Я боюсь кромешной тьмы и пунцовой тишины,
Сумрачных, голодных псов, приглушённых голосов,
Сумасшедших стариков, толстых, чёрных пауков,
Тёмных нитей пустоты. А чего боишься ты?..
В убранной, светлой комнате повисло испуганное молчание. Кучерявый мальчишка с большими чёрными глазами и длинными, густыми ресницами, прикусив нижнюю губу так, что виднелись лишь два больших передних зуба, замер, уставившись на старшего брата. Тот довольно улыбнулся и, хитро прищурившись, приблизился к любопытному ребёнку.
- А еще говорят, что она съедает маленьких детишек. Целиком, - прошептал, с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.
- Аби*, а вдруг она и меня съест? - мальчишка выпучил глаза и судорожно сглотнул.
- Обязательно съест! Ты ведь маленький. А именно таких она и любит, - ответил тот как можно серьёзнее, тут же отвернувшись и с силой сомкнув губы, из которых норовил выскочить громкий и заливистый хохот.
- Аби, а ты её видел?
- Видел.
- А почему она тогда тебя не съела?
- Потому что я уже вырос. А вот ты... То, что надо, - резко замолкнув, поманил младшего братишку пальцем, чтобы тот приблизился. – У неё огромная пасть, тёмная, как пещера... - пробормотал на ухо. – И красные глаза, как у крысы. И зовут её...
- Мама-а! – закричал братишка, зажмурившись.
- Опять ты пугаешь ребёнка, несносный мальчишка! – воскликнула женщина, влетев в комнату, и сердито запустила старой, изношенной тапкой в старшего сына, успевшего, однако, ловко укрыться от удара. – А он потом в постель писается! И кому это всё стирать?
- А где она живёт?
- Кто? – удивлённо взглянула женщина на младшего.
- Эта Караба...
- Тшш, - зашипела мать, приложив палец к губам.
- В молочном озере, где же ещё, - ответил старший брат, схватив горсть стеклянных шариков, и выбежал из комнаты.
- Ах ты, поганец! – крикнула женщина вслед, сжимая вторую тапку. – Вот придёт вечером отец, всё ему расскажу!
- А ты её видела, мама? – не унимался мальчишка.
- Никто не видел, - нахмурилась она, направившись к двери. – И больше не говори об этом. Иди лучше, погуляй, мой барашек. И не слушай ты Ахмета, придумывает он всё!
Когда сынишка выбежал во двор, женщина тяжело вздохнула и нервно растерла вспотевшие ладони. «Да убережет нас Аллах...» - прошептала, скрывшись на кухне.
Никто не говорил про Караба... Никто. Ведь если не произносить её имя, ничего не случится - по крайней мере, так думали взрослые. А дети просто смеялись, стращали друг друга, получая нагоняй от родителей.
- Ахмет, а где это молочное озеро? - спросил мальчишка, потянув брата за рукав, и тот выпустил стеклянный шарик.
- Оф, Фатих! – воскликнул, слегка оттолкнув братишку. – Я же из-за тебя промазал! Не считается! – громко крикнул ребятам, подняв руку. – Это всё Фатих! Вечно отвлекает!
Мальчик отошел в сторону и присел на бордюр, наблюдая за старшим братом, который ловко управлялся с шариками и всегда выигрывал. С ним он не играл в мискет*, утверждая, что выигрывать у маленьких совсем неинтересно.
- Аби, а давай сходим к молочному озеру? - тихо спросил мальчишка, когда они возвращались домой.
- Зачем? – тот совсем позабыл, как ещё утром пугал братишку.
- А вдруг мы увидим её?
- Пошутил я, Фатих! – улыбнулся он, крепко обнимая мальчика. – Нет там никого. Только грязная вода. Да и отец уже пришел, поторопись.
- Мы быстренько, аби...
- Нет, говорю, там никакой Ка... – он замолк, оглянувшись. – И не вздумай говорить об этом с отцом. И матери не жалуйся, а то полетят в меня не только тапки, а что потяжелее, - и они громко рассмеялись.
Молочное озеро... На самом деле так называли небольшой овраг, заполненный мутной водой грязно-белого цвета. Возможно, этот оттенок придавала глина, которая была на дне и вокруг. Мягкая земля проваливалась, стоило ступить, и тогда снизу поднималась серо-белая струя, баламутила воду, делая её похожей на молоко. Днём дети и подростки часто приходили поплескаться и измазаться в мягкой и вязкой глине. Но как только солнце пряталось за горизонт, все до единого спешили уйти, не оглядываясь. Кто знал, что скрывала мутная вода тёмными вечерами.
- Я боюсь кромешной тьмы и пунцовой тишины, сумрачных, голодных псов, приглушённых голосов, - тараторил Ахмет считалку, ускоряя темп, - сумасшедших стариков, толстых, чёрных пауков, тёмных нитей пустоты. А чего боишься ты?
- Ура! – воскликнул Фатих, выбегая в коридор. – Считай до двадцати и не подглядывай!
- Раз, два, три... – громко завёл счет Ахмет, прислонившись к стене.
- Только не подглядывай! – раздалось со стороны кухни.
- Шесть, семь... – довольно улыбнулся, прислушавшись к привычному скрипу дверцы. – Десять, одиннадцать... – это был небольшой шкаф возле кухонной плиты, в котором мать хранила муку и сахар, и где обычно прятался Фатих.
Для вида немного поискав братишку, Ахмет на цыпочках подошел к шкафу. Стараясь не дышать, приложил губы к тонкой щели между дверцами.
- Кто-о зде-есь? – протянул низким басом, стараясь, чтобы получилось как можно страшнее.
Фатих с громким визгом распахнул дверцы и бросился к матери. Затем обоих немедленно отправили спать.
- Выдумал, брата пугать, - ворчала женщина, схватив старшего сына за ухо. – Не стыдно? Он потом уснуть не может... Оф, Ахмет, оф! Немедленно - в постель! Оба!
Уснули дети практически сразу, без длительных перешептываний и хихиканий.
Ахмет проснулся посреди ночи. Открыв глаза, прислушался к ровному сопению братишки, тихому стуку тяжелой железной стрелки настенных часов, еле слышному дыханию. Необъяснимый страх застыл комом в пересохшем горле. Тело онемело, но неприятные и странные ощущения усилились, словно каждая клеточка могла чувствовать. Такое с ним было впервые. Внезапно в ноздри ударил запах гнилой травы и чего-то прокисшего. Ахмет попытался закрыть глаза, но веки не слушались. Решив лечь на бок, понял, что не может пошевельнуться, словно кто-то невидимый навалился сверху и крепко сжимал и руки, и ноги, и даже голову. Сердце быстро заколотилось, перебив ритмичный ход часов, заглушив сопение братишки. Вскоре он отчетливо почувствовал, что кто-то стоит возле его кровати и тихо, еле слышно, дышит. Это не было сном, но и явью назвать совсем не хотелось. Мальчик закричал изо всех сил, но тишина не отозвалась, не шелохнулась. Крепко сомкнутые губы не пошевельнулись. Тело не слушалось, пальцы замерли, а ноги словно связали верёвками. Ему бы забраться под одеяло, укрыться с головой и не выглядывать, но вместо этого он судорожно всматривался в темноту перед собой, не в силах подняться. Теперь чужое дыхание стало отчетливым, и на мгновение он услышал его возле самого уха, словно легкое дуновение то касалось его, то исчезало. Тук... Время застыло, и стрелка старых настенных часов остановилась. «Тихой-тихой ночью я приду к тебе», - пропели глуховатым и сиплым голосом, и кто-то прикоснулся к его руке, однако, Ахмет даже не вздрогнул, парализованный неведомым прежде ощущением. «Назови погромче имя, не робей...» - кто-то осторожно присел на край кровати. «К озеру неслышно подступил туман. Позови, трусишка, ты Караба...»
- А-а-а! – вырвалось, наконец, из груди пронзительным и протяжным визгом. – Мама-а-а!
Свет ослепил, и Ахмет зажмурился. По щекам текли слёзы, а сердце никак не желало угомониться, бешено стуча. Мать, растрёпанная и растерянная, застыла в дверях, изумлённо глядя на сына.
- Я видел её, - онемевшими губами прошелестел мальчик.
- И ты туда же! – воскликнула она в ответ, всплеснув руками, а затем, сдернув покрывало, нахмурилась. – Разве писаются в таком-то возрасте! Оф, Ахмет, оф!
- Она была здесь... – прошептал он, оглядывая комнату.
- Ахмет! – сердито прикрикнула женщина, покосившись на младшего сына, который тут же испуганно юркнул под одеяло. – Нечего было пугать Фатиха утром. Сам в собственную яму и попал. А ну, вставай, бельё теперь менять! – ворча, согнала мальчика с постели и резко стянула простыню.
Прикрыв дверь, женщина прошла в ванную. Дрожавшими руками бросила мокрую простыню в корзину и присела на табурет, пытаясь успокоиться. Страх овладел разумом, оплёл, словно паутина, пробрался сквозь кожу к самому сердцу, заставляя его то биться, то замирать. Ей было восемь лет, когда она впервые проснулась посреди ночи, услышав тихие шаги, которые быстро приближались, становились всё громче и отчетливее. А затем кто-то подошел к кровати, тяжело дыша, склонился над ней и долго рассматривал, обдавая прохладным дыханием. Вспомнив, женщина зажмурилась, отгоняя воспоминания, не в силах, однако, остановить их. Той ночью её родители, взволнованные и ошарашенные, прибежавшие на отчаянный крик дочери, тихо прочли молитву и сказали уповать на милость Аллаха, но она отчетливо разглядела страх в их глазах. Случившееся не обсуждалось. Взрослые молчали, переглядываясь, а странные видения повторялись из раза в раз. А однажды прекратились, словно их никогда и не было. Женщина вспомнила то дикое ощущение ужаса. Вскочив, вернулась в комнату и крепко прижала сына к груди.
- Хочешь, сегодня я лягу с тобой, мой мальчик? - прошептала, нежно поцеловав его в лоб. Ахмет взглянул на неё с благодарностью.
Никто не знал, что это за состояние и почему случается вдруг. Как ни пытайся, ты не сможешь пошевельнуться, сколько ни кричи, звук не вырвется наружу. Иногда можно услышать чей-то шёпот, а порой и различить слова. Изредка тихая песня прольётся в тишине или злобное проклятие прорвётся сквозь вязкую мглу.
Ахмет уснул лишь под утро, боясь закрыть глаза, чтобы вновь не оказаться между сном и явью. Внутри поселился страх, который после не давал ему покоя. Больше он не пугал братишку. Теперь он верил, что она существует. Та, что появляется среди ночи, когда густой туман опускается над молочным озером.
- Она приходила и ко мне... – тихо произнесла мать спустя несколько дней, тяжело вздохнув. Фатих с отцом ушли в магазин, и женщина решила поговорить с Ахметом. Сделать то, на что не решились её родители.
- Правда? – в голосе сына прозвучало недоверие.
- Возможно, мы её сами выдумываем, и нет никакой... – замолкла, спохватившись.
- Она и сейчас приходит? – спросил мальчик, взглянув в ореховые глаза матери.
- Нет.
- Совсем-совсем?
- Совсем, - нежно дотронувшись до смуглой щеки сына, попыталась улыбнуться. - Я верю тебе, Ахмет, но не знаю, как помочь. Не все видят то, что видели мы. Просто не нужно бояться.
- Ты перестала бояться? Поэтому она ушла?
- Возможно, - задумчиво ответила женщина, хоть и знала, что дело было вовсе не в страхе.
Врачи называли это сонным параличом. Некий переходный момент между пробуждением и сном. Говорили, что он не опасен, но те, кто когда-либо испытывал эти непонятные и жгучие ощущения, навряд ли согласятся.
Через месяц Ахмет засыпал, как и прежде, без страха и опасения. Видения прекратились. Мать выдохнула с облегчением, решив, что беда обошла стороной. Фатих больше не спрашивал ни о молочном озере, ни о том, где живёт страшная Караба... Страшное позабылось, и жизнь, казалось, пошла своим чередом...
Он проснулся посреди ночи, отчетливо чувствуя, что тело придавили огромным невидимым валуном, отчего мальчик не мог пошевельнуться, как ни старался. Невероятная тяжесть разлилась по рукам и ногам. Всматриваясь во мглу перед собой, Ахмет попытался прочесть молитву, которой научила его мать, но слова словно покинули память, оставив пустоту. Вскоре, одно за другим, вернулись ощущения, и что-то тяжелое опустилось на кровать, совсем рядом, но повернуть голову не получилось. Сердце вновь яростно заколотилось, но он уговаривал себя не бояться. «Нужно просто уснуть и всё», - подумал, вспоминая слова матери, но глаза не желали закрываться. А потом вдруг то, что лежало рядом, взмыло вверх, к потолку, а затем медленно опустилось и зависло прямо над ним. Ужас застыл в горле. Это был табут*. Такой же, какой он видел на похоронах дедушки, только меньше.
- Фати-и-х! - громко вырвалось из груди, застыв в горле. – Фати-их!
Отчего он был уверен, что там, над ним, лежит именно Фатих, и сам не знал. А повернуться, чтобы взглянуть на кровать брата, не мог.
- Фати-и-х... – прохрипел, но не услышал собственного голоса.
Кто-то стоял возле двери, не двигаясь, не дыша. Он знал, что это она, ощущал её присутствие, холод, который исходил от промёрзшего тела. Никакого страха в этот раз – только тягостное предчувствие.
Табут опустился еще ниже, и теперь между деревянным дном и его лицом было всего несколько сантиметров. Он услышал сопение, пробравшееся сквозь плотную стенку, а затем отворили крышку. Что-то холодное коснулось ступней, обволакивая и тут же засыхая. Глина, это была глина...
«К озеру неслышно подступил туман. Позови, трусишка, ты ...» - прошелестело возле уха.
- Карабасан! – закричал Ахмет, погружаясь в вязкую жижу. – Карабасан! – липкая жидкость ворвалась в горло безжалостным потоком, а затем крепкие руки схватили его за ноги и потянули вниз...
Озеро безмятежно расстелилось под ногами, словно кто-то разлил молоко. Тишина зазвенела в ушах, а затем раздался робкий шёпот, появились слова: «Тихой-тихой ночью я приду к тебе...» Вода, холодная и глинистая, коснулась кончиков пальцев. «Назови погромче имя, не робей...» - голос прозвучал где-то рядом, и Ахмет посмотрел перед собой. Что-то приближалось, а он стоял в грязной воде уже по колено. Когда показалась голова, он зажмурился, но успел запомнить красные глаза и белоснежную кожу, чёрные, словно смола, волосы, которые расползались поверх воды, и ледяной взгляд. Внезапно вода отступила. Открыв глаза, мальчик осмотрелся по сторонам. Окончательно проснувшись, отдышавшись, решил не говорить матери о том, что видения вернулись.
Сон повторился через несколько дней. Он вновь увидел табут, а затем оказался на берегу молочного озера. В этот раз мальчик решил рассмотреть Карабасан поближе, но как только его коснулся ледяной взгляд, озеро исчезло. Ахмет лежал в своей постели и мог двигать головой, хоть руки и ноги до сих пор не слушались. Табут же был на кровати брата. Судорожно хватая ртом воздух, он не сводил взгляда с деревянного ящика, пытаясь разглядеть, кто лежит внутри. Затем тело братишки медленно поднялось вверх, и Ахмет почувствовал запах свежей древесины. Фатих взлетел к самому потолку, словно кто-то резко притянул тело. Затем так же резко опустил, но уже на кровать Ахмета. Взглянув на братишку, он вздохнул с облегчением: тот спал, тихо посапывая. Но через мгновение уже Ахмет оказался зажат между деревянными стенками, прерывисто дыша, пытаясь разглядеть густую мглу перед собой. А затем кто-то захлопнул крышку, и мгла стала рекой: хлынула, унося с собой табут.
- Он не просыпается, - всхлипывала женщина утром, крепко сжимая ладонь сына. – Мой Ахмет... Почему он не просыпается?
Врачи говорили, что сонный паралич не опасен и длится не больше пары минут, но те, кто когда-либо испытывал эти непонятные и жгучие ощущения, навряд ли согласятся. Те, кто когда-либо оказывались в липкой паутине пустоты знали, что это она привела их сюда. Та, чьё имя не произносят вслух.
Те, кто сумел выбраться, старались не вспоминать, не обдумывать. Но были и те, кто остался за гранью.
- Она забрала моего мальчика... – повторяла женщина, глядя на сына.
Её зовут Карабасан. Кто она, не знает никто. Душа, дух, нечисть, проклятие, некий знак, видение или всё вместе? Она находится где-то между сном и явью. Приходит, пронося сквозь мглу страх и ужас.
Ахмета похоронили следующим рассветом. Мать тихо плакала, крепко сжимая ладонь младшего сына. Вернувшись домой, уложила Фатиха спать и вышла во двор, оставив собравшихся в доме людей, попросив приглядеть за ребёнком. Она медленно шла к озеру.
- Верни мне моего мальчика... – прошептала, ступая в холодную воду. – Верни мне моего Ахмета...
Месяц назад, ночью, следовавшей за той, когда Ахмет впервые познал необъятный страх и всепоглощающий ужас, Карабасан пришла и к ней - она вернулась. Проснувшись в поту и с горьким привкусом во рту, женщина вскочила с кровати и побежала в комнату детей. Оба тихо спали, и, казалось, сама безмятежность разлилась вокруг. Выдохнув, она присела на край кровати Ахмета, прочла молитву и больше даже мысленно не возвращалась к тому страшному видению. А когда кошмары сына прекратились, решила, что всё наладилось...
- Верни мне Ахмета... – женщина взвыла, и стала долбить кулаками по мягкой земле, вспоминая ту ночь, когда почувствовала холод в ступнях и открыла глаза.
Она стояла в вязкой глине на берегу молочного озера. Услышав всплеск воды, замерла. Женщина понимала, что это сон, который никак не мог происходить наяву, но страх сжимал сердце, проникал в разум. Ледяная рука коснулась плеча, глаза, горевшие неистовым пламенем, сжигавшим мосты между мирами, впились, вызывая трепет и ужас. Капли грязной воды стекали с мокрых волос, падали на бледную, серую грудь, змеиными струйками ползли по телу...
- Карабасан... – произнесла женщина еле слышно, но та лишь указала тонким, костлявым пальцем в сторону.
Там, по пояс в земле, стояли Ахмет и Фатих - утопали в серой глине, протягивая руки. «В чёрном сумраке ночном явь смешается со сном...» - пролетело ветром, растворилось вдали. «Сердце матери сожмётся. Выбрать одного придётся...» Женщина бросилась к детям, которые с каждой секундой проваливались всё быстрее и быстрее, и вот уже виднелись одни головы и распахнутые ладони. Схватив Фатиха, женщина резко потянула его к себе, крепко прижав к груди. Отдышавшись, бросилась к Ахмету, но того уже не было.
- Верни мне моего сына... – прошептала, растирая липкую глину в руках, отгоняя страшные воспоминания. – Это ты! Ты забрала моего Ахмета!
Упав на колени, женщина яростно и отчаянно принялась сгребать глину со всех сторон, подминая под себя, громко крича и моля о прощении. Схватив горсть липкой почвы, провела по лицу, ощущая, как тут же высохла грязь, покрыв кожу сухой коркой. Взяв следующую горсть, принялась растирать глину в ладонях, пока не почувствовала что-то твёрдое. Это был стеклянный шарик, какими любил играть Ахмет.
Той ночью она неосознанно сделала выбор, отправив старшего сына в иной мир, возможно, полный страданий и ужаса, возможно, пустой и безмолвный - тот, о котором наверняка знали лишь те, кто не вернулся, уснул, как её мальчик, и не проснулся. И теперь ей придётся жить с этим тяжким грузом. С трудом поднявшись, женщина, поплелась домой, не оглядываясь, оставив позади страх, боль, сны, кошмары и ту, чьё имя больше не вгоняло тело в дрожь, не пугало, не имело значения.
Врачи говорили, что во время сонного паралича сердце может остановиться, но это не так... Всё дело в ней... Это она решает, кому проснуться, а кому остаться во мгле.
Её зовут Карабасан. Кто она, не знает никто. Душа, дух, нечисть, проклятие, некий знак, видение или всё вместе? Она находится где-то между сном и явью. Приходит, пронося сквозь мглу страх и ужас, забирая покой.
Возможно, однажды она придёт и к тебе.
Прим.:
*аби – старший брат (в пер.с тур.яз)
*мискет – турецкая игра со стеклянными шариками
*табут – гроб
Похожие статьи:
Рассказы → Динь-трынь, бам-бом
Рассказы → Объезд
Рассказы → Как будто бы...
Рассказы → Мераль боится умереть
Рассказы → Магазин
