Панцирь (часть 5)
на личной
***
Андрей уходит в игровой запой.
Вроде бы как обычно: встает рано, тщательно отмывается в душе, чистит зубы, завтракает, даже не забывает о гимнастике, – как довольный жизнью человек, который собирается на работу. Но вместо работы – за комп, в игру. Внутри пусто, будто потроха и мысли удалены со вчерашними текстами и приложениями.
Время быстро теряет границы – ощущение родное, но сейчас былого удовольствия не приносит. Депрессии, впрочем, тоже нет.
Ничего.
Лишь игра: яркие стильные картинки, несложные квесты. Череда простых механических действий – нажатие клавиш и движение мыши – здесь почему-то рутиной не кажется.
Маша, как обычно, вся в делах, сияет изобилием жизни, мелькает то тут то там, кажется, от осиной фигурки даже свет отражаться не успевает, такой многозадачности позавидует любой процессор, но Андрей чувствует ее беспокойство. Иногда она поглядывает с замаскированной тревогой… Наверное, хочет сесть рядышком, расспросить, утешить, подсказать, обнять, – но не вмешивается, и Андрей благодарен. Эта проблема его, и разобраться должен он, иначе и смысла нет.
– Верно, отдохни. – Маша гладит его по волосам. – Вечером, быть может, составлю компанию, побродим по замкам и пещерам.
– У тебя дела, а игра затягивает. Не боишься залипнуть?
– Не залипну, Андрюш, иначе бы залипла давно. Просто игры хватает и в жизни. Там свои трофеи, скиллы, экспа, квесты…
– Умница. – Андрей целует ладошку Маши. – Игра у тебя хорошая. Сложная, дается не всем.
– Побежала играть.
– Левелов тебе, солнце!
В перерывах между игровыми сеансами Андрей лечит спину диваном, взгляд растворяется в потолоке...
Чего же он хочет от жизни?
Вопрос, казалось бы, проще некуда, но Андрей много раз видел, как другие ломали им головы: в книгах, фильмах, реале, – и не понимал, чего все парятся. Не тригонометрия же, не теория относительности.
А когда спросил себя – завис...
И перезагрузка не спасает. Черт, обходился ведь как-то раньше без философских терзаний! Нравится дни и ночи рубиться в компьютерные игры – вот и продолжай в том же духе! Чем не доволен-то?
Но покоя нет. С той ночи, когда словно током бахнуло, в один присест написал повесть, хаотичную, рваную, сам толком не помнит, о чем, но надо было куда-то деть тот заряд, чтобы не разорвал изобилием силы.
Андрей жаждал испытать это вновь: ждал, надеялся, бросался из одного увлечения в другое, хватался за все дела сразу, но тщетно.
Не повторилось.
С той ночи наслаждаться жизнью беспечно не выходит. Все равно, чем занят: творит в игре красивое заклинание с разноцветными переливами маны, ест какую-нибудь вкуснятину, состряпанную Машей или купленную в пестром изобилии универсама, смеется анекдотам Валька, смакует грусть под гитарные песни Кира, занимается с Машей любовью... Посреди всего этого нежданно, как нож ассасина в спину, бьет страх – все однажды кончится.
Пусть, может, не скоро, но кончится.
И не повторится.
Такие минуты как виртуальное падение в пропасть, кажется, что страшный миг конца уже настал. Словно некий потусторонний провайдер загружает копию Андрея в будущее, дает ощутить каплю ужаса, что нахлынет весь, когда конец случится по-настоящему. Что будет тому причиной? Маша разочаруется в нем и бросит? Ее уведет Ник? Андрея и Машу на прогулке зарежут пьяные мобы? Машу собьет грузовик? В Андрее поселится смертельная болезнь? Упадет ядерная бомба? Даже если спокойная жизнь и медленная старость, один черт – бесконечной стабильности не бывает. Рано или поздно кончится все.
И как жить с этой черной язвой на сердце?
Как смириться?
Викингам, за которых Андрей переиграл кучу игр, было проще – война и только война. И цель одна – пасть на поле боя. Никто не принуждал, выбирали свободно, но выбирать было не из чего, иной жизни, кроме пути воина, просто не знали. Изобилия не было. Вернее, было… но там… куда попасть, согласно преданиям, можно, когда враг проломит топором череп, и будет воину щастье, изобилие яств, вин, дев, музыки, песен, плясок, всего-всего. Воинам было ради чего дохнуть, но не было ради чего жить и цепляться за жизнь. Мир викингов суровый, грязный, пьяный, а облеваться на пирушке и снасильничать девку – в почете. На фоне грубости и грязи, на фоне голода и болезней, которые уродовали, истощали и не позволяли дожить и до тридцати, смерть в бою была вершиной красоты и чего-то духовного. И терять такую скотскую жизнь страшно не было. Потому викингу с пеленок вдалбливали, что дорога одна – топор в зубы и вперед на врага. С детства учили махать тяжелыми железяками, рассказывали, что прадед его был воином и доблестно погиб там-то, дед его был воином и погиб от руки такого-то, отец со дня на день тоже отправится пировать с богами и раздвигать ноги богиням. И ты, парень, собирай вещички, точи меч, с тобой в смертный час будут валькирии, довезут до врат Вальхаллы с комфортом. Отрок свято верил, с блеском в глазах кивал и шел в единственный глобальный квест без всяких сомнений.
Мир маленький, простой, осознаваемый ясно, как игра.
Андрей воображает нордический антураж: заснеженные фьорды, ладьи, топоры, костры, чаши из вражьих черепов, а на фоне всего этого три фигурки – воин, жрец и ремесленник. Над каждой – текстовое описание и характеристики… Андрей водит стрелочкой в виде меча, фигурки загораются огненными контурами, оживают. Прям как в Diablo.
А что же ремесленник и жрец? Ну, с точки зрения воина, ремесленником быть позорно, хотя сами воины почему-то не брезговали лакать брагу из кубков и махаться мечами, которые делали как раз трусы ремесленники. А быть жрецом – непонятно, жутко, правда те же воины шагу ступить боялись без жреческих пророчеств и наставлений.
Ремесленникам и жрецам было труднее. Они-то как раз познали радость видеть колышущуюся листву, переливы морских волн и метаморфозы облака, задумываться, отчего все это происходит, млеть от девичьей красы, разглядывать ямочки на щеках возлюбленной и алмазы в глазах, сравнивать их с морями, лесами и небом, воспевать в стихах, любить жену и детей, строить уютный дом, делать крепкие и прекрасные вещи, украшать их узорами и блестящими цветными камушками, трудиться и наслаждаться плодами труда. И потому всегда преследовал страх. Страх потерять. Все созданное и любимое когда угодно могли легко разрушить враги или даже свои в пьяном запале – воины, которым терять нечего, кроме умений рубить, крушить и жечь.
К горлу Андрея подступает злость, ощутимая как кусок плоти: наверное, то же чувствует киношный «чужой», когда из его пасти выстреливают вторые челюсти. Хочется взять ораву придурков с мечами и топорами, что бродили по миру сотни и тысячи лет назад, разрушали все, что под руку попадалось, и перенести на часок в сейчас. Показать зеркальные небоскребы, блистающие красками авто и самолеты, великолепие джунглей, океанского дна, космических небес и других частей света, куда можно заглянуть благодаря современной технике, а еще изобилие фруктов и овощей, мясных, молочных, рыбных, грибных и прочих продуктов, специй, пряностей, сластей, изысканных блюд, похожих на произведения искусства, разнообразие тканей и нарядов, какие не снились их обожаемым богам, ошеломить магией мобильных телефонов, фильмов, компьютеров... Крикнуть в их потрясенные тупые рожи: «Все это создали ремесленники и жрецы! Создали сквозь кровь и слезы, пока вы, ублюдки, жгли их дома, рубили их жен и детей, рубили их самих и друг друга!». А потом вернуть на грязное поле битвы, мол, мрите дальше за своего Одина.
Тяжелых мыслей изобилие, голова гудит, Андрей спешит к компу – сбавить давление игрой. Любой, лишь бы не о викингах – достали… Полоса загрузки неспешно течет зеленым ручейком, приятно вытесняет мысли, мозг будто слегка сдувается как воздушный шарик.
Маша каждый день звонит в администрацию: когда наконец определят жилье, выдадут документы, ключи?.. Там, как обычно, тягомотина.
За стенами не утихают зычные голоса и бряканье мебели, семья за семьей покидает квартиру навсегда, по лестницам ходят рабочие в спецовках, носят холодильники, шкафы, газовые плиты, кровати… Андрей порой наблюдает из окна за людьми с пузатыми сумками, за отъезжающими машинами, решетка внушает плен, пустота здания ощущается кожей… Кажется, что он и Маша так и не переселятся, про них забудут, снесут вместе с домом.
На четвертый день Маша весело восклицает из кухни:
– Андрюш, до нас наконец-то очередь дошла, переезжаем завтра!
– Кто бы мог подумать... – Андрей по-прежнему в игре, бьет по клавишам увлеченно, мышь юркает по коврику из угла в угол.
– Сомневался? – усмехается Маша.
– Представь себе. – Андрей протыкает катаной человекоподобного крыса в доспехах. – А куда?
– Западный микрорайон. Новостройки.
– От центра далековато.
– Зато жилье новое.
– Сейчас строят так, что через год будет старее, чем здесь.
– И это говорит адепт технического прогресса.
– Ну, не сейчас, а у нас. – Андрей примеряет броню убитого крысюка. – Строят гоблины под руководством жуликов, им лишь бы чего-нить абы как...
– Андрю-у-уш, – с ласковой укоризной тянет Маша.
– Извини, нервное. – Андрей выбрасывает грязные доспехи монстра, одевает свои, что сияют красивыми рисунками. – Переезд, все такое...
Маша, как по волшебству, появляется рядом.
– Успокойся, родной, – гладит по волосам. Андрей чувствует щекой тепло ее бока, прижимается, едва не мурлыча…
Часами напролет, прерываясь лишь на сон, еду и туалет, бродит по коридорам и просторам локаций, то с мечом, то с плазмаганом… Спокоен и собран. Не отпускает понимание, что тратит время впустую, и все же... он на своем месте. Как препод физики.
Грустно, зато правда.
Если бы игра была просто развлечением… Но она – заменитель жизни, сложной и неуютной. Личная Вселенная, где все вертится вокруг тебя, единственного и любимого, где все получается без особых усилий. Человек проводит в игре все время, забывая о пище и сне, игра соответствует его интеллекту на все сто. Как болт и гайка. Не усложняет, не перегружает, но и не дает заскучать и отвлечься. Игрок похож на сосуд, заполненный ровно до краев. Недаром же люди умирают за компом от истощения – игра вытеснила даже инстинкт выживания.
Всюду твердят, что каждый человек – загадка, огромный мир, мы используем десять процентов мозга или даже процент... Но игра разбивает иллюзии, открывает истину. Игра – отражение человеческих пределов. Разница лишь в жанрах. Тугодумы пускают слюни в шутерах, а у кого сознание больше, тех заполняют РПГ и стратегии. Самые прокачанные играют в реале: ведут бизнес, производят микрочипы, делают просчитанные далеко вперед ходы на дипломатических переговорах, изобретают лекарство от рака, покоряют космос. В реале правила сложные, хаотичные, там царит пугающее изобилие. Кого-то даже РПГ отпугивает лишь тем, что персонажей на выбор штук двадцать, все с кучей параметров, характеристик, и вместо того, чтобы начать играть сразу, приходится хвататься за голову, читать, изучать, вникать, сравнивать, подсчитывать... Да ну к черту! А если и выбирает, то потом долго сомневается, того ли выбрал... О выходе в реал и речи быть не может. Там, кроме мозгов, нужны воля и смелость: жизнь одна, враги дают сдачи по-настоящему, а здоровье за две секунды поднятием аптечки не восстановишь.
Маша… Она загружена в игру «Жизнь» целиком, но, в отличие от задротов компьютерных, всегда здоровая, бодрая, подтянутая, искрится весельем. Правила и квесты для своей игры пишет сама, такие, что не изматывают, но и не позволяют расслабиться излишне и терять время зря.
Как ей удается?
Она… определилась. Выбрала очень конкретную нишу – дизайн интерьера – и вкладывает основные силы туда. А с тем, что изобилие других дорог закрыто перед ней навсегда, смирилась.
Дорога лишь одна.
До смерти.
На сомнения и сожаления энергию не тратит. Живет и радуется.
Парадокс: блестящий и красочный мир изобилия открыт, простирается у ног ковром драгоценных кристаллов, соблазняет и манит каждым оттенком, выбирай свободно и пользуйся, но… чтобы чего-то добиться, из потребителя стать творцом, добавить к изобилию свой бриллиант и просто выжить, – от изобилия надо отказаться. Оно всегда рядом, его не выключить, не перенести на Марс, придется каждый день ходить мимо, стараться не обращать внимания. Все равно, что заставить монаха вести праведную жизнь не в келье, а в гареме.
Андрей так не может.
Уже не вспомнить, сколько раз случайно натыкался на какое-нибудь увлечение, и сиюминутное впечатление пускало в глаза пыль: вот – призвание! Бросался на «дело всей жизни» как мавр на белокожую принцессу, но когда доходило до знакомства с родителями в лице короля Труда и королевы Рутины, пыль рассеивалась, начинали грызть сомнения: верно ли выбрал? В таком изобилии наверняка есть что-то лучше, а ты тратишь время на тупиковый путь, может, передумать, пока не поздно, поискать принцессу без родни и посимпатичнее?.. В итоге, делал вывод: «Не мое». Руки опускались, а потом голову забивала новая дурь, на сей-то раз точно призвание, и все по сотому кругу…
Но ведь Маша своему делу верна!
Почему?!
Без ответа и злой, Андрей вдавливает клавишу W так, что палец тонет до половины, аватар кидается на банду монстров всех мастей, их в игре изобилие, первого начиняет стрелами из ядовитого лука, второго испепеляет гудящий огненный шар, третий рассыпается под ударами ледяного меча, четвертый падает в ловушку с шипами, а пятого голыми руками с добиванием ногой… Среди окровавленных и дымящихся кусков герой тяжко дышит, регенит здоровье, медленно заливаются шкалы силы и маны. Андрей упирает голову в замок из пальцев, мысли успокаиваются, остывают…
В свое дело Маша влюблена.
Святой Каспер, она и впрямь считает дизайн интерьера – узкую тропиночку, одну из сотен тысяч – стержнем, вокруг коего вращается мир. Видит мир изобилием стильных комнат, а Землю, звезды и галактики – декором в комнате Мегадизайнера… Как для физика все состоит лишь из атомов, лабораторий, семинаров, студентов и диссертаций, а Вселенная – это такой гигантский НИИ.
Но Андрею что дизайн, что преподавание, что журналистика, где так лихо крутится Ник, что канцелярские хлопоты Риты… Все одно – суета. Анимированные текстуры локаций.
Что же такое мир для него?
Игра?
Но в игре должен быть глобальный квест. Один на всю игру, вокруг него роятся второстепенные и мелкие квесты, ради него писался сюжет, строился движок, рисовались герои, монстры и локации… Спасти мир, найти главный артефакт, освободить главную красотку, разгадать главную тайну…
Что за цель?
Какой ее стережет супербосс?
Каким супероружием победить?
На щеке Андрея звучит поцелуй, стены мыслей тут же разваливаются, возвращается комната в уютном дизайне от единственной и неповторимой принцессы, Андрей снимает наушники, оглядывается. Маша в джинсах и фиолетовой курточке блестит дождевой водой, в руке сложенный зонтик, падают капельки, запах прохлады и духов.
– Пора на лекцию, милый!
– А-а, блин, забыл…
Андрей глядит в окно, по стеклу в легкой серой мгле весело бегут ручейки… оказывается. Надо бы с играми завязывать… А еще прекращать давать себе советы, последовать которым все равно не выйдет.
– Ты не одинок. – Маша с искренним солнечным личиком разводит руки, с зонта Андрею на лоб прыгает капля. – Хотела зайти в универсам, но в кои-то веки замечталась, как буду обустраивать новое гнездышко, и очнулась только перед нашей дверью.
– Хорошо, что забыла. – Андрей каплю смахивает. – Не надо ничего покупать.
– Почему? – хлопает Маша ресничками. – Я хотела после лекции...
– Не надо. Завтра переезжать, с вещами маета. Еще и продукты через весь город тащить? Нет, доедим, что осталось, а на новом месте закупимся.
– Какой практичный, аж жуть. Всегда бы так. Нет, всегда не надо, перебор.
– Не льсти…
Андрей усаживает Машу на колени, та упирается притворно.
– Андрюш, намокнешь же! – смеется.
– Скажи, что лентяй. – Андрей прижимает к себе, футболка пропитывается дождевой влагой, по коже мурашки, но прохладу постепенно сменяет вязкое, как патока, тепло.
Маша обмякает, ручки обвивают Андрея.
– Хорошо, лентяй мой золотой, – бормочет с сонным блаженством. – В самом деле, сегодня и завтра поесть хватит…
– Что именно?
– Рис и банка рыбных консервов. И хлеб, само собой.
– И то хлеб, – усмехается Андрей. – А что, весьма! Рис калорийный, им даже сумоисты вес набирают.
– Не пугай, Андрюш!
– Без паники. – Андрей с улыбкой расчесывает пальцами волосы Маши. – Для похудающих-голодающих есть куча яблок, холодильник ими забит.
– Да, вот уж точно с голоду не умрем, бывают же добрые люди. – Маша едва удерживается от дремы, зевает как бегемотик. – Кстати, торба отличная, завтра пригодится…
Минут через пятнадцать Андрей и Маша выходят-таки из квартиры с намерением явиться на лекцию. Снижаются в полумрак подъезда…
На пути крыса.
Пара замирает, Маша вцепляется в руку Андрея как обезьянка в ствол дерева, он загораживает ее боком, смотрит на крысу пристально, тело будто схватилось изнутри цементом. Крыса усердно грызет что-то, похоже на косточку, шерсть от канализационной воды сверкает как иглы, за тварью тянется мокрый след от двери в подвал.
Голова крысы поворачивается к Андрею.
Глаза выпучиваются, морду сминают черные морщины, обнажается влажная эмаль резцов, от страха Андрею кажется, что видит и даже слышит, как в блестящей пленке слюны копошится орда всевозможных бацилл, вирусов и другой заразы. Крыса начинает шипеть – протяжно, как лопнувшая труба парового отопления. Маша вскрикивает сдавленно, липнет к Андрею.
Его пальцы согнуты как когти, напряжены до одеревенения. В мозгу надорвался какой-то предохранитель. Андрей осознал и принял: схватки не избежать. Но надо любой ценой защитить Машу! В своей безвольной жизни хотя бы на это воля есть… Воображение гонит кадры, где рука пропорота уродливыми укусами, подъезд забрызган кровью, Андрея увозят в больницу с букетом инфекций, а потом туда… к этим гребаным викингам… Плевать! Зато спасет настоящую принцессу, как в игре. Впервые в жизни побудет не водорослью, а человеком…
Шипение медленно стихает, словно в проткнутой шине воздух кончается, крыса грузными шагами уползает под тень ниши, хвост царапает пол жесткими волосками, растворяется во тьме…
Андрей и Маша как статуя, стеклянные глаза открыты широко, следят за нишей, воздух закупорен в легких как вековое вино в бутылках, уже сто процентов углекислый газ… Лишь спустя минуту, когда отзвучал последний шорох, Маша выдыхает:
– Фууух!
Растекается на Андрее, но тут же вздрагивает, мягко разворачивает к себе.
– Андрюш, ты как?
У того спокойная улыбка, смотрит на Машу нежно.
– Норм.
Но внутри все дергается, как в грозовой туче, не отпускает страх, что крыса сейчас вернется.
– Я так испугалась! – Маша стискивает Андрея словно шестью руками.
– Ты не одинока…
– Думала, – осыпает его лицо поцелуями, – кинется на тебя!
До универа добираются в трансе, будто сквозь кусок другого измерения: все вокруг какое-то не такое. В пути не говорят ни слова, но смотрят друг другу в глаза, сдувают друг с друга пылинки, теребят волосы, поглаживают, целуют… Продолжили бы и в аудитории, но народ не поймет… Физик в той же одежде, на запястье те же часы, на столе тот же мобильник. На сей раз препод спокойно-романтичен, как древнегреческий философ, завернутый в белоснежную тогу, в портике меж колонн смотрит на закатное море, хотя за окнами – крыши, но их отблески похожи на гребни волн. Рассказывает о силе поверхностного натяжения: то снимает очки, вроде как шагает в неведомые дали, то надевает, возвращаясь к себе, как морская волна.
Лекция кончается, студенты грохочущей массой вытекают из аудитории, Андрей и Маша проходят рядом с Мирой, она, вопреки обыкновению, сидела на последнем ряду, теперь видно, почему: лицо мокрое и красноватое, кончик языка слизывает с губ соль, взгляд отрешенно тонет в лесу ног. Лицо скрывается за тьмой волос, Мира вместе с ароматом роз исчезает в толпе. Сердце Андрея сжимается: как тяжко дается ей переезд! Оказывается, Андрей – не самый страдающий страдалец, многие ощущают перемены гораздо больнее. Вроде повод для радости, менталитет такой: хорошо, когда другим плохо, – но при мысли о Мире хочется треснуть себя по роже.
Последним выходит препод, ключ парой щелчков запирает замок, физик сует папку под мышку, сгорбившись, мчится прочь, но Андрей догоняет.
– Василий Владимирович!
– Да, что? – Физик замирает, поворачивается на зов.
– Вы были за границей?
Препод снимает очки, будто те мешают вспоминать, взгляд малость растерянный.
– Ну, как сказать... На Украине, в Белоруссии... Тогда была не заграница, все родное как двор: украинцы, белорусы, казахи, все свои. Страна была огромная, разная, изъездил весь Союз от Украины до Сахалина. Это сейчас в соседний город съездить – канитель, и деньги, и нервы, и здоровье, все истратишь. Развалили страну, ворье, а людям отдуваться…
– А хотели бы за рубеж?
– Да чего я там не видел? Говорю ж, в молодости весь Союз вдоль и поперек, такие просторы, города, что все эти Америки, Европы – тьфу! На Украине арбузы, жара, пшеница как золото, на Чукотке льды, снега, медведи белые, северное сияние, на Камчатке вулканы с гейзерами, а Черное море уууу!.. Красотища! Осьминоги, медузы, чего только нет!.. Так что, Андрей... Ты Андрей, да?
– Да.
– Вот что, Андрюш. Учись – и давай к нам в НИИ. Будешь работать в лаборатории, студентов учить, а про эти Америки забудь!
– Да я вообще-то не...
– Поступай на следующий год к нам. Стыдно, такой статный парень и без высшего! Не позорь девушку! Маша и старательная, и прилежная, а ты… Вот будешь у нас учиться...
– Знания лучше на дому, через Интернет...
Препод досадно сплевывает, очки возвращаются на нос.
– И этот туда же! Вечно упретесь в компьютеры, интернеты, мобильники, света белого не видите. Сидите, долбитесь в игрульки, стрелялки...
– В играх не только стре...
– Вперятся как дебилы, смотрют, смотрют, на кнопочки тык-тык, тык-тык, и целый день, целый день, картинки дурацкие мелькают-мелькают, чего там интересного-то?! Американцы, сволочи, понавезли компьютеров, весь мир помешался!
– Это же достижение физики...
– Вот лучше б это достижение работало в НИИ, помогало моделировать, делать расчеты, а в народе ему делать нечего, только развращает. Все эти игры, боевики, девки голые, – тьфу! – ни стыда, ни совести! Все пропили, продали...
– Василий Владимирович, это не правда, с компьютером учиться гораздо...
– Я не прав?! Да что ты знаешь, сопляк! Учит он меня, бездарь! В институт поступить не может, а умничает! В шахту бы вас, лентяев! За сорок лет тысячу баранов выучил, а он мне лекции читать вздумал!
– Через Интернет можно любые учебники за минуту...
– Вот и иди в свой интернет! Ходит тут, время мое тратит! С ума посходили с этими компьютерами, интернетами… Надо на речку за рыбкой, в лес за грибочками, а они скрючатся и сидят, чахнут, чахнут, кожа да кости, армия по вам плачет, умники...
Андрей медленно пятится… Старик, продолжая ворчать, разворачивается, сгорбленная фигура удаляется спешно, по коридору разносятся его скандальные реплики, будто Андрей идет с ним вровень и перечит. Но Андрей стынет у лестницы – наблюдает за уменьшающейся спиной с удивлением, а за Андреем так же удивленно следит Маша.
– Андрюш, что на тебя нашло? – Кладет ладошку ему на плечо.
– Спроси его, – кивает Андрей в сторону препода.
Тот исчезает за дверью, хлопок нарочито громкий.
– Да с ним понятно, советской закалки человек: ворчит на новое, хвалит советское… Но зачем к нему полез ты?
– А что?
– Ну... не твой стиль.
– Почему?
– Раньше ты здесь ни с кем не говорил. Просто приходил, слушал и на выход, а тут…
Андрей переводит взгляд на Машу, уголок губ поднимается.
– Так ведь ты любишь меня потому, что выдаю иногда неожиданности. – Целует в носик. – Стиль как раз мой. Идем.
Мягко берет под локоток, ведет к лестнице.
– Вот лис, – укоряет Маша ласково.
Спускаются на первый этаж. Андрей спокоен, но только внешне, Маша чувствует его напряжение, обнимает и жмется сильнее – впитать, словно губка, хотя бы часть тревоги, облегчить ношу.
Физик такой всегда, думает Андрей, еще с молодости. Не меняется, не стремится к новому, на все глядит со своей колокольни, даже на то, что за горизонтом. Вообразит это неведомое таким, каким хочется, и рассуждает, будто видел своими глазами, изучил, знает все, прав только он, а на остальных плевать.
Он – винтик.
Намертво вкручен в это место и время.
Со своей задачей винтик справляется прекрасно, но что может сказать винтик об остальном мире? Правильно, что самое главное в жизни – винтики, ради винтиков создавалась Вселенная, она тоже в форме винта, и сам творец – Великий Винт, создавший всех по своему образу и подобию, а кто не винтик, а цветок – враг, жечь таких!
Но винтики живут. Выживают. Потому что нужны.
И Андрей, чтобы выжить, должен стать винтиком. Научиться делать что-то одно, делать это прекрасно, получать за это деньги. Но – держаться за место, смотреть на мир как винтик на Винт, а все чужое – долой, чтобы меньше сомневаться и страдать, что выбрал путь винтика, а не цветка...
Никаких прочих дорог.
Только одна.
До смерти.
Маша и Андрей подходят к кафедре химии. За дверью музыка, но едва Маша опускает ручку двери, музыка резко затихает, словно тамошний меломан, наученный каким-то горьким опытом, не желает выдавать, что он меломан. Глазам предстает нечто прямоугольное, высотой до потолка и широченное как огр, упаковано в картон, туго стянуто веревками. Наверное, новый шкаф, поскольку прежнего, что был у стены, Андрей не обнаруживает, а его содержимое – книги, бутылочки с реактивами, всякое лабораторное стекло, – пока теснится на паркете в углу.
Визитеры обходят громадную конструкцию. Химик, как обычно, за столом в дальнем конце помещения, синтетика делового костюма отсвечивает ярко, взгляд погружен в бумаги слишком уж глубоко.
– Здравствуйте, Юрий Алексеевич, – говорит Маша с солнечной улыбкой.
Химик делает вид, что замечает лишь сейчас.
– Добрый день, Мария… А вам я, вроде бы, зачет выставил…
– Я за темами следующего семестра.
– Ах, ну да, вы же у нас с опережением, – говорит на автомате, взгляд все еще где-то не здесь. – Та-а-ак, темы, темы...
Роется в ящике стола. Он и Маша изучают список тем, что-то обговаривают, а Андрей вслушивается в песню из динамиков компа, та приглушена почти до нуля. Химик на сей раз непривычно благосклонен и разговорчив – говорит, как только умолкает Маша, а стоит заговорить ей, тут же умолкает сам и поддакивает, мол, продолжайте, Мария, продолжайте… Заполняет малейшие паузы, будто не хочет, чтобы слышали песню. Андрею удается распознать альт-рок на инглише. В языке Андрей не очень, но по словам «planet» и «spaceship» понятно, о чем песня. К тому же, обои на рабочем столе – пейзаж космоса: планеты разных цветов, от мала до велика, одинокие и в кольцах астероидов. Россыпи звезд, флот космических кораблей…
Но поражает другое: на панели задач иконка свернутого приложения, Андрей видел этот значок на своем компе сотни раз: «StarCraft 2»!
– Отлично. – Маша заканчивает писать в блокноте. – Вот эти две темы для реферата и одна для доклада.
– Договорились. – Химик прячет папку в стол. – Еще вопросы?
– Нет, все. – Маша прячет «журнал квестов» в сумочку. – Спасибо, Юрий Алексеевич.
Ведет выбитого из колеи Андрея к двери.
– Успехов, Мария, – заполняет безмолвие химик. – Берегите такую девушку, молодой человек.
– Постараюсь, – выговаривает Андрей с запинками, в мысли настырно прут зерги и протоссы…
Спотыкается, на ногах удерживает Маша. Андрей опускает взгляд: долбаные шнурки!
Приседает завязать.
– Беги, солнце, догоню, – говорит Маше ласково.
Та в ответ улыбается и выходит, Андрей возится, обещает, что купит, наконец, кроссовки на липучках… За спиной едва слышный, но протяжный вздох, наверное, химик понимает, что эту паузу заполнять смысла уже нет. Андрея давит стыд… Пальцы не слушаются, вместо узла выходит какая-то ерундень, приходится распутывать и заново, лицо горит как обстрелянный лазером камень. Вновь шелестит бумага, химик терпеливо притворяется, что не замечает… Узел, наконец, готов, Андрей в желании исчезнуть встает резко, вместе с тем, рука неосознанно выстреливает вперед, дергает за ручку двери...
Что не ручка, а веревка, перетягивающая шкаф.
Накрывает огромная тень, будто падает небоскреб, Андрей с ужасом отскакивает в сторону, шкаф набирает скорость, все ближе к полу...
И в полуметре от столкновения замирает.
Рядом со шкафом химик – возник словно из пустоты, вытянут к тяжеленной громадине стрелой, удерживает на кончиках пальцев одной руки! Кисть подрагивает едва заметно, но если не присматриваться, химик недвижим как сталь, будто держит перышко.
– Нихрена себе! – шепчет Андрей.
Деловито держа вторую руку за спиной, химик плавно возвращает шкаф на место. Тот рассерженно качается, как метроном, но скоро затихает.
Химик поднимает голову, на Андрея опускается снисходительно-строгий взгляд.
– Внимательнее, юноша.
Разворачивается и неспешно шагает к столу, руки за спину, точь-в-точь лондонский денди на прогулке в парке…
Андрей покидает кафедру как локацию рейд-босса, который, вместо того, чтобы незваного гостя разорвать, каялся со слезами за всех убиенных и подарил мифриловые доспехи. Потрясен так, что рассказать Маше опять забывает…
Ночью, когда Маша посапывает под одеялом и видит сны, Андрей в пушистом синем сумраке пьет чай на кухне, вдыхает мятный пар, за окном вечный поток авто-изобилия обозначен светом фар, а еще бликами на стеклах и крашеной стали, те рождаются от фонарей, светофоров, изобилия неоновых реклам и вывесок. На фоне огней выхлопные газы и люди кажутся темными призраками…
Химик, оказывается, не только силач и ловкач, но в душе космонавт! А с виду строгий, невозмутимый. И как-то живет с этим сладостным грузом на сердце. Андрей знает, как больно мечтать, но каждый день исправно и превосходно делать что-то совсем далекое от мечты, например, преподавать баранам химию. Физик, быть может, тоже когда-то мечтал, но ампутировал этот болючий нарост, ничего иного знать больше не хочет, довольствуется тем, что есть.
Бедняга… Или счастливый? Наверное, считает себя счастливым, но на взгляд Андрея это кошмар, куда больше счастлив химик. Хотя, быть может, химик считает себя беднягой.
Как запутано!
Если смотреть с разных сторон, можно поплыть. Это лишь стоя на месте все кажется простым и понятным: это черное, то белое, эти правы, те виноваты, этих друзья, а тех – на костер! Чувствуешь себя мудрецом и тертым калачом, во всем прав, а остальные придурки. Но физик говорил, все относительно, одно и то же может одновременно лежать мертвым грузом и лететь быстрее ракеты... Жаль, сам физик этим знанием не пользуется.
Сейчас человеку сложно особенно, он зажат в тиски. С одной стороны давит изобилие – величайшее благо, Андрей рад искренне, что живет в его эпоху, но со стороны другой давит граница человеческих возможностей. Даже если жизнь будет состоять только из свободного времени и кучи денег, и за век не перепробовать того изобилия удовольствий, что есть уже сейчас, – выпить океан нереально. Да и каждый день появляются новые элементы изобилия, в потреблении просто не угнаться. Но в большинстве случаев гораздо хуже: львиную долю жизни человек вынужден тратить не на то, что хочется, а на то, что надо, чтобы выжить. Будни с восьми до восьми, и этот график еще не самый жесткий, кому-то приходится до ночи и без выходных. Лет сто назад было жестче: голод, болезни, войны, работа тяжелее и опаснее, – но и удовольствия выбирать было не из чего: поесть, попить, девок потискать да на солнышке в травке полежать, соответственно, и терять было меньше, человек был терзаем физически, но в мыслях особо не терзался. Не знали люди ни универсамов с горами заграничных вкусностей, ни сотен сортов вин, шампанских и коньяков, ни Интернета, где знакомься с кем хочешь, хоть с Америкой, хоть с Австралией, ни скоростных поездов, ни авиалайнеров, ни туризма, ни сервиса, да почти ничего, что есть сейчас. Согласно вере, «там» было куда изобильнее, но теперь, будь человек хоть трижды верующим, вряд ли поверит, что «там» есть его любимые WoW и Lineage 2. Жить и работать сейчас в целом комфортнее, стабильнее, медицина победила множество болезней, продолжительность жизни возросла. Но возник серьезный диссонанс: число развлечений изобилие, а работать, чтобы выжить, приходится, как и раньше, почти все время. Это противоречие дает толчок нервным срывам, инфарктам, инсультам, суицидам, массовым расстрелам из дробовика съехавшими с катушек личностями и другим страшным фактам…
Раньше вершиной технологий в области виртуальной реальности были мечты. На берегу речки или ночью перед сном. Но воображение, каким бы буйным ни было, выдает картинки размытые, схематичные, в основном черно-белые, да и сложно вообразить что-то лучше, чем видел в жизни. Самые отчаянные любители заоблачных полетов курили опиум и жрали мухоморы.
Теперь человек заползает поздним вечером домой, злой и без сил, падает перед телевизором или ныряет в Сеть, а ему показывают красивую жизнь звезд и киногероев, великолепие природы и городов, все на спецэффектах, обернуто в компьютерную графику, изображение четкое, сочное, подробное, со звуком, на который угрохали миллионы долларов. Мозг напрягать не надо, картинки и голоса льются в голову сами, как миражи наркомана. Дразнят: «Смотри, смотри, жалкий червяк, это все, что тебе остается, ведь ты никогда не увидишь такое в своей скотской жизни, не потрогаешь, не попробуешь. Тебе некогда, надо вкалывать с утра до ночи, да и на твою нищенскую зарплату все равно сделать нельзя ничего, потому смотри, червяк, глотай слюни, а утром дуй вкалывать, за тебя поживут другие, а пока копишь деньги, заработаешь рак и сгоришь за месяц».
Ни один викинг такое не выдержит. Рецепт храбрости прост: если терять нечего – уже храбрец. Но когда каждый день показывают сказку, а она совсем рядом, с тобой в одном мире, даже в одной стране, в одном городе... Рождается надежда хоть когда-нибудь хотя бы раз ее коснуться, и цепляешься за тягостное существование, терпишь, ждешь, становишься трусом... Или это тихая храбрость? Храбрость жить, ведь порой проще поддаться чувству, взять биту и в пьяном угаре пойти крушить гадов, пока самого ударом по черепу не упокоят навеки.
В мире викингов храбростью было пасть на поле боя. А сейчас храбрость – жить и работать, не скатываясь до левела викингов.
Но как жить? Как дотронуться до той далекой красоты? И тысячи жизней не хватит, чтобы изобилие просто испробовать! А уж пробиться к нему... Какой путь ни выбери, дорога отнимет жизнь, добьешься чего-то лишь в узкой нише, а потом все равно смерть.
Но Андрей так не хочет! Не хочет умирать! И уж тем более – умирать в тюрьме своей ниши, так и не познав изобилия, не познав всего того, что терять так страшно…
Что делать?
Есть ли путь, что ведет к изобилию целиком, а не к его крупицам?
И может ли один человек испить изобилие до дна?
Мучительно соображая, Андрей вдруг обнаруживает в себе сочувствие звездам шоу-бизнеса, олигархам и чиновникам, которые покупают яхты и острова, хотя раньше нравилось гавкать, какие сволочи, обокрали народ, если б не это жулье, он бы жил лучше… Но они, как и Андрей, ищут способ выпить изобилие и тоже не находят. Коллекционируют авто всех цветов и марок, особняки и дворцы, футбольные клубы и не могут придумать ничего лучше. Заказывая на корпоратив бассейн вина трехсотлетней выдержки, думают, что и впрямь изменят что-то радикально. Но обмен шила на мыло не доставляет давно, и пытаются ловить кайф от вампиризма – делают жизнь гламурнее, шикарнее, публичнее, чтобы все завидовали. Но теперь Андрей благодарен: они показывают, что это не выход, тратить на это жизнь смысла нет, надо искать путь другой.
Но есть ли он?
Эх, если бы просто знать... Пускай будет очень сложным, даже если не удастся пройти его до конца – плевать! Главное – знать, что путь есть. Андрей наконец-то будет избавлен от пытки выбирать, будет знать, что сделал выбор единственно верный.
Сигнал смартфона: «Зарядка завершена».
Андрей выходит из приложения «Мысли на ночь глядя», пора спать: денек завтра суматошный… Допивает чай, зарядник из розетки выскакивает, смартфон ложится в ладонь. Теплый как сердце… С обоев, на фоне густой еловой хвои, смотрит Маша. В белоснежной как облако блузке, небесных джинсах, а глаза и улыбка, как всегда, вместо солнца.
Улыбка невольно копируется на губы Андрея.
Как хорошо, что у него есть такой ангелочек…
Утром Андрей и Маша доедают вареный рис, и начинается суета. Маша звонит в фирму грузоперевозок, босс которой живет в квартире по ее дизайну. Тот благодарит от души, мол, даже жена пилить перестала. Вскоре за полцены у подъезда возникает грузовик с четырьмя бугаями в красных спецовках, хотя можно было обойтись и двумя. Удивительно, но когда Маша начинает отдавать распоряжения, они выполняют беспрекословно да с таким рвением, словно муравьи по приказу королевы. Андрея даже собственные тапочки слушаются не всегда, а тут… Наверняка, шеф напутствовал добрым словом.
Пока рабочие выносят диван и кровать, Андрей собирает в сумку книги, диски, зарядные, переходники, а в другую – посуду, соль, сахар и прочую кухню. Взваливает на плечи, мышцы во всем теле наливаются жидкой сталью, на лбу проступает испарина, Андрей с дрожью в коленях шагает в коридор.
– Андрюш!
Маша подлетает, словно хочет сумки немедленно отобрать.
– Есть же рабочие!
– У меня проверка скилла «Грузоподъемность». Не зря же год качался…
В дверях Андрей пошатывается.
– Хотя, – кряхтит, – кажись, качался хреново…
Маша левой рукой придерживает дверь, правой – Андрея, личико озабоченное, готова броситься под Андрея, когда тот начнет падать.
– Андрюш! Надорвешься же!
– Спокойно, все под контролем. – Андрей вываливается на площадку, его шатает как пьяного штангиста, пытается прицелиться в лестницу. – Скиллы качаются только во время использования.
– С тебя же пот ручьем, Андрюш!
– Это экспа.
Андрей спускается, ноги ходуном, заваливается то на перила, то на стену, Маша летает вокруг как пчелка. Кое-как Андрей добирается до подъезда, Маша оттягивает дверь, рабочие грузят кровать в кузов, словно кормят гигантского муравьиного бога. Андрей инстинктивно выпячивает грудь, мол, тоже силач, просто притворялся. Деревянные руки от ноши избавляются, «муравей» принимает обе сумки в одну руку, держит как горсть семечек, Андрей с затуманенным обзором ныряет в подъезд, тело падает на стену, лицо в каплях. Маша тащит его наверх как пустой мешок. Напрягаться больше не позволяет, Андрей сидит в кухне на подоконнике, обнимает упакованный в чехол ноут.
Рабочие выносят телевизор, тумбочки, столы, стулья, ковры, коробки с бытовой техникой… Из окна похожи на юнитов в изометрии. Маша среди них как волшебница – накастовала големов и повелевает. Горшочки с цветами не доверяет никому, носит сама.
Андрей оглядывает пустеющие помещения: квартира словно девушка, которую раздевают – раз за разом открываются участки светлой кожи, с каждой минутой красивее… но беззащитнее. Так нельзя, надо вернуть все на место…
Входит Маша.
– Снова грустный, Андрюш…
– Уезжать не хочется.
Маша вздыхает.
– Мне тоже, но это естественно. – Усаживается на подоконник, Андрею на колено опускается ладошка. – Ничего, сейчас в новую квартиру приедем, начнем двигать мебель, раскладывать по полочкам, обживаться, за этой суетой отвлечешься. Самое главное на новом месте – переночевать. Весь день может быть неуютно, но разок поспишь, и уже кажется, что живешь там давно.
– Спасибо, родная. – Андрей накрывает ее руку своей. – Извини, что я тогда в универе про берлогу… Ты здесь все с такой заботой обустраивала, а скоро эту красоту...
Маша улыбается так искренне и тепло, что назгулы от умиления разрыдались бы.
– Ничего, это опыт полезный, – говорит ласково. – Надо уметь за прошлое не цепляться. Считай, открыли скилл «Живучесть».
Андрей усмехается.
– Только в переносном смысле.
Отставляет чехол к оконной раме, вытягивает руку к Маше, та перепрыгивает к нему на колени, в объятия.
– Почему в переносном?
– «Живучесть» обычно определяет скорость заживания ран, когда тебя изрубят мечами и изрешетят пулями.
– Кошмар. – Маша съеживается. – Нет, такого не надо.
– Ну, я вообще-то не отказался бы побыть Росомахой. Тебя грузовик переехал, а ты встал, отряхнулся и дальше. К тому же, бессмертный, живи тыщу лет…
– Это, конечно, здорово, только зачем? Собрался с кем-то воевать? У нас жизнь мирная, можно без регена и бессмертия дожить до старости.
– Вот именно. До старости. И в могилку.
– Андрюш…
– А что я? Это жизнь. Вернее, смерть. Она такая, может и в тихой мирной жизни нагрянуть. Упал бы сейчас с лестницы и шею свернул. Или тот тип с ножом меня догнал бы... Нет, от «Живучести» не откажусь.
– Ее все равно не добыть, родной, не мечтай зря. – Щеку Андрея поглаживают бархатные девичьи пальцы. – Промечтаешь о несбыточном, не заметишь, как жизнь пройдет. А надо жить, увлекаться, отдыхать… Жизнь одна и не очень-то длинная, а драгоценное время никто не вернет, вот я и живу.
Андрей любуется изумрудами в глазах Маши.
– Принцесса моя… – Осторожно целует родинку у носика, светлую и едва заметную, как капелька меда. – Ты свое дело нашла, солнышко… Но я нет. Живу вполсилы, как умертвие, и ожить боюсь. Может выйти так, что потрачу жизнь на то, в чем разочаруюсь, и жизнь коту под хвост. А меня не покидает ощущение, что делаю не то, что нужно. Не то, что хочу на самом деле.
Глаза Маши чуть ближе, она жмется к Андрею осторожно, словно нервы оголены.
– А что хочешь, любимый? – шепчет заботливо, не переставая гладить его лицо.
– Если бы знал, родная, – вздыхает тот, – сомнениями бы не терзался. Но не знаю... Почему ты выбрала дизайн интерьера?
– ?
– Почему не дизайн одежды, не дизайн фасадов, не кулинарию? Почему?
Маша взгляд отводит, в нем задумчивость.
– Не знаю... Одежда... Конечно, люблю одеваться стильно, стараюсь за собой следить, но не с таким рвением. Лишь бы мило и удобно, а мелочи стиля особо не волнуют, но вот в интерьере, – личико Маши озаряется, – люблю кудесничать, сочетать одно с другим, смотреть, что выйдет. В доме должно быть уютно, стильно и, желательно, необычно, – без этого ну никак, руки чешутся наизнанку все вывернуть. Знаешь, – Маша встряхивает волосами, от золотистых пружинок блики такие теплые, что греют Андрею сердце, Маша на его коленях ерзает, устраивается удобнее, – над своей комнатой у родителей колдовала всяко-разно еще с детства. Стилей сменила кучу, от няшного, когда все в розовом и с мягкими игрушками, до всяких рокерско-вампирских штуковин, все в черном, готы обзавидовались бы. Фантазия бурлила, менять хотелось каждый день, но в одной комнате, да еще под надзором родителей не развернешься, вот и начала менять в комнатах подруг, порой даже за свой счет, лишь бы утолить творческий голод. А потом как-то раз подруга подруги моей подруги, весьма обеспеченная, попросила сделать по-быстрому дизайн в японском стиле эпохи Мейдзи, мол, вечером приезжает кандидат на ее руку и сердце, а он с ума сходит по этой теме, а она не разбирается совсем. Ну, я обрадовалась, само собой, взялась с энтузиазмом, а как управилась, она всучила конвертик с деньгами. Я малость оторопела, начала отказываться, но она не слушала, «спасибо-спасибо» – и выставила за дверь, объект ее вожделения должен был прийти с минуты на минуту. Вот тогда и задумалась, а почему бы и нет...
– Вот, – подмечает Андрей. – К тому времени уже были опыт, навыки и черт знает какой левел, это выбор и определило. Но с чего началось? Ты с той же вероятностью могла обожать в детстве не комнату, а одежду, блюда, вид зданий из окна… Почему именно интерьер?
В глазах Маши растерянность.
– Не знаю, – пожимает плечами. – Получилось как-то само…
– Вот... А у меня не получилось. Тоже люблю много... но люблю потреблять, а не создавать. Типичный паразит.
– Андрюш...
– Вокруг такое изобилие, что просто хочется быть паразитом. Если начать создавать, то когда все это богатство успеть испробовать? Да, я наивный, романтичный, безобидный, но паразит.
– Андрей...
– Без хозяина паразит гибнет.
Молчание... Андрей чувствует в себе и Маше напряжение, ощущение гадкое, поступил как настоящий паразит: у Маши на плечах и так столько забот, а он догружает своими, вместо того чтобы… Без лишних слов обнимает с нежностью, на какую только способен, Маша мгновенно растворяется.
Под опущенными веками секунды тишины и блаженства…
– Если бы жить вечно, – тянет Андрей томно, – тогда и спешить не надо, перепробовали бы все увлечения и развлечения, узнали бы мир до самого края...
– Что поделать, – отвечает Маша в тон, – мы не черепахи, приходится успевать…
Вязкая пелена стряхивается, Андрей оживает, смотрит на Машу.
– А при чем здесь черепахи?
– Да недавно на лекции слышала, – тут же подхватывает Маша его настроение, – есть какой-то вид бессмертных черепах.
– Серьезно?
– Абсолютно. Нет, они тоже умирают, но не от старости. Просто за долгие годы жизни панцирь растет, растет и в итоге тяжелеет так, что мешает двигаться, они не могут добывать пищу и погибают от голода и жажды.
– Круто... Ну, в смысле, что погибают от жажды, конечно, плохо, но что бессмертные... это же прекрасно!
– А что прекрасно? Бессмертные они, а не мы.
– Да все равно! Думал, просто байка, как вечный двигатель, а бессмертие, оказывается, есть в природе… Ничего себе новость!
– На лекции говорили, есть и другие бессмертные организмы.
– А почему это не изучают? Если бессмертие возможно, это ж такие перспективы, мечта человечества!
– Честно говоря, не знаю. Вроде бы исследования ведутся, но совсем мало, на азарте одиночек, а государство такие исследования почему-то не финансирует…
Возвращаются рабочие, Маша умолкает, спрыгивает с колен Андрея, идет к ним, осталось вынести только шкаф и холодильник. Рабочие поднимают шкаф, грузно топают к выходу, Маша за ними, следит, чтобы из шкафа не вывалились вещи.
– Андрюш, сложи, пожалуйста, яблоки из холодильника в торбу.
Исчезает за краем дверного проема.
Андрей кивает на автомате, мысли вертятся вокруг бессмертия. Перед глазами мелькают ассоциации… Большая с каменной чешуей черепаха намертво прикована к земле тяжестью панциря, гребет ластами, но панцирь неподвижен как могильная плита… Лабиринт медицинского оборудования, оно мигает и пищит, проводит по пластиковым жилам какие-то лекарства, в его сердцевине хирурги в масках склоняются над столом, пытаются продлить человеку жизнь с помощью экспериментального метода… Под микроскопом живая ткань, сложные химические реакции, наверное, город сверху выглядит так же: дома – клетки, линии электропередач – нервы, а машины и люди – кровь и лимфа, текут по асфальтовым венам, артериям и капиллярам…
Из прострации выводит жужжание кулера, Андрей сидит там же, на подоконнике, но перед ноутом, тот включается. Даже не заметил, как расчехлил и открыл. Играет приветственная мелодия, Каспер проверяет местный Гамельн на наличие крыс, Андрей втыкает модем, входит в Сеть.
Удивительно быстро находит, что искал: исполинская черепаха, жемчужница, голый землекоп, гренландский кит и еще длинный список живых существ, заканчивающийся всевозможными бактериями, каждое из них живет удивительно долго, но еще не зафиксировано и не подтверждено случая, что хоть одна из особей этих видов умерла от старости. От голода, драк и других причин – да, умирают, но не от старости!
Ладно, с природой ясно, но что с бессмертием в среде людей?
Почему бессмертие даже при своем наличии почти никем не рассматривается? Минуты через три Гугл сию страшную тайну открывает. На бессмертие откликнулось изобилие ссылок, где только общие слова, туманные прогнозы, непонятные для простого человека доводы, в общем, гора инфы, которую все равно никто читать не будет. Далее ссылки на религиозные ресурсы, где бессмертие души, жизнь после смерти и тому подобное, где откинуть копыта все же придется… Викингам бы понравилось, но Андрею как-то не очень. Ну, а затем – маги, целители, экстрасенсы, сектанты, гуру и прочие аферисты, предлагают наперебой таблетки бессмертия, омолаживающие чудо-кремы, фильмы, посмотрев которые помолодеешь лет на десять, а то и на полвека, аппараты, что излучают такие-то волны, вылечивают рак, диабет и вообще все на свете… Архивы новостей: арестовали мошенника, обещал матерям воскресить погибших сыновей за деньги. Некая секта в поисках бессмертия уединилась в глухомани, проводит молитвы и обряды, они даруют, по словам духовного лидера, бессмертие...
Андрей хватается за голову.
В изобилии жуликов бессмертие давно вызывает у народа ассоциации «развод», «кидалово», «лохотрон». Репутация у бессмертия и всего, что связано с продлением жизни, не просто подмочена, а утоплена в кислоте. Найти в этой свалке тех, кто занимается проблемами старения, неуязвимости и бессмертия всерьез, то есть настоящих ученых, крайне сложно.
Уже хочется руки опустить, браузер закрыть, ноут вырубить, но жалко. Такая идея!.. Не может же быть глухо совсем, выход есть, надо искать еще, а не пасовать перед первой же стеной.
В мучительных размышлениях наконец-то приходит обезболивающая мысль: Андрей наверняка не один, который интересовался этим вопросом и терялся в горах мусора, должны быть предшественники. В самом деле – сейчас ведь изобилие: куда ни сунься, даже в самую редкую область, обязательно выяснишь, что кто-то побывал здесь до тебя, что-то нарыл и оставил.
После череды витиеватых запросов в поисковике Андрей находит пару-тройку статей и постов о бессмертии, а точнее – как отличить настоящих ученых от проходимцев.
Самый простой способ – отсечь всех, кто против науки. Кто лечит всякими травками, молитвами, обрядами, отсылает к китайской, индийской, тибетской и другим мудростям, говорит, что наука и прогресс есть зло, от лукавого и прочий религиозно-эзотерический бред.
Остаются адепты науки и технологий, но среди них немалая часть лжеученых и липовых медиков. Их отделить труднее, но можно. Главным образом, мошенников от науки роднит с магами и травожуями то, что они предлагают пути относительно легкие. Борьба со старением, продление жизни, да и любое тяжелое заболевание, – вещи крайне сложные, быстро и просто не решаются. И если кто-то в медицинском халате или пиджаке гарантирует, да еще по телевизору, что жизнь продлится на тридцать лет, если выпить вот эту таблеточку, или пропить курс этих капсул, или массировать ягодицы этим ультразвуковым прибором, – бежать от этого «специалиста» подальше, переключить на другой канал. И уж тем более – уйти с сайта, там наверняка еще и рассадник троянов. Если там и специалисты, то лишь по выкачиванию из лохов денег.
Остается узкая ниша ученых реальных, и здесь легких путей не ищут, их нет в принципе. Есть дороги длинные и ухабистые, с ловушками, засадами, каньонами, трясинами, зарослями ядовитых колючек, и это еще не самое страшное, зато ведут к самой вершине. Здесь, как и в любой среде, есть кланы, разногласия, сражения, но уже сугубо научные. Каждый бредет своей дорогой, набирает сподвижников, ищет свой способ дойти до вершины: заасфальтировать, проехать на танке, пролететь по воздуху… Но всех единит одно – стремление продлить жизнь, вылечить рак, вернуть инвалиду ноги и зрение, а не присосаться к золотой жиле.
У обычной болезни, как правило, причина какая-то одна, а у старения… от нескольких десятков до нескольких сотен, точно не известно. И все сплетены друг с другом тесно: раздавишь одну, но соседние заденешь так, что они усилятся. Чтобы изучить эти дебри до последней веточки и добиться результатов, нужны огромные инвестиции, тысячи экспериментов, долгие годы кропотливых исследований, анализа, компьютерного моделирования.
Никто не хочет вкладывать гигантские средства в столь долгосрочный и рискованный проект. Ученых, кто хочет заниматься этим, мало. Не все из них ученые настолько, чтобы работать с такой сложной проблемой, кроме того, ученые живут на гранты от исследований, а их дают за более приземленные направления, потому служители науки – увы, всего лишь служители, а не хозяева – спускаются туда, где больше корма.
Но бессмертие…
Изобилие…
Эти два слова крутятся в мозгу как протон и электрон, не могут друг друга коснуться, но не могут и разлучиться. И Андрей словно ищет в их гладких поверхностях паз, чтобы одним щелчком соединить в то, чего так не хватает, бродит по комнате из угла в угол, взгляд бороздит пол, чувства выбрасываются в кровь, нагревают, гонят по жилам быстрее…
Познать изобилие одной жизни не хватит.
Одной жизни хватит стать кем-то одним, и жизнь, быть может, сложится… в каких-то пределах…
Но Андрей так не хочет. Не хочет!
– Не хочу быть кем-то одним, – говорит в центре пустого помещения куда-то вверх.
Кричит:
– Хочу быть всем!
Прислушивается к эху, с закрытыми глазами медленно шепчет:
– Хочу быть изобилием.
Из полета мыслей вытягивает мелодия смартфона. Маша! Андрей знает, что она спросит…
– Андрюш, ты яблоки уже сложил? – слышит из динамика.
– Э-э, почти, – выговаривает растерянно. Подбегает к окну: «големы» заканчивают грузить шкаф, их златокудрая повелительница улыбается поодаль, машет Андрею рукой.
– Сейчас придем.
Отключается.
Андрей выдергивает модем, ноут захлопывает. Проклятие, вновь эта привычка отвлекаться не вовремя и очухиваться, когда поезд ушел…
Маша направляется к подъезду, но в момент, когда рабочие держат шкаф под наклоном, чтобы вот-вот поставить к внутренней стене кузова, замочек на дверцах не выдерживает, створки резко нараспашку, и все вещи: стопки одеял, простыней, футболок, нижнее белье, коробки с обувью, – падают на дно, прямо на цветы, грузовик аж качнуло. Маша стрелой кидается спасать вещи от грязи, а цветы от вещей.
Андрея окатывает радостное облегчение – есть шанс успеть… Но пока одевает ноут в чехол, радость сменяется укором. Маша так заботилась о цветах, стирала вещи, а он рад неприятностям любимой из-за того, что помогают скрыть косяки его собственные. К щекам и ушам приливает краска.
От стыда хочет провалиться.
И в этот миг пол начинает дрожать. Стекла вибрируют с каждой секундой сильнее и громче, с потолка и стен падают оладья штукатурки. Андрей от окна рефлекторно отпрыгивает, пятится, здание грохочет рассерженно, тряска усиливается. Андрей растопырен как на минном поле, боится сделать шаг, потерять равновесие, кажется, что малейшее движение будет наказано, пол шатается как палуба в шторм…
Глаза расширяются от ужаса: за окном солнечный воздух мгновенно темнеет, как в затмение, с неба падает нечто серое, громадное и угловатое, окутано тучами, словно адский призрак. Предчувствуя беду, руки закрывают лицо Андрея крест-накрест, стекло оглушительно лопается, ветер жгучей боли опрокидывает на спину, Андрей протяжно вскрикивает, из тыльных сторон ладоней торчат, как иглы ежей, стекла, сочится кровь.
Кухня тонет в сумраке, чудовищный треск, потолок распарывают огромные черные трещины, бьет град бетонных глыб. Опора под Андреем проваливается, он с криком падает, не успевает понять, что лишило сознания – удар или дикий ужас.
Похожие статьи:
Рассказы → Проблема вселенского масштаба
Нет комментариев. Ваш будет первым!
 |
Добавить комментарий |
