В хрониках многих городов имеются записи о бесследном исчезновении людей. Так было и так будет. Наша история о том, как пропадали люди в стародавние времена.
– Хочешь, я расскажу тебе, как в лаборатории «Бэ Эмца» четверо уставших от надоевшей работы мужчин выращивают страхи и продают их в своих лавках по всему свету? - седовласый старец закрыл потайную дверь, придвинул к ней лавку и подошёл к прилавку.
– Аким, ты уже всем надоел со своими выдумками, - отозвался продавец страхов, - мы ничего не выращиваем.
Старик усмехнулся, съёжился до горстки маковых зёрнышек и колесом перекатился на другую сторону прилавка, сделанного из массивного резного сундука со множеством выдвижных ящичков.
– А это что? - россыпью чёрных пятен он указал на пузатые бутылочки темного стекла с наклейками, на которых было написано «махала», «раав», «кеэв», «эвель» и прочие обозначения всевозможных горестей.
Продавец - сухощавый невзрачный мужчина средних лет - привычным движением достал из ящика конторки кроличий хвостик и, смахивая рассыпанную собеседником пыль, завыл шестьдесят четвёртый псалом Давида. Чем сильнее он завывал, тем ярче проступали тёмные пятна.
– Ты выбрал не тот псалом, Лаван. Зачем ты просишь удвоить урожай, если хочешь избавиться от этой пыли? - старик рассмеялся каждой точечкой рассыпавшегося мака.
– Ты сводишь меня с ума, Аким.
– Ты сходишь с ума, Лаван.
– Нет. Это не предусмотрено.
– Тогда зачем эти бутылочки? Смотри-ка, что напридумывали «Одиночество», «Разлука», «Бездетность»… Кто вложил это в твою голову?
– Как кто? Разве бы мы сами посмели? Люди. Это всё люди. Мы делаем только надписи.
– Зачем, Лаван, зачем вы это делаете? Сколько лет я говорю вам, что вы только усугубляете?!
– Но Аким, ты же сам сказал, что наша участь - исполнять желания, Аким.
– Сказал. И сейчас говорю. Исполняйте. Но хорошие желания. Зачем вы выбираете самые страшные?
Каменные стены лавки неровными сводами уходили высоко вверх и смыкались над центром лавки; редкий рассеянный свет с трудом пробивался из четырёх узких прорезей, - по одной на каждой стене. На сером фоне этого помещения выделялась угловая полка с цветными пузырьками, резной деревянный ларец, служивший прилавком, и входная дверь, украшенная мозаичным панно из чёрных глянцевых кусочков неведомого материала.
Собеседники приостановили разговор, идущий по сотому кругу, когда в лавку вошёл статный мужчина в дорогой одежде. Помимо облегающих штанов и просторной туники, на нём была накидка из белого холста, расшитая замысловатым орнаментом.
– Чем могу помочь? - услужливо спросил продавец.
– У вас есть развесной страх? Мне нужна самая маленькая доза.
– У нас стандартные ёмкости. Флакон и полфлакона. Вы ведь для жены берёте?
– Да.
– Для жён мы можем предложить «Радость», «Вожделение», «Страсть», «Нежность»… - продавец показал на угловую полку, где стояли цветные флаконы. - Бесплатно.
– Нет-нет. Налейте мне страха.
– Какого именно?
– А какие есть?
– Все.
– А можно всех по чуть-чуть?
– Нет. Дело в том, что если сделать правильный выбор, то получатель самостоятельно вырастит свои опасения до гигантских размеров. А если подобрать неправильно, то человек ничего не почувствует, кроме отвращения к напустившему, но даже если смешать страх бездетности и многодетности, голода и ожирения, сожжения и утопления, то ваша жена сойдет с ума, - продавец наконец справился с прилипшей пылью и переставил поближе к свету разноцветные пузырьки с радужными наклейками.
«Старик расправил складки одежды, отставил в сторону посох, набалдашник которого был украшен необычными арабесками, достал из висящего у него на поясе бархатного мешочка горстку зёрнышек, кинул их в спину посетителя и неразборчиво зашептал на неизвестном языке:
– По узору на твоей одежде я вижу, что у тебя есть флот из двадцати двух судов и семи вельботов, четырнадцать караванов по тридцать два верблюда в каждом и сотни людей в услужении. Твои суда везут целые трюмы специй, гружёные караваны расходятся в разные стороны, продают твои товары и возвращаются домой, принося тебе выручку. Всё это принадлежало твоему отцу, торговые пути он разведывал сам. Но ты… Ты не хотел заниматься делами. Ты пировал и развлекался, а моряками и погонщиками управляла твоя жена. Зачем тебе ее страх?
– Представь себе, что она одновременно будет бояться и голода, и чревоугодия. Это всеобъемлющий ужас. Она будет бояться не только за себя, но и за всех домочадцев. Её распоряжения будут касаться только еды, а указаний будет ровно два: «Ешь» и «Не ешь». Слуги будут сбиваться с ног, чтобы скупить продукты и тут же их выбросить. Одной рукой она будет подавать тебе еду, а другой - выдирать её из твоего рта. Собаки на псарне сдохнут от истощения, а лошади в конюшне - от ожирения. Твои караваны собьются с пути, а суда затонут. Одни - от избытка, а другие - от недостатка груза. Вместо убоявшейся жены ты получишь разорение и долговую яму.
– Или ты хочешь взять для неё страх предательства? Да, дни её будут мучительны, однако, под подозрением будут не только слуги, работники, капитаны, но и ты. Она раньше выест твой мозг своими обвинениями, чем ты вспомнишь, что сам напустил на неё этот кошмар. Да и где гарантия того, что какой-то из них отзовётся испугом?
Маковые семена скатились по накидке посетителя и разбежались по каменному полу в разные стороны.»
Мужчина передёрнулся от видений. Вонь долговой ямы и рука жены, влезающая ему рот и выдёргивающая из горла еду, дохлые собаки и лошади, - всё это пронеслось перед ним одним сплошным кошмаром.
Он задумчиво всмотрелся в надписи на пузырьках и по слогам прочитал:
– Ра-ха-ма-нут. Что это?
– Видишь, - указал старик продавцу, - они ещё не разучились читать.
– Да, но никто уже не помнит значение этих слов, «Рахаманут» - это милосердие, милостивый государь. Ми-ло-сер-дие, - по слогам прочитал Лаван.
– Милосердие, милосердие... Что это - милосердие?
– Это то, что рождается во чреве женщины и расходится во все стороны любовью и добротой, - ответил продавец.
– Не годится, - мужчина поджал губы и скривился.
– Видишь, Аким? Они сами отказываются.
– Вижу, Лаван, вижу. Почему у тебя на вывеске написано «Лавка страхов», Лаван? Почему ты не написал «Лавка радости»?
– Потому что ты сказал, что людям надо помочь избавиться от их кошмаров, Аким. И мы открыли лавку для приёма страхов и обмена их на радость. Но люди не хотят радости. День изо дня все идут, чтобы прикупить страхов. И это при том, что радости мы раздаём бесплатно. Аким, ты понимаешь, Аким? Они все хотят платить за страх, но никто не хочет от него избавиться.
– Сударь, быть может, вы хотите поменять свой болезненный трепет перед женой на влечение? Представьте, вы приходите домой, а ваша жена встречает вас как двадцать лет назад - пылкой страстью и любовными утехами, - не терял надежды старик.
– Нет, - посетитель сжал кулаки и обернулся к Акиму, - кто ты такой вообще? Какое тебе дело до моей жены?
– Не кипятись, дружище. Аким - наш давний друг, - вмешался продавец.
И действительно, Аким и Лаван знали друг друга со времён сотворения мира. Потайные двери в лавках Лаван вели на другую сторону, - туда, где не было места плотским радостям и горестям. Из них двоих только Аким имел доступ к этому переходу, зато Лаван и его братья могли одновременно пребывать во всех точках перехода, коим не было счёта на этой Земле.
Смущённо хихикая и подталкивая друг друга, в лавку вошли три юные девицы.
– Дайте нам это, это и это, - сказала одна из них.
– Разорение, болезнь и выдворение из города… Разве можно пугать такими вещами старую женщину? - не выдержал старик.
– Тебе-то что? Мы знаем, что делаем! - шурша юбками, девицы достали шёлковые мешочки с монетами. - Сколько?
– Возьмите лучше опеку, заботу и поддержку, девочки, - предложил Аким, - и у вас будет любящая хозяйка.
– Ты её видел? Ты знаешь, что она с нами делала? Мы пять лет копили деньги, чтобы занести ей этот подарок.
– Но какая вам польза от её страхов?
– О, она очень мнительная, - сёстры ехидно переглянулись и расхохотались.
– Вот оно что! - Аким прищурился, склонил голову и спросил:
– Так вы хотите её смерти?
– Мучительной, - чуть ли не хором подтвердили девицы, - сколько?
Лаван замялся.
– Цена зависит от дозировки. Одна доза - это полфлакона, и снадобье будет действовать вечно, а целого флакона хватит на год. Каждые десять капель действуют один месяц.
– Полфлакона! Сколько?
– Все деньги, которые у вас есть, а целый отдам за одну монету.
– Давайте! - обрадовались сёстры. - Двойная доза удвоит результат.
– Вы меня не слышите? Из целого можно получить только десять капель в месяц. К тому же, перебор со страхами вызывает только смех.
– Полфлакона, - девицы решительно опустошили свои кошельки.
– Ты видишь, Аким? Они не хотят менять свой гнев ни на что другое, хотя это обошлось бы им бесплатно. И что я могу сделать, Аким?
Старик пожал плечами и кинул несколько маковых крупинок девушкам под ноги. Сначала зёрнышки бросились врассыпную, но вдруг замерли, как будто забыв об инерции, и, собравшись в один тоненький тщедушный ручеёк, покатились к младшей из сестёр и вкраплениями в кружево облепили подол её платья. За потайной дверью послышался невнятный шум.
Лаван услышал, что его приятель опять невнятно бормочет себе под нос:
«– У вас натруженные руки, девочки. Меня не обманут эти перелицованные, хоть и искусно сшитые платья. Вы пять лет до последнего пота стирали и крахмалили чужое бельё, и ваши ручки всегда будут говорить об этом. Сейчас вы хотите погубить хозяйку, а потом возьмётесь друг за друга. Месть никогда не стоит на месте, она всегда идёт впереди мстящего. У каждой из вас есть возлюбленный, но вы впустили в себя злобу и не заметили, что она разрослась и развернулась широкими флангами во все стороны. Она уже отражается на ваших лицах злыми морщинками и ухмылками.
– Разве вы не заметили? Всё меньше и меньше мужчин делают вам комплименты. Не далёк тот час, когда вы перессоритесь и друг с другом, и со своими женихами. Стоит только начать вынашивать мстительные планы, как незаметно они овладеют вами, и вы превратитесь в подобие своей хозяйки - злобной старухи, которая так и не успела пожить, потратив все свои силы на злость, зависть и осуждение других людей. Я вижу, что самая младшая из вас отравлена настолько, что не поможет никакое противоядие. И даже если вы передумаете мстить, она уже никогда не сойдёт с этой дороги.»
Забрав покупку, притихшие девушки вышли из лавки.
– Я скажу тебе то же самое, - человек со сжатыми кулаками вплотную подошёл к Акиму. - Ты не знаешь, что она со мной делала.
– Лаван, дай мне всё, что можно, на пять монет, - обратился он к продавцу.
– Аким, ты видишь, что происходит, Аким? Он пришел, чтобы припугнуть свою жену. Но эти девочки… Их ненависть, - она заразна, Аким!
– Нет, милый друг, она не заразна. Ни тебя, ни твоих братьев, ни меня она же не тронула. Ненависть размножается только там, где проросла злость. Она заразна только для тех, кто уже поражён ею.
– Сударь, вы сами должны решить, что вы хотите. Готовых решений у нас нет.
В этот момент в лавку с шумом вбежали уже знакомые нам девицы и затарахтели в три голоса так, что невозможно было разобрать, о чем они говорят.
– Нет, - ответил им Лаван, - это невозможно. Купленный товар обратно не принимается, можно только обменять его на другой, - продавец поправил ворот рубахи и пристально посмотрел на старика.
Девушки принялись ругаться друг с другом. В конце концов, одна из них спросила:
– На какой?
– Я могу дать вам целый флакон, но тогда надо доплатить еще одну монету или возьмите три цветных флакона, и я верну деньги.
Старик внимательно наблюдал за девушками.
– А потом мы сможем купить целый флакон за одну монету и капать по десять капель?
– Нет. В нашей лавке вы можете сделать только одну покупку. Я вообще не понимаю, как вы попали сюда во второй раз.
– Я дал им шанс, - спокойно сказал Аким.
Дверь вновь заскрипела. На этот раз на пороге стоял юноша.
– Проходите, проходите, - приветливо запричитал продавец.
– Простите, но тут так много людей... Пожалуй, я зайду завтра.
– Завтра? Оно не всегда бывает. Вы же хотите обменять свой страх? - спросил старик.
– Да.
– Так меняйте, зачем откладывать?
– У вас есть страх пожара?
– У нас есть любой страх, который только может прийти вам в голову. Когда же вы все это поймёте? Как только он приходит к вам в голову, так сразу попадает к нам в лавку. В отличие от других чувств, - Лаван посмотрел на угловую полку, количество скляночек на которой как будто уменьшилось.
– Я хочу поменять свой страх голода на страх пожара.
В воздухе запахло гарью и дымом.
– Мы не меняем страх на страх. Мы меняем страх на радость. А страхи мы продаем. Но ты не можешь сделать покупку для себя, - только для других.
– Тогда я покупаю страх смерти.
Юноша положил на прилавок одну монету.
– Вот. Всё, что у меня есть.
– Аким, ты посмотри, Аким. Он боится жить без страха и хочет потратить всё свое состояние, чтобы наказать отца. И за что, Аким? За то, что тот дал ему лишь одну монету, тогда как сам купается в роскоши. А ведь одной монеты достаточно, чтобы открыть собственное дело. Что же это такое, Аким?
Старик молча передвинул скамью и взглянул на стену: потайная дверь приобрела чёткие очертания, но оставалась закрытой.
– Можно нам сначала поменять наш гнев на нежность и сострадание, а потом решить, что делать с флаконом? - вмешалась в разговор одна из девиц.
Лаван вздохнул:
– Один вход - одна покупка.
– Тогда давайте целый флакон.
– С вас одна монета.
– Мы заработаем и принесём, - уверенно ответили девушки.
– Я не торгую в кредит.
– Я дам им монету, - вдруг сказал юноша.
– Каждый платит только за себя, - вмешался Аким и сдул с ладони крупинки мака в сторону молодого человека.
Продолжение.
Похожие статьи:
Рассказы → Очень страшное кино
Рассказы → Оползень
Рассказы → Страх
Рассказы → Зона страха
Рассказы → Эксперимент не состоится?
Плюс, конечно! +++
