Дроиды. Гелиотроп. Роман. Часть 2. Глава 10

02.10
Отто надеялся на атмосферу рынка. Знал силу её.
Басовые струны поманят вперед, за спиной упадёт тяжёлый полог, благоуханный и промасленный, как всё вокруг, упрямство Пажа останется за ним, и молчун раскроется на Цокки-Цокки с другой стороны. В принципе, раскроется. Отто звал, намекал, подначивал. Паж хмыкал и только, даже темы не переводил. А тут – бац! – и согласился... В обмен на отказ от визита к Гранд Падре – визит на Цокки-Цокки.


Отто немедленно начал искать подвох. Не нашёл.
Паж достался ему целиком, под красными зарницами метрономом качавшегося светильника, с бледной кожей демона моря, сине-зелёным отливом в чёрных волосах, крепкий и жилистый. Поперёк груди, выше солнечного сплетения белым кораллом след от ожога. Не замкнут под левой лопаткой. Едва не погиб тогда. Отто на фоне его – смуглей, чем топлёное молоко.
Как цокки, они оказались равными и достойными партнёрами. Пажа чутким сделал океан, Отто – птенцы марблс. А неутомимость чудовища, помноженная на юношеский темперамент, произвели впечатляющий результат!
И ведь о предстоящем не уславливались, визит, а дальше – как пойдёт...
Отто надеялся его разговорить, в крайнем случае, с разговорчивыми и опытными друзьями перезнакомить. И после выпытывать у них, его тайные тайны и секретные секреты... Паж надеялся зайти и выйти. Соломок заведения потаскать, вокруг поглазеть, отмолчаться и выйти... Ага... Хоть он и не помнил, и значения не придал, когда-то за котлом Ноу Стоп, брусочек в спину сопящих, телячьих губ отпечатался безвозвратно. Не ожог, не смахнуть.
Кончилось их приключение на Цокки-Цокки, верней, началось и закончилось спустя сутки, в утлом, отгороженном закутке. «Лодка черпнувшая» такие называются.


С драконов на раму сошли...
Окунулись в шоколадный полумрак за пологом рынка...
С кем-то здоровались...
Что-то вдыхали...
Соломки лакрицей запаянные...
Струны то ближе, то дальше...
В лабиринте ширм забрели в какой-то тупик...
– Лодочка... – констатировал Отто чужим, глуховатым голосом...
Пол заглублённый, масло плеснуло под ногами...
В закутке никого...
Красный светильник метроном качается с еле слышным стуком...
Упали в масло, далёким анисом отдающее, и не выходили уже. Ни на стук марблс, ни на ускорение струн и барабанов, призывавших плясать и бороться, звавшим наслаждения объединить, ни на чью-то тихую, высоким голосом выводимую песню...
Оба не ожидали.


Обоих ждал сюрприз.
Разные сюрпризы, объединённые самоочевидностью. Но цокки, когда неподдельный, не купленный, как брызги сог-цок, высоко над двумя чашками взлетает, из реальности конкретно выносит...
– Ааа!.. – сказал неразговорчивый, безэмоциональный Паж, едва пришли в себя и огляделись. – Чёртик анисовый, неугомонный, что ты наделал?!
Отто соломку допитую, отбросил, из прострации вышел... И на спину повалился, колени обхватив, хохоча, пока слёзы не потекли!
– Я не нарочно, – выговорил он, – прости! Я отдам тебе жилетку!..
Лохмотья Пажа не представлялось возможным надеть на живого, сохранившего хоть каплю достоинства человека. Их в масле-то найти, не собрать! Лоскутки, ленточки... Пояс остался, нашарил его. Продел, завернулся, застегнул... Отто слегка пижонист, юбка получилась с дырками по бокам, но так ничего, очень даже...
Вышли скромней некуда, по стеночкам, вдоль ширм. Где поворачивать забыли, и Отто забыл.
Лабиринт сменялся залами-лежбищами, где их приветствовали, показывая большой палец, приглашали заходить ещё. В другой раз общество вниманием не обделять требовали. Шебутные, беспокойные полудроиды и в Цокки-Цокки редко увлекались настолько, редко бывали так поглощены пусть приятным, но – делом!
Рама, свежий воздух облачных миров... Басовые струны остались за пологом, в анисовом полумраке...


Паж провожал Отто до его Собственного Мира, так как Отто сказал, что с дракона непременно свалится, и не проснётся, и дроид не поймает его, промасленного такого. Сказал и немедленно продемонстрировал! В шутку. Впрочем, его облачный мир кружил недалеко.
А сюрприз... Отто на прохладном свежем воздухе осознал прозрачную вещь: всё не началось, всё закончилось.
Сблизился он, с кем желал сблизиться... Ну и? Осталось лишь слово держать. Не выпытал тайны, на шаг к ней не продвинулся, не вытребовал на будущее визита ли, повествования о Шамании... Не разговаривали они! Гранд Падре в минус, итог. Огорчаться по-настоящему он пока что не мог, на расстройство сил не осталось. Мысли поверху масляной плёнкой текли, которая завтра не сдержит волн ревнивого, беспокойного моря. Завтра...
Долетели, Отто через раму перевалился, пробормотал:
– Как-нибудь повторим?..
Мельком, боясь «нет» в глазах своего цокки увидеть. И пропал за сквозной беседкой-прихожей...
Дом на пригорке. Ну, его. Рухнул носом в высокую траву. Не первый раз тут падал и ночевал, так что нос попал в забытую, девчачью игрушку, плюшевого медвежонка с галстуком-бабочкой. Торжественный, как дворецкий, медвежонок выслушал распоряжение:
– Меня нет дома.


Отто придуривался, верхом ему не усидеть, а Пажу, демону моря на самом деле все силы для того же понадобились. Что и оказалось сюрпризом.
Нет, он знал... Прекрасно понимал, каков он, ныряльщик, как устроен. Но чтобы – до полного исчерпания...
«Аут... Або, Аволь... Меня нету...»
Кому пожаловаться, кому похвастаться, кому рассказать? Ни медвежонка поблизости, ни телёнка... Дракон если слышал, то не обернулся.
Что делать, куда направиться-то?.. В Собственный Мир он никак не собирался, этот визит положение только ухудшит. В море в таком состоянии нельзя. Значит, на континент.
Дракон его быстр, к плавным разворотам не расположен. Ветер лицо Пажа, на спине чешуйчатой, белой ничком лежащего, порывами обдувал. И Паж целовал ветер.
«Теля... Губы мягкие, анисовые, как Аволь лакричные... Нет её лучше, но Аут найти нельзя, вот беда... Найти нельзя и зайти нельзя в Аут Аволь... В них можно, и – аут... Да, на этот раз, марбл-асс, сахарный чёртик, гнездо мы с тобой собрали... Ничья... Птенцы все в гнезде: и синички, и кукушата в лакричной Аволь... Прикатились, в мягкие губы Аволь приплыли, за двое ворот... За лунные белые, за лунные жёлтые... Спасибо, дурашка... Спасибо...»
Есть марбл-серии, когда цель «вдвоём собрать гнездо», то есть любую комбинацию строго вничью. Не сговариваясь. Их на двух полях играют: пара против пары, молча. Чтоб обеспечить честность, разыгрывают кто с кем, бумажки тащат. Этот вариант считается сложным и не популярен. Согласованность нужна, внимание большее, чем к противнику.


Над Краснобаем Белый Дракон снизился по привычке, указания не дождавшись, ближе ко входу на Марбл-стрит.
«Куда дальше? Марблс - Чума - шатёр чумных птенчиков... Годится. Сгоняет по-дружбе за ледяным глотком. Лишь бы у себя оказался».
Паж зашёл, щурясь со света, споткнулся о край рычажного, наклонного игрового стола... Стол, конечно, накренился... Дорогущие, заботливо Чумой разложенные, комплекты марблс покатились, поскакали...
– Ой, оу...
Хозяин шатра, склоняя колено, присел:
– Док-шамаш?..
– Оу, привет... – Паж опустился на угол стола, пытаясь поймать катящиеся марблс, и хуже рассыпал. – Ты будешь смеяться...
Над чем?.. С каждым днём пустело его лицо. Чума лишь квадратными от удивления глазами приметил капающее с угла жилетки масло. Меньше бы удивился, дроида в Шамании увидав.
– Эээ... Сгоняй до Халиля мне за кубиком? Он знает. И тряпку какую-нибудь на плечи... Полог прикрой, лады?
К вечеру Паж уже бродил рядами Южного Рынка, на вид такой, как всегда.


А не на вид? Как он устроен, ныряльщик, демон моря? Да весьма просто.
Он не оттаивал до конца, до нормы. Зачем? Редко случался перерыв в два-три дня, чтобы Паж не уходил в Великое Море на самую глубину. На берегу его ценят как поставщика, да и сам привык за щекой катать ледышку... Глубины для него больше, чем жадность и развлечение, среда обитания. Каждый раз, вынырнув, костерок разводить? Амиго звать, кого-то специального держать на подхвате? Ерунда, скука какая. Лишняя суета.


В тот нескладный день, когда Амиго вытащил Пажа, преследователь гнал ныряльщика с самого дна, не дал соблюсти траекторию минимального прогрева: мимо горячих источников, мимо ледяного ада Морских Собак. Преследователь хорош, спору нет: мощная тень, безголовая, из сплошных щупалец, монстр - не разорвётся при резкой смене глубины, не развалиться на скоростях, быстрое течение лишь обкорнает его. Хорошо, что подобные нечасты в Великом Море.
Тогда Амиго и огонь впрямь требовались Пажу.
Вынырнув, так хочется горяченького, хочется, как ача... Амиго ещё повезло, что Паж – это Паж. И дважды повезло, что с дракона не сверзился. Окажись он в щупальцах такой тени, секунда и уже щупальца – в нём, не успел бы в волнах побултыхаться. После чего ныряльщик с безголовым монстром его останки бы запросто поделили, через минуту – ошмётки одни, как при столкновении с косяком крошек-ро...
Паж солгал Отто на Ноу, на прямой вопрос солгал, имея в виду, что... Пажа угощали, он пил. Находя кое-что особенное в глубинах, этим пользовался... С тенями дрался за их добычу, это редко. У актиний отнимал. Но сам для себя не ловил, это - нет, это подразумевал, отвечая.


Выныривал Паж обычным человеком с прохладной, бледной кожей, внутри оставалось Великое Море.
Отсроченная, каждый раз отодвигаемая весна: пригрело – заморозки, потекло – наст. Он изнутри состоял не из гибких упругих потоков усвоения-испарения, а из этих потоков, текущих сквозь ледяную крупу, пласты ледышек... На самочувствии сказывалось ощутимо. Всё тормозилось, что в Великом Море не нужно: сложное мышление, речь, чувства... Всё без чего можно выжить там. И даже удобнее выживать.
Из теней Паж имел лишь мутную плёнку, защищающую глаза. Это не его муть, и не с Ноу, рынок запретного даёт обычную, сонную полуприкрытость взгляду.
Небольшая тень, но Паж её ценил, ибо трудно сделать тень настолько пассивной. Удалось. Способствовала поддержанию её нейтральных качеств та же глубоководная непрогретость, остававшаяся в нём.


Отто всё к чертям порушил! «Тёплый, мягкий, нежный телёнок. Цокки... Горячий, как молнии, бьющие в котёл Ноу Стоп... Отто виноват!»
Никто не виновен. Весна сама не может, чтоб – однажды и вдруг – целиком и полностью не свершиться. Тогда уже – вдруг и окончательно – бежит всеми ручьями со всех склонов. И ей не удержаться, и её не удержать.
Даже муть с глаз прикипела к векам изнутри, открыла радужки. Не утопай рынок наслаждений в полумраке, Отто заметил бы, что смотрит Пажу в настоящие глаза, светло-карие, как вторые сахарные врата Аволь... Мифические врата Аволь, которые, невесть почему, так легко представляет себе любой демон моря. Внешние врата, скорлупу сахарной Або Аут Аволь называют лакричными вратами, анисовыми, как весь Цокки-Цокки, как веки, которые целовал.


Подвести черту под самочувствием ныряльщика мог бы подобный ему. Хорошее, сложное ощущение, однако... Жизненный уклад сколь можно быстрей возвращается к исходному, либо меняется напрочь. Одно из двух.
Какое меняется? Приоритеты Пажа устаканились давным-давно, рынки цокки в них отсутствовали как явление. Так что подозрения Отто небезосновательны в частности и пессимизм обоснован в целом.
Ему приснился страшный сон.


Фиолетовая бездна морская, куда отродясь не нырял. Было пару раз предложено как развлечение: «Слушаться будешь, смогу гарантировать почти безопасность... Почти. А про Шаманию забудь». Не прельщало.
Сон сохранил воспоминания прошлого дня, пахло благовониями рыночными, лакрицей.
Во сне Отто влекло неимоверно сильным, глубоководным течением. Ужас состоял в том, что он, ныряльщик, обнаружен, целиком зрим. Начало ужаса.
Раскинув руки, выставив перед собой, летел над бездонным фиолетовым провалом. Заслонялся от света впереди, от пологих горных хребтов. Горы – как вытянутые в линию крылья, не кончающиеся ни вправо, ни влево... Над ними профиль орла... Нет, быка... Нет, орла... Над горами. Профиль медленно разворачивался... Смотрит... Сейчас взглянет в упор...
Белые отроги надвигались, сияли сквозь фиолетовую, глубоководную тьму и надвигались. Сквозь них пробивалось тихое солнце в ореоле...
Такое огромное образование, существо запредельных, невыразимых размеров, от которого не спрятаться, которое слишком велико, чтобы что-то... Чтобы... Что?.. Всё.
Отто умирал от страха. Его видят, и сейчас его увидят... Он замечен, и через миг...
Наяву силы кошмаров не объяснить.
Развязка насупила, когда понял резко и чётко, что это – не его руки, и это – не его ужас. Но вместо того, чтоб испытать облегчение, он почувствовал удар в сердце, как копьём в щиток в игровых рядах. Безвредный. Но притом означающий – ты выбыл, дружок. Но если он, это не он, то кто? Кто – выбыл?
Пажу ничего не снилось.


С утра, встряхнувшись, выпив и набрав простой воды, Отто залетел в Шафранный Парасоль, игнорируя клинчей, на него реагирующих как автоматические прожектора. Даром, что из разных кланов, кивали друг другу: вот он, арома-марбл-ойл.
Воду оставил своим. Пошутковал с Лаймом, забрал у него обещанную лимонную полынь, нюхнул... Нюхнули оба... – горькая!
– Чооорт!.. – покаялся Лайм - Клянусь, я не нарочно! Ну, просто не судьба. Другой раз.
В другой, так в другой. Если правила Арома-Лато соблюдать, а на них никто не настаивал, для Отто комбинация на апельсиновом масле – пара пустяков, может состряпать за минуту, до начала следующего лото. Захватил набор шариков, опрыскался мускусом и умчался.


Пажа на уличном марблс разыскав, Отто хлопнул по плечу, мускусный насквозь! От волос до пяток. Как мускусная свеча от теней, по легенде, ими не любимая. Запах лакрицы старался перебить после такого сна, истребить подчистую!
Не получилось... Лакрицей и сладостью пахли его губы, брусочек мягких губ. Паж вдохнул, целуя, эту лакрицу и мягкость прежде, чем услышал в своей, гудящей, пустующей голове: «Притормози-ка, демон, а? Дай телёнку его жизнь прожить, среди шариков стеклянных, среди нормальных людей».
Демон моря, Паж от мускуса фыркнул, кашлянул. Не на пустом месте легенды возникают. Положим, мускусная свеча тень и не высушит, но отпугнёт. Морским Чудовищам этот характерный тяжёлый запах, неприятен.
– Повторим? – начал Отто с той же фразы, которой закончил вчерашний день.
– Непременно... – Паж кивнул, бросая тройку птенцов вдоль дорожки.
Два сразу улетели к бортам. Чума смотрел, скрестив руки, с неподвижным лицом. Док-шамаш скверно играет, не новость.
– Когда?
– Как-нибудь...
– Хочешь закончить партию? Или у вас серия заходов оговорена?
– Эээ... Отто, когда-нибудь это значит...


Он не закончил партию. Ушли, и Паж получил всю бурю, неизбежную, накопившуюся за время неравного, неравновесного знакомства. И Грома Отто помянул первый раз вслух! Не удержался, хотя рядом с этим парнем Пажа раз только видел.
– Он лучше меня, да?! Цокки-лонги?!
Выражение, обозначающее такой удар чашечками сог-цок, когда вода высоко выплёскивается, длинный сог-цок. На жаргоне рынков цокки выражение комплиментарное чьим-то физическим данным, размерам...
– У вас там, в Шамании свои цокки, да?!
Вот что Пажу и в голову не приходило! Лунный круг не держится на парах. Круг есть круг, ему вредят любые углы.
Он шёл и мотал головой. Потом летели, и мотал головой. Потом обратно к Краснобаю спустились... Когда Отто выдохся, Паж попробовал объяснить...


Как мог, он объяснил он сухопутному, небесному существу, как это - наполовину принадлежать Великому Морю.
Но дело в том, что люди крепко ассоциируются с ролью, в которой пребывали на момент знакомства или единожды произвели фурор. Откровенные и логичные объяснения Пажа звучали чертовски неубедительно.
«Этот парень крепкий как железо может – раз в год?!» Ну, убедительно? Да ещё на разницу меж ними ссылаясь. «Какую разницу-то? Что я не ныряю? Так я не хочу нырять, и что? Ещё бы сказал, из-за того, что марблс криво катает, а я прямо!.. И что теперь? Через полных два сезона?!»
На том сошлись, «когда Гранд Падре, вот тогда»...
Насупленный Отто в сторону Рулетки умотал, а Паж кое-что вспомнил...
Уж вспомнил, так вспомнил. И вовремя-то как!
А именно: с чего ему вообще взбрело именно за Цокки-Цокки с телёнком поторговаться...

Похожие статьи:

Рассказы → Портрет (Часть 2)

Рассказы → Обычное дело

Рассказы → Последний полет ворона

Рассказы → Портрет (Часть 1)

Рассказы → Потухший костер