Она была уродлива, как смерть, я же сделал ее прекрасной, как жизнь. Срезал на плече кожу, испорченную татуировкой, вырвал из брови и носа кольца, состриг грязные патлы.
Она кричала и сопротивлялась, когда я снимал одежду, чтобы явить тело ее во всей красоте матери-природе. Скулила, как бездомный щенок, когда я наносил тональный крем на ее бледные щеки и подправлял разрез глаз, слегка раскосых и дисгармонирующих с круглым личиком и пухлыми губками.
Хвала Природе, хоть губки и грудь у нее были свои. Я, вопреки обыкновению, не взял из дома хирургические инструменты. Приведись работать обычным ножом, - корректура была бы не столь аккуратной.
Зато теперь она - само совершенство! И такой суждено ей остаться навсегда.
Астор шинковала морковку, а мистер Фейерберг переворачивал деревянной лопаткой куски мяса сковородке и уговаривал говядину поджариваться «красиво, со всех сторон и на радость людям».
В кухне пахло специями и свежеиспеченным хлебом.
Джеки Линд сидел возле стола и нервно барабанил пальцами по столешнице.
- Мистер Сол, как вы можете разговаривать с мясом?
- А чего бы нет? Я и с тестом утречком поговорил. Скажешь, плохая булка получилась?
- Отличная! Я имел в виду…
- Да понимаю, понимаю. Как можно разговаривать с едой после того, что случилось?
- Именно.
- Дорогой мой юный друг, - мистер Фейерберг повернулся к Линду и взмахнул лопаткой, - если ты будешь постоянно концентрироваться на плохом, страшном, отвратительном, что случается вокруг, ты постепенно превратишься в озлобленного, бурчащего старичка. И не важно, сколько тебе лет на самом деле. Да, мне тоже жаль бедную девушку. Но жизнь продолжается…
- И мясо пережарится, - вставила Астор.
Она была согласна с Джеки, хотя и в словах старого еврей ей виделась какая-то правда. Другое дело, что принять эту правду можно было рассудком, но не душой.
- Ах ты ж, божечки мои! Пережарится – это не дело! – мистер Сол снова занялся говядиной.
И продолжал, уже не оборачиваясь к собеседнику:
- Милые мои, я знаю, о чем вы оба сейчас подумали. Дескать, старикан демонстрирует нам, какой он мудрый и многоопытный, возрастом своим козыряет. Прекрасно вас понимаю. Такие вещи надо пропускать через себя, прочувствовать, так сказать, нутром – сердцем, подсознанием, глубинами души, не знаю, чем еще. Что бы я вам сейчас ни говорил, как ни убеждал – все в одно ухо влетит, в другое вылетит. Пока сами не созреете – толку не будет. Так что спишите все услышанное на старческое занудство и давайте займемся обедом. Джеки, накрой на стол, пожалуйста. И салат заправь оливковым маслом. Оно на средней полке, вон в той тумбочке.
От дверей донеслось вежливое покашливание.
- Извините за вторжение. Мистер Фейерберг, вы опять дверь не заперли.
Старик обернулся.
- А, Джастин, дорогой друг! Ну не запер – и что? Кому старый еврей нужен?
- Мне нужен. Живым, желательно. И ребятам тоже, думаю, не помешает.
Астор и Джеки переглянулись и синхронно щелкнули челюстями. В кухню вошел псих из дома, увитого плющом.
- Меня убивать смысла нет. Я не красив, не молод, не богат. И, замечу, не разукрашен татуировками и этими, как их там, пирсингами.
- Уверены? А это что?
Псих по имени (оказывается, кто-то знает его имя!) Джастин подошел к Фейербергу и резко дернул вверх рукав клетчатой рубашки. На предплечье старика синели выбитые цифры. Рассмотреть число Астор не успела – мистер Сол сразу же опустил рукав, – но цифр было шесть.
- Вы были в концлагере? – Джеки вылупил глаза на старого еврея. – Но вы выглядите гораздо моложе, чем… ой, простите, простите, мистер Фейерберг.
- Да, мой юный друг, был. И спасибо за комплимент. А о лагере не будем. Садитесь за стол, жаркое готово. Девочка, милая, поставьте еще один прибор. Надеюсь, Джастин, вы окажете нам честь и отобедаете с нами?
- Не откажусь, благодарю.
- Только с одним условием, дорогой друг. Вы пришли по делу, это очевидно. Давайте же не будем обсуждать его до десерта. Полагаю, дело ваше малоприятно.
Люди слишком серьезно относятся к тому, что случается с ними. А ведь все, кроме смерти, можно пережить (да простится мне этот дурной каламбур). Жить же надо в веселии и радости, с улыбкой встречая новый день и песней провожая уходящий.
Как бы бедные монастырские крестьяне или истомленные заботами городские бедняки могли тянуть ежедневную лямку, если бы не было у них карнавалов, языческих игрищ и поганых театральных зрелищ по праздникам. Сейчас они тащат жалкие гроши в трактиры, чтобы выпить дурного вина и забыться сном. А с моим эликсиром - эликсиром Хайдоруса - они смогут не скажу облегчить свое существование, но переменят самый взгляд на повседневное бытие.
- Так это вы подкинули мне мертвую лису?
Астор отложила недоеденный эклер, боясь подавиться. Да уж, «порадовал» ее псих признанием.
- Нет, мисс, не я. Убил я, признаю. И эту лису, и других зверей. И полиции так сказал.
- А они что? – Джеки, выпучив глаза, смотрел на Джастина, медленно отодвигаясь в угол кухни вместе со стулом.
- Джек, ну ты совсем того… - возмутилась девушка. – Разве можно такое спрашивать?
- Ничего-ничего. Не переживайте, молодой человек. А что они? Посоветовались с моим психологом, оштрафовали, как полагается, и попросили на будущее держать себя в руках.
- Да… - протянул мистер Фейерберг, комкая в пальцах салфетку. – Война – она каждого по-своему бьет. Тебе, Джастин, досталось не меньше других. А, может, и побольше. Но ты, полагаю, пришел сюда не детей мертвыми зверями пугать. У тебя что-то еще есть. Пострашнее.
- Да. Виделся я с инспектором, что дело ведет. Поговорили. Они развалины раскопали…
- Нашли что-нибудь? Господи! – не выдержав, перебила Астор.
- В развалинах нет. Под корнями дерева нашли. Еще двоих. Девочку-подростка и взрослого мужчину. Высокого, сильного. Судя по остаткам одежды – байкер, металлюга. Или фашик – не исключено. Всё кожаное, цепи. Татуировки с тел срезаны. У девочки колечки из бровей вырваны. Там, под корнями, сухо и песок. Так что тела прилично сохранились.
- Вы, мистер Джастин, сами их видели?
- Конечно. Есть у меня одна мысль. Собственно, потому и пришел к Солу – посоветоваться. А тут как раз ты, Джек. Нужный человек.
- Я?!
- Ураган был прошлым летом, почти год назад. В это время поселок только начинали строить, готовых домов – раз-два и обчелся. Первым приехал ты. Верно?
- Вы меня… меня подозреваете…
- Вот балда-то! – не выдержала Астор. – Да никто тебя не подозревает. Просто ты здесь первым появился, значит, можешь сказать, кто приехал после тебя.
- Аааа… Ну да. Значит, так. Июнь я жил один. В июле сдали пять не то шесть домов, и въехал мистер Сол. Я не ошибся? – Джеки Линд повернулся к старому еврею. Тот кивнул.
- Так. Потом, почти сразу, приехали вы, Джастин, и Азары. Миссис Калимари открыла магазинчик где-то осенью. В сентябре-октябре, кажется. Тепло еще было.
- Когда Дон появился, я помню. Это было перед Рождеством. Примерно тогда же стали заезжать богатенькие дурачки - на байках или на квадроциклах. Мда, доездились. Девчонку жаль, конечно… Ну а милая мисс Астор вообще здесь новенькая.
- Джастин, ты хочешь сказать, что первые тела спрятали под корнями дуба вскоре после урагана?
- Верно, дружище. Иначе бы они так хорошо не сохранились. И сделал это кто-то, кто уже был здесь прошлым летом.
- А не может быть так, что это приезжий маньяк? Убил где-то в другом месте, прикопал здесь и снова спрятался в туман, - предположила Астор.
- Нет, мисс. Это очень сложно. Да и все, кого убили, - живут поблизости. Полиция уже проверила. Кроме девочки Эллы. Но и ее схватили здесь… Нет, местный он, нутром чую! Окопался, гадина, устроился в новом поселке. Думает, его никто не найдет!
- Погоди, Джастин! Ты собрался сам искать убийцу?
- А кто, если не я, Сол! Это наш общий дом, но, кроме меня – некому. Или мне ждать, когда тебе наколку с руки срежут? Или вон Джеку серьгу из уха выдернут? А если еще кто-то здесь поселится? Так что, молодой человек, напрягайте память: кого вы здесь видели прошлым летом вскоре после урагана?
- Да никого особенно. Ну, мистер Сол однажды приезжал – выбирал жилье. Ну, Дон с друзьями-художниками регулярно на плэнер приезжали. Я так понял, он потому и купил здесь дом, что красиво очень. Ну, минивэн-магазинчик дважды в неделю прикатывал. Он по ближайшим поселкам ездил – во вторник и пятницу. Это когда еще миссис Калимари свой не открыла.
- Минивэн? Дважды в неделю? А вот отсюда поподробнее.
Стелла повертела в руках чашку с отбитой ручкой.
- Пожалуйста, забери меня отсюда. Я устала, я хочу нормальной жизни, а не этого вот убожества.
Федор поднялся, прошелся по тесной кухоньке, зацепил локтем не до конца прикрытую дверцу кухонного шкафчика. Дверца заскрипела, шкафчик опасно качнулся и накренился.
- Черт! Что у тебя все разваливается! Кресла кривоногие, чашки битые, диван продавленный, занавески – и то – драные и висят, между прочим, криво. Штукатурка с потолка сыплется, обои отклеиваются. Не дом, а бомжатник.
- Дядь Федь, я же одна совсем. И с деньгами… не очень, - Стелла покраснела.
Ей было неловко. Да, Федор прав, но это ее дом, ее и мамин, а он… «Бомжатник»! Забыл небось, как сам жил лет пятнадцать назад. Ну да, она сама сказала про «убожество», но ведь не о квартире же говорила, а обо всем разом. О заказчиках-идиотах, о подружках-стервах, об окурках под окнами, о парнях, которым лишь бы потрахаться. Ну да, черт, и о квартире тоже.
Федор обнял девушку, погладил по голове.
- Прости, маленькая, я все понимаю. Заберу, конечно.
Астор сидела перед компьютером и тупо смотрела на недорисованную картинку. По центру - вывороченный кверху корнями пень, в правом углу – темнолистные вязы окружили разбросанные белые камни, чем-то напоминающие Стоунхендж. Остальное – только намечено, не прорисовано.
Доделывать эскиз не хотелось. Конечно, она взялась за этот проект, пообещала Джеки Линду. Да и аванс уже получен. Но, черт побери, как же трудно рисовать именно этот пейзаж. А друг-заказчик настаивал. Дескать, такое атмосферное место, непременно надо его в игрушку вписать.
В дверь позвонили. Астор вздрогнула, подскочила на стуле. Кого там еще несет в одиннадцатом часу вечера?
На пороге стоял Кристофер – бледный, волосы спутаны. От парня за милю разило виски. В руках он держал початую бутылку.
- Астор, пожалуйста, можно войти. Мне нужно с кем-нибудь поговорить. Просто поговорить, честное слово…
Я видел, как пал с неба огонь, как загорелись камни. Видел, как рушились дома, что люди, в надменности своей, считали нерушимыми. Плавилось стекло, трескался асфальт, вспыхивали живые факелы. Те же, что в Хиросиме, те же, что в Освенциме. Но только сейчас они не метались по площадям и улицам, они летели, подобно падшим ангелам, утратившим крылья, подобно птицам, которых приласкали языки лесного пожара. И падали, падали на землю куски горящей плоти, окропляя алым и серым черный асфальт, синее небо и белые рубашки тех, кто мнил себя повелителями мира.
Я стоял и ждал, когда же на главу мою падет тот, только мне предназначенный камень, когда вонзится мне в горло осколок стекла, когда придавит меня тело, лишенное конечностей, потерявшая хозяина рука ухватит и утащит в глубины земли, в самый ад, или с невозможной высоты рухнет на меня, как бомба, взорвавшаяся мозгом, чья-то потерявшая тело голова.
Я ждал, но чаянная, долгожданная смерть так и не пришла.
- Мне некому рассказать о том, что случилось с Эллой. Отец не поймет, скажет: «Ты мужик или где? У тебя девок еще вагон будет – и получше этой!» Мама сделает «фи», сморщит носик: «Зачем ты вообще встречался с этой эмигранткой? У нее же ни цента за душой, ни хорошей карьеры впереди». Да-да, знаю, что ты сейчас подумала: «золотой» мальчик и родители такие же. А что я могу поделать? Я не выбирал, в какой семье родиться!
- Кристо, я тебя и не виню. Но вспомни, как ты вел себя в нашу первую встречу… Да, ты потом извинился, и я приняла твои извинения. Но ведь это было не в первый раз? Вот такое свинское отношение к девушке, к бедной беженке с малышом? Ты и раньше обижал кого-то, верно?
- Не в первый… Я тебе больше скажу, мы с ребятами однажды одну такую – в парандже – поймали в парке и раздели. Не, не догола, конечно. До трусов и лифчика. А остальные тряпки в пруд побросали. Пьяные были, да еще и накурились, как дебилы. Ну и решили показать девчонке, что у нас так не одеваются… Отец замял дело, конечно.
- А тебе что-нибудь сказал?
- Поржал, как конь, и все. Мальчик развлекается, это у него возрастное, само пройдет. Оно и прошло, когда Элла появилась. Она со мной в одном колледже учится… училась то есть. По международной стипендии. Знаешь, я долго к ней подкатывал. Девка-то красивая. Да еще и нос воротит. Уж и подарки делал дорогие, и однажды оплатил за полгода вперед квартиру, где она с двумя подружками жила.
- А она что?
- А она принесла деньги обратно. Фак, я только потом понял, как им трудно было собрать такую сумму!
- И…?
- Ну и сказала, чтобы я больше так не делал. Потому что она человек, а не «Мазератти». И стоит не денег, а намного дороже. Я поржал сначала, а потом задумываться стал. Ну а тут еще эта история – с тобой и мадам Азар. Потом уже, как протрезвел, я в такую панику впал. Одно дело девчонке – тебе то есть – комплимент отвесить, на вечеринку позвать. Или беженку послать откуда приехала. Но ребенка-то я мог убить! По-настоящему. И тогда мне вправду стало страшно. А тут еще Элла. В общем…
- Ты не огорчайся. Не думай о том, что с ней случилось. Вспоминай ее так, словно она жива, просто уехала куда-то. И радуйся тому, что она была в твоей жизни. И… слушай, Кристо, я понимаю, как тебе сейчас тяжело… Но, может, не стоит больше пить?
- Да, спасибо. Убери эту бутылку куда подальше. Чаем угостишь?
- Конечно. У меня еще и печенья остались. Я сегодня готовила, по рецепту мистера Сола. Они вкусные, только, извини, немножко кривоватые вышли.
- Да это ерунда. Я сам кривоватый на всю голову. Мне только к печеньям придираться.
Похожие статьи:
Рассказы → Башня из слоновой кости. Глава 1
Рассказы → Лес (серия 5)
Рассказы → Зубы за стеной 2
Рассказы → Зубы за стеной
Рассказы → Башня из слоновой кости. Пролог.
это не городок, это пригород Лондона. Типа московского Зеленограда. То есть формально считается частью города, но находится по мнению жителей старых кварталов, "в жопе мира" ))))
