Тиха и прозрачна летняя ночь. Огромная, спелая луна озарила окрестности ярким светом. Не самое лучшее время для того чтобы отправиться воровать репу на чужом огороде.
Кидая в мешок вырванные корнеплоды, и не разбирая особо, где репа, а где редька, Беда, на чем свет клял свою разнесчастную судьбу, которая позволила ему пасть столь низко.
Жалость к себе слегка притупила его бдительность. Где-то залаяла собака. Подняв на мгновение глаза, Беда вздрогнул от неожиданности. Наверное, меньше бы он испугался, встретив сейчас медведя, пришедшего разбираться с хозяином огорода, чьи тут вершки, а чьи корешки. Со стороны избы, на него надвигалась огромная тень. Дюжий крестьянин с оглоблей в руках, подкрался, чтобы проучить полночного вора.
Беда вскочил, и, с перепугу запустив в мужика буряком, бросился было бежать. Но ему не подфартило - мешок с ворованной репой оказался прямо под ногами, и он со всего маху рухнул на ближайшую грядку.
Хозяин без лишних слов сгреб его за шиворот и поволок к сараю. Беда тихонько поскуливал, предчувствуя жестокую расправу. Пока было время, он быстренько освежил в памяти дежурный набор левых отмазок, готовый вступить с ними в нужный момент. Здесь, как в Королевской Опере нужно было тонко чувствовать, когда начать, чтобы остальная партия могла быть разыграна как по нотам.
Мужик бросил его на слегка присыпанный сенной трухой пол и замер – видимо, думая сходить за лампой. Уловив в поведении мужика этот момент нерешительности, Беда принялся жалобить клиента – вдохновенно, с размазыванием невидимых миру слез по чумазому лицу, с подвываниями в драматических местах, с полной исповедью о том, как он докатился до такой жизни.
Мужик некоторое время слушал его, не произнося ни слова. Чем дольше он не затыкал Беде рот, тем сильнее у того теплилась надежда, что, возможно, ему удастся отделаться малой кровью. Еще пять минут – и Беда уже сидел у мужика в избе за столом и давился пшенной кашей, приправленной вместо льняного масла его собственными слезами, послушно катящимися из глаз. Он ни на минуту не прекращал свой монолог, совершенно уверенный, что стоит ему замолкнуть, настроение мужика может перемениться на совершенно для него неблагоприятное.
Когда каша, наконец, была доедена, а язык Беды уже начал заплетаться, он решился задать самый существенный для себя на тот момент вопрос. Поблагодарив хозяина и хозяйку - тихонько сидящую в уголке - за хлеб-соль, Беда, заглядывая мужику в глаза, с надеждой спросил: «Так я пойду?», готовый при любом, даже самом слабом, намеке на утвердительный ответ, шмыгнуть из-за стола в дверь. Но, похоже, мужик не был склонен отпустить его так просто.
- Куда же ты пойдешь, сирота бесприютная. Ведь ты мне своими историями всю душу вывернул наизнанку. Правду говорят, всегда найдется тот, кому хуже, чем тебе. Знаешь, забирай, все, что успел нарвать в огороде. А я тебе еще сверху кочан капусты прибавлю.
Беда, не имеющий возможности отказаться, принял кочан, припасенный, видно, хозяйкой для завтрашних щей.
- Возьми еще полпудика толокна, – мужик заставил жену принести откуда-то из кладовки небольшой мешок.
- Да на кой оно мне? – попытался было отказаться Беда.
- Каши будешь варить. С маслом, чи с салом – мни все одно.
Чтобы не раздражать хозяина, пришлось взять и муку.
Но мужик уже разошелся, он приволок из сеней слежавшийся тулуп, от которого несло прокисшей овчиной.
- Бери, - протянул он лохматое чудовище Беде. - Зимой еще мне спасибо скажешь.
Беда со страхом смотрел на подарок. Его не то, что надевать – в руки взять было боязно. Но он понимал, что если откажется, ему самому небо в овчинку покажется.
- А, знаешь, что… - мужик, оглядел избу, - вот еще…
Он протянул Беде связку из трех подков.
- Бери, подковы хорошие, новые, в хозяйстве первая вещь.
Еще он всучил Беде сильно затертую книжку про Ваньку-Каина, пяток каленых яиц, запасное стекло для керосиновой лампы, балалайку без струн, наборный поясок для рубахи, связку липовых баклуш и новую пару лаптей.
Беда, уже не знал, как благодарить хозяина. Прижимая подарки к груди, он тихонько пятился к двери.
На дворе уже светало. Хозяин, заботливо подсобив закинуть мешок Беде на плечи, пошел провожать его до околицы. И все потом стоял, провожая удалявшегося гостя взглядом. А тот, чувствуя на себе этот взгляд, кряхтел под тяжестью мешка, согнувшего его в три погибели, и от чистого сердца клял, на чем свет стоит, всех добрых самаритян, которые нет-нет, а еще встречаются в нашем людоедском мире.
Похожие статьи:
Рассказы → Портрет (Часть 2)
Рассказы → Обычное дело
Рассказы → Последний полет ворона
Рассказы → Портрет (Часть 1)
Рассказы → Потухший костер
Плюс от меня автору.
