Я смотрел в затемненное стекло экрана на огромный огненный шар и явственно ощущал, как в газовом облаке вместе с Далидой сгорают мои надежды, стремления и в конечном итоге – жизнь. Живописно разлетались куски планеты. Облака ядовито-красного цвета поглощали всё живое, миллиарды существ превращались в космическую пыль.
Боль в груди, сбившееся дыхание подтолкнули в кресло. Сверкавший в полумраке пульт управления кораблём мерцал зелёными огоньками. Лишь синий экран напоминал о бомбардировке частицами планеты мощной завесы магнитного панциря. Когда на мониторе пунктирная линия заканчивалась маленьким взрывом, в рубке чувствовался лёгкий удар. Более крупные куски лазерная зашита дробила на подлёте. Оставляя на огромном панорамном экране светящийся след, чёрную бездну пронзали горящие обломки. Собравшись плотными скоплениями, за смертью сородича наблюдали испуганные звёзды.
***
Сигнал бедствия с исследовательской станции «Гвендолин», расположенной на орбите Далиды, навёл переполох в Межзвёздной Ассоциации. Планета, схожая с Землёй, давно тревожила фантазию Учёного Совета. Поэтому с мыса Канаверал, не мешкая, взлетел поисково-спасательный шаттл «Сардоникс», управляемый пилотом высшей категории Редлом Финчем.
– «Гвендолин», это шаттл «Сардоникс», ответьте,– в сотый раз я запрашивал орбитальную станцию и получал в ответ лишь пощёлкивания эфира. Иногда, при включении в рубке громкой связи, по кораблю разносились странные завывания, похожие на ветер. На душе становилось ещё тоскливей. Мысль о том, что я остался один, подрывала жизненные устои. Всё, что я впитал за сорок лет на Земле, теперь не стоило ничего. Вселенная, не насытившись очередной жертвой, пробовала на прочность меня и мой корабль, но надежный электромагнитный щит не давал ей шанса.
На одном из мониторов командной рубки застыла обстановка запасного стыковочного узла. Единственное место, где я поддерживал температуру не бортовыми системами, а за счёт толщины обшивки корабля. В углу экрана мигала цифра шестьдесят по Цельсию со знаком минус. Экономия энергии за последний месяц была для меня не пустым звуком. Ещё полгода таких облётов, и я стану счастливым обладателем билета в один конец. На двигателях малой тяги далеко не уедешь, а чтобы прокормить маршевые, нужна помощь долгожителей, типа «Гвендолин» или «Прогресса».
От увиденного в захламленном кислородными баллонами помещении даже у дьявола могло перехватить дыхание. Тела капитана Редла, биоинженера Кипа и врача Авалоны застыли в неестественных позах. На мужчинах отсутствовали защитные костюмы, многочисленные проколы на коже, словно панцирные наросты, с лихвой заменяли одежду. Запорошенная инеем, блестела свернувшаяся кровь. В стеклянных глазах застыл испуг. Кривые пальцы ног капитана с чёрными ногтями, словно рыболовные крючки, ждали наживки. Лишь врач покоилась под белым саваном. Я не решился оставить её голышом, кто знает, что подскажет мне мозг, указывая на единственную женщину в округе.
Я иногда наведывался к товарищам. Изогнутые трубы, оптические кабеля, будто черви, кишели по стенам импровизированного склепа. Морозный воздух сковал не только тела, поток мыслей откалывался от головы ровными ледяными цилиндрами. Иногда мне хотелось лечь рядом с ними, замереть в неестественной позе и разлететься на миллиарды частиц в ледяной Вселенной.
– Всем, кто меня слышит, это шаттл «Сардоникс»,– я передавал записанное мной обращение на частоте бедствия.– Говорит помощник капитана Норвуд Дункан. Борту требуется помощь…
На фоне исчезающей планеты я мыслил, передвигался, занимался ежедневными делами на автомате. Управляя поисковиком, подруливал стыковочными двигателями на нужную орбиту. Анализировал вместе с главным компьютером вероятность гибели при ослабевании защитного поля и попадании частей планетарного ядра в корабль.
Странные изгибы судьбы: только вчера ты летел на помощь товарищам, сегодня самого постигла беда. Я настраивал себя на обыденность, но этот чёртов монитор иногда доводил до сумасшествия: три самоубийства за полгода выведут из себя самых суровых исследователей. Что-то должно было лежать в основе этой трагедии.
В который раз я раскладывал день встречи с «Прогрессом» по полочкам, и снова не получалось приблизиться к смертельной отгадке. Переговоры капитанов, штатная стыковка, пополнение запасов питания и топлива, жаркие прощальные объятия. Что-то было не так. Я с детства тонко чувствую фальшь. Казалось бы, ну что такого я увидел в улыбке русского космонавта: приятное молодое лицо, рыжая шотландская бородка, коротко подстриженные волосы. Глаза – вот то, что мне показалось странным. В момент, когда закончилась выгрузка, и я закрывал люк в главном стыковочном отсеке, парень стоял рядом. Беглым взглядом прошёлся по шлюзовым манометрам, валявшимся пустым контейнерам из-под сока, и случайно посмотрел на него.
Что-то нечеловеческое сквозило в лице гостя. Меня передёрнуло, форма зрачков была разной. В левом зелёном глазу сиял красный квадрат, в правом – мутное бесформенное пятно. Находясь в метре от меня, он был занят чем-то более серьезным, нежели пустой болтовнёй с незнакомым астронавтом. Мне показалось, что передо мной робот: в его мозгу кипела работа. Ещё чуть-чуть, и голова космонавта начала бы плавиться, такое выражение лица было у парня. Чтобы удостовериться, я как бы случайно толкнул его плечом. На мой тычок он не отреагировал. Потом, находясь в стыковочном «склепе», я заглядывал в глаза капитану пытаясь увидеть след русского космонавта, но кроме отражения своих безумных глаз, увы, ничего не было видно.
За бортом выплывала самая яркая звезда галактики Катамаран – великолепная Зери. Она распростёрлась до горизонта, затмив пурпурным сиянием видимость по левому борту. Я не мог насладиться яркими крутящимися вихрями. Что-то неподвластное мозгу пыталось затянуть в водоворот Вселенной, я будто загипнотизированный смотрел в пасть бездонной мгле. В ушах звенело, глаза заполонили светящиеся кристаллы, парящие снизу вверх. Световой столб Зеры коснулся корабля, и в тот же миг галлюцинации исчезли.
В тягостные минуты я включал одно из писем Луизы. Мне нравилось еле слышное шипение акустического сопровождения, как будто слушаешь старинную грампластинку. Луиза тяготела к старине, она сама сделала запись. Пересечённые светящиеся лучи трёхмерного изображения медленно обретали форму любимой. Ловил себя на том, что иногда тянул руку к милым сердцу губам. Хотелось прикоснуться пальцами к её словам, мыслям, желаниям.
Зачитывал до «дыр», до слёз сообщение о беременности. Только сейчас, находясь на другой стороне Вселенной, я начал понимать простое слово «люблю». Это не плотская тяга, не плач по нежности, это чувство, меняющее структуру человека. Когда ты не просто жить не можешь без женщины, а готов ради неё на всё.
– Любимый,– модулятор транслировал текст хрипловатым голосом Луизы. Мне нравился именно этот тембр.
Однажды она простудилась, и весь отпуск я ухаживал за ней. Летнее белое платье в красную горошинку оттеняло её изумрудные глаза. Курносое личико, покрытое веснушками, напоминало ушастого ёжика. Я целовал её в ушки и в шутку называл своей ежихой.
Я обожал старомодные привычки Луизы: резиновая, в виде плоской уточки грелка, спиртовые компрессы на грудь, но больше всего мне нравились горчичники. Картонные прямоугольники с намазанным на них органическим веществом. Где она их брала? Я окунал «кирпичики» в воду и приклеивал Луизе на спину, предварительно зацеловав её всю до истерического хохота.
– … ещё одна ночь прошла без тебя. Ты даже представить себе не можешь, что творится в моей душе. Она сжалась до такого состояния, что в неё не помещаются даже мои любимые магнолии. Наверное, глупо, но после нашей первой встречи я делила тебя с ними. Илса, подруга из соседней химлаборатории, ты должен её помнить, вечно смеющаяся толстушка. Ты ещё пошутил над ней, что в Межзвездную программу её не возьмут, она в люк не пролезет. Так вот она написала смешной стих про нас с тобой. Не буду тебя расстраивать, он с нецензурными словами. Не видела более преданного существа: она очень чувствительна и ранима. Даже в мимолётном взгляде улавливает напряжение. Твоя фотография, где ты в скафандре на фоне шаттла – у неё заставка на рабочем экране. Мне кажется, она в тебя влюблена.
Рутина на работе затягивает. Отчёт о вашей экспедиции перечитываю ежедневно, естественно, до временного скачка. У наших двух лаборанток мужья на «Гвендолин». На девчатах лица нет, каждый день у них начинается с запросов о корабле. Преобразования энергии биомассы на основе холодного ядерного синтеза – не шутка. Могу себе представить последствие какой-нибудь малюсенькой ошибки в измерениях. Это пахнет катастрофой не вселенского, но планетарного масштаба точно.
Постоянно рассматриваю фотографию вашего доктора. Если честно, то стала очень ревнивой. Авалона – красавица. Как представлю тебя на еженедельном осмотре, всё моё существо становится похожим на теклодонского ежа. Его чучело недавно упало с полки. Пришлось вызывать помощь, иглы расползались по полу, словно живые. Во время медицинского осмотра ей приходиться тебя ощупывать. Бр-р-р, думать об этом не могу.
Стараюсь себя беречь, всё-таки восьмая неделя беременности. Как ты просил, читаю перед сном нашему мальчику сказки, я заодно с тобой и надеюсь, что будет мальчик. Но если бы ты знал, как я хочу заплетать нашей девочке косички, целовать её по утрам, делиться с ней женскими секретами…
Мигнуло аварийное табло гравитационного генератора, на долю секунды в рубке управления кораблём возникла невесомость. В подвешенном состоянии оказалась кружка с кофе, несколько зип-контейнеров к новому радару и ботинки капитана. Меня подбросило, но я ухватился за подлокотники кресла.
Пурпур Зеры превратил капли кофейного напитка в кусочек Вселенной и тут же уничтожил, вдарив плавающими по рубке предметами о зеркальные палубные плиты. В общем шуме выделялся особый металлический звук. Я удивился, увидев за спиной орудие самоубийства. Заточка, сделанная из амортизаторного клапана переборочного люка, притягательно поблескивала у радарной стойки.
После каждой трагедии заточка куда-то исчезала и появлялась вновь, в день очередного суицида.
Перед глазами моментально возник архив видеозаписей. Все перемещения команды записывались главным компьютером автоматически без разрешения и уведомления капитана: один из пунктов Закона о межзвёздных перелётах.
Через месяц, после встречи с «Прогрессом», появились первые неадекватные действия кэпа: он запирался в каюте и завешивал видеоглазок.
Я прокручивал в сотый раз видеозапись и не мог понять, откуда появилась заточка? Мало того, что надо было найти запасной клапан, так ещё и сделать из него орудие убийства.
Чтобы уменьшить диаметр изделия и не нарушить структуру металла – нужен как минимум квантовый плазматрон. Дальше, как снежный ком. Собрать резак Редл не мог, не его уровень. Единственный технарь, способный это сделать без шума и пыли – я.
У меня не укладывалось в голове, зачем такой сложный и изощрённый способ ухода из жизни. Ну найди повод, выйди в открытый космос, разгерметизируй скафандр, в крайнем случае можно повеситься, отравиться. Нет, надо сделать шило с остриём тоньше волоса и успеть пронзить им сто раз грудную клетку, пока не изойдёшь кровью! Тоже мне самураи. Я поймал себя на том, что спокойно размышляю о смерти товарищей, обволакивая мысли чёрным юмором. После прохождения мною психологических тестов перед полётом, главврач центра подготовки астронавтов сделал запись в моей карточке: «Чувство юмора – отсутствует».
В день самоубийства всё шло, как обычно. В 23.00 по объединенному времени я принял вахту у капитана. Отключив автопилот, он ещё раз проверил курс, скорость, координаты и, спрятав маленького плюшевого зайчика в карман, похлопал меня по плечу:
– Норвуд, ты последнее время какой-то грустный,– мастер по-отечески улыбнулся. Словно знал о чём-то таком, что меня ещё не посетило. Разница между нами составляла десять лет. Его старомодность поражала, они с Луизой были из одного теста. Он даже просил называть его мастером. Так звали капитанов морских судов в далеком прошлом. Один из его предков когда-то стоял у руля Морского пароходства Объединенных Земель.
– Соскучился по Луизе,– ответил я.
– Странно, что женщины заменяют нам всё: и Родину, и работу, и друзей. Слишком многое зацикливается на них, слишком мало зависит от нас.
Его сутулая спина ещё мелькала на выходе из рубки, а мои мысли уже крутились вокруг Луизы. Он прав. Она для меня – всё.
На мониторе появилась капитанская каюта. Синтезатор еды стоял нетронутым второй день.
– Питаюсь Святым духом,– отшучивался он.
Несколько минут капитан находился в сауне, затем сел за стол и включил кофемашину. Белый махровый халат, бумажная фотография жены, розовые тапочки создавали атмосферу домашнего уюта. Кто перед самоубийством будет париться в бане и пить кофе?
Надев спортивный костюм, Редл плюхнулся в кресло. Пульт на подлокотнике подсветил клавиатуру.
– Редл, дорогой,– в полумраке каюты мерцало виртуальное послание. Приятного вида женщина с седыми, зачёсанными назад волосами говорила ровным, безэмоциональным голосом. Монотонная речь расслабляла. Земные заботы: новое, сшитое по заказу платье, болезнь собаки. Вдруг на очередной ничего не значившей новости, капитан внезапно остановил монолог жены и направился к двери.
Камера не могла зафиксировать последние моменты жизни кэпа, дверь располагалась в мёртвой зоне.
При появлении вблизи корабля большого астероида мне, согласно инструкции, пришлось уведомить об этом капитана. Я мог самостоятельно изменить курс, но порядок на шаттле соблюдали строго. Редл карал за неповиновение штрафными баллами. На звонки он не отвечал. Я поднялся на верхнюю палубу и постучал в дверь.
Сравнив время, когда Редл пошёл к двери, со временем моего ухода из командной рубки, я удивился. Разница составляла семь минут. Каюта мастера находилась в двух шагах от главной палубы. Я – первый, кто видел умирающего капитана. Он лежал в дверях и улыбался, держа в руках заточку. Пытаясь что-то сказать, Редл открыл рот. Кровь струйкой потекла по уголку рта, образовав лужицу возле головы.
Ужас в глазах Авалоны и Кипа заставил вздрогнуть в очередной раз и меня. Светлые волосы доктора потускнели, бледное личико осунулось. Кип стал дёрганым и не дружелюбным. Его кучеряшки, обрамлявшие лысину, всегда казались смешными, теперь они висели длинными немытыми сосульками.
После смерти Авалоны, он заперся в каюте и самоустранился от несения вахты, пока и с ним не случилось несчастье. Капитаном стал я. Отправив подробную информацию о произошедшем, я ждал ответ из ЦУПа не ранее месяца.
***
Время затворничества давило на меня тяжелым грузом, минуты, казались днями. Три трупа на борту тоже оставляли неизгладимый отпечаток на психике. Однажды я попытался зайти в запасной стыковочный отсек. Взгляд Луизы остановил меня. На виртуальных экранах по всему кораблю демонстрировались письма моей супруги. Мне было легче жить, когда я повсюду слышал её голос.
– Милый,– эхом проносилось по отсекам корабля,– в центре Семьи мне показывали размеры нашего мальчика,– она улыбнулась, разведя руки,– примерно двадцать миллиметров. А весом всего три грамма. На этом сроке у него зарождается сердце,– Луиза поднесла ладонь к груди,– вот послушай, это бьётся моё сердечко, а здесь,– ладонь опустилась ниже,– уже его. На зачатках конечностей появляются пальцы. Когда я представляю, как целую эти маленькие сосисочки, у меня тело покрывается мурашками, так приятно становится.– Ярко мигнули лампы. Изогнулись и вновь выпрямились переборки отсека. Изображение застыло на долю секунды. Когда вновь заговорила Луиза, мне показалось, что тембр её голоса изменился. Появился надрыв. На меня смотрела другая Луиза. Черты лица были те же, но глаза… Она пыталась мне что-то внушить.– Ты защитил свою семью, избавившись от экипажа, так выручи и на этот раз. Я не Луиза, Норвуд,– до боли в висках стучали слова послания.– Я – Далида. Они убили меня, и пришли за тобой.
– О ком ты, любимая? – я всё ещё не верил, что разговариваю не с женой. Тревожные мысли мелькнули при виде обломков Далиды. Я снова посмотрел на «склеп». Нет, я не мог этого сделать.
Тряхнув несколько раз головой, я рассмеялся. Этого можно было ожидать. Зациклиться на виртуальных письмах жены и не сойти с ума, влюблённому человеку невозможно. У мужчины в подкорке головного мозга заложены охранные функции. Это нормально – вставать на защиту единственного любящего существа. Меня по-настоящему стало тревожить другое. Я разговаривал с виртуальным посланием и, о ужас, оно мне отвечало!
– «Сардоникс», это «Гвендолин»,– неизвестный голос заглушил все звуки рубки. Хрип послания поглотили шорохи эфира.– Почему не отвечаете? Наблюдаю вас визуально. Подлётное время тридцать одна минута.
Меня, словно разбудили в анабиозной после долгого сна. Впервые за месяц на душе стало светло. Из головы испарился морозный воздух стыковочного отсека, мне показалось, что напротив, сидит капитан. Я помахал ему.
Первый шок от слов письма прошёл. Из приёмника нёсся призыв о помощи. Я смутно понимал происходящее. Слова покрывались тонкой сахарной пеленой и приклеивались к телу липкими боками. Мне снова стало смешно. Погасив подсветку клавиши «Автоматическая стыковка», ухватился рукой за джойстик двигателей малой тяги. Выставив на панели угол сто семьдесят градусов, я подруливал к исследовательскому шаттлу «Гвендолин» запасным стыковочным шлюзом.
Никогда во время полёта мне не было так хорошо. Сняв с продувки скафандр, отключил генератор гравитационного поля. Купаясь в ярких лучах корабельных ламп, я парил в невесомости звуков и картин, прочерчивая в пространстве спасателя финальную коррекцию жизненного курса.
Набрал код на пульте у двери, створки беззвучно разъехались в стороны. Система жизнеобеспечения скафандра предупредила о понижении температуры. Вибросигнал нервно стучал в плечо. На защитном стекле шлема отобразилось «– 60 С».
Экипаж приветствовал меня плавным покачиванием заиндевевших тел. Белый саван Авалоны парил над хозяйкой. У неё такие же маленькие соски, как у Луизы. Почему я раньше этого не замечал? Вместо исчезнувшего страха в застывших глазах немой вопрос.
Я опустил забрало на шлеме. Покрывшийся испариной монитор заполонила картинка приближающегося корабля. Уже можно было различить основной блок и геометрию навигационных антенн.
«Процесс захвата мишени окончен»,– голосовым сообщением доложила система сближения. Замигала синяя пластина на пульте блока ручного управления стыковочным шлюзом. С клавиши, улыбнулся смайлик, когда-то накарябанный кэпом.
Раздался громкий щелчок направляющих. «Сардоникс» качнуло. На панели управления загорелась надпись «Готов».
Сжав в руке заточку, я тоже был готов.
Похожие статьи:
Рассказы → Снег (Работа №4)
Рассказы → До рассвета (Работа №5)
Рассказы → Монолит (Работа №7)
Новости → Конкурс "Начало конца"
Рассказы → Благими намерениями… (Работа №6)
