Вижу пальму.
Даже вспоминаю название – пальма-пупунья.
Название из какого-то полузабытого прошлого, когда зубрил какие-то вульгарисы и доместикусы, которые в жизни так и не пригодились.
Пальму.
Вижу.
Там, на горизонте. В тумане. Вот странно, и день вроде бы ясный, а там, на горизонте, туман.
- А там чего?
Это я спрашиваю. Спрашиваю, естественно, у хозяина. А у кого еще спрашивать, не у этих же. У кого, у этих… у этих у этих, других тут на острове нет.
- Где чего?
- Вон там… пальма.
И эти подхватывают. Все, хором:
- Паль-ма! Паль-ма!
Хозяин пожимает плечами.
- Пальма и есть.
Понимаю, что выгляжу идиотом. Все-таки спрашиваю:
- А… зачем?
Хозяин фыркает.
- А это ты у неё спроси.
У пальмы я, конечно, ничего не спрашиваю. Эти не утихают, стоят на берегу, размахивают руками, скандируют:
- Паль-ма! Паль-ма!
Радуются, значит. Что где-то там пальма.
А у них пальмы нет.
Жду.
Не выдерживаю:
- Они вообще работать сегодня будут?
- Будут, будут, - кивает хозяин, - поуспокоятся, и заработают. Дай ты людям накричаться…
Даю накричаться. Мало-помалу эти успокаиваются. Возвращаются к лопатам, роют песок, выцарапывают из песка блестящие кубики. Ссыпают кубики в корзины, меня всегда коробит, как они их в корзины ссыпают, сколько меня в универе по рукам били, бережно, бережно клади, или подорваться ко всем чертям хочешь?
Хозяин кивает, не, не боись, если так кидать, ничего не будет, вот если посильнее швырнуть, то да…
Вечереет.
Поднимается луна в полнеба.
Эти несут полные корзины, я считаю, записываю, с кого сколько. Хозяин кивает, кто сто корзин наберет, того на пальму.
И эти орут:
- Паль-ма! Паль-ма!
Радуются.
Что где-то там пальма.
А у них пальмы нет.
Эти расходятся, мы с хозяином остаемся в доме. Мы тут главные, нам и в доме можно.
Ужинаем.
На тарелке морские звезды вперемешку с морскими галактиками.
Осторожно спрашиваю:
- А… а как же вы их на пальму отвезете? Ни портала нет, ни крылолета дотуда, ни рельсы не проложены…
- Рехнулся? Никак я их не отвезу, что непонятно-то… Надо же их как-то подстегивать, чтоб работали…
Киваю. Надо. А то что ж будет, если работать перестанут…
Темнеет.
Загораются звезды, созревают в небе, падают в океан, становятся морскими звездами.
На пальме часы бьют полночь, прикидываю, понимаю, что у нас с ними разница во времени один час.
- Ну что опять?
Хозяин смотрит на меня неодобрительно, мол, не маленький уже, сам должен проблемы решать.
- Э-э-э… там бунт.
- Да что ты говоришь… - хозяин презрительно фыркает, - и что же там?
- Парень один… мост строит.
- Какой еще к черту мост?
- Да не к черту, а к пальме.
- Ну-ну… и много настроил?
- Многонько.
- Ну, хорошо, иди…
- А… а мост?
- Чего мост, пусть себе строит… или помочь ему хочешь?
Вечереет.
Эти сдают корзины, полные кубиков.
Считаю.
Хозяин приговаривает, кто тысячу корзин соберет, тот на пальму.
И эти все:
- Паль-ма! Паль-ма!
А сами нет-нет, да посмотрят на берег, где этот мост строит.
До середины уже достроил.
Темнеет.
Загораются звезды, созревают в небе, падают в океан, становятся морскими звездами.
Ветер крепчает с каждой минутой.
Часы на пальме бьют полночь.
Хозяин кивает мне, не боись, все пучком. Разливает по бокалам что-то дымчатое, полупрозрачное, в голове вертится почему-то – пинаколада.
Что такое, не знаю.
Беснуется море, волны бросаются на остров.
Просыпаюсь.
Вспоминаю, что не включил будильник, проклинаю все, спешу на улицу. Эти столпились у берега, машут руками.
- Паль-ма! Паль-ма!
Пальма.
Которая на горизонте.
Пальма-пупунья.
Волны качают щепки моста. Смотрю на часы, что-то долго эти сегодня на пальму свою молятся, да я сам виноват, вовремя бы встал, так и не молились бы.
Из дома выходит хозяин. Смотрит на этих, снисходительно кивает. Говорю, что надо бы поискать труп, похоронить утонувшего, хозяин мотает головой, акулы уже прибрали и почести отдали…
- Паль-ма! Паль-ма! Паль-ма!
Не выдерживаю.
- Это они что… весь день так будут?
- Может, и весь день… Это с ними бывает.
- А работа что, стоять будет?
- А куда денешься… и постоит…
Часы на пальме бьют полдень.
Навожу пушку.
Прицеливаюсь.
Обед.
Вареные крабы ощерились клешнями.
Пинаколада.
- А что-то пальмы не слышно, обычно в это время час бьет.
Это говорит хозяин.
Выдерживаю паузу.
Говорю с гордостью:
- Сбил я её, пальму эту.
- Чего?
- Сбил я пальму.
Хозяин смотрит на меня, глаза бешеные.
- Ты что сделал? Повтори.
- Сбил. Пальму. Из пушки.
- Зачем пушку-то взял?
- Зачем, пальму сбить.
- Специально, что ли?
- Ну а то.
- З-зачем?
- Как зачем, чтобы на пальму эту дебильную не отвлекались.
- Сдурел, что ли? Ты хоть понимаешь, что ты сделал?
- А… а что?
- Прислушайся…
Слышу. По нарастающей.
- Паль-ма! Паль-ма! Паль-ма!
Со звоном разбиваются стекла в богатом доме, в комнату летят зеркальные кубы, ударяются о стену, ощериваются взрывами.
Еще успеваю подумать, вот как их надо швырять, чтобы взорвались…
Осторожно выбираюсь из-под обломков того, что было богатым домом.
Оглядываюсь.
Никого.
Вечереет.
- Паль-ма! Паль-ма! – гремит где-то там, вдалеке, в сумерках.
Ползу, сам не знаю, куда, молюсь только об одном, добраться до самолёта, если жив еще какой-то самолет, лететь куда-то, неважно, куда, подальше отсюда…
Подступающая темнота хватает меня за руку. Еще пытаюсь отбиться, темнота оказывается сильнее, прижимает меня к земле.
- Тише ты…
Узнаю хозяина.
- Вы?
- А ты кого ждал? Царя Нептуна?
- Выбираться надо отсюда…
- Надо. Давай… потихоньку. Только смотри, чтобы нас не заметили, заметят, растерзают…
Ползем по песку, прячемся за обломками того, что было нашим миром.
- Ну чего, парень… давай… до самолета бегом, авось не подстрелят.
- Стойте… дайте хоть гляну, что эти черти там делают…
Выглядываю.
Не могу сдержать усмешку.
- Выходите.
- А?
- Спокойно выходите. Ничего нам не будет.
- Смеешься?
- Точно говорю… ничего не будет. Вы сами посмотрите.
Хозяин смотрит. Смеется.
Эти столпились перед причудливым сооружением, в котором угадываются очертания пальмы. Да, быстро обломки дома превратились в пальму, даже слишком быстро, даже часы на пальме, все при всем.
Идем к самолету.
Они не оборачиваются.
Не смотрят на нас.
Скандируют:
- Паль-ма, паль-ма, паль-ма.
Собираем зеркальные кубы, грузим в самолет.
Хороший урожай.
Паль-ма.
Остров.
Не наш остров, а другой остров, где базы.
И, чтобы я не слышал даже, увольняться он вздумал! И куда пойдешь? Там попробовал, не понравилось, тут попробовал… молодежь пошла, не люди, не пойми что…
Это хозяин. Бывший. Или не совсем бывший.
Пытаюсь объяснить:
- Так я же вам вон что на острове устроил…
- И чего? Последний остров, что ли? У нас этих островов в океане… как грязи. Одним больше, одним меньше… Я первый раз на остров попал, вообще ящик с кубами уронил, остров взорвал к черту… как сам жив остался… так что ничего… отдохни давай и в понедельник снова на работу…
- Только это надо хоть шалаш какой сколотить, дом-то они разрушили.
- Не-е, мы на другой остров полетим, про этот забудь даже.
- А что так?
- Что-что, пальмы-то нет… вернее, есть, только поняли они, что пальму и своими руками сделать можно… с такими уже все… не поработаешь…
Чувствую, как начинаю понемногу приходить в себя. Ничего, ничего, лиха беда начало. Тихонько считаю про себя, лет десять здесь отбарабаню, там можно будет и на Континент податься. Листаю «Новости Континента», топ двадцать самых богатых домов, история успеха: от смотрителя на острове до владельца нескольких супермаркетов в столице на Континенте. Тест – как быстро вы разбогатеете..
Вечер.
Крепкий кофе.
Хозяин набирает номер в телефоне, бросает в трубку:
- Остров сто семнадцать. На ликвидацию.
Вздрагиваю.
- Это… это как?
- Обыкновенно, как. Кому они нужны теперь… с пальмой со своей. Новых туда поселим…
Меня передергивает.
- Нет! Нет!
- Чего нет?
- Отмените… я вас умоляю… от… отмените…
- На хрена они тебе сдались-то?
- Да на хрена, на хрена… А можно я туда на пару дней слетаю?
- Чего ты там забыл?
- Да чего… не надо никого убивать… они еще у нас попляшут…
Вечереет.
Поднимается луна в полнеба.
Пинаколада.
Эти тащат корзины, доверху набитые зеркальными кубами.
Считаю корзины.
Хозяин говорит, как я его научил:
- Кто десять тысяч наберет, тот на луну.
Эти падают на колени, скандируют.
- Лу-на. Лу-на.
