Она была уродлива, как смерть, я же сделал ее прекрасной, как жизнь. Срезал на плече кожу, испорченную татуировкой, вырвал из брови и носа кольца, состриг грязные патлы.
Она кричала и сопротивлялась, когда я снимал одежду, чтобы явить тело ее во всей красоте матери-природе. Скулила, как бездомный щенок, когда я наносил тональный крем на ее бледные щеки и подправлял разрез глаз, слегка раскосых и дисгармонирующих с круглым личиком и пухлыми губками.
Хвала Природе, хоть губки и грудь у нее были свои. Я, вопреки обыкновению, не взял из дома хирургические инструменты. Приведись работать обычным ножом, - корректура была бы не столь аккуратной.
Зато теперь она - само совершенство! И такой суждено ей остаться навсегда.
Астор шинковала морковку, а мистер Фейерберг переворачивал деревянной лопаткой куски мяса сковородке и уговаривал говядину поджариваться «красиво, со всех сторон и на радость людям».
В кухне пахло специями и свежеиспеченным хлебом.
Джеки Линд сидел возле стола и нервно барабанил пальцами по столешнице.
- Мистер Сол, как вы можете разговаривать с мясом?
- А чего бы нет? Я и с тестом утречком поговорил. Скажешь, плохая булка получилась?
- Отличная! Я имел в виду…
- Да понимаю, понимаю. Как можно разговаривать с едой после того, что случилось?
- Именно.
- Дорогой мой юный друг, - мистер Фейерберг повернулся к Линду и взмахнул лопаткой, - если ты будешь постоянно концентрироваться на плохом, страшном, отвратительном, что случается вокруг, ты постепенно превратишься в озлобленного, бурчащего старичка. И не важно, сколько тебе лет на самом деле. Да, мне тоже жаль бедную девушку. Но жизнь продолжается…
- И мясо пережарится, - вставила Астор.
Она была согласна с Джеки, хотя и в словах старого еврей ей виделась какая-то правда. Другое дело, что принять эту правду можно было рассудком, но не душой.
- Ах ты ж, божечки мои! Пережарится – это не дело! – мистер Сол снова занялся говядиной.
И продолжал, уже не оборачиваясь к собеседнику:
- Милые мои, я знаю, о чем вы оба сейчас подумали. Дескать, старикан демонстрирует нам, какой он мудрый и многоопытный, возрастом своим козыряет. Прекрасно вас понимаю. Такие вещи надо пропускать через себя, прочувствовать, так сказать, нутром – сердцем, подсознанием, глубинами души, не знаю, чем еще. Что бы я вам сейчас ни говорил, как ни убеждал – все в одно ухо влетит, в другое вылетит. Пока сами не созреете – толку не будет. Так что спишите все услышанное на старческое занудство и давайте займемся обедом. Джеки, накрой на стол, пожалуйста. И салат заправь оливковым маслом. Оно на средней полке, вон в той тумбочке.
От дверей донеслось вежливое покашливание.
- Извините за вторжение. Мистер Фейерберг, вы опять дверь не заперли.
Старик обернулся.
- А, Джастин, дорогой друг! Ну не запер – и что? Кому старый еврей нужен?
- Мне нужен. Живым, желательно. И ребятам тоже, думаю, не помешает.
Астор и Джеки переглянулись и синхронно щелкнули челюстями. В кухню вошел псих из дома, увитого плющом.
- Меня убивать смысла нет. Я не красив, не молод, не богат. И, замечу, не разукрашен татуировками и этими, как их там, пирсингами.
- Уверены? А это что?
Псих по имени (оказывается, кто-то знает его имя!) Джастин подошел к Фейербергу и резко дернул вверх рукав клетчатой рубашки. На предплечье старика синели выбитые цифры. Рассмотреть число Астор не успела – мистер Сол сразу же опустил рукав, – но цифр было шесть.
- Вы были в концлагере? – Джеки вылупил глаза на старого еврея. – Но вы выглядите гораздо моложе, чем… ой, простите, простите, мистер Фейерберг.
- Да, мой юный друг, был. И спасибо за комплимент. А о лагере не будем. Садитесь за стол, жаркое готово. Девочка, милая, поставьте еще один прибор. Надеюсь, Джастин, вы окажете нам честь и отобедаете с нами?
- Не откажусь, благодарю.
- Только с одним условием, дорогой друг. Вы пришли по делу, это очевидно. Давайте же не будем обсуждать его до десерта. Полагаю, дело ваше малоприятно.
Люди слишком серьезно относятся к тому, что случается с ними. А ведь все, кроме смерти, можно пережить (да простится мне этот дурной каламбур). Жить же надо в веселии и радости, с улыбкой встречая новый день и песней провожая уходящий.
Как бы бедные монастырские крестьяне или истомленные заботами городские бедняки могли тянуть ежедневную лямку, если бы не было у них карнавалов, языческих игрищ и поганых театральных зрелищ по праздникам. Сейчас они тащат жалкие гроши в трактиры, чтобы выпить дурного вина и забыться сном. А с моим эликсиром - эликсиром Хайдоруса - они смогут не скажу облегчить свое существование, но переменят самый взгляд на повседневное бытие.
- Так это вы подкинули мне мертвую лису?
Астор отложила недоеденный эклер, боясь подавиться. Да уж, «порадовал» ее псих признанием.
- Нет, мисс, не я. Убил я, признаю. И эту лису, и других зверей. И полиции так сказал.
- А они что? – Джеки, выпучив глаза, смотрел на Джастина, медленно отодвигаясь в угол кухни вместе со стулом.
- Джек, ну ты совсем того… - возмутилась девушка. – Разве можно такое спрашивать?
- Ничего-ничего. Не переживайте, молодой человек. А что они? Посоветовались с моим психологом, оштрафовали, как полагается, и попросили на будущее держать себя в руках.
- Да… - протянул мистер Фейерберг, комкая в пальцах салфетку. – Война – она каждого по-своему бьет. Тебе, Джастин, досталось не меньше других. А, может, и побольше. Но ты, полагаю, пришел сюда не детей мертвыми зверями пугать. У тебя что-то еще есть. Пострашнее.
- Да. Виделся я с инспектором, что дело ведет. Поговорили. Они развалины раскопали…
- Нашли что-нибудь? Господи! – не выдержав, перебила Астор.
- В развалинах нет. Под корнями дерева нашли. Еще двоих. Девочку-подростка и взрослого мужчину. Высокого, сильного. Судя по остаткам одежды – байкер, металлюга. Или фашик – не исключено. Всё кожаное, цепи. Татуировки с тел срезаны. У девочки колечки из бровей вырваны. Там, под корнями, сухо и песок. Так что тела прилично сохранились.
- Вы, мистер Джастин, сами их видели?
- Конечно. Есть у меня одна мысль. Собственно, потому и пришел к Солу – посоветоваться. А тут как раз ты, Джек. Нужный человек.
- Я?!
- Ураган был прошлым летом, почти год назад. В это время поселок только начинали строить, готовых домов – раз-два и обчелся. Первым приехал ты. Верно?
- Вы меня… меня подозреваете…
- Вот балда-то! – не выдержала Астор. – Да никто тебя не подозревает. Просто ты здесь первым появился, значит, можешь сказать, кто приехал после тебя.
- Аааа… Ну да. Значит, так. Июнь я жил один. В июле сдали пять не то шесть домов, и въехал мистер Сол. Я не ошибся? – Джеки Линд повернулся к старому еврею. Тот кивнул.
- Так. Потом, почти сразу, приехали вы, Джастин, и Азары. Миссис Калимари открыла магазинчик где-то осенью. В сентябре-октябре, кажется. Тепло еще было.
- Когда Дон появился, я помню. Это было перед Рождеством. Примерно тогда же стали заезжать богатенькие дурачки - на байках или на квадроциклах. Мда, доездились. Девчонку жаль, конечно… Ну а милая мисс Астор вообще здесь новенькая.
- Джастин, ты хочешь сказать, что первые тела спрятали под корнями дуба вскоре после урагана?
- Верно, дружище. Иначе бы они так хорошо не сохранились. И сделал это кто-то, кто уже был здесь прошлым летом.
- А не может быть так, что это приезжий маньяк? Убил где-то в другом месте, прикопал здесь и снова спрятался в туман, - предположила Астор.
- Нет, мисс. Это очень сложно. Да и все, кого убили, - живут поблизости. Полиция уже проверила. Кроме девочки Эллы. Но и ее схватили здесь… Нет, местный он, нутром чую! Окопался, гадина, устроился в новом поселке. Думает, его никто не найдет!
- Погоди, Джастин! Ты собрался сам искать убийцу?
- А кто, если не я, Сол! Это наш общий дом, но, кроме меня – некому. Или мне ждать, когда тебе наколку с руки срежут? Или вон Джеку серьгу из уха выдернут? А если еще кто-то здесь поселится? Так что, молодой человек, напрягайте память: кого вы здесь видели прошлым летом вскоре после урагана?
- Да никого особенно. Ну, мистер Сол однажды приезжал – выбирал жилье. Ну, Дон с друзьями-художниками регулярно на плэнер приезжали. Я так понял, он потому и купил здесь дом, что красиво очень. Ну, минивэн-магазинчик дважды в неделю прикатывал. Он по ближайшим поселкам ездил – во вторник и пятницу. Это когда еще миссис Калимари свой не открыла.
- Минивэн? Дважды в неделю? А вот отсюда поподробнее.
Стелла повертела в руках чашку с отбитой ручкой.
- Пожалуйста, забери меня отсюда. Я устала, я хочу нормальной жизни, а не этого вот убожества.
Федор поднялся, прошелся по тесной кухоньке, зацепил локтем не до конца прикрытую дверцу кухонного шкафчика. Дверца заскрипела, шкафчик опасно качнулся и накренился.
- Черт! Что у тебя все разваливается! Кресла кривоногие, чашки битые, диван продавленный, занавески – и то – драные и висят, между прочим, криво. Штукатурка с потолка сыплется, обои отклеиваются. Не дом, а бомжатник.
- Дядь Федь, я же одна совсем. И с деньгами… не очень, - Стелла покраснела.
Ей было неловко. Да, Федор прав, но это ее дом, ее и мамин, а он… «Бомжатник»! Забыл небось, как сам жил лет пятнадцать назад. Ну да, она сама сказала про «убожество», но ведь не о квартире же говорила, а обо всем разом. О заказчиках-идиотах, о подружках-стервах, об окурках под окнами, о парнях, которым лишь бы потрахаться. Ну да, черт, и о квартире тоже.
Федор обнял девушку, погладил по голове.
- Прости, маленькая, я все понимаю. Заберу, конечно.
Астор сидела перед компьютером и тупо смотрела на недорисованную картинку. По центру - вывороченный кверху корнями пень, в правом углу – темнолистные вязы окружили разбросанные белые камни, чем-то напоминающие Стоунхендж. Остальное – только намечено, не прорисовано.
Доделывать эскиз не хотелось. Конечно, она взялась за этот проект, пообещала Джеки Линду. Да и аванс уже получен. Но, черт побери, как же трудно рисовать именно этот пейзаж. А друг-заказчик настаивал. Дескать, такое атмосферное место, непременно надо его в игрушку вписать.
В дверь позвонили. Астор вздрогнула, подскочила на стуле. Кого там еще несет в одиннадцатом часу вечера?
На пороге стоял Кристофер – бледный, волосы спутаны. От парня за милю разило виски. В руках он держал початую бутылку.
- Астор, пожалуйста, можно войти. Мне нужно с кем-нибудь поговорить. Просто поговорить, честное слово…
Я видел, как пал с неба огонь, как загорелись камни. Видел, как рушились дома, что люди, в надменности своей, считали нерушимыми. Плавилось стекло, трескался асфальт, вспыхивали живые факелы. Те же, что в Хиросиме, те же, что в Освенциме. Но только сейчас они не метались по площадям и улицам, они летели, подобно падшим ангелам, утратившим крылья, подобно птицам, которых приласкали языки лесного пожара. И падали, падали на землю куски горящей плоти, окропляя алым и серым черный асфальт, синее небо и белые рубашки тех, кто мнил себя повелителями мира.
Я стоял и ждал, когда же на главу мою падет тот, только мне предназначенный камень, когда вонзится мне в горло осколок стекла, когда придавит меня тело, лишенное конечностей, потерявшая хозяина рука ухватит и утащит в глубины земли, в самый ад, или с невозможной высоты рухнет на меня, как бомба, взорвавшаяся мозгом, чья-то потерявшая тело голова.
Я ждал, но чаянная, долгожданная смерть так и не пришла.
- Мне некому рассказать о том, что случилось с Эллой. Отец не поймет, скажет: «Ты мужик или где? У тебя девок еще вагон будет – и получше этой!» Мама сделает «фи», сморщит носик: «Зачем ты вообще встречался с этой эмигранткой? У нее же ни цента за душой, ни хорошей карьеры впереди». Да-да, знаю, что ты сейчас подумала: «золотой» мальчик и родители такие же. А что я могу поделать? Я не выбирал, в какой семье родиться!
- Кристо, я тебя и не виню. Но вспомни, как ты вел себя в нашу первую встречу… Да, ты потом извинился, и я приняла твои извинения. Но ведь это было не в первый раз? Вот такое свинское отношение к девушке, к бедной беженке с малышом? Ты и раньше обижал кого-то, верно?
- Не в первый… Я тебе больше скажу, мы с ребятами однажды одну такую – в парандже – поймали в парке и раздели. Не, не догола, конечно. До трусов и лифчика. А остальные тряпки в пруд побросали. Пьяные были, да еще и накурились, как дебилы. Ну и решили показать девчонке, что у нас так не одеваются… Отец замял дело, конечно.
- А тебе что-нибудь сказал?
- Поржал, как конь, и все. Мальчик развлекается, это у него возрастное, само пройдет. Оно и прошло, когда Элла появилась. Она со мной в одном колледже учится… училась то есть. По международной стипендии. Знаешь, я долго к ней подкатывал. Девка-то красивая. Да еще и нос воротит. Уж и подарки делал дорогие, и однажды оплатил за полгода вперед квартиру, где она с двумя подружками жила.
- А она что?
- А она принесла деньги обратно. Фак, я только потом понял, как им трудно было собрать такую сумму!
- И…?
- Ну и сказала, чтобы я больше так не делал. Потому что она человек, а не «Мазератти». И стоит не денег, а намного дороже. Я поржал сначала, а потом задумываться стал. Ну а тут еще эта история – с тобой и мадам Азар. Потом уже, как протрезвел, я в такую панику впал. Одно дело девчонке – тебе то есть – комплимент отвесить, на вечеринку позвать. Или беженку послать откуда приехала. Но ребенка-то я мог убить! По-настоящему. И тогда мне вправду стало страшно. А тут еще Элла. В общем…
- Ты не огорчайся. Не думай о том, что с ней случилось. Вспоминай ее так, словно она жива, просто уехала куда-то. И радуйся тому, что она была в твоей жизни. И… слушай, Кристо, я понимаю, как тебе сейчас тяжело… Но, может, не стоит больше пить?
- Да, спасибо. Убери эту бутылку куда подальше. Чаем угостишь?
- Конечно. У меня еще и печенья остались. Я сегодня готовила, по рецепту мистера Сола. Они вкусные, только, извини, немножко кривоватые вышли.
- Да это ерунда. Я сам кривоватый на всю голову. Мне только к печеньям придираться.
Похожие статьи:
Рассказы → Зубы за стеной
Рассказы → Башня из слоновой кости. Пролог.
Рассказы → Лес (серия 5)
Рассказы → Зубы за стеной 2
Рассказы → Башня из слоновой кости. Глава 1
это не городок, это пригород Лондона. Типа московского Зеленограда. То есть формально считается частью города, но находится по мнению жителей старых кварталов, "в жопе мира" ))))
