Апрельская луна часть 5

***

На часах было 20:30.

До отправления электрички оставалось двадцать минут. Однако Михаила с Надей на вокзале не наблюдалось. Это заставляло нервничать. Мне удалось занять удачное место, у выходящего на перрон окна, у которого, на первом пути, уже терпеливо ожидала пассажиров интересующая меня электричка. Отсюда хорошо просматривался зал ожидания со скучающим народом, небольшая очередь за билетами у кассы, и, разумеется, выход из здания, через который сновали люди. Озираясь, я уминал суховатый чебурек, запивая его приторным кофе из автомата. Конечно, не самый изысканный ужин, но перекусить не мешало. Передо мной, возле ларька «Роспечати» о чем-то горячо спорила молодая мамаша с хныкающей девочкой лет шести, с демонстративной капризностью отстукивающей каблучками резиновых сапожек по кафельному полу. Причем присутствующий при этой сцене парень с вместительной спортивной сумкой (судя по всему, глава семейства), стоял между ними со строгим выражением лица. Иногда он вставлял неуместные замечания, вызывающие только гневные взгляды мамаши и дочки одновременно, принуждая его помолчать и не влезать в женский диспут, который тут же разгорался с новой силой.

Окончания столь занятной ссоры мне не довелось дождаться. Выбросив в урну остатки скудного ужина, я направился к выходу. На улице значительно потеплело после дождя. Или сказывалось то, что мне удалось немного согреться и обсохнуть под крышей вокзала. Все же тучи постепенно рассеивались, приоткрывая сиреневое от заката небо. На перроне оказалось немноголюдно, лишь немногие спешили к электричке. Вполне объяснимо – не дачный сезон.

Я шел вдоль вагонов, попутно заглядывая в окна. Среди усаживающихся на места пассажиров не угадывалось примет Михаила или Нади. Какая-то улыбчивая пожилая дама вдруг помахала мне через окно. Возможно, обозналась. А может, вовсе прощалась с кем-то из редких провожающих. Мимо вразвалочку прошествовала парочка милиционеров из ППС, один из них задержался на мне взглядом, оценивая мою несвежую одежду. Но, видимо, решил не заострять внимания. Оглянувшись им вслед, я бегло осмотрел перрон позади себя. Вроде ничего подозрительного. Да и в здании не ощущалось ни малейшего признака слежки. Вот уж возомнил из себя! Будто там лохи работают. Моргнуть не успеешь, как скрутят.

На дисплее электронных часов высвечивалось 20:44.

Я остановился у первого вагона, в сумерках выискивая среди передвигавшихся знакомые лица. Уверенность в том, что Михаил мог появиться на вокзале, вовсе улетучилась. Совсем не обязательно, что он до сих пор отсиживался в городе. А отметка в расписании вообще могла не иметь отношения к его исчезновению. Или же он собирался сесть на электричку с другой станции. Не знаю, наверное, мне просто хотелось найти лишний повод влезть в вагон. Так и других вариантов не оставалось.

Стало темнеть. Облака снова заслонили небо, наливаясь плотной лиловостью.

В конце концов, что я теряю? Покатаюсь на электричке, посмотрю на жизнь русской глубинки, глядишь, потом состряпаю какую-нибудь статейку. Повезет – встречу Михаила с Надей. Если же нет, когда вернусь, возможно, все уляжется.

Даже у меня в голове это звучало совершенно не убедительно. Тем не менее, я запрыгнул в вагон. И неожиданно вспомнил, что не взял билет. Ничего страшного. Уж от контролеров-то можно откупиться. Думаю, пару сотен, оставшихся в кошельке, хватит. За спиной почти сразу с шипением сомкнулись двери, вагон наполнился нарастающим постукиванием колес по рельсам. Вокзал в окне стал медленно отплывать, сменяясь вначале бетонным забором, затем длинной цепью товарняка на запасных путях.

В вагоне насчитывалось с десяток пассажиров, рассредоточенных на разных лавках. Снаружи сгущалась беспросветная темень, но все дружно уставились в окна, занавешенные сплошным отражением внутреннего освещения. Присоединяться к всеобщей скуке длительного турне я не собирался, поэтому направился к следующему вагону, иногда придерживаясь за вмонтированные на лавках поручни и не забывая осматриваться.

И куда народ прется на ночь глядя?

Хотя мне ли задаваться подобными вопросами.

Во втором вагоне людей оказалось еще меньше. Только дремлющий мужичок в спецовке, с чехлом удочек и ящиком с рыболовецкими снастями, белокурая девушка в очках, увлеченно читающая купленный на вокзале детектив в мягком переплете, и печальный парнишка, бренчащий струнами своей старой гитары.

С третьим тоже не повезло. Ни Михаила, ни Нади.

Перед четвертым я решил замедлиться. Времени полно. Насколько мне помнилось, до конечной ехать плюс-минус три с половиной часа. Я вышел в тамбур между вагонами, вскрывая недавно купленную пачку сигарет. Мысленно не прекращал себя убеждать в правильности идеи насчет поездки. И гнал прочь предательские доводы о том, чем буду заниматься в чужом городе посреди ночи. Краем глаза уловил притаившуюся у дверей статную фигуру в стеганом плаще и аляповатой шляпе. Было в ней что-то смутно знакомое. Явно не контролер – типаж не тот. Впрочем, меня больше занимал поиск зажигалки в карманах. Неожиданно фигура шевельнулась, протягивая в мою сторону руку:

- Bonsoir. Je m’appelle Lucian*.

 

***

Человек, назвавшийся Люсьеном, говорил со мной по-французски. И, видимо, сразу определил, что я его понял. Не то, чтобы мог свободно общаться на этом языке – но в свое время преподаватель в университете попался толковый. Меня мгновенно обуяло легкое любопытство, уступающее место нахлынувшему недоумению и, наконец, леденящий страх, бегущий ознобом по позвоночнику. Передо мной с протянутой в приветствии рукой стоял тот самый незнакомец, которого я видел из окна во дворе дома моих родителей. Мир полон неожиданностей.

Я молча прикурил сигарету, совершенно не реагируя на его жест.

- Думаю, недоверие в этой ситуации пагубно для нас обоих, – спокойным, внушающим голосом произнес Люсьен, опуская руку. На этот раз по-русски, почти без акцента. – Вам так не кажется, Андрэ?

Его невыразительное бледное лицо с красными (видимо, из-за бессонницы) глазами приобрело оттенок разочарования. Свет лампы над нами был неровным, моргавшим в такт стучащим по рельсам колесам.

- Итак, - сказал мой неслучайный попутчик. – Что вы намерены делать? Ведь, очевидно, вы мучаетесь от неопределенности. Нет, скорее от непонимания происходящих с вами событий. Я бы мог пояснить некоторые моменты сложившейся ситуации, что значительно бы облегчило вам жизнь.

Дым от моей сигареты витиевато клубился в воздухе, просачиваясь в дверные щели. В его взгляде чувствовалось непоколебимая убежденность, что сказанное им воспринималось мной осмысленно. Так, матерый волк смотрит на загнанного ягненка, который не в силах блеять перед ужасом приближающейся участи. Полное ощущение безнадежности. Не возникло даже мысли о бегстве – от пули далеко не убежишь.

- К тому же вы стали жертвой обстоятельств, с которыми вам не под силу справиться в одиночку.

- Люсьен, так?

- Предпочитаю, Люциан, – поправил он.

- Это ваши люди были в доме Михаила? – спросил я в лоб.

- Михаила? – его голос стал задумчивым. – А, вы имеете в виду доктора Чайковского? Да, там были мои люди.

Доктор Чайковский? Не знал, что у него такая выдающаяся фамилия. Так Михаил был врачом. Не важно. Нужно задавать вопросы, пока на них отвечают.

- Давно вы за мной следите?

- Достаточно, чтобы понять какую роль вы исполняете в этом деле.

Как-то лукаво прозвучало.

- Кто вы? И зачем вам нужен доктор Чайковский?

Бледнолицый попутчик криво, зловеще улыбнулся:

- Не совсем так. Нам нужна девочка.

Ну, это и дураку понятно. Я нервно сделал затяжку, не отрывая от него глаз. Люциан слегка запнулся, что-то обдумывая. Облачко дыма, выпущенное мной, сползло к полу, моментально развеявшись в сквозняке. Непривычная тишина слилась с перестуком электрички, отмеряющим версты железной дороги. Нам трудно отвести друг от друга глаза, словно опасаемся не заметить что-то важное, необходимое, истинное в непонятных обоим намерениях. Боимся подвоха, не доверяем.

- Вам известно о проекте ИКСИОН? – вкрадчиво поинтересовался он.

Чего уж скрывать – пришлось сухо кивнуть. Во всяком случае, пока меня убивать не собирались.

- Позвольте выразить уважение к вашему профессионализму. Среди журналистов эта немалая редкость, – снова улыбнулся человек, чья трактовка собственного имени у меня почему-то ассоциировалось с владыкой преисподней. – А обстоятельства, связанные с отступничеством Лидии Фидлер?

Я неуверенно пожал плечами. Кажется, в подборке Стасиса упоминалось что-то о нарушении этики.

- Так вот, – в его голосе прослеживалась интонация лектора. – Дело в том, что Фидлер возглавляла проект по репродукции органов. И она весьма в нем преуспела. Со временем ее отрасль развилась настолько, что достигло ошеломляющих результатов в клонировании особей животного мира, а затем и человеческого тела.

Перестук колес замедлился, перерастая в тормозной скрежет перед остановкой. Двери с шипением разверзлись. В нас пахнуло сырым воздухом сумерек. Снаружи уже с трудом различались очертания перрона на окраине города. Название провинциальной станции едва читалось на блеклой вывеске в оранжевом отсвете одинокого фонаря. Где-то в ночной пустоте выли собаки. Люциан замолчал, пытливо буравя меня взглядом. Видимо, ожидал с моей стороны попытку побега. Только я щелчком отправил за двери бычок, искоркой утонувший в темноте.

- В общем, - заговорил мой сумрачный попутчик, как только возобновилось движение электрички, – исследования Фидлер привели к катастрофическим последствиям. Вкупе с клонированной куклой ей удалось воссоздать эквивалент человеческой сущности.

Он сделал небольшую паузу, словно рассчитывая увидеть удивление на моем лице. Но удивляться мне уже было нечему, достаточно вспомнить инцидент с перевоплощением Нади.

- Полагаю, продуктом этого стала девочка? – уточнил я.

- Именно, – продолжал Люциан. – Это напугало покровителей ИКСИОНа. Согласно их постановлению, необходимо было немедленно заморозить проект и приступить к удалению любых упоминаний о нем. Фидлер взбунтовалась, следствием чего стало разрушение ее научного комплекса в Архангельске. Однако выяснилось, что во время пожара объект был извлечен из инкубатора. Все, кто мог бы восстановить работу Фидлер, подверглись жесточайшим репрессиям. Но, ни у кого из них так и не обнаружили… эмбрион. Кроме того, из некоторых записей сторонников Фидлер стало известно о вероятности того, что объект способен обладать разрушительным воздействием на окружающую среду, включая живые организмы. Чтобы вам было проще понять, думаю, подобающим сравнением в этом случае можно назвать психотронное оружие.

Признаться, его слова казались мне более чем убедительными. Не могу объяснить почему, то ли речь проникновенная, то ли он как-то незримо воздействовал на меня. Одновременно я испытал облегчение. Хотя бы сама собой отпала версия о тайной войне конкурирующих спецслужб.

- Мы же призваны исправить фатальную ошибку человеческой надменности над Божественным промыслом, – в заключение добавил он в духе религиозного фанатика.

- Что вам нужно от меня? – требовательным тоном спросил я.

Впервые за наш разговор Люциан отвел взгляд, посмотрев в дверное окошко.

- Сотрудничество.

- И как вы себе это представляете? Неужели я похож на убийцу?

Видимо, мои слова не были восприняты, как оскорбление.

- Мы не вправе просить вас о чем-то подобном. Но, если у вас нет возражений, то нам следует поторопиться, – заявил Люциан, открывая дверь в переход между вагонами. Затем утвердительным тоном произнес: – Они оба уже здесь. На этом поезде.

 

***

Если честно, даже не знаю, на что я рассчитывал.

После разговора с Люцианом возникло еще больше вопросов. Впрочем, расспросить его подробно мне не представилось возможности. Я старался не отставать от человека, который твердо вышагивал вдоль вагона, словно не замечая никого. Одновременно с этим он говорил с кем-то по мобильнику. Разговор явно велся не на русском или французском, скорее напоминал арабский язык. Трудно сказать, являлся ли Люциан лидером группы карателей ИКСИОНа или просто осуществлял связь между ними. Хотя, судя по тону, настроен он был довольно решительно. Да, как бы сказала наша Любочка, «сурьёзные ребята».

Мы миновали шестой вагон, прежде чем Люциан замедлил движение. Он остановился в тамбуре, взявшись за ручку двери очередного перехода. Казалось, что стук колес электрички ритмично отсчитывал секунды, заполняя своей вибрацией пространство вокруг нас. За окном ничего не различалось, кроме расплескавшейся густыми чернилами ночи. Даже редкие блики проносящихся мимо фонарей становились блеклыми и призрачными. Люциан убрал трубку в карман плаща, тут же сунул ладонь за пазуху, извлекая громадный револьвер. Почему-то меня заинтересовало вовсе не наличие такого оружия, а, скорее, не заряжено ли оно серебряными пулями. При этом дверную ручку он не отпускал, словно ожидая чьего-то сигнала к тому, чтобы ворваться в тот вагон. Туда, где, вероятно, находились Михаил и Надя. Заботило меня лишь то, что там окажутся другие люди. Невинные, непричастные люди. Хотя сама мысль об убийстве Нади почему-то пугала еще больше, будь она даже продуктом неудачного генетического эксперимента.

Неожиданно Люциан мягко подтолкнул меня к проходу, открывая дверь. Только сейчас, понял, что стал живцом. Достаточно будет нескольких секунд, чтобы отвлечь внимание Михаила и Нади от идущих за мной мясников. Можно долго убеждать себя в том, что мне не под силу справиться с вооруженными до зубов фанатиками, или ссылаться, что из-за моих опрометчивых действий могут пострадать другие. Но это неверно. Не стоило оправдывать собственную трусость. Она вовсе не выражалась страхом – ощущалась только безысходность, словно нет права самостоятельно принимать решения. А за ней медленно подступало безразличие. Ко всем и ко всему. Возникло только желание проснуться.

Я сделал шаг и едва не оступился. Люциан придержал меня под локоть, помогая не потерять равновесие и пропихиваясь за мной в тамбур. Через несколько шагов мы оказались перед разделительными створками вагона. Резко отдернув одну из них стволом револьвера, мой конвоир, прилагая грубую силу, заставил мое тело двигаться вперед. Тем самым он все-таки умудрялся прятаться за моей спиной. Увидев меня, пожилая дама на крайней лавке удивленно открыла рот. Видимо, наше вторжение ее так обескуражило, что забыла, о чем вела разговор по мобильнику. Даже парень лет двадцати пяти, что устроился в правом ряду вместе с дремлющей у него на плече девушкой, дернул головой, с недовольством смерив нас сонным взглядом. Лишь коренастый мужичок с лохматой бородой и в потрепанном бушлате, что затаился через два места от молодой парочки, мечтательно смотрел в окно.

Андрей!

Я почувствовал, как кровь отхлынула от лица. Тот самый голос. Она окликнула меня мысленно, как и тогда, в квартире родителей! И больше никто не слышал!

Доли секунды…

Отчетливое биение сердца в висках…

В конце вагона, в углу я заметил еще двоих пассажиров. В этот момент Надя подняла голову. Она расцвела приветливой улыбкой, каким-то только ей ведомым порывом радости поднимаясь мне навстречу. Девочка повзрослела. Теперь ей было лет двенадцать, от силы четырнадцать. Длинные, черные волосы ниспадали из-под меховой шапочки на плечи, закрывая половину бледного личика. Она сидела лицом к нам, плотно запахнувшись в пуховичок с шерстяным воротником и сложив ладони на сведенных коленях. Напротив нее, угадывалась плечистая фигура, облаченная в пушистый полушубок. Безусловно, это был Михаил. Словно ощутив наше присутствие, он медленно повернул голову. Казалось, его суровый взгляд обдал меня ледяной волной.

Он ухватил ринувшуюся ко мне Надю за запястье, рывком одергивая назад и вскакивая с места. Я попятился. Чуть не споткнувшись, наткнулся на плечо Люциана. Тот бесцеремонно отпихнул меня, вскидывая револьвер левой рукой.

- Рушан!!! – раздался его громоподобный крик.

На другой стороне дверные створки разверзлись, пропуская стремительную рослую тень, окутанную в черный плащ с капюшоном. Двигалась она очень быстро, почти неуловимо для человеческого глаза, с затаенной внутри мощью неистовой бури, способной сокрушить все на своем пути. Мгновенно возникла возле Михаила, вцепившись ему в шею вздутыми от мышц ручищами. Тот пытался сопротивляться, стараясь разорвать железный захват, но явно уступал противнику в силе.

Прямо над ухом щелкнул курок, и револьвер Люциана оглушающе плюнул снопом пламени. Заваливаясь на бок, я ощутил, как обожгло щеку. Не помню, как сумел устоять на ногах и умудрился не удариться ребрами о спинку подвернувшейся на пути лавки. И тут время будто застыло. Все происходящее стало неестественно замедленным, а воздух вязким и одурманивающим. Даже перестук колес растворился в захлебывающихся отголосках безмолвия. Готов был поклясться, что на одно мгновение смог различить пулю, выпущенную Люцианом в Надю. Направление выстрела явно пролегало точно ей между глаз. Она не шевелилась, уставившись отрешенным взглядом в невидимую точку. Будто происходящее вокруг ее не касалось. Это была обычная, скованная страхом девочка, словно принужденная чьей-то злой волей стоять. Такая незнакомая и такая родная.

Не бойся. Все будет хорошо.

Сознание будто отказывалось принимать действительность. Становилось размытым, едва удерживающим меня на ногах, будто я находился под наркозом. Перед глазами все зарябило, словно вся электричка содрогнулась. Вагон и люди слились в нарисованную заурядным карикатурщиком картинку, сминающуюся под руками недовольного создателя. А затем мир внезапно треснул пополам.

 

***

Мягкость свежего снега.

Апрельского, но еще не подтаявшего снега.

Едва удается открыть глаза. Щурюсь от слепящего пламени. Оно колышется всеобъемлющей стеной, жадно облизывая рваные края обугленного корпуса вагона. Почему-то совершенно не ощущается его жар. Сверху сыплются искры, и капает плавящийся металл. Пытаюсь пошевелиться, движения даются с трудом, тело почти не слушается, наполнившись раскаленным свинцом. Кажется, у меня отнялись ноги. Понимаю, что лежу на спине. В голове стоит нескончаемый гул. Скребу пальцами рук по земле, ощущая, что снег под ними сыпучий и совершенно не холодный. Подношу ладонь к лицу, вижу, что она испачкана в золе. В воздухе, между тусклой белизной сугробов и давящего сверху лилового навеса облаков, вихрится пепел.

На небе едва проступает уродливая луна. Как только ее краешек высовывается из-за черных облаков, по всей округе поднимается собачий вой и заново стихает, как только он стыдливо прячется от его возмущения. Пытаюсь осмотреться и понимаю, что мне все видится, как во сне. Притупленные органы чувств, одурманенное состояние. Может, контузило?

Вокруг обступает пустота. Ни единой души. Будто все вымерло на десятки километров. Только треклятые собаки никак не могут угомониться. В глаза бросается лицо мечтательного бородача из вагона. Оно кажется умиротворенным, на губах заметна улыбка. Будто живой. Только вот метрах в двух виднеется его отделенное от головы тело, закутанное в бушлат. Вероятно, он даже не успел осознать, прежде чем что-то разрубило его. Откуда-то доносится треск горящего дерева, в котором едва различим чей-то стон. Приходится сдвинуть голову, чтобы найти взглядом его источник. Никого. Невидно ни Михаила, ни Люциана. Лишь огонь и мертвецы, разбросанные чудовищным взрывом. Приглядевшись, сквозь стелющийся дым можно различить в нем вагоны сошедшей с рельсов электрички, сложившиеся игрушечной змейкой. А посреди пожара и обломков стоит Надя. Горячий ветер треплет ее темные волосы. Пламя вокруг нее качается, вздымаясь к сотканному из тьмы куполу, и опадает, осыпаясь затейливым вихрем пепельных искр. Кажется, ее пуховик тлеет и расползается черными пятнами, но она, вероятно, не чувствует боли ожога. Ее бледное личико выражает искреннее облегчение.

Только глаза…

В них царит все та же неумолимая отрешенность.