Дверь вела в преисподнюю. Пол устлан ржавчиной – грязно-алой, словно сектор марсианской пустыни. Она похоронила под собой останки эпохальных станков. Металлический остов шириной около фута в паре мест прогнил насквозь. Книги здесь не печатают, пожалуй, уже две сотни лет.
Моя напарница открыла дверцу электрощитка, и на сапоги ей высыпались разваливающиеся на куски печатные платы с тяжёлыми реле и конденсаторами. Шлейфы проводов рвались как паутина, когда детали падали с привычных мест и крошились в пыль.
- Чёрт, тут сильная влажность, - залепетало в наушниках.
Я вдохнул отфильтрованный воздух и взглянул на девушку, лицо которой тоже скрывал противогаз.
- Когда закрылся комбинат?
- Двести двадцать три года назад, - отчеканила она и (я не мог этого видеть, но уловил в звуке дыхания) улыбнулась. – Вот и до Саратова дошли. Подумать только, ведь когда-то это была провинция, окружённая бесконечными полями. А теперь плюнуть негде.
Мы подошли к нагромождению проржавевших труб. Дырявая поверхность покрывали пузыри, которые от одного касания, будто одуванчики, обращались в пыль. Та взмывала над нашими головами и вихрем, в танце вальса, устремлялась под потолок.
- Я слышала, в Европе они вниз уходят, - продолжала помощница. - Строят бункеры, целые подземные города. Просто небоскрёбы уже некуда задирать. И так уже – до самых облаков. Ещё чуть-чуть, и самолётам летать будет негде.
- А не надо летать, - съехидничал я. – Делать им нечего. Я понимаю, три века назад люди путешествовали. Париж, Лондон, Египет. Тогда-то было, на что посмотреть. Ещё оставались древние постройки. А теперь одни техногенные джунгли. По всей Земле – везде одно и то же.
Ржавчина, ржавчина, ржавчина. Как же осточертело мне это слово. Мы – инспекторы. Проверяем заброшенные объекты, составляем акты, в которых доказываем непригодность помещений. А затем приходят строители и, стерев их, будто ластиком, отстраивают заново. Квартиры здесь вряд ли будут. Скорее всего, офисы чиновников. Всё от Питера и до Поволжья считается центром России, его столицей. Народу и малому бизнесу сюда путь заказан. Слишком дорогая аренда.
- Почему же, вот мы, например, путешествуем по историческим местам, - философски подметила моя коллега.
- Рухлядь и памятник архитектуры – вещи разные, - возразил я только чтобы поддержать разговор. – Хотя… сколько лет этот цех простоял? Вот раньше строили! Не то, что сейчас – один пластик, и тот тонкий, как твой кошелёк. Нет во всём этом души.
- Погоди, - зашуршало в наушниках. – Хочешь сказать, раньше в домах была душа?
- Ну а что? Этот комбинат ведь не роботы строили, а люди. Каждый кирпичик клали собственными руками.
Я осторожно ступал по рыжему песку окислившегося металла. Каждый раз бил по коричневатым «барханам» специально захваченной небольшой трубой. Кто знает, какие пустоты кроятся среди заброшенного здания, древнего, как само чистилище.
- Нет, всё равно. Душа… душа может быть только у живого существа, как ни крути.
- А что такое душа? – задал я каверзный вопрос.
- Душа… это то, что отличает живое существо от неживого.
- А что такое «живое существо»?
- Кхм… которое двигается.
Я постучал трубой по широкой станине, возвышавшейся над красными адскими «сугробами», и толстый слой чёрной ржавчины медленно отвалился, после чего, разломившись на десяток кусочков, рухнул в пыль.
- Ну, эти станки тоже двигались, - сказал я.
- Осознанно?
- Осознанно. В них ведь была электроника.
- Хм… значит, живые существа – те, у которых есть душа.
- Вернулись к тому, с чего начали, - я невесело усмехнулся и пнул бурый окислившийся пласт. – Ты прямо как Моисей. Кто такой Бог? Это наш Господь. А Господь наш – это Бог. Вот и всё тебе объяснение. Так и с душой твоей. Звучит логично, а деле – пустые слова.
- Ну, а что такое гравитация, например? – напарница, похоже, придумала какой-то аргумент.
- Ну, ты что, не знаешь, что ли? Физику не учила? Гравитация - это тяготение, притяжение одними крупными объектами других.
- Ну а за счёт чего? Что это – волны, частицы?
- Ох, ну не знаю. Никто ещё не знает, - признаться, её пространные вопросы меня несколько утомляли.
- Вот не знаешь. И что, не существует гравитации? Существуют, и хрен от неё денешься. Так и душа, и Бог тоже. Они есть, это же очевидно.
- И что, душу эту твою можно потрогать?
- А гравитацию?
- Гравитация сама кого хочешь тронет так, что окочуришься. А вот душа – где она? Как её увидеть?
- Э-э-э, приведение… - неуверенно пробормотала девушка, а затем её осенило. – Точно! Призраки ведь появляются только после смерти живого существа? Это же и есть они по сути - неупокоенные души.
Из лабиринта коридоров раздался протяжный стон. Нас словно окатило ледяной водой. Холодок подобно гамма-излучению просочился сквозь комбинезоны, тронул мёртвенным дыханием покрывшуюся мурашками кожу, вздыбил волосы и ушёл внутрь, к самому сердцу. Оно в панике сжалось, а в голове от адреналина поднялась небольшая буря.
Чёрт подери, мы же здесь одни.
- Ты это тоже слышал? – шипел женский голос из динамиков.
Дыра в потолке цеха испускала солнечные лучи, застревающие в острой, едва проходимой оранжевой пыли. Туманный световой клин ниспадал нам под ноги, хотя бы отчасти озаряя наш путь. В самом же здании царил чёрный мрак, в который так не хотелось ступать. Но работа – есть работа.
Фонарики выхватывали крупные тушки мокриц, которые, словно стыдясь внезапно нагрянувших гостей, расползались по щелям. Моя помощница к ним уже давно привыкла. Не первый раз идёт вглубь сырых трущоб. Хотя, пожалуй, такой огромный запутанный комплекс попался нам впервые. Корпуса его возведены полумесяцем на берегу реки, будто средневековый замок. И это не так уж далеко от истины, учитывая, что строился он, как военный объект почти сразу после окончания Великой Отечественной. Где-то под комбинатом даже есть бомбоубежище, подобно подземельям из готических романов – самое место для призраков! И вообще «форт» сводил с ума своей хаотичной планировкой. Сплошные пристройки, небольшие лестницы, переходы из корпуса в корпус. Без радара, просвечивающего стены и строящего в моём навигаторе трёхмерную карту, можно было бы легко заблудиться.
И снова раздался этот звук. Будто стон, напоминающий женский голос, и в то же время неживой. Совершенно чуждый. Пытаясь справиться с давящим мистическим смятением, я, наконец, понял, что в нём не так. Этот звук ровен по тону и всегда имеет одинаковую длину. Нет, это не голос. Это сигнал какого-то станка, искажённый эхом пустынного здания. Отражаясь от бесчисленных углов, он приобретает дополнительные гармоники и становиться похожим на стон сходящего с ума приведения.
- Похоже, кое-что тут ещё работает.
- Быть того не может. Во всём здании нет электричества.
Правда ведь, кто-то мог отважиться протянуть кабель из соседнего дома, чтобы в заброшенном здании устроить своё производство. Среди пятидесяти миллиадров может и такой чудак найтись. А как ещё объяснить звуки гидравлики и характерные сигналы станков в предприятии, закрытом два века тому назад? Не призраки же, право…
- Он идёт оттуда, - напарница показала жёлтой в тёмных пятнах перчаткой на огромный мрачный проём. Пыль, ржавчина и ещё чёрт знает что – мусор заполнил ход наполовину. Когда-то ворота были настолько высоки, что в небольшой цех мог проехать автопогрузчик. Но сейчас нам пришлось лезть, пригибаясь.
Никакого кабеля, станка или хотя бы динамика, ни души. Только мёртвенная беспросветная, полная тайн чернота.
Стало трудно дышать. Не из-за пыли. В противогазах – отличные фильтры. Есть и баллоны с кислородом на всякий пожарный. Нет, будто что-то тяжёлое надавило на грудь. Словно ты попал под воду, и она сдавливает тебя со всех сторон. Или тебе просто так кажется. Я ощущал, как мы тонем в море страха и отчаянья, хотя и не понимал, откуда взялись эти чувства. Колени затряслись. В глазах потемнело. Это оба фонарика – мой и подруги – синхронно мигнули, хотя каждый из них работал на собственном аккумуляторе. Нет, нет, нет, нет! Взрослый человек в здравом уме не может верить в потусторонние силы. Не может! И я не верил. В голове кружилась сотня логичных объяснений происходящего, было совершенно не о чем волноваться, не о чем!
Но знаете… когда тобой овладевает мистическое чувство, уже плевать на всё. Сердце колотится, колени, чёртовы колени дрожат, ты ничего не можешь с собой поделать. Как будто некая сила ворвалась в голову и залила туда пинту холодного ужаса. И теперь любые логичные мысли кажутся обманом.
Оно загудело вновь, и девушка закричала. Пока динамики наушников рвались от перегрузки, за этим треском я расслышал её настоящий голос, прошедший сквозь резину обеих противогазов и заглушивший собственный треск из передатчика.
Я пришёл в себя от удара кулаком по виску. Наушник неприятно стукнулся по уху.
- Отпусти, больно! – прохрипела она, и я разжал окаменевшие руки.
Да, это так смешно – напугались и обнялись, как маленькие дети. А я этого даже не заметил. Точнее, на автомате прижал девушку к себе так сильно, что причинил боль. Чёрт, кто из нас сильнее напугался – она или я?..
- Радар молчит. Электричества он не засёк. Откуда звук? – с напускной деловитостью пробормотала помощница.
- С того света, - пошутил я и понял, что в панике заговариваюсь. Как же это позорно – напугать самого себя…
- А ты говоришь, душа… - зачем-то сказала напарница, но так и не закончила мысль, потому что раздался грохот, треск, гром, троекратно усилившийся эхом. В динамиках зазвучали самые отборные ругательства. Ох, и умеет же она браниться!
Выход заблокировало отвалившейся от потолка бетонной плитой. Последний лучик света, сквозь катакомбы добиравшийся до нас из огромного цеха, теперь померк. Не раздумая, я нажал на тревожную кнопку.
- Будь проклята эта работа, - яростно прохрипел я. – Завтра же пишу заявление и ухожу на фиг.
- Ну, конечно, - тихо рассмеялась помощница. – Как всегда. Все говорят и никто не увольняется.
Таступила тишина. Если бы не шелест её дыхания, я бы сошёл с ума. Вдруг испуг обернулся иной стороной, и мы почувствовали азарт. Мы вдвоём – я и она – в сердце тьмы. Столкнулись с жуткой тайной, от которой кровь стынет в жилах. Возможно, мы сможем докопаться до истины. Узнать, что там – по ту сторону.
Только вот никто не поверит.
- Поищи в сети, - сказала вдруг она. – Может, там что-то написано про этот комбинат? Вдруг, когда-то здесь произошло что-то странное, необъяснимое?..
- А сама не можешь найти?
- У тебя это лучше получается.
- Ох…
Делать нечего, полез в коммуникатор. Назвал поисковику первую партию ключевых слов, изучил нарытую белиберду вперемежку с рекламой. Уточнил ещё парочкой наводящих фраз. Уже ближе, но всё равно не то.
Существо в противогазе подкралось ко мне сзади и взглянула через плечо на экран планшетника.
- Стой, а это что? – оживилась девушка и ткнула своей перчаткой в миниатюрный компьютер, чуть не выбив его из моих рук.
- Да это фигня какая-то…
- Эй, верни!
- Ну, что ещё?
- Листни назад. Там, где про историю любви. Да, вот она.
- Эх, женщины, - вздохнул я обречённо, но подчинился. А что нам ещё делать? Кто знает, сколько времени будут расчищать завал? Нужно хоть чем-то заняться, чтобы не сойти с ума. Листать дурацкие сетевые сплетни, забивать мозг ерундой, только бы не думать о потусторонних силах…
Статейка, которую нашла моя помощница, называлась «История любви Полли и Хейдельберга» и была опубликована как раз двести лет назад. Читая её, я сначала просто улыбался, а потом начал истерично посмеиваться, за что получал кулаком по плечу. Конечно же, это лишь игра. Оба мы продолжали бояться, и пожалуй, тряслись от страха ещё сильнее, чем раньше. Наши жизни висели на волоске, а где-то здесь, в мрачных лабиринтах старинного здания, гуляло нечто порочащее законы логики.
«Эту историю мне поведал механик немецкой компании, выпускающей полиграфическое оборудование. Давайте послушаем его рассказ».
«Наши станки известны по всему миру, - говорит он. – Я занимаюсь их ремонтом и часто езжу в командировки. Порой случаются очень любопытные ситуации. Но в тот раз произошло поистине кое-что поразительное.
Наш станок находился на российском предприятии в городе Саратове. Там он полностью вышел из строя. Сгорела вся электроника, причём в прямом смысле – после замыкания начался пожар внутри агрегата. Он пришёл в полную негодность. Ремонтировать смысла не было. Осталось установить виновника – мы или они?
Программисты расшифровали логи, проверили ключевые снимки нейросети и обнаружили очень странный ход в логической цепочке. Возгорание оказалось вызвано самим станком. Добровольно. Причиной послужило накопление нескольких незарегистрированных команд, пришедших с микрофонов распознавания речи.
Пришлось снова ехать в Россию и опрашивать работников комбината. Результат расследования удивил нас всех.
Начнём с того, что в соседнем цехе находился более старинная и изящная печатная машина. Она выдавала гораздо меньше продукции, да ещё и часто ломалась.
Иногда печатники замечали, что наш, новый, технологически идеальный станок ни с того, ни с сего останавливался, регистрируя ошибку, номера которой не было в документации. Программисты ничего не могли с этим поделать. А позже заметили, что как только та, другая печатная машина, переставала печатать из-за поломки и выдавала гудок – сигнал ошибки – через пару секунд стопорился и наш.
Логики никакой, правда? Но подумайте: а есть ли логика в отношениях между мужчиной и женщиной?..
Та печатная машина носила красивое женское имя Полли. Наш станок с нейросетью – Хейдельберг. Он словно переживал за любимую и предпочитал останавливаться вместе с ней, регистрируя её сигнал распознавателем речи.
Только не смейтесь, но именно об этом нам рассказали отчёты.
Завершение этой истории получилось воистину Шекспировским.
Когда Полли начала ломаться слишком часто, наладчики отключили её динамик, чтобы из-за её гудков не останавливался и наш Хейдельберг. Через неделю тот не выдержал разлуки и покончил с собой. Повысил вольтаж и сжёг всю свою электронику.
Возмещать убытки мы не стали, потому что руководство комбината вовремя к нам не обратилось и тем самым загубило этого железного трудягу-романтика.
Им ничего не осталось, кроме как вынуть уцелевшие детали и поставить их на Полли. В результате она работала ещё много лет, пока предприятие не закрыли. Так один печатный станок спас жизнь другому».
- Классно, - судя по звукам, девушка улыбалась до ушей.
- Вот видишь, - сказал я то ли в шутку, то ли всерьёз. – Станки, оказывается, как и мы, способны любить. Может, они тоже живые, и у них есть ду…
Маленький, устланный руинами цех озарили вспышки. Теперь кричали мы оба. На мгновение в пустоте проявилась фигура из выстроенных в ряд пятен. Светлый, зависший над обломками мираж. И снова темнота, как будто его и не было.
Я с содроганием сердца слушал, как девушка рыдает. Подойти и обнять её? Да кто я такой?..
Снова белый свет. И снова пронзительный сигнал. Короткий гудок.
«Полли» - прочитал я на одном пятен, искривленных крупными волнами, словно находилось где-то под поверхностью воды.
С потолка посыпался щебень. Пыль под ногами начала проседать. Ржавые барханы засасывали нас, а сверху вспыхивало нечто жуткое, не из нашего мира, а из какой-то странной реальности, которой не должно быть, которая ведёт лишь к безумию. Этот мир является местом, куда все мы попадём после смерти. Все. В то жуткое измерение, часть которого пронзает привычную действительность уродливой галлюцинацией. Осознание того, что наши души останутся там навеки, среди подобных миражей… и это случится прямо сейчас, когда зыбучий песок из окислившегося железа, этой отвратительной бледно-бурой пыли, похоронит наши тела рядом с окном в преисподнюю. Да, конечно же, это ад. И призраки существуют. Призраки всего. И даже призраки механизмов.
Не осознавая до конца, что делаю, я собрал выдержку в кулак и крикнул последнюю осмысленную фразу. Это была команда для голосового набора коммуникатора, который нашёл в сети нужный звук и воспроизвёл его.
Три пищащих гудка. Это сигнал станка фирмы Хейдельберг. Звук, которым он отвечал на зов Полли.
Призрачная машина вновь забрезжила над нами, ослепляя переливающимися контурами, наполненными ярким, пусть и призрачным свечением. Она снова загудела. И ещё раз.
Девушка исчезла под слоем песка. Через секунду утянуло и меня. Я поднял коммуникатор, который снова и снова издавал знакомый этой печатной машине звук.
Голос любимого, который ради неё погиб.
А потом всё закончилось. Так резко, что я теряюсь в догадках, а было ли всё это на самом деле.
Я не помню, как нас нашли, но уверен: каким-то образом я догадался, как укротить разбушевавшийся дух, и это спасло наши жизни.
Есть ли душа у живого организма? Вероятно, действительно существует нечто, отличающее неживое от живого, именно оно и называется душой.
Является ли приведение неупокоенной душой?
Можно ли считать механизм с обучаемой нейросетью живым существом?
Можно ли считать человека Богом, создателем новой формы жизни?
Давайте лучше ответим на другой вопрос.
Что такое «вера»?
Почему, когда веришь во что-то, так часто ошибаешься?
Значит ли это, что всё, во что веришь – ложь?
Нет, друзья мои, дело в ином.
Можно либо знать, либо верить.
И именно тогда, когда ты не знаешь чего-то наверняка, только тогда ты и способен в это ВЕРИТЬ.
Возможно, вера – единственное, что отличает нас, живых, от всего остального?
Быть может, вера – и есть душа?..
27.03.2015
Люберцы, Московская область
Похожие статьи:
Рассказы → Магазин Склизнера
Рассказы → 07. Призраки заброшенного борделя
Рассказы → Клуб Одиноких Призраков
Рассказы → Проклятая 2 часть
Рассказы → Кабинет редкостей. Глава 1
Всегда их допускаю, даже если перечитываю десять раз. А теперь ещё и в выпуске так неожиданно, не исправишь 
Но мне кажется, это не так уж и важно. Смысл понятен - и ладно.
Легко проверить: вычеркни то, что "лишнее" и смысл фразы поменяется.
