Ой, извините… Прошу прощения, честное слово не хотел. Ну, я не со зла, я человек рассеянный, что вы хотите, замечтаюсь, задумаюсь, еще и не то могу натворить. Ветер у меня в голове. Даже не так, у меня и головы-то нет, один ветер…
Вы только не сердитесь, сейчас, сейчас, все исправлю, сделаю все, как было. Это-то еще можно исправить, это вам не то что позавчера, пяток яиц варить поставил, ну как всегда, замечтался, задумался… В Яндексе какую-то игрушку нашел, там лабиринт, а в лабиринте живые скелеты… Это я про что? А да, спохватился, когда уже в дверь колотили, откройте, пожарные, все такое, почему у вас черный дым из окна. Вы потолок мой не видели после этого. Что вы, хорошо жена еще не видела, она же в кухне ремонт затеяла, вылизывала там все…
Это что… хорошо еще люди не знают, я позапрошлым летом в Исландии был, в гостинице холод сучий, не топят ни хрена. Даром, что лето. Я и начал выдумывать, как бы огня добыть, силой мысли, у меня же сила сами знаете какая. Вот так всю ночь мыкался – ни в какую, наутро просыпаюсь, в городе дым коромыслом, не продохнуть, нате вам, вулкан жаром пышет. Вот что значит, замечтался, задумался…
Ну, извините, честное слово, не хотел. Исправлю, не волнуйтесь вы так… И похуже бывало, вон, вчера на работу торопился, машину гнал, еще думаю, вот как хорошо, на улице ни души, ни тебе пробок, ни тебе светофоров, потом смотрю, что-то не то. Еще бы то, по отвесной стене на крышу дома тойоту свою загнал, и дальше, по крышам, по крышам…
Так что бывает и похуже, вы уж извините меня. Люди еще всех моих грехов не знают, знали бы, меня бы здесь уже не стояло. Самолет этот… Какой? Да не помню я какой, у меня этих самолетов как звезд на небе. Да нет, не в собственности. Я ими управляю, понимаете? Какой на фиг летчик, летчик – это тьфу, черта с два самолет бы взлетел, если бы я на него не подействовал. Вот сейчас знаете за сколькими самолетами слежу… а-ах, с-сука, чуть не навернулся… Все, все, углядел. А за тем не углядел. Его вверх поднять надо, а я его вниз веду, и вижу две высотки впереди, и веду, веду на них самолет, будто так надо. О чем я там задумался-то так крепко, не помню. Потом там что-то про теракты насочиняли, какие теракты… смотреть надо было.
Да нет, не заснул я тогда, где уж тут мне спать. Замечтался, говорю же, ветер в голове, то есть, и головы нет, ветер один. Так что вы уж извините меня, все исправлю, это я не нарочно, честное слово. Мне самому так неловко.
Это что… слушайте, а я сейчас нормально одет? А? а-а, носки разные… Ну, это еще полбеды. Что? Пиджак наизнанку? Ну я так и чувствовал, что-то не то. Да я всегда, как оденусь, лучше бы никак не одевался, помню однажды долго себя проверял, носки одинаковые, белье чистое, брюки битый час утюжил, рубашка как снег белая. Ну все при всем, ну что еще? Вышел на улицу, только на меня все и пялятся, вот так еще рядком выстроились, и глядят. Думаю, что за черт? И так и эдак на себя смотрю, ну все при всем, ну что такое? Только под вечер спохватился, что так в двадцатом веке ходить будут, а тогда еще на дворе палеолит был, вот стоят все, юбочками тростниковыми прикрытые, у вождя шкура кабанья на плечах, у его жены тигровая, а я тут расхаживаю при параде. Меня еще обступили потом, бусы всякие совали, корзинки плетеные, давай меняться, мы тебе бусы, ты нам пиджак.
Так что я не со зла… я все не со зла… Вечно у меня что-то не так, температуру нормально и то выставить не могу. Помню, выставил, болванище, ну тридцать пять и тридцать пять, на лето самое то, и забыл про нее месяца на два. Ближе к осени пришел температуру сменить, а там на тебе. Тридцать пять-то оно верно, только надо было плюс тридцать пять, а я минус выставил. Уже и леса все снегом замело к хренам собачьим, и ящеров днем с огнем не сыщешь. Еле-еле жизнь после этого оклемалась. Так что будут вам говорить, что ящеров я нарочно извел – не верьте, мне их самому жалко. Вы этих, трицератопсов не видели, вот где красота была.
Так что вы извините, сейчас, исправлю, да не хотел я вас в лягушку превращать, делать мне больше нечего, превращать… Счас, счас. Вот, готово, милая девушка. Еще раз извините. А? Что? А кем вы были? А вы разве не человеком были? Слушайте, уже не помню я…
Да я вообще рассеянный, бывает, так задумаюсь, себя не помню. Вот как-то нес душу живую, уже не помню, для звезды там какой-то, или не знаю я для чего… в мешке. А вы как догадались, рассыпал. Вот так, лечу над планетой над какой-то, а душа из мешка сыплется, меленько так. Главное, вижу, что сыплется, и ничего, лечу себе, думаю чего-то там, мне даже стихи какие-то в голову пришли, вот так и просыпал все. Ух, скандал был, где душа – нет души, вон она вся, в океане, ищи-свищи. А? Ну как нашел… и да и нет. Прижилась душа, ложноножки выпустила, из моря на сушу вышла, корни пустила, по всей планете расползлась. Бегает, летает, ползает, в тойотах ездит, только черта с два ее теперь соберешь.
А вы кем были? Вроде бы лошадью… А? нет? Из-звините. Кем? Коровой? Да, да, сию минуту. Я же такой. Ветер в голове. Да и головы нет, один ветер… Вон, на-днях жена в маркет потащила, сует мне что-то в руки, отнеси до машины, я вижу, там внизу что-то написано, переворачиваю, читаю – не переворачивать. И жена тут как тут, а где торт, я тебе давала.
Вот так, да? Слушайте, а я не помню, у коровы три рога, или два? А-а, извините… сейчас, сейчас. Я бывает, задумаюсь, так еще и не то устрою. Когда это было… Ну да, вот так сидим с друзьями, я материю на пальце кручу. Какую… первозданную. Вот так сижу, раскручиваю, она порх – и разлетелась во все стороны. Друзей чуть не зашибло, они меня сами потом чуть не зашибли… Ну остальное вы знаете, Большой Взрыв… сейчас… а хвостов у коровы сколько должно быть?
