1. Обмен воды
Пять лун, пять неподвижных вечных наблюдателей, заглядывали в окна, спрашивая, как долго ещё семья сможет ждать моряков. “Всё хорошо, у них пока есть запасы”, — безмолвно помигивали в ответ светильники, расставленные по кухне. Нарушая разговор огней небесных и огней домашних, Синта переставила зелёную стеклянную лампаду на кухонный стол. В неярком волшебном свете девушка разложила перед мамой Джикой все камни, что были в доме: ровно двенадцать штук.
— Условия поменялись, — вздохнув, сказала мама Джика. — Теперь за один камень дают только одну большую рыбу, или две средних, или три маленьких.
— Ничего себе, — покачала головой Синта. — Надеюсь, муж скоро вернётся, а то…
— Да, если рыбаки и дальше будут упорствовать, нам придётся менять что-нибудь вроде вазы.
Синта оглянулась на подоконник, где стояла огромная ваза, украшенная рельефными розами и облезшей позолотой. На её краях непрерывно образовывались капли и стекали внутрь. Примерно за два бодрствования воды набиралось столько же, сколько получалось из трёх камней.
— Нет уж, такие вещи из моря достают раз в поколение.
— Я схожу к Одноногому, — решила мама Джика. — Он ко мне хорошо относится. Может, сменяет хотя бы три больших рыбы за два камня, нам бы хватило на ближайшее время.
Приоткрытая дверь широко распахнулась, и из коридора появилась Улара. Следом за женщиной на кухню — запретную, пока там разговаривали взрослые, — попытались проникнуть её любопытные дочки. Шикнув на девочек, Улара закрыла за собой дверь и прошествовала к свекрови с невесткой. Её подбородок был, как и всегда, высоко поднят, будто его подпирала палка.
— Три рыбы за два камня? — Улара упёрла ладони в край стола. — Вы что, на земле перегрелись? Мой Суами гнёт спину в море, добывая камни для наших детей, а вы их собираетесь чуть не задаром отдать?
— Задаром? — взвился над столом голос Синты. — Ты вообще в курсе того, что на пирсе происходит? На рыбаков недавно опять кусачие напали, пять человек покалечили. Они теперь все наперебой талдычат, что их глаза, уши и конечности стоят больше, чем предлагают семьи моряков.
— Это сейчас рыбаки так говорят. Вот посидят пару дней без воды — по-другому запоют. Сколько раз они уже пытались заломить цены на рыбу?
— Теперь они сговорились, все до единого.
Синта проводила взглядом маму Джику. Когда появлялась Улара, старая женщина всегда становилась тихой-тихой. Вот и сейчас она незаметно спрятала камень в карман и вышла из комнаты. Хвала морю, не придётся долго и мучительно бороться с упрямством Улары. Синта продолжила свою мысль:
— Ты не замечала, что на пирсе стало народа меньше? Они просто не успевают наловить рыбы на всех. Понимаешь ты? Вот если бы ты отправила, наконец, рыбачить своего старшего...
— Это ты молодец, придумала! — высокая худая Улара нависла над невесткой, как недобрая волна над пирсом. — Вот будут у тебя свои дети, посмотрим, как ты их рыбачить отправишь. Хочешь, чтобы ему там кусачий руку или ногу оттяпал? Чтобы мой мальчик как Одноногий стал и не смог, когда вырастет, с отцом в море ходить?
— Вырастет? Да у него уже голос ломается! Мой муж ушёл в море, когда был немногим старше!
— И что получил? Вот теперь, благодаря твоему торопыге-муженьку, у вас детей-то и нет. Да и не будет уже никогда! — мстительно закончила Улара.
— Ну и дрянь же ты, — прошипела Синта и выскочила из кухни. Она промчалась в свою спальню, пнула ножку широкой кровати, которая давно тосковала по мужу Синты, Анги.
Зачем он вышел в море так рано? Синта сотню раз задавала ему этот вопрос. Обычаи запрещали мальчикам ступать в лодку до того, как они становились взрослыми. Почему — никто не спрашивал, на то они и обычаи. Матери пугали сыновей тем, что, отправившись в первое плавание раньше времени, можно лишиться разума или возможности зачать собственного ребёнка. Но Анги грезил морем. Когда волны забрали отца семьи, Анги уговорил старшего брата, мужа Улары, взять его на лодку. Суами, может, и отказался бы, но одному в море не выйти, а рыбачить на пирсе не хочет никто.
Так Анги стал самым юным моряком в деревне. Он вёл себя так, будто никакие обычаи над ним не властны, никакие беды, один лишь ветер, наполняющий паруса, ведущие хрупкие скорлупки лодок среди враждебных волн. Старшие осуждающе качали головами, мальчишки завидовали Анги, а девушки… Одна лишь синеглазая Синта, первая красавица деревни, воротила нос от наглеца. А на ней-то Анги и пожелал жениться. Задаривал вещичками, которые вылавливал в море, обещаниями, признаниями, отчаянной отвагой…
И Синта сдалась. Влюбилась. Тогда она ещё не знала, что пылкую страсть Анги ей всегда придётся делить с морем. Море вечно. Море не стареет. Морю не нужны дети. В последнее время Синта часто ссорилась с мужем из-за того, что у них не получалось зачать ребёнка. Каждый раз запрещала себе укорять Анги, но ничего не могла с собой поделать. Да ещё Улара вечно пыталась лишний раз уколоть.
Воспоминания Синты прервал порывистый ветер. Он задел плечом домик, висящий высоко над землёй, тот качнулся, вместе с ним качнулась и Синта. В окне, за желтоватой пластиной, сделанной из застывшей смолы твердевьев, стало нестерпимо светло. Время от времени из парящей над пирсом деревни можно было увидеть морское солнце, такое же недвижимое, как и пять лун, светивших над сушей: совершенно обычное дело, с чего бы тут волноваться? Но предчувствие, острое, тревожное, кольнувшее Синту в самое сердце, не желало слушать доводы разума. Девушка вгляделась в даль. По синей поверхности моря, сегодня гладкой, точно смоляная пластина, скользил лунный парус. Ветер, наполнявший его, вёл моряков домой.
“Это мой Анги”, — сказала себе Синта и не ощутила радости, лишь горьковатый привкус беспокойства на кончике языка.
2. Подарки из моря
Суами и Анги — загорелые от морского солнца, похожие друг на друга, как и пристало братьям, — стояли на пороге. Младшие девочки, вырвавшись из рук Улары, выбежали встречать отца и дядю. Они нахально заглядывали в глаза Суами, светло-голубые, как третья полоса моря, будто спрашивая, что же папочка им привёз на этот раз? И тот, поначалу нахмурившись для вида, вручил одной бархатный мешочек с разноцветным песком, а другой — цепочку с прозрачным шаром, внутри которого сияло крохотное солнце.
— Ей лучше подарок! — завопила девочка, комкавшая в руках неинтересный мешочек.
— Это не простой песок, — поспешил успокоить её отец, — если его высыпать на стол, он сам сложится в чудесный узор, попробуй.
— Во-о-от как, — протянула вторая дочь и завистливо уставилась на мешок в руках сестры, который из никому не нужного вдруг превратился в заветный, — почему ей всегда всё самое лучшее?
Пока дочки не подрались, Улара увела их в комнату, ласково улыбаясь мужу поверх светловолосых макушек. Суами похлопал брата по плечу и отправился следом.
Пришёл черёд Анги показывать свой подарок, привезённый из моря жене.
— На самом деле, лучшее достанется тебе, — самодовольно заявил он, поудобнее перехватывая огромный свёрток. — Хочешь взглянуть?
Синта преодолела расстояние, разделявшее её и только что вошедшего в дом мужа, повисла у него на шее, придавив свёрток, которым он её дразнил. “Странно, что это там такое мягкое?” — подумала она.
— Анги, прости меня, — едва слышно шепнула Синта ему на ухо, так, чтобы вездесущая Улара ничего не разобрала, если вдруг вынырнет обратно в прихожую, — что бы я ни говорила, я тебя люблю больше всех под лунами.
— Как же я рад снова быть дома, с тобой! — Анги крепко поцеловал жену, но тут же отстранился, оберегая подарок, тесно зажатый между их телами.
Ткань, в которую было завёрнуто мягкое нечто, оказалась солнечным парусом, не нужным, пока моряки плывут домой под лунным.
— Я привёз тебе сына.
Анги широко улыбнулся, не тая гордость. Он отвернул край парусины, и из свёртка на Синту испуганно уставились фиолетовые детские глаза.
— Что это? — Девушка отшатнулась. Она никак не могла отцепиться от этого странного, чуждого взгляда. — Что ты привёз?!
— Ребёнка… — бравада Анги поугасла, но мужчина снова глянул на свёрток, на лёгкие, белёсые, точно морская пена, волосы найдёныша и увереннее продолжил: — Он попал в нашу сеть в фиолетовой полосе. Суами хотел его бросить за борт, но я не позволил. Это же настоящий дар от моря! Ты хотела ребёнка, а я не мог тебе его дать. И вот теперь у нас есть сын.
Синта слушала мужа, ощущая, как кровь отливает от лица, как холодеют кончики пальцев. Предчувствие, которое перед приходом Анги коснулось её лишь остриём костяной иголки, теперь прошило сердце насквозь. Из моря Двадцати Полос чего только не привозили. Почти всё, что позволяло деревне существовать, вылавливали в его водах. Лишь дома и лодки строили из твердевьев, растущих на суше. Но ребёнок?
— С чего ты взял, что это не кусачий?
— Да ты посмотри на него! — Анги приподнял свёрток. Перепуганный мальчик лежал неподвижно и казался не живее водного камня. — И на меня. Я что, дурак, не отличу кусачего от человека?
Синта брезгливо отогнула край солнечного паруса. Подумать только, руны на нём она начертала собственными руками. Для того, чтобы однажды муж завернул в него это… Это… Синта не смогла подобрать подходящего слова. Хотелось зло назвать привезённое мерзостью. Но оно выглядело мальчиком. Маленьким, испуганным. Только глаза были странного цвета. А так — самый настоящий ребёнок. Который у Анги появился не от неё, а от моря.
— Да, — севшим голосом сказала Синта, — ты дурак.
— Я пить хочу… — едва слышно прошептал свёрток. В наполненных ужасом глазах растеклась капля мольбы.
Синта не моргая смотрела на мальчика. Что ж, пусть Анги сам возится с плодом своей любви к морю. Девушка терпела постоянные стычки с Уларой, выторговывала рыбу, ткала одежду из водорослей из бодрствования в бодрствование. Целая жизнь, наполненная монотонной работой, вынести которую помогало лишь осознание того, что она, ждущая, нужна Анги. А теперь что? Появление этого морского мальчика сообщало, что для будущего она мужу не нужна. У него и так всё есть.
— Я к нему не прикоснусь.
— Ты же сама хотела ребёнка! — мужчина несильно тряхнул парусиновый свёрток, мальчик тихо захныкал. — Сколько было слёз, криков. Вот, я привёз для тебя ребёнка, и что? Теперь тебе не надо? Верно говорят, что жена — хуже кусачего, никак не угодишь.
Синта открыла было рот, чтобы расписать мужу, какую глупость он совершил. Но мальчик снова попросил пить. Из моря или нет, он был живой, настоящий, а супруги ругались в его присутствии так, будто ребёнок был не ребёнком вовсе, а вещью. И Синта промолчала. Резко развернулась и прошла на кухню. Ссоры ссорами, но Анги вернулся из долгого плавания, где добывал воду для семьи. Жена должна хотя бы накормить его.
В просторной кухне Улара уже потчевала рыбным салатом детей и мужа. Синта заметила в тарелках кусочки жёлтой рыбы. Она пахла чем-то свежим и нежным. Анги такую рыбу просто обожал. Вчера мама Джика специально для него выменяла у Одноногого штучку. Маленькую. От которой, видимо, уже ничего не осталось.
Перекинувшись парой слов с Суами, девушка вытащила розовую рыбину и половинку зелёной, нарезала мелко-мелко твердевянным ножом, попробовала. Вкусно.
Суами уже успел закончить трапезу и встал из-за стола. А Анги всё не шёл. Что он там возится? Или, быть может, просто обиделся на Синту?
Наконец, муж появился на кухне и выглядел совсем даже не обиженным. Наоборот, мягко положил ладони на плечи Синты и поцеловал в затылок.
— Ну парень и горазд воду хлебать! Чуть не целый камень выпил, — захохотал Анги.
— Придётся тебе теперь чаще закидывать сети и вытаскивать в них больше воды, — Синта неуверенно улыбнулась. Как вот ему сейчас скажешь, что никакого ребёнка из моря ей не надо?
— Мы и так в этот раз привезли пять мешков камней, замаемся в дом поднимать.
— Анги, а вдруг мальчик какой-то… ненормальный? Или вред может причинить? Я не верю, что из моря можно выловить обычного человека.
— Ох, Синта… Наверное, он и есть необычный, но не опасный — это уж точно. Мы с ним от самой фиолетовой полосы до дома плыли, хоть бы пикнул. Всё хорошо будет, ну что ты?
Девушка поджала губы, выставила на освободившийся стол рыбный салат, стаканы и приборы. Бросила в графин камень, тот, ударившись о прозрачное дно, исчез, графин наполнился водой. Анги чмокнул жену в щёку и принялся с аппетитом уплетать угощение. Синта только поковыряла ложкой в тарелке, но так и не взяла в рот ни кусочка. Казалось, для Анги совершенно естественно, что она примет непонятное существо, вытащенное из морских волн, как члена семьи.
— А говорить он как научился? Выходит, жил там с кем-то? Может, вы его у родных забрали?
— Он же из моря, — ответил Анги таким тоном, будто это всё объясняло. — Ничейный он, как и всё, что мы домой привозим. Или ты думаешь, что и воду у кого-то воруем? И вазу, и светильники?
— Я вообще ничего не думаю! — мгновенно разозлилась Синта. — Хоть бы раз объяснил нормально, на что похоже море, может, и думала бы!
Взгляд Анги метнулся к жёлтой пластине окна, и вместе с ним будто сама душа убежала за стены дома, под неусыпное морское солнце.
— Море — это море, — просто сказал он. — Мальчик может стать нашим, поверь мне. Разве плохо? Море отобрало у меня способность зачать собственного сына, но взамен дало ребёнка из волн. Подумай, куда мы без детей? У Суами уже трое — настоящее богатство, а у нас никого нет. С кем я буду ходить в море, когда Токо вырастет, и брат предпочтёт делить лодку с сыном? Или мне идти на пирс рыбачить?
— Нет, нет, — ответила Синта, сдаваясь. — Но ты же осознаёшь, что принять его непросто? Я даже не понимаю, что это за существо, как при этом его можно полюбить?
— Как я полюбил море. Как ты полюбила меня. Иногда даже знать и понимать не нужно, чтобы любить. Прими его, пожалуйста.
Анги заглянул в глаза жены со всем безмерным теплом, которое отдавал ей каждый раз, ненадолго возвращаясь домой.
С весёлыми визгами в кухню ворвались Уларины дочки.
— Тётя Синта, тётя Синта, посмотри! — наперебой затараторили они, тряся морскими подарками.
На столе заискрился шарик с крохотным солнцем, рассыпался цветной песок. Песчинки, точно живые, завозились, складываясь в только им ведомом порядке, пока на столешнице не появилось изображение лодки, взмывшей на фиолетовой волне. Лодки без паруса. Синта тронула пальцем песчинки, и те мгновенно сбежали обратно в мешочек.
— Ну, ты чего? — расстроилась старшая девочка. — Такая красивая картинка была! Кто знает, появится ещё раз или нет…
— Обязательно появится, — уверенно сказала Синта. — Вы, главное, не ссорьтесь из-за папиных подарков.
— А мы и не ссоримся больше. Решили, что меняться будем.
— Вот и хорошо.
3. Мальчик
На кухне никого не оказалось, и Мальчик — почему-то все обитатели этого пугающего, зависшего высоко над землёй дома называли его просто “Мальчик” — остановился у семейного стола с толстыми круглыми ножками. Откуда-то пахло водой. Может, от подоконника, где стояла огромная ваза с рельефными розами? Мальчик подошёл ближе и потянул носом — точно, оттуда. Едва слышно, не громче шелестящей по щеке слезинки, по внутренней поверхности вазы заскользила капля, звонко ударилась о поверхность собравшейся на дне воды.
Как же хотелось пить!
До подоконника Мальчик доставал лишь макушкой, и хотя он мог обхватить руками основание вазы, стащить такую громадину на пол никак бы не вышло. Скорее уж себе на голову уронишь. Мальчик придвинул к окну высокий табурет и, забравшись на него, неловко покачнулся. Теперь можно было посмотреть на горлышко вазы, даже провести пальцем по белому блестящему ободку.
Новая капелька созрела на кромке и, призывно блеснув, поспешила сорваться вниз. Следующую Мальчик не упустил — прямо с горлышка поймал языком. Одну за другой он слизывал капли, радуясь воде, которую в этом доме почему-то приходилось выпрашивать. Да и то давали неохотно, по полчашечки.
— Что это ты тут делаешь?
Мальчик воровато оглянулся. Резкий, строгий голос принадлежал “тёте Уларе”.
— Пью, — он уставился в пол, не зная, можно ли продолжать или нужно немедленно слезть с табурета.
— Морское ты отродье, — негромко и зло произнесла женщина. Щёки её из неправдоподобно бледных стали пунцовыми. — Синта! А ну, иди-ка сюда, полюбуйся на своего сыночка!
Девушка не заставила себя долго ждать — порывом ветра влетела в кухню, придирчиво осмотрела Мальчика, будто цепляясь взглядом за непривычную, непонятно зачем нужную одежду.
— Любуюсь. Чего хотела-то?
— Стоял тут, своим поганым языком нашу вазу вылизывал, — презрительно скривилась Улара. — У мужа твоего совсем головы нет. То сам в море раньше срока, то теперь пакость какую-то привёз. А если ты ему потворствуешь, так, давай, воспитывай.
— Не слушай её, маленький, — со странной смесью смущения и злости в голосе произнесла Синта.
Девушка потрепала Мальчика по белым кудрям. Это оказалось приятно. Потом она достала из шкафа чашку, налила воды из вазы и протянула ребёнку. Улара чуть не задохнулась от возмущения:
— Ах, вот как?! Ещё похвали его! Оба вы ненормальные, лишь бы назло сделать. Вот выхлебает всю воду в доме… И мы тут с ним заодно хлебнём.
Женщина шумно выдохнула и убралась с кухни, оглушительно хлопнув дверью. Синта выдохнула тоже, но гораздо тише и грустнее.
— У тебя дома, видимо, много воды было?
— Дома? — Мальчик непонимающе посмотрел на девушку. — В море? Много, сколько хочешь.
— В камнях? Как нам Анги привозит?
Он молча помотал головой и положил ладошку на оконную пластину, будто трогая далёкое море.
— Там всего много. Почему тётя Улара на меня кричала? Вы же берёте у моря всё, что хотите...
Синта растерялась. Она ответила не сразу, хоть и знала прописные истины жизни в деревне с младенчества.
— Всего, что мы берём, мало.
Девушка замолчала. Коротенькое предложение, только что сказанное ею, вмещало в себя так много, что растолковать это Мальчику было бы очень и очень непросто. Люди, способные жить лишь на суше, не получали от сухой раскалённой земли практически ничего. Море же изобиловало вещами, позволявшими жить. Но к себе не подпускало. Женщинам и на пирс даже выходить не следовало, иначе в их голове поселялись странные мысли. Синта вспомнила Бездомную Гилу, обитавшую в пришвартованной к пирсу лодке, и передёрнула плечами.
— Вода заканчивается, рыбы еле хватает, чтобы выжить. Только мы у нас и есть.
Мальчик слушал рассеянно, то и дело трогая пальцами рельефные лепестки на вазе. С табурета он так и не слез.
— Я люблю пить. Если у вас так мало воды, зачем вам ещё я?
— Мы с Анги мечтали о сыне, — Синта делала такие глубокие паузы между словами, в которые, казалось, можно провалиться с головой. — Теперь у нас есть ты. Зачем нужны дети? Чтобы любить их, чтобы они любили своих родителей. Чтобы дом над морем был настоящим домом, а не склеенными вместе досками, болтающимися на верёвке над землёй. Понимаешь?
Мальчик помотал головой. Синта поникла, не зная, как объяснить морскому найдёнышу, что такое семья. Само слово нельзя попробовать, потрогать, а показать девушке было нечего. Белопенный малыш с фиолетовыми глазами не был её плотью и кровью. Несмотря на обещание, данное Анги, она не могла вот так взять и принять Мальчика. Поэтому Синта нашла временное объяснение попроще.
— На лодке могут ходить только члены одной семьи, чем теснее связь — тем лучше. Давным-давно мужчины пробовали обойти это ограничение, но ничего не выходило. Лодки возвращались или пустые, или со следами крови. Анги говорит, что в море можно доверять только своим. Вот вырастешь, и будешь плавать с ним. Он уверен, что у вас получится.
— Значит, скоро я вернусь в море? — лицо Мальчика просветлело, он радостно посмотрел в окно, а потом, с благодарностью, на Синту: — А то скучаю уже…
— Ну, конечно, — девушка улыбнулась. Из моря или нет, но он был настоящим ребёнком: поскорее вырасти, поскорее плавать… Зря она сомневалась в решении Анги привезти Мальчика домой.
Растроганная, Синта налила ещё воды. Пусть Улара хоть лопнет от злости. Мальчик осушил чашку торопливыми мелкими глотками.
— Ты всё же постарайся больше вазу не облизывать, хорошо?
Выходя из кухни, Синта обернулась. Мальчик так и стоял на табуретке и, прижимаясь лбом к стеклу, тянул грустную песенку без слов.
4. Испорченные проводы
В этот раз моряки привезли больше водных камней, чем обычно, и смогли остаться дома подольше. Но всё равно наступил момент, когда вся семья собралась в просторной прихожей, чтобы проводить мужчин в объятия волн.
— Береги себя, — шепнула Синта мужу и протянула ему увесистый узелок с рыбой. — Мы тебя будем ждать. Как всегда. Не забывай.
— Разве я могу? — Анги ласково погладил жену по щеке, будто запоминая, вбирая тепло, чтобы увезти его с собой в плавание. — Дома думаю про море, а в море думаю только про дом, про тебя. Позаботься о сыне, ладно?
— Позабочусь.
Мальчик, до того момента стоявший за широкими спинами взрослых, протиснулся в середину прихожей. Растерянно огляделся, а потом бросился к Анги.
— Вы же обещали, — он поднял голову на Синту, — ты обещала! Что я тоже пойду в море.
— Когда вырастешь — конечно, — девушка улыбнулась ему, почувствовала, как Анги легонько сжал её руку.
— Но я и так! Я очень хочу в море. Прямо сейчас.
— Сейчас не получится, — Синта постаралась подпустить в голос строгости.
— Не серди маму, — Анги положил ладонь на кудрявую макушку. — Нам пора отправляться, а ты веди себя хорошо, тогда я привезу тебе из моря подарок.
— Мне не нужен подарок, — вместе с отчаянием, звеневшим в голосе, наружу брызнули слёзы. — Я в море хочу, пожалуйста, возьми меня с собой!
— Извини, я его успокою.
Как только Синта подхватила Мальчика на руки и понесла в комнату, он начал реветь и брыкаться так, будто отбивался от кусачего. Девушка понятия не имела, что делать с этим комком воплей и капризов. Когда девочки Улары были поменьше, они тоже ударялись в плач из-за каждой мелочи, которая была не по ним. Но Улара знала, как усмирить своих детей. А сейчас она так и жгла взглядом спину Синты.
Глупый Мальчик. Испортил последние минуты прощания с Анги.
Девушка внесла исходившего криком малыша в спальню, завернула в одеяло, чтобы хоть как-то удержать его на месте.
— Тише, тише, ш-ш-ш, — она попыталась погладить Мальчика по голове, но тот вертелся и, ничего не замечая вокруг, продолжал верещать. — Ну, маленький, хочешь, попить дам?
Он не отвечал, только всё рвался к дверям.
— Так себя вести нельзя, — в конце концов, резанул голос порядком уставшей от крика Синты.
Девушка быстро вышла, заперла Мальчика, молотившего кулаками по подушкам. В прихожей уже никого не было.
Не в силах ни вернуться к ребёнку, ни оставаться одна, Синта зашла в комнату мамы Джики. Пожилая женщина стояла, упершись в подоконник кончиками пальцев, и следила за тающим среди волн парусом.
— Может, стоило уговорить Анги забрать Мальчика с собой? — тихо спросила Синта, вставая рядом. — Он так хочет в море, так кричит, что мне жутко.
— Кто знает, чем ребёнок был раньше и что станет с ним теперь, если он вернётся в море? Ты вот знаешь? — дождавшись, пока Синта отрицательно мотнёт головой, мама Джика продолжила: — И я не знаю. Женщинам не дано понять море и то, что в нём происходит. Всё, что тебе остаётся, — поверить мужу. И успокоить, наконец, ребёнка. Прекрати бегать от него, как от заразного. Теперь он твой сын.
Синта помолчала, глядя на волны, игравшие высокими гребнями под ослепительным солнцем. Сегодня его было видно из подлунной деревни очень часто. Проклятое море, почему ей туда нельзя?
Благодарно погладив по спине маму Джику, девушка вернулась в спальню, чтобы утешить Мальчика. Её Мальчика. Её сына.
5. Чужое море
Когда Мальчик проснулся, Синты уже не было. Он расстелил на кровати одеяло, представляя, что это не сотканное из водорослей полотно, а маленький лоскуток моря. Но волнистое покрывало – не настоящие волны, в него не провалиться, не окунуться с головой. Его море теперь очень далеко. Даже песенка без слов, которую Мальчик тихонько напевал под нос, до фиолетовой полосы, самой далёкой, последней из двадцати, наверняка не долетала.
И домой его не пускали.
После нарушенного Синтой обещания он решил, что проситься больше нет смысла. Хоть девушка и старалась быть ласковой с ним, но не понимала ни его желания вернуться в море, ни его самого. Оставалось только убежать. И почему он не выпрыгнул из лодки, сразу после того, как Анги поймал его сетью? Не надо было поддаваться испугу!
Мальчик прокрался в прихожую, отворил дверь и застыл на пороге.
Страшно-то как!
Пол обрывался пустотой, а бурая земля, укутанная дрожащим воздухом, оказалась так далеко, что голова кружилась. И только первая полоса моря, прикусывающая кромку берега, не позволяла отступить.
Мальчик сглотнул. Нужно всего-то спуститься по верёвочной лестнице на длинный пирс, примиривший землю и воду, а потом прыгнуть в волны. До фиолетовой полосы далеко, она на самом краю мира, но главное – оказаться в море…
Всего-то спуститься.
Всего-то.
От одного взгляда вниз внутри всё ворочалось, прыгало комом к горлу. Мальчик поднял глаза. Если смотреть на ряды домиков, напоминавшие гигантские жёлтые бутоны на стеблях-канатах, было не так страшно. Он опустил ногу, нащупал босой ступнёй верхнюю перекладину лестницы.
Вот так.
Теперь вторую ногу. Крепко держаться руками. Не смотреть вниз.
Ветер, насмехаясь, ухватился за верёвочные ступени, дёрнул лестницу в сторону. Мальчик сжал пальцы и зубы. Оценив упрямство беглеца, ветер отпустил. Можно было спускаться дальше.
Уже с середины пути Мальчик ощутил, что земля исходила жаром. Ноги погружались в раскалённый воздух и, казалось, на пятках вот-вот запляшут язычки пламени. Нестерпимо захотелось пить, будто близость горячей растрескавшейся почвы выжала из тела всю влагу.
Хорошо, что конец лестницы болтался над твердевянным пирсом, ступить прямо на обжигающую землю Мальчик никогда бы не отважился. Доски тоже были горячими, но ноги терпели. Да и пахло здесь славно: смолой и морем.
Поначалу Мальчик даже забыл, что собирался немедленно броситься в волны, и стал с любопытством разглядывать широкий пирс. У края воды в многослойной мешковатой одежде сидели рыбаки: старики да мальчишки, не старше самого Мальчика. Они негромко переговаривались, закидывая в море верёвки, на концах которых белели острые крючки. Рядом с ловцами высились горки разноцветной рыбы.
И как только рыбаки ещё не поумирали здесь от невыносимой жары? Казалось, они даже не замечают удушливого зноя, вышибающего пот, грозящего изжарить заживо. Мальчику уже было дурно. Висящие над головой дома, кренящиеся от резких порывов ветра, перестали казаться такими уж неприятными и пугающими. До них хотя бы не дотягивались горячие лапы воздуха. Не в силах больше выносить этих прикосновений, близости непонятных ему людей и всей этой чужой земли, с радостью спалившей бы своих детей, Мальчик побежал к морю.
— Эй, а это кто ещё? – остановил его звонкий голос паренька, рыбачившего на краю пирса.
— Не слыхал, что ли? Анги из моря приволок. Улара уже всей деревне нажаловалась, что от него одна беда, — седобородый рыбак поднялся и, гулко ударяя чем-то по доскам при каждом шаге, поковылял в сторону Мальчика. Тот уставился на толстую палку, заменявшую старику вторую ногу. – А ты, молокосос, шуровал бы домой. Нечего тут делать.
Мальчик растерялся, глаза забегали по сторонам. Как же много людей! Удрать, скорее. Море совсем рядом, а там уж никто не поймает, не заставит карабкаться по ненадёжной лестнице. Пусть хоть тысячу крючков забросят!
И он побежал. Откуда-то справа послышался крик. Мальчику на мгновение показалось, что это зовут его. Он остановился, оглянулся. В лодке, привязанной к столбику у пирса, возвышалась старуха в обносках и глядела прямо на него. Мальчик даже вскрикнул от испуга. Вторя ему, море толкнуло сваи. А потом кто-то больно вцепился пальцами в плечо. Мальчик рванулся, но старик с одной ногой только сжал сильнее.
— Может, в море тебя выбросить, раз домашних не слушаешься? — беззлобно хмыкнул он.
Мальчик взмолился, чтобы Одноногий исполнил угрозу, но тот только поднял глаза к висевшему над ними домику.
— Берегись, кусачий! – заорали вдруг рыбаки.
Пирс мгновенно ожил. Ловцы повскакивали, кинулись прочь от моря, бросая верёвки и рыбу. Из волн рванулась блестящая чёрная голова без глаз. Десяток острозубых пастей распахнулся, как одна. В них извивались отвратительно-длинные студенистые языки — по три штуки в каждой. Мальчик шарахнулся в ужасе и ткнулся плечом в удерживающего его старика. Тот шагнул назад, увлекая за собой ребёнка.
Кусачий заревел пискляво и протяжно, расплёскивая вокруг себя синие струи. Те, на кого попали даже мелкие брызги, истошно заорали. В разинутые пасти чудища полетели заострённые палки. Кто-то, кажется, попал. Мальчик уже ничего не видел, он закрыл голову руками и забормотал привычную песенку. Только она успокаивала.
Море забилось, ударило по пирсу волной. Пирс ответил полными ужаса воплями моряков. Ещё одна волна хлестнула. С силой, до треска в досках. Подняла чёрное тело кусачего, торчавшее из воды, насадила на сваю, а потом рухнула назад в обезумевшую пучину.
Мальчик плакал. Так страшно ему ещё никогда не было. Он отнял руки от лица и посмотрел на израненных, перепуганных рыбаков, возвращающихся за снастями и рыбой, половину которой утащила за собой голодная волна.
— Это всё ты, — зашипел голос над самым ухом Мальчика. Одноногий старик склонился над ним, загородив путь к морю. – Правду говорят, одни беды от тебя.
— Точно, — ещё один рыбак, с повязкой на правом глазу, подобрался к ним, — никогда ещё море таким диким не бывало!
— Вот, гадёныш! Морской выродок, — загалдели со всех сторон.
Мальчик сжался, мечтая стать крошечным, как водный камень. А рыбаки всё приближались. Он не знал, куда смотреть – отовсюду на него зло зыркали глаза людей, наконец-то нашедших виноватого. И Мальчик посмотрел наверх.
6. Помощь
Галдёж, нараставший на пирсе, заставил Синту отложить шитьё. Среди громовых раскатов мужских голосов металось одинокое немощное сопрано Бездомной Гилы. Из-за чего на неё опять орут?
Девушка выглянула в окно и обомлела. Двое рыбаков, вооружившись палками, спихивали в воду рыхлую массивную тушу кусачего. Таких страшилищ Синта ещё никогда не видела. Впрочем, море редко повторялось в своих творениях: кусачие появлялись то мелкие, размером с ладонь и пастями, полными ядовитых зубов, то размером с дом. Угадать, какую кровожадную тварь выплюнет волна в следующий раз и уж тем более придумать, как от неё защититься, не выходило.
Остальные мужчины сомкнулись плотным кольцом вокруг её Мальчика. Вот Одноногий, проревев что-то, тряхнул малыша за шкирку. Синта распахнула окно и, высунувшись по пояс, крикнула:
— Отпусти его, а то вторую ногу оторву к кусачим!
— Ещё кто кому! — прорычал в ответ старик, но Мальчика всё же выпустил.
Синта метнулась в прихожую. Спустилась на пирс так быстро, будто не по ступеням ноги переставляла, а просто летела вниз. Растолкала локтями жадную, взъярённую толпу, обняла, закрыла собой Мальчика. Он дрожал и, казалось, даже плакать боялся, только с запинками мычал свою извечную песенку, пытаясь успокоиться, нырнуть в неё, будто в вожделенные волны.
— Чего разорались? — рявкнула Синта.
— Твой выродок кусачих сюда назвал! — ответили ей сразу несколько глоток.
В центр круга вплыла Бездомная Гила, тощая, плохо пахнущая, в изношенном балахоне, сотканном из водорослей полпоколения назад.
— Он зовёт сюда! — старуха обвиняюще ткнула пальцем в Мальчика.
Она вещала дальше, но разобрать слова стало невозможно: пирс снова взорвался воплями, будто слова чокнутой Гилы только что стали для всех неоспоримым доказательством. Почему вину всегда хочется переложить хоть на кого-нибудь?
— Да вы перегрелись все! — надсадно крикнула Синта. — Кусачие и без моего сына вылезали! А тут вдруг он стал виноват!
— Сына? — расхохотался ей в лицо Одноногий. — Это кто ещё перегрелся!
— Море выпьет тебя, когда ты выпьешь моря. — Очередное пророчество Бездомной Гилы разогрело толпу.
— Дура, слышала? Морской выродок тебя погубит! Отдай его, мы сбросим его с пирса! Самой же лучше!
Мальчик вцепился в руку Синты. Одноногий дёрнул его за шиворот, рубашка треснула по шву. Синта, оскалившись, толкнула старика в грудь, тот упал, жалко шкрябнув протезом по доскам пирса.
Девушка тут же подхватила Мальчика на руки и развернулась, чтобы бежать. Но её не выпустили из кольца. Кто-то схватил ребёнка за ногу, чьи-то руки сжались вокруг талии Синты. Она уже не видела лиц, только рычала и пыталась укусить нелюдей, не-людей, пытавшихся вырвать сына из её объятий.
Всё закончилось после крика: “Волна!” Его подхватила дюжина глоток, страшный, предупреждающий, он облетел пирс и прогнал всех рыбаков. Растрёпанная Синта обернулась и увидела огромный синий вал, заслонивший солнце.
— Бежим, — сипло взмолился Мальчик.
И она побежала. К дому. Как взобралась по верёвочной лестнице с сыном на руках, потом даже вспомнить не могла. Остался только страх, что вода ворвётся в окна. Но волна опала, залила пирс, дерзко пробежала по раскалённой земле и вернулась восвояси.
Мальчик упёрся ладошками в плечо Синты, прося ослабить хватку. Девушка поставила его на пол, пощупала голову, руки, ноги ребёнка, будто проверяя, на месте ли.
— Всё закончилось, не бойся, — она улыбнулась, хотя готова была разреветься.
— Я хочу домой, — прошептал Мальчик, подняв глаза на Синту. — У вас тут даже море другое. Страшное.
— Я поняла. — Может, муж ошибся, и этот дом Мальчик никогда не сможет считать своим? — Мы поговорим об этом с Анги, когда он вернётся. Отвезёт тебя обратно.
— По-настоящему? Не как в прошлый раз? Я думал, что сам могу добраться, но к такому морю теперь даже подходить боюсь.
Синта закрыла глаза, кивнула.
— Скажи мне только вот что. Зачем ты пошёл на пирс? И та волна… Ты её вызвал?
— Не знаю, — Мальчик неуверенно пожал плечом. — Я просто хотел прыгнуть в море, но меня схватил старик с одной ногой и очень испугал. Я ничего не делал, честно!
— Ладно. Ладно, я тебе верю.
Помолчав, Мальчик робко признался:
— Только песенку пел.
— Ты не пой её больше, хорошо?
— Вашему морю она всё равно не понравилась...
— Ему ничто и никто не нравится, — проворчала Синта и, снова взяв Мальчика на руки, понесла на кухню. — Поэтому и оно не нравится никому. В общем, та же история, что и с людьми.
Девушка усадила малыша на подоконник и принялась нарезать тонкими ломтиками сладкую розовую рыбу.
— И я никому не нравлюсь, да? — Казалось, Мальчика это мало тревожило. — Особенно одноногому старику и плохо пахнущей женщине? Они мне тоже не понравились, они злые.
— Во-первых, поешь, — Синта протянула ему тарелочку с угощением. — Во-вторых, ты нравишься мне. В-третьих, не суди так поспешно. Особенно Гилу. Ладно Одноногий, с тех пор, как его нога осталась в пасти кусачего, он на весь мир зол. Жив остался, а будто и не ценит. А вот Гила, думается мне, когда-то давным-давно умерла.
— Как это? — Мальчик непонимающе уставился на девушку, тщательно пережёвывая кусок рыбы. — Она ведь жива, я сам видел.
— Да как сказать… Море ведь у неё всё отобрало, включая разум. В общем, когда-то у Гилы был дом, муж и двое сыновей. Сама Гила страсть как любила поболтать с соседками, вечно в гостях у кого-нибудь сидела. Обычно, когда мужчины возвращаются из моря, женщины стараются провести с ними побольше времени. А Гила и убежать могла, будто ни дел, ничего нет. И вот один раз, пока она на этой самой кухне помогала маме Джике нарезать салат и узнать все деревенские сплетни, разразился шторм. Я-то не помню, маленькая была, но говорят, ветер дул такой, что макушки твердевьев гнулись. И домик Гилы, который висел над самым краем пирса, сорвало и унесло в море. Она увидела, что его нет только после того, как шторм закончился. Потом бегала по пирсу, кричала, как ненормальная, всё звала сыновей. Каждого рыбака за руку хватала и спрашивала, жив ли кто-нибудь и где её дом. Через некоторое время успокоилась и перебралась жить в лодку. Ну а потом просто сошла с ума. Ходит немытая, нечёсаная и пророчит всем и каждому луны весть что. Как тут можно было остаться живой? Я раньше думала, что никогда бы до такого не опустилась, а сейчас как представлю себя на её месте в те мгновения после шторма…
Синта передёрнула плечами, переложила ломтики рыбы со своей тарелки на тарелку Мальчика. Тот благодарно посмотрел на девушку и отправил в рот очередную порцию угощения.
— Тогда мне её жалко, — искренне сказал он, проглотив кусок рыбы. — Ваши дома, и правда, страшные: даже от малого ветерка качаются. Как вы только в них живёте?
В тихий разговор на кухне вдруг вторглась Улара. Обычно опрятная и неторопливая, она тяжело дышала, будто только что взобралась по лестнице добрую сотню раз, из косы выбилась прядь.
— Закрой мальчишку в комнате и не выпускай из дома! — отрывисто бросила женщина. — Вся деревня на ушах из-за него стоит. Если покажется — разорвут.
— Он и сам теперь не выйдет. Лестницу за собой втащила? Лучше бы к нам никто сейчас подняться не мог.
— Втащим, когда мама Джика вернётся, она ушла выменять побольше рыбы, — Улара глянула на Мальчика, растерянно слушавшего разговор взрослых. — Ох, и наделали вы дел…
Женщина покачала головой и ушла, оставив их вдвоём. Мальчик дотронулся до руки Синты и торопливо зашептал:
— Я думал, она меня тоже не любит. Даже больше всех остальных. Почему тогда говорит так, будто хочет защитить, как ты?
— Помнишь, я тебе пыталась что-то объяснить про семью, но никак не могла? Вот когда в семье случается беда, даже такие, как Улара, помогают.
7. Его нет
До самого сна Мальчик не отступал от Синты ни на шаг. А она всё выглядывала в окно — не идёт ли кто к их дому. Так странно: в маленькой деревне, где все свои, изученные от облика до душевных чаяний, каждый стал чужим. Пугающе чужим.
Девушка успокоилась только когда рыбаки, пытавшиеся вырвать сына из её объятий, один за другим разошлись по домам, и настало время бодрствования у следующей смены. Синта взяла Мальчика на руки, забралась с ним под одеяло и уснула мгновенно.
Ей чудилась песня, такая грустная, такая зовущая, что хотелось вытереть слёзы со щёк певца. Во снах, пролетавших через отдыхающий разум, бушевали водные валы, били Синту в грудь. Она падала на колени раз за разом, задыхаясь, но вновь вставала. Когда не шумела вода, кричали рыбаки на пирсе, когда пирс был пуст, Синта стояла на нём, совсем одна, и всматривалась в залитую зляще недостижимым солнцем даль, куда уплыл Мальчик, навсегда.
— Навсегда? — обмирая, прошептала она.
И проснулась.
Малыш сидел на подоконнике и улыбался. Синта видела эту улыбку впервые. Оказывается, на правой щеке у него появлялась ямочка.
— Ты выспался?
— Мой дом теперь здесь, — ответил он невпопад.
И Синта выдохнула, заулыбалась тоже. Хоть и обещала, что Мальчик вернётся в фиолетовую полосу, расставаться с ним не хотелось вовсе. Синта бросилась к подоконнику, обняла малыша и застыла подобно одной из каменных статуэток, которыми до свадьбы её задаривал Анги.
Моря не было.
За окном под солнце уходила суша, а не водная гладь. Твёрдая земля, от которой под тёплыми лучами поднимался едва заметный пар.
— Скоро просохнет, — сказал Мальчик, будто читал мысли Синты.
— А море где?
— Там, — он махнул рукой в сторону глухой стены дома.
В ней не было окон. Оттуда никогда никого не ждали.
Девушка выбежала в прихожую. Мальчик радостным хвостиком следовал за ней. Дверь оказалась распахнутой, верёвочная лестница — развёрнутой. Видимо, Улара уже была на пирсе.
Спустившись, Синта посмотрела на море. На море, оказавшееся с противоположной стороны. Оказавшееся фиолетовым.
На пирсе было не протолкнуться. Спустились все жители деревни. Стояли бок о бок и молча глазели. Сначала на фиолетовые волны. Потом на Мальчика.
— Это твоё море? — севшим голосом спросила Синта.
— Да! Я звал, и оно пришло!
Сзади раздался надсадный крик: подслеповатой Гиле сказали, что на бывшем морском дне стоит её утонувший домик. Синта обернулась, увидела, как старуха подбежала к прежнему жилищу, прижалась щекой к стене и зарыдала, принялась гладить доски. Они, в отличие от прежней хозяйки, не изменились, не постарели, не умерли. Синта смотрела и смотрела на жутковатое воссоединение, пока рядом с ней и малышом не появился Одноногий. Он пробасил:
— Верни всё, как было.
— Я не могу, — растерянно ответил Мальчик.
— Я сказал, верни!
Группка рыбаков, переминавшаяся с ноги на ногу за спиной Одноногого, согласно зароптала. К ним присоединялось всё больше и больше голосов:
— Как нам теперь жить?
— Здесь есть рыба?
— С голода помрём!
Мальчик попятился под напором толпы. Синта хотела было заслонить сына, но её тут же схватили за запястья и оттащили подальше. Она попыталась вырваться, закричала. Чужие, ненавистные спины закрыли от неё Мальчика. Только его голосок донёсся:
— Оно хорошее! Моё море — хорошее!
Никто его не слушал. Все слушали только себя, свой страх перед переменами. Синта снова дёрнулась в руках, сжимавших её запястья — тщетно. Тогда она обернулась, взглянула в лицо удерживавшего её рыбака.
— Отпусти меня. Умоляю. Отпусти.
В глазах мужчины возникло замешательство. На одно мгновение. Единственное. В которое девушка шустрее иголки, бегущей меж нитей, рванулась к Мальчику. Лишь чтобы увидеть, как он летит с пирса в волну.
Кто-то толкнул его или сам спрыгнул? Синта всё задавала и задавала себе этот вопрос. Пока толпа не разошлась с пирса. Пока в нём не осталось смысла.
А через полдюжины бодрствований не осталось смысла в жизни Синты.
Всё начиналось неторопливо: сначала пришла Улара и сказала, что в соседский дом так и не вернулись моряки, хотя должны были ещё два бодрствования назад. Затем рыбу стали менять по дешёвке: вода очень быстро выросла в цене, её запасы неумолимо таяли. Когда море перехлынуло, в деревне оставалось всего три команды моряков, и они не могли привезти достаточно водных камней. Потом на пирсе, там, где им совсем нельзя было, начали появляться одна за другой женщины. Они плакали.
Синта сидела у окна. Улара приносила ей поесть — кусок не лез в горло. За Мальчика девушка не беспокоилась: о нём позаботится его море. Но Анги?.. Девушка отказывалась верить, что муж не вернётся. Если он где-то есть, если он жив… Если.
На излёте шестого бодрствования Синта вышла на пирс. Море, в которое нельзя, лизало твердесину у самых ног. Море, в которое вернулся Мальчик. Море, из которого не возвращается Анги. Красивое. Ненавистное. Синта шагнула в него. Кто-то за спиной завопил.
Зачем? Тут неглубоко, всего по щиколотку. Как можно бояться того, что достаёт тебе только до щиколотки.
— Как ты можешь быть таким страшным? — спросила она, не размыкая губ.
Сделала шаг. Сложнее его, должно быть, дался лишь самый первый шаг в её жизни. Но она не помнила. Помнила только море.
Волна, влекущая, зовущая песней Мальчика, и что-то блестит под ней. Синта наклонилась и упала. Вдохнула воду-воздух-свет-мечту. Стало больно. От невозможности сделать выдох.
От неё ли?
Разбивая очарование, похожее на смерть, Синту дёрнули за шиворот, подняли голову над волной.
— Нельзя так долго, — пробормотала Бездомная Гила. — Я слишком долго, так нельзя.
Старуха затащила кашляющую Синту на пирс. Девушка ощупала одежду, волосы — сухие. Свои-чужие жители деревни таращились на неё, обступив полукольцом, но не приближались. Синта нашла глазами Улару.
— Они не вернутся, — сообщила девушка неожиданно для себя самой. — Море перетекло, но забрало только себя. Лодок в нём нет.
— Откуда знаешь? — спросили из-за спины.
— Море сказало.
— Ты чокнулась, — обречённо выдохнул Одноногий.
— Это правда! Правда!
Синта пыталась что-то объяснить — на неё смотрели точно так же, как на Бездомную Гилу, выдававшую свои туманные пророчества. Улара попыталась увести девушку домой, но та мягко высвободилась из рук невестки. Спорящей по каждому поводу. И такой заботливой, такой опекающей.
— Нам вода нужна, — сказала Синта. — Я привезу.
Улара не ответила. Зато Гила предложила:
— Можешь взять лодку моего мужа. У меня ведь теперь есть дом.
Синта кивнула и пошла вслед за старухой. Лодка стояла совсем рядом с кромкой воды. Девушка навалилась плечом: не сдвинуть. Справа в борт упёрлась ладонями старая Гила. Слева — Улара. Рядом с женщиной встал её старший сын. Лодка медленно поползла к морю.
С пирса спустился Одноногий, помог дотолкать судёнышко до воды. И, ничего не сказав, ушёл.
— Я парус принесу, — бросила Улара.
— Не надо, меня поведёт не ветер, а море.
Синта села в лодку. Фиолетовая вода обняла, подхватила судно и понесла прочь от берега.
В море оказалось совсем не страшно. Из-под волн то и дело долетали мягкие шепотки, звуки незнакомой музыки. Они не пугали, они влюбляли в себя, навсегда и беззаветно. Кажется, только сейчас Синта смогла полностью понять мужа. Почему всего этого, красивого, распластанного по необъятной дали, не случилось раньше?
Под носовой банкой девушка нашла рыболовные снасти. Значит, больше ничего не нужно. Кроме одного.
— Мальчик, — тихо позвала Синта, — я скучаю по тебе.
Море проглотило её слова, рассыпало в мерцающей глубине. Волны мягко ударялись о борт, взбиваясь в белую пену, так похожую на невесомые кудри. За борт ухватились две маленькие ладошки. Мальчик подтянулся и по пояс высунулся из воды.
— Ты пришла посмотреть на моё море? — радостно спросил он.
Синта пожала плечами. Рыба, вода, деревня… Девушка просто улыбнулась и раскрыла объятия:
— Иди сюда, маленький.
Он перебрался в лодку и, крепко обхватив Синту руками, затараторил:
— Здесь хорошо, правда? Ты будешь плавать со мной?
Она поцеловала макушку Мальчика, помолчала немного.
— В деревне скоро поймут, что всё к лучшему. Освободившаяся земля не горячая, кусачих больше нет. Так что и ты со мной можешь возвращаться домой. Договорились?
— Я буду бывать у тебя часто-часто. И тебе понравится моё море, вот увидишь! Я попрошу его нести лодку очень осторожно.
С последними словами Мальчика даже лёгкая рябь, поднятая ветром, улеглась. Судёнышко Синты летело по воде и будто бы ни о чём не помнило. Девушка гладила по волосам сына, задремавшего у неё на коленях, и никак не могла перестать думать о муже. Почему Анги должен был сгинуть? Только из-за того, что не может быть хорошо сразу всё?
“А разве не может?” — прошептало мудрое море.
***
Анги сидел на банке, глядя, как ветер тщетно надувает лунный парус. Теперь, когда лодка ткнулась форштевнем в высушенное морское дно, он стал бесполезным. Сколько угодно может натягиваться парусина с начертанными на ней лунами, но судёнышко уже не полетит по водной глади, безошибочно угадывая путь домой. Море ускользнуло, бросив свою котловину и тех, кого держало на волнах-руках.
— Нам теперь никогда не вернуться… — Суами, бродивший вокруг лодки, досадливо пнул борт.
Анги не ответил, он всё смотрел и смотрел на парус, рвавшийся с мачты. Упрямая тряпка никак не хотела понимать, почему её держат, не дают откликнуться на настойчивый призыв ветра.
— Бери мешки, и идём! — вдруг сказал Анги, резко поднявшись.
— Куда?
— Домой!
Пока Суами смотрел на брата, как на безумного, нахлебавшегося моря, Анги принялся снимать парус.
— Он отведёт нас домой, как ведёт лодку, понимаешь?
И Суами понял, помог расправиться с тросами. Братья закинули на плечи мешки с остатками рыбы и выловленными камнями, растянули лунный парус, будто руки их отныне стали мачтами. Огромное полотно затрепетало, радостно наполнилось путеводным ветром.
Они знали, что им предстоит долгий и трудный путь. Но они дойдут. Вернутся домой.
Похожие статьи:
Рассказы → Последний полет ворона
Рассказы → Портрет (Часть 1)
Рассказы → Потухший костер
Рассказы → Обычное дело
Рассказы → Портрет (Часть 2)
