Зла хватит на всех

Проснувшись среди ночи, дед Семён закряхтел, заворочался. Затем медленно встал и подошёл к окну. Луна зависла рядом с соседским домом, совсем низко, прямо над бетонным столбом. Казалось, что и не луна это вовсе, а огромный фонарь. Накрапывал дождь.

В серванте недовольно задребезжала посуда на стеклянной полке, затряслись висящие на стене вышитые картины. Дед поёжился – непогода бушевала за окном, а ему на минуту показалось, что ветер проник в дом. Сентябрь в этом году выдался дождливый, мрачный, холодный, злой. Проходящий за домами пассажирский поезд заскрипел, заскрежетал, сбавляя ход – впереди был крутой поворот. Замелькали освещённые окна вагонов. На Барнаул пошёл. Значит, уже третий час ночи.

Деда не беспокоил перестук колёс  – он настолько привык к нему за долгие годы проживания у железной дороги, что временами и не слышал. В далёком детстве даже мечтал стать машинистом. Но был последним, двенадцатым, ребёнком в семье. Братья и сёстры постепенно разъехались, а он женился на красавице-певунье из родного села, да так и остался с родителями, до пенсии проработав в колхозе комбайнёром.

Неожиданно в черноте ночи на мгновение показалось окно, из которого выглядывал мужчина в толстовке, с капюшоном на голове. На одной из крыш сараев, стоящих вдоль линии, заметалась фигура. Застыв на мгновение, она качнулась, затем резко дёрнулась и пропала. Мигнул последний вагон.

Дед напряжённо всматривался в темноту, но, как нарочно, на луну наползли плотные серые тучи, и было видно лишь то, как под порывами ветра шатаются макушки деревьев. Неужели прыгнул? Но зачем? Семён Николаевич вспомнил, как, будучи школьником, так же прыгал с друзьями в проходящие мимо вагоны с углём или же на крышу товарняка – так они добирались до магазина в соседнем селе. Обратно уже пешком. Чуть дальше по улице крутой поворот, и все составы были вынуждены сбавлять ход, что давало мальчишкам возможность перескочить с крыши на крышу. Но время тогда было совсем другое – тяжёлое, послевоенное. Кому понадобилось рисковать сейчас? Куда можно было так спешить?

Семён Николаевич задёрнул шторы и не спеша пошёл на кухню. Налил кружку чая и вернулся в комнату, устроившись за столиком на кресле. Немного подумав, взял телефон и набрал номер.

– Как жисть молодая? – сразу начал он разговор. – Что у вас там новенького?

– Да всё по-старенькому, – в трубке захихикал женский голос. – А ты опять не спишь, старый пень?

Наташа была молодой пенсионеркой и работала на местном вокзале дежурной. Дед любил в бессонные ночи поболтать с ней.

– А как заснуть, если можно с такой красоткой побалякать.

– Ой, дед, не смеши! Видать, жена опять тебя бросила, а ты сразу за старое. За тобой глаз да глаз нужен.

– Чего уж сразу бросила? – проворчал дед. – С внуками сидит. Обещала через неделю вернуться. Я жду.

– Знаю-знаю, как ты ждать умеешь. Ты ко мне, дед, клинья-то не подбивай. Ничего не выйдет у тебя.

– Вот все вы бабы одинаковые. И все дуры! Ну чего сразу – клинья. А я, может, просто уважение проявить к тебе хочу. А ты сразу.

– Да ладно тебе, дед. Словно я тебя не знаю. Ты, наверное, уже сам со счёту сбился, сколько у тебя там баб было. А мне зубы не заговаривай – не на ту напал. Когда же ты угомонишься-то?

– Никогда, Наталочка. Я таким был рождён и таким всю жизнь прожил. А расскажи-ка мне лучше, что у вас интересного?

– Да как обычно. Скукота.

– А вот не поверю, что у такой замечательной женщины ничего не произошло. Ну, никак не может такого быть! Ты же должна, словно магнитом, к себе всё интересное притягивать.

– Да пока что ты ко мне прилип, словно репей. Никак отодрать не могу. Вот ведь настырный. О! вспомнила! Верка сегодня концерт устроила, опять зажигала. – Наталья хихикнула.

Дед оживился. Вера была местной знаменитостью. Наверное, не было ни одного человека в городке, у кого она хоть раз не попросила бы мелочи. Выпрашивала деньги у всех без разбору, не смотрела на пол и возраст. И если женщины всегда отмахивались от неё и посылали работать, то мужчин подкупала внешность попрошайки – коротко стриженая натуральная блондинка, всегда с аккуратной завивкой, неброским макияжем и маникюром производила на них должное впечатление. Одежду Верка предпочитала сочных голубых тонов, чаще всего её можно было увидеть в платьях из тонкой материи, с разлетающимися от лёгкого дуновения ветра юбками или же в светло-серых джинсах. Всегда в хорошем настроении, источающая аромат сладких духов – кто из мужиков сможет отказать такой? Верка обычно промышляла на вокзале или на стоянке у магазина. Она обходила сидящих за рулём водителей, пока их благоверные затаривались провизией, и просила обычно не много – пятак или десятку. Выглядела всегда прилично. Прекрасно понимала – единственное, что может выдать в ней любительницу крепких напитков – стойкий запах перегара, поэтому постоянно жевала жвачку и старалась при общении дышать в сторону. Пока Верка искала новые жертвы, группа поддержки в лице её дружков сидела чуть поодаль на трубе и внимательно наблюдала. Как только женщина набирала требуемую сумму, компания сразу же затаривалась пивом и ненадолго пропадала. Затем Верка вновь принималась за сбор средств. Учитывая, что на них никто ни разу не пожаловался, полиция не проявляла к ним интереса – вели они себя скромно, не буянили, агрессии не проявляли. С ними никогда не было проблем.

– Вот видишь, а ты говоришь, что ничего не происходит. А что она там натворила?

– Да всё как обычно – к пассажирам приставала, мелочь выпрашивала. Один парень еле убежал от неё. Она ведь, как и ты – вцепится, не отдерёшь, как клещ. А потом с Зойкой Галкиной сцепилась из-за собаки.

– А что за собака?

– Я почём знаю! Лай услышала и крики, пёс заскулил. Верка его, видать, пинула, а Зойка налетела и отчехвостила. Она там долго орала, да ко мне люди за билетами подошли. Так что дальше не знаю. А потом электричка подошла и всё стихло. Ладно, дед, давай закругляться – некогда мне.

– А чем тебе там заняться? А ли ты там не одна?

– Да ну тебя. Скажешь тоже. И давай прекращай мне ночами названивать – тоже мне, нашёл снотворное.

– Наташенька, ты самое лучшее в мире снотворное! Я как поговорю с тобой, меня прямо в сон клонит. Жалею только, что ты далеко.

– Дед, прекращай.

– Да я не в том смысле! – возмутился дед.

– Знаю я все твои смыслы. У тебя одно только на уме. Давай уже спать.

– Это приглашение? А то я ведь и прийти могу, раз ты сама зовёшь.

– Отстань уже, дед! – фыркнула женщина и в трубке раздались гудки.

Семён Николаевич поставил кружку на стол, зевнул и поспешно направился к разобранной постели. Быстро нырнул под толстое одеяло, лёг, и блаженно улыбнувшись, закрыл глаза.

Проснулся он, как и всегда, рано. Быстро оделся и, не позавтракав, вышел на крыльцо. Осторожно спустился по мокрым ступеням и вышел за калитку. Огляделся. Солнце скрыто тучами, на обочине и в ямках асфальта грязные лужи. Летом после дождя пахло сырой землёй и пылью, а осенью запахи становились студёными, вместе с воздухом проникали вовнутрь и заставляли плотнее кутаться в одежды. Дед поёжился и зашагал по дороге. Он уже привык к утренним прогулкам. Даже местные псы не лаяли на него, а, завидев, лениво провожали взглядами или же скрывались в конуре. Впереди него шла Зойка Галкина. Дойдя до своего дома, она скрылась за воротами. Дед добрался почти до конца улицы. Заслышав громыхание электрички, повернул назад. Семь-пятнадцать – пора возвращаться, пить чай с жёстким покупным пирогом. Дойдя до Зойкиного дома, он услышал протяжный звук. Остановился и прислушался. Невдалеке жалобно выла маленькая собачка. Только весьма необычно – тихо и напевно, словно выводила грустную мелодию. Дед долго не мог сообразить, что ему показалось странным, а потом вдруг вспомнил свою жену, качающую в висячей люльке их старшего сына. Она издавала точно такие же звуки – тянула букву У – У-у-у-уу-уу, у-у-у-уу-уу.

Семён Николаевич решительно подошёл к высоким воротам, просунул в щель пальцы и отодвинул затвор. Затем толкнул калитку. Зойка сидела на верхней ступеньке и баюкала невидимого ребёнка, раскачиваясь взад-вперёд. Увидев деда, на секунду замерла, а потом вдруг сдавленно зарыдала. Схватив с колен несколько небольших цветных пакетов, с громким шуршанием принялась мять их пальцами.

– Зой, ты чего это? – дед подошёл поближе.

Она никак не отреагировала на вопрос. Сидела и выла – недоверчиво, удивлённо, испуганно глядя на него.

– А Ванька где?

Зойка в ответ вздрогнула всем телом и сжалась, втянула голову в плечи. Выронив пакеты, она схватилась рукой за горло и закашляла, лицо её раскраснелось, и ей явно было трудно дышать – воздух шёл со свистом.

Дед вбежал в дом, заскочил в распахнутую дверь в ближайшую комнату и застыл.

Иван лежал на животе у окна, раскинув руки, на рассыпанной по полу земле, в окружении цветов, которые были повсюду – на подоконниках, на столе, на шкафу, на стульях и даже на разложенной гладильной доске у стены.  На щеке застыл ручеёк крови. Рядом валялись обломки коричневого глиняного горшка. Герань из него вылетела, корни обнажились, но листы совсем не завяли, как и белые бутоны. Тёмные капли на светло-зелёном линолеуме возле головы. На полосатых серых обоях смазанный отпечаток ладони. Орхидеи – давнишнее увлечение Ивана. Это были единственные цветы, которые он признавал. Все знали, что он выписывал саженцы  редких сортов, всем хвастался, что собрал большую коллекцию. На просьбы поделиться неизменно отвечал отказом. Цветы поражали размерами, красотой и расцветкой. Комнату словно украсили к приходу новобрачных, а затем передумали и сделали из неё усыпальницу.

Дед подошёл к Ивану и коснулся руки – она была ледяная. На всякий случай поискал пульс. Затем выскочил из дома. Увидел Зойку и вернулся в дом. Нащупав в висящей на крючке сумочке телефон, торопливо набрал номер.

Не прошло и пяти минут, как приехали полицейские – участок находился неподалёку, сразу за зданием вокзала. Семён Николаевич встретил их на дороге и коротко объяснил ситуацию. Зойка, плача, рассказала, что пришла с работы, вошла в дом и увидела мужа. Её вскоре посадили в одну из машин и увезли. Деда отпустили домой, сказав, что зайдут, если понадобится. Расписавшись в протоколе, он отправился домой. Включил чайник и неторопливо позавтракал. И лишь только после этого отправился к Анне Семёновне.

– Семён, ты слыхал, что с Ванькой-та случилася? – встретила его встревоженная старушка. – Это жа нада – влезли в избу, гады, и убили. Наверна, не ждали, что он дома-та будет. У него дружки из столицы два дня гостили, а как раз вечером в город уехали, с последней электричкой, чтоб опосля на поезд пересесть. Я Ваньку видела – он в магазин как раз топал. Весёлый такой. Видать, друзья ему деньжат подкинули. Сказал, что они его соавторы, вместе книгу пишут. Бэсэлер, сказал, будет, фильму по книге сделают, и им кучу денег дадут.

– Погоди, Семёновна. А они точно уехали с последней электричкой?

– Да точна – Ванька сам гутарил, что уехали оба. Серёгу ты знаешь, он здеся родилсЯ, Маркеловой Зинки младшОй, а второй впервой здеся был. Зойка говорила, что не просыхали всё это время. Вначале за встречу пили, за друзей, потом за книгу несколько бутылок выжрали, а опосля на прощание ещё пару. Уж и не знаю, как они тама уехали – еле на ногах ведь держались.

– А ты сама видела, как они выходили?

– Не, не видала. Ванька сказал уже опосля, что уехали.

– С последней, говоришь?

Дед попрощался со старушкой и зашагал в центр. Наталья жила со старенькой матерью. Семён Николаевич надеялся, что она ещё не спит – обычно женщина после смены прибиралась в доме, готовила.

Увидев её на перекрёстке, разговаривающей с подружками, ускорил шаг.

– Привет, девчата, – бодро начал он разговор. – Что за собрание, а меня не позвали?

– А то ты не знаешь! – вывернулась из его объятий симпатичная полненькая шатенка. – Да погоди ты, дед, со своими нежностями. Не до этого!

– Светка, вот поэтому тебя никто до сих пор и замуж не взял. Возьмёшь в жёны, да сто раз пожалеешь потом – вечно голова болеть будет.

– Дед, да отстать ты от неё со своими шуточками. Надоел уже. Лучше расскажи, что видел.

– Натаха, ну ты даёшь! Тебя что, описание трупа больше интересует, чем я – видный мужчина в рассвете лет? И рассказать не могу – я подписку дал о неразглашении.

– Дед, да как ты можешь?

– А вот доживёшь до моих лет, похоронишь всех друзей, тогда и ты смогёшь.

– Тьфу на тебя. Зла никакого не хватает.

– А вот здесь ты ошибаешься – зла обычно не жалеют. Добра жалко, это да. Девоньки, заберу я от вас Наталью. Мне с ней пошушукаться надобно, – дед за локоть повёл женщину в сторону её дома. Усадив на лавочку у ворот, сел рядом.

– Чего тебе надо, дед?

– А я тебе объясню. Скажи, а много людей незнакомых с последней электричкой вчера уехало?

– Зачем тебе это знать?

– Спрашиваю – значит надо. А твоё бабское дело не спорить с мужчиной, а отвечать на вопрос.

– И то верно, – вздохнула Наталья, – быстрее отстанешь. Народу много было, всех не знаю. Да и не разглядывала я их, некогда было. Мужика лет тридцати запомнила, к которому Верка приставала – невзрачненький такой, в очёчках на пол-лица.

– Расскажи мне про него.

– Да что же мне тебе про него рассказать?

– Один он был?

– Откуда мне знать? Народу полно было. Погоди, билетов вроде два брал.

– Ну, это и я могу штук десять купить – кто запретит. А Верка что?

– Да мелочь, наверное, просила на опохмел, как обычно. Я ещё удивилась: чего это она рядом с участком шляется. Да ещё и одна. Обычно ведь они гурьбой ходят.

Это да, мужики Верку любили. Но только две категории: пьющие – потому как она всегда могла с лёгкостью набрать денег на пиво, да охочие до слабого пола – здесь Верка прослыла особой безотказной.

– Она, видать, денег у него попросила, а тут собака выбежала – шавка какая-то мелкая, да помешала, облаяла их. С Верки шарфик голубенький слетел и  прямиком в грязь. Она  со злости и пинула. На неё Зойка тут же налетела. Выскочила откуда-то и как начала орать. Верка с ней связываться не стала и быстренько смылась. Зойка за ней следом пошла и матом крыла: как только не называла. Больше ничего не знаю. Ну и зачем тебе всё это нужно? Ты что, дед, задумал?

– Да так, ничего особенного. С тобой хотел хоть немного наедине побыть. Когда ещё такой повод найдётся, – дед засмеялся и с силой прижал Наталью к себе, пытаясь поцеловать в щёку. Та вырвалась и, возмущённая, отбежала от него.

– Конечно. Чего от тебя ещё ждать? А я-то дура – уши развесила.

– А, все вы бабы одинаковые. Так что не переживай.

Дед встал с лавки и пошёл по дороге. Наталья что-то прокричала ему вслед, но он уже её не слышал. Задумчиво постояв на опустевшем перекрёстке, отправился дальше. Магазинчик, где работала в ночную смену Зоя, стоял через дорогу от вокзала. Дородная продавщица положила на прилавок свою массивную грудь (женщина была из приезжих, устроилась совсем недавно); рядом стоял мужчина с огромным пивным животом; у двери на перевёрнутом железном ведре сидела девушка с ребёнком на руках. Никого из них Семён Николаевич не знал. Когда дед вошёл, они выжидающе уставились на него. Но тот быстро прошёл вглубь магазина, к полке с автозапчастями, и принялся разглядывать аккумуляторы, прислушиваясь при этом к голосам.

– Их с поезда сняли и сюда везут. Они даже и не сопротивлялись, сразу согласились вернуться, как только узнали о том, что произошло, – продолжила прерванный разговор продавщица.

– Да, жалко Ваньку, – вздохнул мужчина. – Талантливый был человек – стихи писал, его рассказы даже в местной газете печатали.

– Ой, Андрей, да ладно тебе. Скажешь тоже – талантливый. Одни разговоры. Был бы талантлив – давно бы уже прославился, заработал бы кучу денег и не жил бы в этой глуши. А он болтал только, да всё собирался. Его друг, говорят, уже несколько книг издал, пока тот собирался. А я так скажу: чтобы что-то создать, надо много работать, а не пить, как он. Не верю я в его талант, болтун он хороший.

– Ну, так ведь если себя не похвалишь, кто же это сделает?

– Наверное, кто-то из этих двоих и убил его. И уехали.

– Да нет. Ваньку после их отъезда видели, он в магазин ходил. А электричка последняя была, иначе бы они на поезд никак не попали.

– Так, может, на такси уехали?

– Нет, на электричке. Видели их на вокзале.

– А, может, его Зойка сама? Устала от него?

– Да не, не могла она. Она же всю ночь здесь была.

– Так до дома две минуты идти. Магазин заперла, быстренько добежала, убила и вернулась.

– Как у тебя всё просто. Говорю же – не могла она. У неё алиби есть. Хозяйка наша как раз вчера с мужем поругалась и сюда прибежала. Где-то в одиннадцать вечера. И до утра на складе проспала, а Зойка всю ночь товар разбирала.

– Ну и что. Так сама говоришь, что спала хозяйка. Могла и не заметить, как выскочила.

– Не думаю. На улице хозяйку пьяный муж караулил. Зойка убеждала его, что одна, но он так до конца и не поверил – ходил кругами и в окна заглядывал, требовал дверь ему открыть. Не думаю, что Зойка решилась бы выйти – а если бы он в магазин ворвался и жену нашёл? Её бы тогда точно уволили.

– Так, может, она его до прихода хозяйки убила?

– Тоже не могла. Он ей звонил в магазин несколько раз, и она ему звонила. Последний раз он ей около полуночи позвонил, хозяйка слышала разговор. Так что не могла она убить мужа. Не могла.

 Дед дождался, когда разговор утихнет, схватил с полочки буханку хлеба, расплатился и поспешил в гости к Клавдии Матвеевне. Та жила напротив магазина и тоже страдала бессонницей. В её доме проживала большая семья, летом частенько приезжали родственники и многочисленные друзья. Спальных мест постоянно не хватало, и хозяева использовали в качестве времянок сараи. Один из них и облюбовала Клавдия Матвеевна. Стоял он у ворот, одна из его стен заменяла забор. И было в этой стене крошечное окошко, как в банях. Выходило оно на улицу и старушка, которая передвигалась только на костылях, любила долгими ночами сидеть перед ним в темноте и наблюдать за редкими прохожими. Иногда, как в прошлую ночь, ей везло, и она становилась невольным свидетелем волнующих сцен.

– Видела, конечно, Юрку, – старушка сидела в кресле у окна и вязала. Зрение с годами подводило её, и она уже не могла вязать из тёмной пряжи – все домочадцы ходили в белых или светло-серых шерстяных носках. – Он всю ночь здесь бродил, как неприкаянный. У меня муж, бывало, как выпьет, таким ласковым становился, точно телок. Меня слушался – что скажу, то и делал, никогда не спорил. А потом спать ложился – и до утра. Этот же – неугомонный. Носился туда-сюда, у меня от его ходьбы голова разболелась, к прохожим приставал, а они от него шарахались. То сигареты ему нужны, то время узнать, то ещё что-то. Всю ночь так и ходил, я его бормотанье хорошо слышала. И так заснуть не могу, а тут он ходит со своим «бу-бу-бу».

– А Зойка не уходила из магазина? Может, минут на десять отлучалась?

– Нет, не уходила. Я бы заметила, коли вышла. Я всё вижу и слышу. Хотя, если через заднюю дверь отлучалась, то могла и не заметить.

– Так у них же не открывается задняя дверь. Это все знают. Замок заело.

– И кто же тебе это сказал? – старушка улыбнулась. – Хотя, думаю, я и сама знаю. Я иногда вижу, как возле магазина завхоз их ходит, по сторонам оглядывается. Затем за магазин шмыгает, а через несколько минут появляется с бутылкой в руке. Думаю, он на складе у них иногда берёт. В стаканчик наливает и прямо там, за углом пьёт – утерпеть не может. А потом пузырь за пазуху прячет и уходит.

– Ловко он их дурит!

– Он не наглеет, редко приходит. Видать, только когда совсем уж невмоготу становится. Так что могла Зойка незаметно выйти, если знала про дверь.

– Понял. Спасибо, Клава.

– А Зойка уже на рассвете выходила. Из-за угла магазина выглянула, по сторонам посмотрела и к мусорному баку прошла. Пакет белый выкинула и тут же вернулась. А потом только утром, после прихода сменщицы вышла, но сразу домой пошла.

– Пакет, говоришь?

Дед вышел от Клавдии Матвеевны и решительно направился к мусорке. Пакет лежал на самом верху. Внутри оказался тонкий голубой шарфик, немного порванный с одного края.

На другой день ранним утром Семён Николаевич уже был на местном рынке. Не спеша ходил, разглядывал и ощупывал товар, приценивался к краснобоким грушам, а сам прислушивался к разговорам. Через полчаса у него в сумке лежали помидоры и недорогие жёсткие яблоки, а сверху торчал букетик из лиловых астр. Но новости того стоили – все на базаре только и говорили о том, что у Ванькиных приятелей алиби – они уехали с последней электричкой в город, а там пересели на поезд.

Многие на рынке считали, что убийца Зоя. Хозяйка скорее всего была пьяная, заснула, а Зойка ушла на пять минут. Она всегда домой по нужде ходит – магазин закрывает и бежит. Наверняка пришла домой и убила. Некоторые, правда, сомневались, что она уложилась бы в пять минут – когда полиция вошла в дом, в коридоре валялись пакеты из-под перца. Убийца во всех комнатах его насыпал, чтобы собака след не взяла. Это хорошо, что пакеты увидели. Так ведь собаке могли нюх испортить. Ни людей не жалко, ни собак.

Семён Николаевич, вспомнив про пакеты перца в руках у Зои, задумчиво почесал макушку, и медленно побрёл с рынка, но его окликнула одна из продавщиц.

– Сумку забыл! Смотри, дед – бабка заругает.

Не успел народ всё обговорить и обдумать, как сразу после похорон ещё новости – Зойка нашла в доме Веркин шарф, и ту арестовали. Ближе к вечеру оказалось, что не арестовали вовсе, а просто допросили и уже выпустили. Семён Николаевич не выдержал и пошёл к Зойке.

Дом был не заперт, дед толкнул дверь и вошёл. В комнате словно и не было тела и брызг на полу. На стене, между окнами, висела картина с летним пейзажем. Зойка явно не желала общаться – кинув короткий взгляд на гостя, она принялась яростно тереть большое зеркало.

– Ты зачем шарф в полицию сдала? – без обиняков поинтересовался дед.

Зойка на мгновение замерла, вся взъерошенная и потерянная, затем смерила его презрительным взглядом и закрыла тряпкой своё отражение в зеркале, чтобы дед не мог видеть выражение её лица.

– А что, я должна была ей отнести, что ли?  – тряпка со скрипом забегала по давно уже чистой поверхности, замелькало скуластое лицо. Зойка изо всех сил пыталась сделать вид, что ей всё это безразлично, но дед видел, как крепко она вцепилась в раму – так, что побелели пальцы.

– Дочка, ты мне ерунду не городи. Я тебе не желторотый следователь, что дело ведёт. Отвечай прямо – зачем на Верку наговариваешь?

– С чего ты решил, что наговариваю?

– А видел я этот шарф в мусорке за магазином, в белом пакете лежал.

– С каких это пор ты по помойкам лазить стал? Голодаешь, что ли, без жены?

– Зоя, ты же знаешь – я выдавать тебя не стану. Ты мне просто по-человечески скажи: зачем ты это делаешь? Ради чего?

– А ради того! – Зойка резко повернулась и вытерла рукавом выступившие слёзы. – Ради того, что, в отличие от тебя, не хочу покрывать убийцу. Она убила моего мужа, вот пусть теперь и отвечает.

– Да брось ты. Не убивала она. Зачем ей.

– Не знаю. И не хочу знать. Она убила. – Зоя опустилась на пол и завыла. – Она.

– Вот вы бабы дуры. Гляжу я на вас и удивляюсь. Думаете, что умные такие, что никто не догадается? Думаешь, не понял я, что отомстить ты ей желаешь. А за что? Ну не за шавку же побитую, ясное дело – мужика не поделили. Тут и думать нечего.

Зойка испуганно посмотрела на него.

– Николаич, ты только не говори никому. Не знает никто.

– А ты как догадалась? Сам признался, что ли? Обычно жёны о таких вещах последние узнают. А тут даже я не в курсе.

– Да случайно, дед, случайно всё вышло. В Ростов ездила родителей проведать, возвращалась поездом ночью. Как к городу подъезжать стали, я вещи потихоньку все собрала и в тамбур вышла, чтобы соседей по купе не беспокоить. Поезд ход замедлил, словно остановился на несколько мгновений прямо напротив нашего дома. А мне эти секунды вечностью показались.  Окна ярко освещены, а там они. А я не дура, дед, всё понимаю. Я ведь на двенадцать лет старше Ваньки, мне пятьдесят в следующем году будет, а ей двадцать восемь. Вот и подумай сам. Муж всегда блондинок любил, да и внешне мы очень похожи.

– А с чего ты решила, что он уйти от тебя захотел? Не уходят такие мужики, как Ванька, к таким, как Верка. Поверь, я многое в жизни повидал, знаю, что говорю! Да какая же из неё жена? И что теперь, убивать мужа?

– Не убивала я его. Клянусь тебе, дед, не убивала. Хотя, уж лучше сама бы убила, чем так.

– Да как так? Рассказывай, давай. И не бойся, дочка – не выдам. Даже если и ты убила.

– Нет, дед, не я. Такая я на Ваньку злая была, даже не знаю, как терпела все эти дни. Так хотелось в рожу его мерзкую плюнуть. Он мне в душу, а я хоть так. Опротивел он мне вмиг – вроде как со стороны нашу жизнь увидела. Ничего хорошего там и не было. А ведь я, дед, гордилась, что мужик у меня молодой, перед подругами хвасталась. А тут крепко задумалась – он ведь редко на какой работе надолго задерживался, одна я горбатилась, на рынок рыбу ящиками возила, всю спину сорвала. А он всё дома сидел, от компьютера не отходил. Говорил, что вот-вот напишет книгу, о которой все заговорят, и мы разбогатеем. А я ему верила – ведь многие хвалили его писанину, в газете даже стихи напечатали, да пару рассказов в журналах. Он всем при случае показывал.

Не смогла я долго в себе измену держать и проболталась его другу. Случайно всё вышло – Ванька уснул как раз, а мы с Сергеем разговорились. Послушал он меня, да прямо в лицо рассмеялся. А потом такое рассказал, что я не сразу и поверила. Оказывается, Ванька мой известный писатель. Только он не хотел, чтобы об этом узнали, и под псевдонимом книги писал. А их у него уже двадцать три вышло. Ты только представь, дед: двадцать три! Раньше он с другим соавтором работал, но чем-то не устроил он его. А тут Сергей в наш городок приехал. Было это ещё в прошлом году. Ванька и предложил ему по старой дружбе вместе работать. Сергей согласился и Антона позвал. А Ванька так хитро всё устроил, что книги выходили под другим именем, работали над ними несколько человек, а деньги получал он один. Выделял им немного, хотя ребята за него всю работу делали, а имели крохи. Сергей мне как назвал суммы, которые Ванька получал, я чуть с ума не сошла. И до сих пор понять не могу – куда он все деньги дел? На кого он их тратил? Вот я дура! – и она заголосила.

– Зойка, ты мне тут не реви. Лучше дальше рассказывай!

– Что рассказывать-то, дед? Предложили они мне Ваньку убить. Говорят: бросит он меня, из дома выгонит, а Верку приведёт. Дом ведь на него записан. Я со злости и согласилась. Антон должен был раньше уехать, а потом сказать, что Сергей вместе с ним был, что вдвоём они в город приехали. Народу на электричке полно – никто на них и внимания не обратит. В поезд Антон сел в последний момент, проводнице сказал, что друг встретил приятелей и зашёл к ним в вагон. Он мне звонил, на Ванькин телефон. Я его с собой на работу взяла. Ваньке несколько раз звонила, и на мой телефон звонила с его и делала вид, что с ним разговариваю. Последний раз в час ночи вроде он мне позвонил. Я должна была помочь Сергею – закрыть магазин после двенадцати и подойти к дому. Но пришла хозяйка и я не смогла вовремя выйти. Лишь только незадолго до часа ночи через заднюю дверь выскочила, добежала до перекрёстка, да только спину его увидела, как он с сумкой на плече от дома шёл. Далеко уже отошёл, но его хорошо было видно, он как раз мимо фонаря проходил. Ну, я и подумала, что он не дождался меня и ушёл, и в магазин быстрее побежала. А утром домой пришла, а там Ванька лежит, – Зойка выдохлась, шмыгнула носом и замолчала.

– Погоди, я не понял, так это Сергей его убил?

Зойка лишь кивнула.

– Но ведь перец ты сыпала!

– Я. Вечером ещё, перед тем, как на работу идти. А ты откуда знаешь, что я?

– Ну, вы даёте! – лишь присвистнул дед. – И что же вы собираетесь делать?

– Ничего, – с вызовом заявила Зоя. – Мне Ваньку нисколечко не жалко. Вот пыталась выдавить хоть капельку жалости, да не смогла. Одна только злость во мне, дед. Много злости. Я все его документы скопировала, и флешку Сергею ещё на похоронах потихоньку сунула. Они собирались и дальше книги писать под его псевдонимом. Сказали, что издательству без разницы, кому деньги платить. А я до сорока дней здесь поживу, а потом дом продам и к матери уеду. У меня и покупатель уже есть. – Зойка посмотрела по сторонам. – Мебель и вещи знакомым раздам, а цветы на помойку выкину. Видеть их больше не могу, – она усмехнулась и поднялась. – Ты ещё не видел, во что он спальню превратил. Пойдём, покажу.

Дед зашёл в комнату и присвистнул. Орхидеи были повсюду: на полочках вдоль стен тесно прижимались друг к другу прозрачные горшки с цветами. Стол у окна заставлен обрезанными пластиковыми бутылками с молодыми растениями. Цветы стояли даже на шкафу и на полу. На потолке висели четыре метровых люминесцентных лампы.

– Совсем умом тронулся из-за них. С места на место их постоянно перетаскивает, с окна на полку, с полки на пол, по очереди под лампы ставит. Месяц назад одного не досчитался, так на меня почём зря наорал. Делать мне нечего, как только цветы его трогать. Пока пусть постоят, но ты даже не представляешь, с каким удовольствием я от них избавлюсь.

– Это где же он столько набрал?

– Да чаще всего, когда в город ездили, он сразу в магазинчик один спешил – там продавали недорого. Уценёнка всякая, в плохом состоянии. Он их накупал за бесценок, а потом возился с ними, выхаживал. Иногда заказывал у таких же помешанных или менялся.

– Не жалко такую красоту выкидывать? Отдала бы кому.

– Я на них уже смотреть не могу, дотрагиваться противно!

– И всё же, дочка, ты погоди выкидывать. Может, кто и купить захочет. Какие-никакие, но деньги. И, кстати, чуть не забыл: шарфик Веркин ты откуда взяла?

– У вокзала, его пёс испортил, вот она его и выкинула в кусты. А я подобрала.

Следующим Семён Николаевич навестил Сергея. Тот остановился у дальней родственницы. Дед вошёл, как всегда, тихо, без стука. Сергей оторвался от ноутбука и вопросительно посмотрел на деда.

– Бабы Зины нет, к соседке пошла.

– А я не к ней. Я к тебе, Серёжа. Не признаёшь меня, что ли? – дед прошёл и сел на диван напротив белокурого молодого человека.

– Помню, конечно. – Сергей равнодушно пожал плечами.

Дед почувствовал, что тот недоволен его приходом, и поэтому сразу перешёл к делу.

– Зойка мне только что сказала, что это ты Ваньку убил.

Сергей вытаращил на него голубые глаза. Раскрыв рот, он шумно заглатывал воздух, а затем закашлялся.

– Вот чёрт! Я ведь уже отвык от твоих дурацких шуточек. Совсем не смешно!

– А я и не смеюсь. Над чем смеяться? Над Ванькиной смертью?

– Чё те надо?

– Серёжа, ты знаешь – я всегда к тебе хорошо относился, мамку твою хорошо помню – замечательная, всеми уважаемая женщина. Уезжай отсюда побыстрее, а то как бы чего не вышло. Я никому не скажу, а полиция это дело не распутает. Так что не волнуйся.

– Да я не волнуюсь. Я никак не пойму: чего ты от меня хочешь?

– Зойку от тебя уберечь хочу.

– Да на фиг она мне сдалась, твоя Зойка? Что тебе от меня надо? Сначала Антон меня в это дело втянуть хотел, а теперь ты из меня убийцу сделать решил. Только не надо, не получится. У меня алиби есть – если что, Верка подтвердит, что встретила меня в одиннадцать.

– Видел я, как ты в поезд прыгал. Убил, а потом в поезд сел. Алиби твоё с лёгкостью рассыплется, стоит только Зое правду сказать – не разговаривала она с мужем вечером и не видела. Да и никто не видел его после того, как он из магазина вернулся. Выходит, что ты последний, кто его видел.

Сергей посмотрел деду прямо в глаза.

– Не старайся, ничего у тебя не выйдет. Моя совесть чиста – никого я не убивал. Собирался – отрицать не буду. Но не смог. Ходил возле дома, пока не протрезвел. Понял, что не смогу, и ушёл. Сколько времени было, даже и не скажу. Немного побродил, потом Верку встретил. У меня с собой бутылка была. Сели на лавочку и уговорили её потихоньку. Надеялся, что хоть немного опьянею, но нет – трезв был, словно воду пил. Распрощался я с Веркой и пошёл к гаражам. Там у меня поддоны были заготовлены, я их стопкой до самой крыши у стены уложил, чтобы поближе было до поезда. Антон окно открыл, как договаривались, я и прыгнул в купе. Там никого не было, кроме него. Так что бояться мне, как видишь, некого. Зойка твоя, видать, сама его и убила, уж больно она зла на него была. Не веришь, спроси у Верки.

– Ты давай поменьше об этом языком трепи, а то доболтаешься.

– Да уж не глупый. Мне здесь больше делать нечего – уеду послезавтра, уже билет купил.

В гости к Верке дед никогда не ходил, поэтому прошёл в дом с опаской, ожидая увидеть внутри бардак и грязь. И был очень удивлён, когда почуял аппетитные ароматы: пахло солёным салом, щедро сдобренным чесноком, и жареной рыбой. На кухне красота – на окне чистенькие белые занавески с ромашками сверху, на стенах зелёные, немного детские обои с божьими коровками. Вся кухня в красно-жёлто-зелёных тонах. На столе тарелка и кружка с нарисованными яблоками, а на широком подоконнике штук семь орхидей в горшках. Дед понял, почему девушка не приглашала к себе ухажёров, а предпочитала навещать всех сама.

– Проходите, я готовлю, отойти не могу, – Вера была явно удивлена приходу гостя, но не подавала виду.

Пока она переворачивала рыбу на сковородке, дед изучал каталог и журналы по цветоводству, лежащие на столе.

– Чаю хотите?

– Да нет, дочка, ничего не хочу. Цветочки такие красивые где взяла?

– Подарили. Один хороший человек подарил.

Странное дело – дед отчего-то смущался. Словно ему было стыдно за то, какая молва идёт о хозяйке. Девушку же ничего не тревожило. Она вела себя так, словно дед имел привычку каждый день заходить к ней в гости. Заварив себе чаю, она ожидающе уставилась на него.

– Я спросить тебя хотел: ты и вправду готова подтвердить, что встретила Сергея в одиннадцать?

– Да. Помочь человеку хочу. Подумала, что его могут обвинить в убийстве.

– А если это он убил?

– А мне какое дело? – Вера пожала плечами.– Он или не он, какая разница? Человек ведь хороший.

– Тебе откуда это известно?

– Так мы с ним долго разговаривали. Хорошего человека сразу видно.

– Ну, это, допустим, не всегда, – дед вздохнул. – Иногда и хороший человек с правильного пути сбивается.

– А что, по-вашему, правильный путь? Какой он? Может, у вас одна правильная дорога, а у меня другая. Может, мы в разные стороны путь держим.

– А куда ты хочешь прийти?

– Да я уже, вроде, дошла, куда хотела, – она усмехнулась. – Или скажете, что не слышали ничего про меня?

– Да слышал, как про тебя не услышишь.

– Я про вас тоже много слышала. Мама любила о вас рассказывать.

– И что она тебе поведала?

– Да много чего, – она усмехнулась.

– Понятно. – Дед вздохнул. – Вот никак не пойму: чего тебе в жизни не хватает? Зачем ты со всякой шантрапой связываешься? Вроде девка ты неплохая, умная, а ведёшь себя…

– Как кто? Договаривайте уже, раз начали. Хотя, я и сама могу продолжить. Только не надо меня учить. Надоели уже все со своими подсказками. Сама я со своей жизнью разберусь, без ваших советов. Да и что вы мне путного можете насоветовать? Работу найти? А зачем? У меня есть всё, что я пожелаю. Я же не виновата, что желания у меня не такие, как у вас. Ну не хочу я просыпаться чуть свет и куда-то тащиться. Я лучше буду гулять и веселиться. Да, ещё пить и курить. И не смотрите на меня так осуждающе. Меня всё устраивает. И если вы пришли мне нотации свои читать, то лучше уходите сразу, пока я вас не выгнала.

– Неужели прогонишь старика?

– Даже не сомневайтесь! – Вера смотрела насупившись, исподлобья. – У меня всё замечательно. Меня всё устраивает. А если вам что-то не нравится, то это ваши проблемы.

Семён Николаевич встал и пошёл к дверям. Медленно обернулся.

– Странная ты, дочка. Никак понять тебя не могу.

– Я вас тоже не понимаю, но не лезу же в вашу жизнь, не указываю, что вам делать.

– Значит, говоришь, что тебя всё устраивает?

– Абсолютно всё. – Вера улыбнулась.

Семён Николаевич дошёл до дома и лёг на диван. Лежал долго. Когда уже стемнело, сел и нащупал трясущейся рукой в ящике тумбочки бутылочку с таблетками. Достал одну и положил под язык. Снова, кряхтя, лёг. Долго смотрел в потолок, на блики от фар проезжающих по дороге машин. Незаметно заснул, но посреди ночи с криком вскочил, задыхаясь, схватился за сердце. Немного подумал и достал тетрадку с ручкой. Корявым почерком стал торопливо писать. Затем прочитал, невнятно проговаривая слова, раздражённо смял листок и отбросил в сторону. Потянулся за телефоном.

– Гриша, ты? Гриша, я хочу сказать тебе, кто Ваньку убил. Видит бог, не хотел, но так надо. Верка его убила, моя внучка. Да, да, и она тоже, как и Зоя. Подожди, не перебивай меня. Я боялся вначале за Зойку, защитить хотел, всё же родная кровь. Да и запутала она меня – догадался я, что это она рассыпала перец, потому что бросила пакетики на самом виду, так как собак с детства любит, и не хотела навредить. Да и шарфик ещё этот. Но убийца не она, а Вера. Думаю, не впервой она к нему пришла в тот вечер. Дождалась, когда все уйдут и зашла в дом – знала, что дверь не заперта, когда он спит пьяный. За цветком она очередным пришла, за орхидеей. А он проснулся и увидел, кто у него цветы ворует, и на неё набросился. Вот она его по голове и треснула этим горшком. Я бы сам пришёл к вам в участок, да что-то плохо себя чувствую. Нет, Гриша, я не шучу, господь с тобой… Да при чём здесь это – она их продавала потом, у Ваньки редкие экземпляры были, больших денег стоили, я в каталоге цены видел. Не мог он ей подарить, большим жмотом был! Думаю, они в город их на машине отвозили и там продавали. А вот с кем из водителей, это ты и выясни!

– Так будет лучше для неё самой, – словно убеждая самого себя, пробормотал Семён Николаевич, и устало положил телефон на тумбочку.

Похожие статьи:

Рассказы → Проклятое дитя

Рассказы → ТОЖЕ МОЙ !!! (Alter Ego)

Рассказы → А я - не верю!!!

Рассказы → Завораженный

Рассказы → Рациональная Флора