Игрок. Главы 40 и 41

Глава 40

 

Старик выговаривает заклинание, повышая голос, всё громче и быстрее. Слова складно цепляются друг за друга, как в песне. Да это она и есть, только по хриплому голосу монаха этого сразу не понять.

Песня кажется мне знакомой. Кажется, я узнаю слова, но их смысл проходит надо мной, как быстрые рыбы проплывают над головой утопленника.

Мне уже не до смысла. Голова вдруг начинает болеть так, что я почти слышу хруст швов черепной коробки. В потемневшем подвале плавают красные круги, и ничего нет, кроме них. Мой внутренний голос, тот, который не–бог, издаёт странный всхлип. Всхлип быстро переходит в болезненный вопль. Это уже какофония – хриплый голос монаха и крик моего бога сливаются в один неразборчивый вой.

Не знаю, сколько это длится, но крик наконец обрывается. Так же внезапно, как начался. Звон в ушах затихает, и я приподнимаю голову. Сажусь, опираясь на руки, меня качает, но тело уже слушается. Действие зелья прошло.

Монах сидит на корточках у стола, глаза его широко открыты. Он смотрит на меня в упор, взгляд его предельно сосредоточен.

Осторожно подбираю с пола свой меч. Бонифаций не реагирует. Губы его дёргаются, он издаёт странный звук, будто чем–то поперхнулся.

Балахон на груди монаха шевелится, как живой. Что у него там – ручная крыса?

 —Бонифаций!

Губы старика раздвигаются. Что–то округлое, блестящее, движется между зубов,  будто набухший язык. В следующее мгновение «язык» выбрасывается наружу. На пол с тяжёлым шлепком падает извивающееся тело. Чёрное, матово–блестящее, мокрое тело червя свивается в кольцо, одним прыжком оказывается у меня в руках, и исчезает в походном мешке.

С трудом перевожу дыхание. Проклятие, это же мой ручной червяк. Только он здорово подрос с последней встречи. А я тут чуть не умер со страха. Рыбий хвост, обглоданный до самого плавника, валяется рядом. Останки той рыбы, в которой мой питомец прятался до сих пор.

Монах пошатывается, и медленно падает навзничь.

«Нет! – кричит мой внутренний голос. Кричит так пронзительно, что головная боль вспыхивает с новой силой. – Нет!»

Он произносит, чётко и сильно, несколько слов, и я невольно повторяю за ним. Я привык повторять заклинания, которые тот диктует мне.

Тело монаха, распластавшееся на полу, конвульсивно вздрагивает, дёргает ногами. Грудь его вздымается, балахон распахивается, и я вижу дыру – неровно прогрызенную, круглую дыру – между рёбер.

Старик ещё раз дёргает ногами и замирает. Потом поднимает голову и взглядывает на меня. Какие чёрные у него глаза, со зрачком во всю радужку.

 —Ошейник! – рявкает мой внутренний голос. – Скорее, ошейник богини! Надень на него!

Какого чёрта. Ладно, потом разберёмся. До сих пор мой бог не подводил меня.

Достаю со дна мешка драгоценный ошейник. С отвращением защёлкиваю на морщинистой шее монаха.

Тот медлительно поднимается на колени, и застывает, покачиваясь. Глаза его уставились в одну точку, дыра в груди влажная от крови. Кажется, я даже вижу сквозь неё огонёк свечи на стеллаже.

«Встань, Бонифаций», – резко говорит мой не–бог, и я снова повторяю за ним.

Поднимать мертвецов мне ещё не приходилось. Зато перед глазами, сквозь ломящую боль и багровые круги, выскакивает табличка, и блондинка торжествующе щебечет: «Теперь вы некромант–ученик. Вы создали зомби. Вы получаете дополнительные очки»…

Бонифаций выпрямляется, встаёт на ноги. Руки его, в пятнах чернил, безвольно повисают по бокам, венчик седых волос топорщится вокруг блестящей лысины. Чёрные глаза смотрят на меня без всякого выражения.

«Поправь на нём одежду, – сухо говорит внутренний голос. – Он пойдёт с нами. Возьми зелья со стола. Возьми всё».

Выгребаю из ниши все бутылки и пузырьки. Хорошо, что рыбины больше нет, не будет болтаться в мешке. Подбираю то, что старик вытащил у меня. Рыбий хвост оставляю валяться на полу. Беру со стола оставшиеся зелья. Ещё стеклянная колба на подставке, хорошая ступка с пестиком, перегонный аппарат для зелий. Всё пригодится. Заталкиваю реторту в мешок, та вываливается обратно. Места для поклажи больше нет.

Оглядываюсь по сторонам. Ага. Срываю гобелен со стены, завязываю в узел, получаю нечто вроде мешка. Складываю бутылки и набор алхимика туда. И как мне это тащить? А, попытка – не пытка.

 —Бонифаций!

Бывший монах обращает ко мне тусклый взгляд.

 —Бонифаций,  возьми этот мешок и неси его за мной.

Получилось. Монах протягивает руку, хватает мешок и крепко сжимает его костлявыми пальцами. Отлично. Пусть тащит, его же добро, в конце концов.

Прохожу между стеллажей, но больше в подвале ничего ценного нет. Разве что связки сухих трав на стене, да ночной горшок с помятой ручкой возле решётки в полу. Видно, монах и вправду сидел здесь безвылазно. Чёрт побери, его злость на старого дружка Аристофана можно понять. Но кто мешал ему уйти отсюда? Ладно, потом разберёмся. Мне ещё с вождём разговаривать. Разворачиваюсь к выходу.

Огонь, огонь. Оранжевый вихрь распухает, завивается жгучими языками. Клочья пламени перечёркивают густые пунктиры осколков. Чей–то истошный крик. Может быть, мой. Земля вздрагивает, уходит из–под ног.

«Эрнест. Эрнест!»

Стою у стеллажа, пальцы намертво вцепились в деревянную стойку. Равнодушный мертвец в саване, сложив руки на груди, равнодушно смотрит в потолок. Что это было? 

«Эрнест, очнись! Что ты видел?» – настойчиво спрашивает внутренний голос.

Мотаю головой, отряхиваюсь, как пёс. Накатившая было паника стихает. Мне надо идти.

 —Ничего.

Отцепляюсь от стеллажа. Крепкое у монаха зелье, забористое. Не может это быть действием заклинания памяти. Нечего мне вспоминать, ведь я не Аристофан. Я просто его копия. Аристофан умер.

Толкаю дверь, выхожу из подвала. Поднимаюсь по лестнице в боковой неф, прохожу вдоль скамей к алтарю. Мои жрецы лежат на полу, связанные, как сосиски. Тихо потрескивают фитилями толстые свечи в канделябрах, мирно светит цветной глаз витража над двустворчатыми дверьми.

Наклоняюсь над главным жрецом. Тот с усилием поворачивается ко мне, трясёт пухлыми щеками. Сипит перехваченным горлом:

 —Будь ты проклят, дикарь. Будь проклят…

Сказал бы спасибо, что я его не убил. Вот она, благодарность. Выхожу из храма на широкие ступени.

Город изменился за то время, что прошло за бурной беседой в подвале. Над черепитчатыми крышами стелется сизый дым. Из узких окон, из–под стропил выползают новые дымные клубы. В воздухе стоит запах гари. На площади, возле здания ратуши, и дальше по улице, в разнообразных позах лежат люди. Одетые и не очень. Но все мёртвые. На крылечке ратуши, возле тела молодого стражника, что я убил, сидит вождь и что–то стругает ножом.

Подхожу к нему. Мой ручной монах послушно топает башмаками следом.

 —А, это ты, маг, – Эйлиот отрывается от своего занятия и обращает внимание на меня. – Наконец–то. Я жду тебя.

Он поднимает повыше и вертит туда–сюда круглый предмет, оценивая получившийся результат. Это череп. Человеческий череп, судя по всему.

Вождь отряхивает нож, тщательно обтирает его об одежду мёртвого офицера. Под ногами его валяются, как стружки, ошмётки окровавленной плоти. Один выковырянный глаз, со шнурком нерва, лежит как раз возле его ноги, и смотрит в небо синим взглядом.

 —Череп коменданта. Сделаю из него чашу. Оправлю в серебро. Айрис понравится.

Не знаю, кто такая Айрис. Может, его женщина. Главное, чтобы меня сейчас не стошнило на газон.

 —Ты взял храм? – деловито спрашивает Эйлиот, оторвавшись от любования будущей чашей.

 —Да.

 —Хорошо. – Вождь поднимается на ноги, засовывает череп в походный мешок. – Пора.

Он кивает эльфу, что стоит неподалёку с сигнальным рогом в руках. Эльф вскидывает рог, прикладывает к губам, и издаёт пронзительный звук.

Какое–то время ничего не происходит. Потом слышится топот множества ног, и площадь начинает заполняться народом. Эльфы, все, кто был в отряде, появляются из переулков, выбегают из домов, спрыгивают с крыш.

Вскоре они заполняют всю небольшую площадь. А я понимаю, что в городе не осталось ни одного живого человека.

Вождь выжидает, пока его отряд не собрался весь. Потом неторопливо пересекает площадь, всходит на верхнюю ступеньку храма. Эльфы почтительно расступаются и пропускают его.

 —Подойди, Эрнест.

Подхожу, встаю рядом. Он взглядывает на моего монаха:

 —Зачем тебе ходячий мертвец, брат?

Как будто это самый важный вопрос в городе, полном лежачих мертвецов.

 —Мне нужен слуга. Будет таскать мои реторты.       

 —А остальные жрецы, те, что внутри? Ты их убил?

Запинаюсь на мгновение, но отвечаю правду:

 —Я одолел их и оставил связанными у алтаря.

Вождь морщится:

 —Ты жесток, брат.    

Он отворачивается от меня и обращается лицом к площади. Достаёт из кармана полотняный мешочек, распускает завязки. Негромко произносит несколько слов, поднимает высоко вверх и встряхивает. Из мешочка щедро сыплется тонкая серебристая пыльца. Налетает ветер, подхватывает мельчайшие крупицы, сверкающие в лучах солнца, и быстро разносит над домами, над площадью, крутит по улицам тонкие вихри. Я вижу, как черепица крыш быстро обретает серебристый оттенок.

Эйлиот выжидает, пока мешок пустеет окончательно, а пыльца развеивается в воздухе. Потом набирает в грудь воздуха, и произносит слова заклинания. Голос его, усиленный магией, разносится над городом, отражается от крыш, от стен домов.

Резко звучит сигнальный рог: Уходим. Уходим. Уходим.

Молча, быстро дикие эльфы перестраиваются, и покидают площадь. Только лёгкий топот множества ног слышен на мощёной мостовой. Дробный звук прокатывается по главной улице. Последним площадь покидает вождь. Он бегом спускается по ступеням, уверенно набирает скорость, догоняет свой отряд.

Застываю у дверей храма, как зачарованный, смотрю, как занимаются огнём черепитчатые крыши. Как ревёт, разгораясь, синее пламя. То самое, от которого не остаётся даже золы. Беги, Эрнест. Если промедлишь ещё немного, сгоришь живьём. Ты здесь уже никому не поможешь.

До хруста сжимаю зубы. Сбегаю по выглаженным множеством ног, широким ступенькам вниз. Спины последних эльфов уже маячат на выходе из улицы, что ведёт к городским воротам. Трещат, сгорая и испуская густой дым, стены храма. Беги, Эрнест, не то будет поздно.

Срываюсь с места, бегу по опустевшей улице вслед за уходящим отрядом, и трупы людей смотрят мне вслед пустым глазами.

    

Глава 41

 

 —Священные деревья. Я вижу вас, – эльф прижимает ладони к груди, там, где сердце. – Я вижу вас.

Эйлиот, вождь диких эльфов, склоняет голову, и весь отряд делает то же самое.

Позади полнеба окрасилось в багрово–синие тона. Дымная туча, подсвеченная снизу остатками магического пожара, поднимается над огрызками каменных стен. Город, который мы покинули, перестал существовать. Осталась только круглая проплешина на земле, выеденная огнём. 

***

Мы бегом миновали распахнутые настежь ворота, оставив пожарище позади. Хорошо утоптанная дорога уходила от города вниз, между полей и рощиц. Отсюда, с возвышения холма, было видно, как её серая лента ныряет в заросли молодых сосен, взбегает на полукружье горбатого моста, огибает развалины какого–то белокаменного дворца,  и тает в туманной дымке. 

Наш отряд, не сбавляя хода, спустился по склону. После нагромождения скалистых круч и скользких от влаги горных ущелий утоптанная дорога – просто детская забава. Мы в хорошем темпе пронеслись между виноградников, миновали редкий сосновый лесок, и достигли узкой речушки под горбатым мостом. Здесь мы немного сбавили скорость, и к мосту подошли бодрым шагом.

Кое–кто остановился набрать воды в походную фляжку, кто–то забрался в реку и стал шарить руками у берега. Я зашёл под мост – глубина там была едва по колено – и сорвал несколько больших, с хорошее блюдце, кувшинок. Пригодится. Парочка эльфов ниже по течению вылавливали пригоршнями из воды головастиков и со смехом бросали их в рот. Один ухватил за лапку лягушку, приложил с размаху головой о камень, и сунул в мешок. Наверно, зажарит у костра.

Потом мы выбрались на другой берег, и понеслись дальше по дороге, туда, где белели развалины и чуть ближе, у поворота, стояла крохотная рощица.

Роща – два десятка деревьев у подножия холма – притянула наш отряд, как магнит. Мои дикие синие братья испустили радостный вопль, и понеслись к ней, как ошпаренные.

Таких деревьев я ещё не видел. Тонкие серые стволы, все одинаковые, как на подбор, ровно поднимались к небу. Кора, покрытая тонкими ромбовидными трещинками, гладкий ствол. Наверху – пышная крона. Тихо шелестели под ветром листья, с одной стороны тёмно–зелёные, снизу – серебристо–серые.

Вождь, в сопровождении старших воинов, ступил в тень деревьев и склонил голову. Остальные эльфы встали вокруг и застыли в благоговейном молчании.

***

 —Я верил, что ещё увижу вас, – Эйлиот поднимает глаза к шелестящим кронам и воздевает руки. – Люди пытались использовать вас на дрова – вы не хотели гореть. Люди пытались делать из вас мебель – вы рассыпались в щепы. Люди пытались уничтожать вас – вы прорастали сквозь камень. О, меллиорны, деревья наших душ!

Вождь шагает в густую траву между стволами, идёт в середину рощи, избранные эльфы следуют за ним. Один из них оборачивается, и делает мне приглашающий жест.

Рощица крохотная, но кажется, что мы в глубоком лесу. Тишина, птицы щебечут где–то вдалеке, и густой, хоть наливай в кувшин, аромат, исходящий от коры, листьев и даже от земли под ногами.

Эйлиот останавливается у дерева, что выглядит старше остальных. Оно толще, кора его покрыта глубокими трещинами. Вождь кладёт ладони на ствол, прижимается лбом к коре, и стоит так несколько мгновений. Потом садится у корней, поджимает ноги, складывает руки на коленях, и закрывает глаза.

Старшие эльфы, все, что удостоились чести пройти вслед за вождём в середину рощи, следуют его примеру.

Стою столбом, оглядываюсь по сторонам. Все уже сидят, каждый под своим деревом, руки сложены на коленях,  глаза закрыты. Один я, как неродной.

Вижу рядом одно свободное дерево. Должно быть, оставили для отрядного мага. Спасибо, братья. Сажусь, складываю ноги кренделем. Ещё раз осматриваюсь по сторонам. Эльфы сейчас похожи на статуи: блаженные лица, неподвижность и покой. Того гляди, сами корни пустят. Вздрагиваю от этой мысли. Нет, Эрнест, не время спать.

Раскрываю свой походный мешок. Запускаю туда руку, вытаскиваю несколько предметов. Давно собирался их изучить, да руки не доходили. Если мы и дальше будем передвигаться только бегом и с боем брать города, другой случай может не представиться.

Так, что у нас тут? Парочка книг, прочитанных глазами моего червяка, и продиктованных внутренним богом. Амулет на шнурке, снятый с шеи женщины–барса. Странный овальный камень, похожий на яйцо, вынутый из черепа убитого дракона. Зелёная светящаяся лепёшка – останки призрака, убитого мной в подземелье. Шкатулка, которую никто не может открыть, добытая в доме говорящей птицы Золтана.

Раскладываю всю коллекцию перед собой на траве. С чего бы начать? Поднимаю с травы круглый камень. Он самая невзрачная вещица из всех, но самая дорогая. Кроме шкатулки, на той вообще цены нет. Даже странно, резное дерево, накладки из металла, магический замок. Ладно, потом.

Верчу в руке камень. А что, если сделать из него ещё один амулет? Возрастёт его цена, или уменьшится? Хотя деньги мне сейчас не нужны. В походе с дикими эльфами я могу добыть что угодно. От доспехов до зелий. Вон, даже личный зомби у рощицы топчется, с мешком в руках. 

Открываю книгу. Где–то здесь, в середине, есть заклинание на создание амулетов… Ага, вот оно. «Вы должны быть магом рангом не ниже ученика и владеть навыками…» При чём тут призывание, хотелось бы знать. Так, что ещё? Отрываю от кольчуги несколько колец. Располагаю кружком, в центр аккуратно кладу камень. Глядя в книгу, произношу заклинание. Ничего не происходит.

«Глупец, мальчишка! – мой внутренний голос просыпается так внезапно, что я подскакиваю. Камень и кольца кольчуги скатываются с коленки в траву. – Гляди не в книгу, а на амулет. Салага!»

Так меня здесь ещё не называли, даже невидимые боги.

 —Сам салага.

«Сосредоточься. Смотри на камень, будто это самое важное в жизни. Представь, что это – твоя цель. Твоя мечта. Центр вселенной. Соберись, мальчишка!»

В бешенстве смотрю на неудавшийся амулет. Центр вселенной? Это мишень. Желанная цель, будь она проклята. Смотрю, не отрывая глаз, а вокруг нарастает шелестящий гул и невнятный шёпот. Будто все эльфы и деревья вокруг меня забормотали в унисон. Я наполняюсь этим шёпотом до краёв, он смешивается с холодной яростью и мгновенно вскипает. Пора. Тычу в кучку из металлических колец и камня пальцем:

 —Здейн, Фрейт, Крайх! Чтоб тебя!..

Почти наяву вижу, как из моей руки вырывается лиловый разряд. Ледяной порыв ветра в лицо, дрожание воздуха перед глазами, тошное ощущение в животе. Невнятная кучка хлама дрогнула, и преобразилась.

Ого. Поднимаю с травы и подношу к глазам новенький амулет. Из серого, невзрачного камушка и горки кольчужных колец вышла потрясающая по красоте вещь.

На моей ладони лежит ромб кованого металла, весь в завитушках и крапинках зерни. Посередине матово поблескивает чёрный, с багряным отливом, камень. Он полупрозрачен и тёмен, как грозовая туча.

Мой внутренний голос произносит совсем другим тоном – я слышу, что он взволнован: «Ты сделал это. Ты сделал, мальчик. Сделал».

 —Ты спятил, бог? Какой я тебе мальчик? – рявкаю во весь голос, и тут же озираюсь по сторонам. Но, похоже, меня никто не слышит. Эльфы застыли в глубокой медитации, и больше похожи на статуи, чем на живые существа.  

«Прости. Я ещё не совсем… заклинание Бонифация ударило по мне очень сильно. Мне не по себе, Эрнест».
Ладно, чего уж там. У меня самого тогда чуть голова не треснула. Разглядываю амулет. Что–то там написано, сбоку. Не веря глазам, читаю: «Амулет отражения. Высший уровень. Стоимость – пятьдесят тысяч золотых».

Не может быть. Я создал такую мощную вещь?

«Это камень, взятый из мозга убитого тобой дракона, – говорит мой бог, и голос его печален. – Центр силы, средоточие его души. Здесь, в священной роще, у корней меллеорна, тебе оставалось только активировать его. Береги этот амулет, он самая ценная вещь, что у тебя есть. Не считая шкатулки…

Дрожащими руками привязываю к амулету шнурок. Вот так штука. Да ты молодчина, Эрнест.

Вешаю амулет на шею. Обращаю внимание на шкатулку. Что в ней такого ценного? Может, внутри и нет ничего. Стучу по ней пальцем, кончиком когтя. Звук гулкий, пустой.

 —Эй, бог. Ты можешь сказать, что там лежит?

 —Ты задаёшь неправильные вопросы, маль… Эрнест, – голос моего бога так печален, будто у него болят невидимые зубы. – Почему ты не спросишь, как тебе повысить своё мастерство? Как стать верховным магом? Почему ты не спросишь, что там, за горизонтом? Почему ты, чёрт побери, не хочешь узнать, как устроен этот мир?

 —Потому что этого никто не знает. Наш друг Бонифаций всю свою никчёмную жизнь бросал камешки с башен и резал птичек в подвале. Ты помнишь, что он сказал? Нет никакого порядка. Нет никакой формулы – есть только воля богов.

«Ты всем веришь на слово?»

 —Заткнись, невидимка. Почему я должен верить голосу в моей голове? Ты сам–то знаешь, как выглядишь? Как устроен твой собственный мир?

Какое–то время мой бог молчит.

«Представь себе темноту. Такую густую, всеобъемлющую темноту, что её не видно. Представь, что ты можешь чувствовать, но не можешь ничего сделать. Ты висишь в пустоте, и не знаешь её границ. Иногда тебе кажется, что ты огромен, и заполняешь собой всё пространство. Иногда ты крохотный, как горошина, а пустота всё так же безмерна. Ты слеп, глух и нем. И всё, что тебе доступно – это ощущение себя. Потом твои чувства обостряются, тебе кажется, что ты растёшь, и вот темнота уже давит на тебя, давит невыносимо. Наконец ты слышишь голоса, ты уже можешь видеть, но чужими глазами. Но сам ты по–прежнему комок чувств, повисший в темноте. Так скажи, как я выгляжу, Эрнест?»

Вот чёрт. Мне его уже жалко. Комок в темноте. От такого и свихнуться можно.

Хочу что–то ответить, но не успеваю. Голос вдруг пропадает, образуя в голове звенящую пустоту. Потом одновременно происходят две вещи: перед моими глазами возникает картинка, такая чёткая, что заслоняет священную рощу; оглушительный крик пронзает уши, такой громкий, что с деревьев сыплются листья.

Я вижу блеск клинков, мечущиеся тени, брызги крови и оскаленные клыки. Картинка пропадает так же быстро, как появилась, но мне ясно: это недалеко. В зрительной памяти отпечатывается кусок дороги, густая трава на склоне и край разрушенной белокаменной стены. Да это же останки дворца впереди, за поворотом.

 —Айрис, Интри, Исстри! – кричит вождь. Все эльфы уже вскочили на ноги, и стоят, озираясь, с луками в руках. – Тревога!

Машинально бросаю свои вещички в мешок. Тревога. На вожде лица нет. Он зыркает в мою сторону:

 —Ты! Где это?! Примени свою магию, маг, или я выпущу тебе кишки!

Бедняга явно не в себе. Остальные эльфы не лучше. Лица бледные, что на синей коже выглядит страшновато, будто ты столкнулся с бандой покойников. 

Беру себя в руки, отвечаю с достоинством бывалого мага:

 —Если ты о сражении, то это недалеко. Впереди, у разрушенного дворца...

Мои слова уже никто не дослушивает. Вождь срывается с места, легко, как тень, пролетает между тонкими древесными стволами, и выбегает из рощи. Опять я позади. Мои дикие собратья просто спринтеры. Весь отряд собирается, и дружно несётся по дороге, только ветер свистит в ушах. Бегу за ними, и успеваю попасть в арьергард. Правильно, магу спешить некуда. Самые сильные прикрывают тылы.

Развалины приближаются на глазах, вот уже хорошо видна изломанная, заросшая мхом и пучками травы мраморная арка с проломом наверху. Между камней торчит неведомо как выросшее там кривое деревце. Вот наш авангард издаёт боевой клич – эльфы увидели врага. А я из–за их спин ничего не могу разглядеть.

«Стой, – командует мой внутренний голос. – Остановись на секунду и закрой глаза». 

Пробегаю несколько шагов с разбега и останавливаюсь. Выхватываю свой новенький, доставшийся от покойного офицера, меч, и зажмуриваюсь. Снова видение, на этот раз другое. Темнота. Подвал, каменные плиты подземелья. Чьи–то горящие в темноте зрачки. И жуткие твари, ползущие вверх по ступеням…

С содроганием открываю глаза.

«Меч здесь не поможет, – холодно сообщает мой бог. – Вспомни боевую магию, и будь осторожен. Таких тварей здесь никогда не было. Будь осторожен, мальчик».

Наш отряд уже вступил в бой. Теперь ничто не мешает мне видеть, и лучше бы я этого не видел. С силой сжимаю зубы, и рысцой бегу вперёд. Отступать некуда, Эрнест. Со щитом, или на щите.

     

Похожие статьи:

Рассказы → Портрет (Часть 1)

Рассказы → Потухший костер

Рассказы → Обычное дело

Рассказы → Последний полет ворона

Рассказы → Портрет (Часть 2)