1W

Тайна Земли Зиф, ч. 2

в выпуске 2016/08/22
6 декабря 2015 - QVNLD
article6934.jpg

...

Выше уже говорилось о том, что во Вселенной на данный момент существует всего сто сорок семь миров, и что миры эти делятся на те, где господствует наука, и те, где бал правит Миф. Вторые отличаются от первых тем, что в них гораздо ниже порог Ревского, он же коэффициент причинности – та самая загадочная штука, благодаря которой в условиях x из действия A всегда проистекает событие B, а не C или D.

Объясню это на конкретном примере: представим себе человека, который жарит яичницу в мире с коэффициентом Ревского 99, 74237127% (к слову, это довольно низкий коэффициент, у большинства «нормальных» миров он значительно выше – например, 99, 74237128 %). С таким высоким значением причинности лишь в одном случае из квадриллиона на сковородке возникнет нечто совсем непредусмотренное – например, танцующий карлик или одетый в балетную пачку верблюжий паук; во всех остальных случаях получится запланированная яичница.

Не так в Землях, окутанных покрывалом Мифа – яичница, бесспорно, получается и там, но совсем не обязательно из яиц. В этих областях B вытекает из A не всегда, а лишь периодически, и притом неуверенно, словно бы запинаясь. Потому-то в мирах Мифа непопулярна наука, ибо гипотезу здесь экспериментом не проверишь. Ведь если на выходе через раз получается новый результат, если нет возможности установить хотя бы самые базовые закономерности, то какой смысл изучать что-то, если можно его просто принять?

Для человека пространства Мифа в основном безвредны, для техники – увы, нет. Необходимые приборы – проекторы Луча, преобразователи и стабилизаторы материи – в таких мирах защищены пузырями особого поля, названного по имени его первооткрывателя полем Скепсиса. Поле это умеряет в определенном радиусе разрушительное воздействие Чудесного и со стороны выглядит как полупрозрачный фиолетовый кокон. В подобном коконе и пребывал корабль Квонледа, продираясь сквозь те участки Вселенной, где бушующие вероятности по атомам разбирают все стабильное и упорядоченное.

Не вдаваясь в подробности путешествия, перейдем сразу к делу. Облетев два раза Зиф, крохотную, как и все остальные Земли, Квонлед взял курс на Труму, и вскоре в иллюминаторах показался обычный город Мифа, застывший на полпути к Упорядочиванию. Ни проектор Луча, скрытый в одной из комнат угрюмой ратуши, ни пара-тройка автомобилей, ни даже новое здание больницы, сияющее свежей краской, не сообщали и толику прогресса суровым стенам, увитым плющом, окнам, похожим на бойницы, крутым скатам крыш и острым шпилям башен. Посадив корабль на главной площади, Квонлед решил прогуляться по городу и поспрашивать людей о Звере. Вопреки его ожиданиям, народ оказался не взбудораженный, а сонный, поникший и вялый. Кое-где улицы еще носили следы недавних волнений – разбитые окна, наполовину разобранные баррикады – но видно было, что решительные действия остались позади. Город словно впал в оцепенение, и люди бродили по нему, как призраки, не обращая друг на друга внимания. Одни застывали на месте, уставившись прямо перед собой, другие, поживее, бесцельно наматывали круги, третьи же просто ложились на мостовую и лежали, таращась в небо.

Никто уже не закрывал двери домов, не охранял прилавки и магазины. Заходи и бери, что хочешь – нашелся бы только желающий взять. Дальше – больше: осматривая городской сад, Квонлед с удивлением обнаружил, что несколько десятков человек – судя по прическам, из знати – закопались по шею в жирную черную землю. В одном из них он узнал Камболино из Тиду, того самого, что читал предназначенное Фотурианцам послание. Несмотря на незавидное положение, лицо аристократа выражало подлинное блаженство. Он словно нашел, наконец, свое место в жизни, и его не смущало нисколько, что место это – цветочная клумба, а не патрицианский дворец. Когда Квонлед сел перед ним на корточки и потянул за нос, Камболино открыл глаза и широко улыбнулся.

– Это вы, – сказал он. – Как хорошо, что вы пришли. Я очень рад вас видеть. Не окажете мне услугу?

– Какую? – спросил Квонлед и отпустил нос. Камболино вдохнул, выдохнул и сказал:

– Видите вон там лейку?

– Где?

– У скамейки, возле яблони.

Квонлед повернул голову и действительно увидел большую красную лейку.

– Принесите ее сюда, – попросил Камболино.

Квонлед пожал плечами и исполнил требуемое.

– Хорошо, – сказал Камболино. – Теперь, пожалуйста, полейте меня.

– Полить? – переспросил Квонлед.

– Да, конечно. Полейте меня, прошу вас.

Квонлед пожал плечами еще раз. Все это было очень странно, но почему бы ему не уважить просьбу? В конце концов, во Вселенной не так уж много людей, что просят вежливо; намного чаще Фотурианцу приходилось сталкиваться с приказами и требованиями. Квонлед наклонил лейку, и на голову Камболино полилась струя воды.

– Оч-чень хорошо, – проговорил тот, мотая головой и отфыркиваясь. – Сегодня жаркий день.

– Да-да, – согласился Квонлед. – Вы не скажете мне, что происходит?

– А что-то происходит? – удивился Камболино из Тиду. – По-моему, все в полном порядке. Я уже пустил корни, мои товарищи – тоже. Разрешите представиться: я – Подсолнух, семейство Астровых. Helianthus annuus, если хотите. Род масличных — славный род.

– А я – Нарцисс, - подала голос соседняя голова. – Я ничего не требую, но не мешало бы полить и меня. Но только если хотите. Правда, это очень желательно. Может, я и не вправе вас просить…

– После, – сказал Квонлед. – Сначала я должен разобраться со Зверем, что опустошает вашу Землю.

– Зверь, – Камболино задумался. – Да, я помню что-то такое. Зверь… Это было прошлой зимой, в сочельник… Скажите, – спросил он вдруг Квонледа, – а он не ест цветы?

– Нет, – ответил Квонлед. – Цветы едят коровы, а Зверь охотится только на людей. По крайней мере, так говорилось в послании.

– Тогда нам нечего бояться, – сказал Камболино. – Слышите меня, друзья? Гиацинт? Гладиолус? Лилия? Мы можем спокойно цвести! Наслаждаться солнцем, пить прозрачную воду и впитывать в себя полезные вещества, происходящие от гниения этих несчастных тел. Бедные! Вы знаете, – обратился он к Квонледу, – жил на свете один такой Камболино, очень важный сеньор. Жил, а потом умер. Его закопали, и на могиле вырос цветок. Этот цветок – я!

– Очень рад за вас, – сказал Квонлед. – По крайней мере, вы нашли себя, а очень многие люди вашего города до сих пор не знают, как быть.

– Они еще не поняли, что должны лежать в земле, – авторитетно заявил Камболино. – Но ничего, это вопрос времени. Рано или поздно все они лягут здесь и позволят прорасти своему цветку. Кстати, я вижу, что прорастет однажды из вас.

– И что же? – спросил Квонлед.

– Чертополох. Большой куст чертополоха – с колючками, ярко-фиолетовый!

– Я так и думал, – сказал Квонлед. – Чертополох, ну конечно же! Послушайте, Подсолнух. Если отвлечься от проблемы растительности, есть ли в этом городе человек, который может сказать, что происходит? Кто-нибудь, кто много размышлял об этом? Желательно только, чтобы это был человек, а не цветок.

Камболино задумался. Лоб его сморщился, глаза широко открылись. Казалось, память его одолевает перевал между человеческим прошлым и растительным настоящим.

– Жулатао, – сказал он наконец. – Поговорите с мессиром Жулатао. Это был наш философ, единственный в этой Земле. Но предупреждаю: за свою жизнь он слишком много думал, а потому сделался очень глуп. Нельзя думать слишком много, иногда нужно расслабиться, опуститься в землю, пустить корни… Извините, мне надо следить за хлорофиллом. Я ведь Подсолнух, в конце концов.

Философ жил на самой окраине, в маленьком домике с садом и огородом.

- Где твой хозяин? – спросил Квонлед служанку, склонившуюся над грядкой с редисом. Удивительно, но эта женщина не подавала никаких признаков усталости, напротив, жизнь в ней била ключом.

- Как обычно, - сказала она, - лежат у себя в гробу.

- В гробу? – поднял брови Квонлед.

- Да, в гробу. Взяли моду ложиться после обеда – это, мол, навевает философские мысли. Дрыхнут они там, вот что я скажу – дрыхнут себе, и только! А я тут одна горбачусь, без отдыха!

- Да вы, милочка, гляжу, не собираетесь умирать? – смерил ее взглядом фотурианец. – И апатии в вас не ощущается…

- А мне просто некогда, - сказала служанка. – Утром встань – прибери, потом завтрак, потом обед. Они кушают, а я комаров отгоняю. Тут не то что помереть – тут пожить времени нет…

Она говорила что-то еще, но Квонлед уже не слушал. Он обогнул дом, открыл подвальную крышку и спустился по ржавой лестнице. В подвале действительно стоял гроб, и в нем лежал человек средних лет с курчавой бородкой и глазами плута. Отрекшись от жизни, он, однако, нацепил на себя теплую фуфайку, а также шерстяные штаны и носки – потому, вероятно, что в подвале было очень холодно. В ногах у лже-покойника стояла свеча, и он время от времени покачивал ее большими пальцами.

– Добрый день, мессир Жулатао, – поприветствовал его Квонлед. – Не замечали ли вы в последнее время ничего странного?

– У нас тут много всего творится, – гнусавым голосом отозвался мыслитель. – Зверь подходит вплотную к стене, на базаре перестали продавать репу. Думать и думать над этими вещами – ну, по крайней мере, я так считаю. А вы кто такой будете?

– Я – Квонлед, – поклонился Квонлед. – Достославный Фотурианец, что, преисполнившись жалости, прибыл к вам на помощь.

– Слышал, слышал, – сказал Жулатао. – Мой сосед Таларно говорит, что в прошлый визит ваши коллеги украли у него свинью.

– Ваш сосед Таларно беззастенчиво врет, – сказал Квонлед. – Но все же скажите, мессир – что такое витает у вас в воздухе? Почему люди на улицах ведут себя, как сомнамбулы, а столь выдающийся мыслитель живьем ложится в гроб?

– Это все новое время, - вздохнул Жулатао. – Цивилизацию нашу охватил глубочайший кризис. Мы задавлены пошлостью и утратили ориентиры. Нам навязывают ценности, чуждые нашему историческому мышлению. Хотя тела наши еще живы, духовно мы давно уже мертвы. Нет целей, нет перспектив. Нет великих людей, закончились великие книги. Молодежь позабыла примеры своих отцов. Всюду одна безнравственность. Я не удивлюсь, мессир Квонлед, если в один прекрасный день мы и без всякого Зверя рассыплемся в прах. Ибо жизнь наша есть лишь иллюзия, и все, что нас окружает – одна бесплотная тень…

– Мессир, у вас от свечки загорелся носок, – сказал Квонлед. – Разрешите, я подую?

– Что? – переспросил Жулатао. – Носок, вы говорите? Ай, жжется! Да что же вы стоите, ведь я горю, горю! О, Боже мой, спаси меня, если ты есть!

– Бог есть, – сказал Квонлед, наклонился и задул свечку. – И он послал меня, чтобы вы не поджарились заживо в собственном носке. Значит, вы ничего не знаете, так?

– Ничего, - покачал головой Жулатао. – Из гроба мало что видно, разве что слегка чувствуется моральный климат.

– Это гниет в углу бочка с цветной капустой. Прощайте, мессир Жулатао, я что-нибудь придумаю насчет падения нравов.

– Конечно, - сказал Жулатао. – Помните главное: плоть человеческая слаба, но Дух – Дух торжествует!

– И Зверь тоже, – сказал Квонлед, поднимаясь по лестнице. Философ негодующе вскрикнул, но Фотурианец уже захлопнул дверь с другой стороны.

Похожие статьи:

РассказыТайна Земли Зиф, ч. 6

РассказыТайна Земли Зиф, ч. 1

РассказыТайна Земли Зиф, ч. 4

РассказыТайна Земли Зиф, ч. 5

РассказыТайна Земли Зиф, ч. 3

Рейтинг: 0 Голосов: 0 953 просмотра
Нравится
Комментарии (1)
QVNLD # 6 декабря 2015 в 19:06 +1
Здесь меня интересует вот что: не занудным ли вышел момент о коэффициенте Ревского?
Добавить комментарий RSS-лента RSS-лента комментариев