какой-то я на фотографии вышел сам не свой, или сам уже забыл, как я выгляжу…

Читаю. Перечитываю. Много я им что рассказал. Про райские сады, молочные реки и кисельные берега. Про прогнозы и предсказания. Про ангела с мечом огненным. Про…

Много про что. Этим журналюгам — сующим микрофоны мне в рот и микрочипы мне в память. Про кладбище.  Про сеймурий и трицератопсов.

Только про неприметную могилку в углу кладбища — не сказал…

…почему…

— Билетик у вас за сколько?

— С экскурсией вам? – кассирша смотрит на меня с надеждой.

— Ну… давайте с экскурсией.

— Сто пятьдесят.

Здесь хочется не только снять куртку, но и разуться, оставить в гардеробе уличную грязь, оставить здесь, внизу, промозглую осень, повесить на крючок. Снимаю куртку, долго вытаскиваю из карманов телефоны, плееры, камеры, флешки, неудобно становится перед девушкой, которая меня ждет…

— А телефончик у вас на зарядку поставить можно?

— Можно, конечно, пожалуйста, вон, шкафчик открываете, там розетки, можете и ноутбук свой… и плеер…

Ставлю на зарядку все – что разрядилось, обесточилось, без ноутбука и смартфона чувствую себя каким-то раздетым, будто оттяпали часть меня самого. Поднимаюсь – по широченной лестнице, вспоминается что-то, школьные годы чудесные, мариванна тащит всех по музеям, приобщает к прекрасному, и только посмей не прийти… ах, как вам не стыдно, ах, когда вы в последний раз были в музее… Мы вчера мимо проезжали…

В жизни не думал, что приду сюда сам… вот так…

— Ну… вот это у нас зал вымерших животных… возраст окаменелостей насчитывает до … миллионов лет…

Терпеливо разглядываю трилобитов, похожих на гребешки для волос, свернутых в трубочку аммонитов, кистеперых рыб, стегоцефалов, которых я путаю со стегозаврами, в ушах звенит фальцет мариванны, Лукашин, ты учебник-то не поленился открыть? Или на хрена Лукашину учебник, он же и так все знает, такое талантище учить, только портить…

— …это вот дриопитек, древнейший предок человека…

— Да вроде бы рамапитек древнейший.

Девушка смущается, краснеет, вот черт, никогда не думал, что мне это будет так важно…

…принципиально важно.

— Ой, запуталась я… чесслово, первый день работаю, зубрила-зубрила, а в обезьянах этих путаюсь… а можно я в справочник загляну?

— Нужно.

Смотрит на меня – с ненавистью, видно, надеялась, махну рукой, скажу, да ладно, да не надо, да устал я… А я не сказал, вот и смотрит на меня, как на чудо природы, как мне самому еще не надоело тут шляться среди мамонтов с троглодитами…

Идем дальше – мимо скелетов, каменных топоров, клеток с какими-то птицами, к чему они здесь, в одной из клеток сидит молодой парень, старательно прилаживает какие-то веточки, перекладинки…

— А-а, засадили? – смеется моя проводница.

— А ты чего, не знала, тут экскурсоводов всех на ночь по клеткам рассаживают!

Хохочут. Вежливо растягиваю в улыбке губы, мне не до смеха.

— …и вот, последний представитель приматов, хомо сапиенс сапиентис, человек разумный разумнейший…

Напрягаюсь. Смотрю на поджарый остов, ощеренный ребрами…

— …обитал на планете земля с двухсоттысячного до нашей эры по примерно две тыщи трехсотый год нашей эры…

— Хотите сказать, триста лет назад вымер?

Девушка заглядывает в справочник.

— Н-ну… где-то так, получается. Ну, точной даты, конечно, нет, вымирание – процесс долгий, растяжимое понятие…

— Киваю. Еще раз смотрю на скелет хомо сапиенс, вымерший триста лет назад.

— А… вопросик можно?

— Конечно, задавайте.

Настораживается, как девочка на экзамене, сейчас начну у нее спрашивать, как называется левая задняя лапа ногокрыла удивительного…

— Вот вы говорите, вымер хомо сапиаенс…

— Ну…

— А ничего, что хомо сапиенс – это мы с вами?

Девушка оторопело смотрит на меня.

— Мы же с вами… человек разумный разумнейший. А вы говорите – вымер.

— Ну… это не я говорю, это вон, в справочниках… в учебниках…

— А я учился, в учебниках про такое не писали.

— Ну… вы еще до реформы учились… когда образование еще не переиначили…

— А зачем образование переиначивали?

— Ну… наверное, потому что вымер… хомо…

— Так это мы же с вами – хомо.

— Ну… не знаю я.

Смотрю на нее – и верно, не знает, не понимает, благодарю, раскланиваюсь, смотрю на табличку – чаевые приветствуются, думаю, сколько ей дать за красивые глаза…

Что я Ему скажу…

Пока еще не знаю, но надо что-то сказать, если меня вообще к Нему пустят, вот так, с бухты-барахты, без официальных объявлений, протокольных заседаний, и проч, и проч.

Разобраться.

С ножом к горлу – разобраться, какого черта, как, почему, с ума мы все посходили, что ли, чего ради – могила, чего ради – вымерший вид, чего ради…

Собираюсь – как я вообще к нему попаду, вот сейчас приеду в аэропорт, девушка, мне, пожалуйста, билет прямым рейсом до Эдема… или лучше по телефону с ним связаться, девушка, соедините меня с Богом, абонент недоступен… сорри, зе намбер из нот…

Все равно, надо его как-то найти, да что как-то, кто хочет, тот найдет, да он сам найдет… найдет меня… на перекрестке двух дорог… или двух миров…

Собираюсь – в спешке, быстро, главное, ничего не забыть, а то будет как в прошлый раз, в Кремль вызвали, в спешке пришел, один носок синий, другой красный… президент еще углядел, смотрит, посмеивается: белого… не хватает, белый… где?

Вроде все при всем… галстук на месте, пиджак на месте, не первой свежести, ну ничего, сойдет, остальные и того хуже… рубашечка беленькая…носки одинаковые, брюки отутюжены… телефон… оба с собой, видеошлем, вот он, очки для видео, на мне, часы здесь, ноутбук, нетбук, смартфон, айфон, айпад, наушники здесь, чипы все при всем… ремень на брюках, пряжка на ремне… встроенные диски, оперативная память, резервная память, материнская плата, отцовская плата…

Выхожу из квартиры, спохватываюсь – где я сам.

Еще думаю, ошибся, нет, никакой ошибки, меня самого – нет. Шлем, очки для видео, чипчики, плата материнская, плата отцовская, айфон, айпад…

А меня нет.

Возвращаюсь, оглядываю прихожую, может, обронил где себя, нет, не видно. Оглядываю квартиру, где я сам, может, на диване лежу, нет, нету, или за столом, мордой в комп, тоже нет, или в кухне, пью чай, тоже нет… Где я, ау-у-у, я где… на балконе курю… нету. В ванной, правильно, как к Богу на прием, так и помыться самое время… нет, нету… или в сортире, как всегда, зашел на пять сек, вытащил какую-нибудь старую газетешку, или журналишко, сижу, листаю… нет, нету… перед холодильником… перед телевизором… у плиты, раз в жизни сварить что-то решил… нету…

Еще раз смотрю, перебираю себя, шлем – на месте, очки – на месте, чипы, наушники, смартфон, айфон, айпад, пиджак не первой свежести, рубашечка беленькая… паспорт, серия, номер, и-эн-эн… а я-то сам где… я-то где…

                         2013 г.