Кoнец света

Я просыпаюсь от пронзительного звона колокольчика мистера Гроу. Старший воспитатель идет по коридору, стучит костылем и звонит, звонит, звонит. Да еще и приговаривает:

- Трень-брень, трень-брень, начинаем новый день! Кто не встанет сей же час – будет драить унитаз!

Потом смеется противным старческим смешком, похожим на треск деревянной крыши, когда в нее попадает ракета.

Никому из нас не нравится дурацкая шутка мистера Гроу, но мы вежливо хмыкаем, бормочем «доброутро!» и вылезаем из-под одеял.

- Старый хрыч! Достал уже своим унитазом! – бормочет Крисси, расчесывая волосы пятерней. – Помнит он, какие раньше были дома, а в домах сортиры. Нашел чем гордиться!

Крисси заправляет в штаны блузку и снова усаживается на топчан: надеть ботинки.

- Пошли скорей, - я тяну подружку за рукав. – А то придем к сортиру последние, нам воды не останется.

- Останется, - отмахивается Крисси. – Воспиталы нарочно нас пугают, чтобы мы собирались быстрее. А я вчера сама слышала: командир Трой говорил, что водяные коммуникации под надежной защитой, запрятаны, замаскированы и им ничего не угрозит.

- Он наверняка сказал «водные». Водяные только крысы бывают.

Я могла бы смолчать, но не хочу. Крисси иногда бывает жутко противной. И воображает почем зря, потому что у нее уже есть грудь и волосы внизу живота. Она старше меня на два года: через три месяца закончит курс воспитания, перейдет жить во взрослый сектор, и они с командиром Троем смогут заниматься сексом в отдельной норе (конечно, если старейшины дадут согласие!), а не как сейчас – потихоньку от всех в коммуникационных переходах, под старыми трубами.

Крисси всё это знает, потому и воображает.

- Не ревнуй! – она несильно пихает меня в бок.

Ну да, как же «не ревнуй»! Трой нравится не только Крисси. По нему сохнут все девчонки в нашей норе. И я тоже. У него блестящие глаза, шикарные золотистые кудри (когда он только ухитряется их мыть?), красивые руки и мощная оптическая винтовка.

А еще он отличный командир. В его бригаде уже полгода никто не погибал, а это что-то да значит!

Крисси чувствует, что я обижена, и ласково обнимает меня за плечи.

- Не огорчайся. В бригаде у Троя полно отличных парней. Вот подрастешь немного, и для тебя найдется настоящий воин.

- Угу, - бурчу я. – Если их всех не перебьют.

- Да перестань! – Крисси машет рукой. – Эта война идет вечность. Она была до нашего рождения неизвестно сколько лет и будет идти вечно. Так говорит старик Гроу, а уж в этом он понимает.

Я киваю. Мистер Гроу – один из самых старых колонистов. Поговаривают, это он увел выживших после бомбардировки наземного города в катакомбы, научил жить под землей, добывать еду и воду, спать под непрерывный вой сирен и грохот разрывов – где-то там, наверху. Но главное, мистер Гроу научил мальчишек и молодых мужчин воевать, а женщин – выживать и растить детей. Этому он и еще двое воспитателей учат нас.

- Слушай, - я останавливаюсь посреди коридора. – Как ты думаешь, правду говорит старикан? Ну что он помнит время, когда войны не было.

- Врет, - Крисси морщит нос. – Никто этого не может помнить. Я вообще не верю, что когда-то войны не было, а люди жили в городах на поверхности в собственных домах и ходили срать в этот, как его там…

- Унитаззззз… - я старательно передразниваю старика Гроу.

Получается так себе, но Крисси все равно смеется. Я знаю, это она чтобы меня поддержать. Чтобы я не расстраивалась из-за Троя. В конце концов, Крисси права: вокруг полно отличных парней. На мой век хватит.

Очередь, собравшаяся возле сортира, - всё парни и девчата из нашего блока, - внезапно распластывается по стенам, словно по ней прошлись водометом и смыли с дороги.

С ночного дежурства возвращаются бригады. Все бойцы уставшие и злые – лучше сейчас не попадаться им под ноги. У кого-то рука или голова перевязаны грязными тряпками, двоих несут на носилках.

Я привычно пересчитываю воинов. Сорок в первой бригаде, сорок – в пятой и в седьмой – тридцать три… Нет, не может быть! Пересчитываю еще раз, кошусь на Крисси. Она шевелит губами – тоже считает, значит, - помогает себе, загибая пальцы. Тридцать один, тридцать два, тридцать три…

Последний боец - молодой Дрэг (он любит щипать меня за задницу и обещает «показать взрыв ядреной бомбы, когда подрастешь») несет винтовки и автоматы не вернувшихся. Тела можно не забирать. Чаще всего и забирать-то нечего, а если есть чего – с ними быстрее разберутся хищные звери и птицы. Рисковать живыми ради мертвых, а потом хоронить в норах – та еще морока. Такой чести удостаиваются только старейшины и матери, родившие больше пяти сыновей.

Поэтому все погибшие остаются наверху. Но оружие приносят всегда. Оно пригодится живым.

За спиной Дрэга покачивается знакомая оптическая винтовка.

Кто-то рядом воет – не по-звериному, но и не по-человечьи. Я оборачиваюсь и смотрю на Крисси. Ее рот раскрыт, как огромная рана. Крисси бросается к Дрэгу, трясет его за плечо, кричит:

- Скажи, это неправда, неправда!

Подбегает к носилкам, хватается за грубые деревянные ручки.

- Он здесь! Он должен быть здесь!

Колонна останавливается. Двое воинов берут Крисси за руки, успокаивают, пытаются отвести в сторону. Она вырывается и воет, как сирена тревоги, всё цепляясь за носилки, хотя на них лежат совсем другие бойцы. Наконец ее скручивают и тащат к нашей норе.

Следом спешит доктор Анкер. Остальные врачи остаются с ранеными.

Я сую кому-то из наших зубную щетку, баночку с золой и полотенце и бегу за воинами, уносящими Крисси, и доктором.

Бойцы укладывают Крисси на топчан и придерживают ее, пока доктор Анкер достает из сумки шприц и лекарство. Я знаю, я уже видела такое: сейчас он вколет Крисси успокаивающее, и она уснет до следующего утра. Потом, когда проснется, будет вялая и немножко глупая, но уже спокойная.

В колонии мало женщин, нельзя позволить им болеть и сходить с ума. Некому будет готовить еду, шить одежду, чинить оружие, добывать водяных крыс и вынашивать детей.

Увидев шприц, Крисси перестает выть, начинает извиваться, как слизняк, и хрипит:

- Нет! Не надо! Дитя…

- Ты ожидаешь дитя? – рука доктора замирает в воздухе.

Замирает и весь мир вокруг. Бойцы отпускают Крисси и сидят рядом, открыв рты. Я боюсь дышать.

Через три месяца Крисси закончила бы воспитание и перешла жить во взрослый сектор. Только через три месяца. А сейчас, будь командир Трой жив, его ждал бы суд старейшин и суровый приговор.

Но командир Трой мертв.

Доктор Анкер сурово смотрит на воинов.

- Вы знали?

Они молчат, опустив глаза. Наконец один тихо отвечает:

- Нет.

Доктор оборачивается ко мне.

- А ты?

Я мотаю головой.

Доктор верит нам. Таким никто не станет делиться даже с самым близким другом. И Крисси бы не сказала, будь Трой жив.

Но командир Трой мертв.

- Хорошо, - доктор Анкер аккуратно убирает пузырек и достает другой. – Теперь тебе надо очень беречь себя. Не беспокойся, это не повредит ребенку.

Крисси смотрит на шприц, как на лазерный луч - убивающий мгновенно и бесшумно.

- Вы обещаете? – шепчет она.

- Обещаю.

Доктор Анкер делает укол.

- Отнесите ее в лазарет, - обращается он к воинам.

- Не надо, пожалуйста. Очень прошу вас.

Никогда раньше я не слышала, чтобы Крисси – моя гордая, красивая, избалованная подружка - кого-то о чем-то просила. Сейчас она не просит – умоляет.

- Я не хочу в лазарет. Здесь мои друзья. А там я буду одна. Я буду лежать смирно, честное слово. Только разрешите мне остаться.

- Хорошо, - кивает доктор Анкер, поднимаясь. – Но завтра зайдешь ко мне. Я должен осмотреть тебя и дитя.

- Ладно.

Бойцы и доктор уходят, а я сажусь рядом с Крисси и беру ее за руку. Рука твердая и холодная, как у мертвого. И сама Крисси тоже как мертвая – лежит, не шевелится, только слезы текут по щекам, промывая дорожки на неумытом лице.

Я не знаю, что нужно говорить. Старшие женщины знают, а я – нет. Поэтому я просто сижу, держу Крисси за руку и молчу.

Ее дыхание становится тише, ровнее. Крисси засыпает.

Тогда я встаю и иду на занятия к старому мистеру Гроу. Наверное, он велит мне снять штаны и отлупит меня при всех наших, но мне плевать.

Мистер Гроу учит девочек разбирать поломанные винтовки и определять, какие части еще годятся, а какие можно отдать в переплавку.

Увидев меня, он хмурится, сопит, тянется за костылем, потом соображает.

- Ах да… Твоя подруга. Как она?

- Доктор Анкер сделал ей укол. Она спит.

- Ладно. Иди садись.

Я прохожу к своему месту, сажусь и тупо смотрю на покореженную винтовку. Она тоже была чьей-то. Кто-то держал ее в руках, стрелял по врагам, пока враг не подстрелил его самого. А друзья оставили его лежать где-то там, наверху, под горячим солнцем и холодным дождем, в компании мертвых врагов, друзей и хищных птиц. А винтовку принесли в норы, чтобы мы учились отличать то, что еще можно починить, от того, что уже не исправить.

Нужно отличать мертвое от живого, чтобы те, кто еще живы, не стали мертвыми. Я тру лоб, собираюсь с силами и внимательно осматриваю винтовку. Она кое-где оплавилась, ложе обгорело, затвор заклинило, но это поправимо.

Как там говорил командир Трой?

«Если есть сегодня, значит будет и завтра!»

Пусть у этой винтовки тоже будет завтра. Она пригодится нашим воинам. И молодому Дрэгу, и всем остальным.

Я просыпаюсь от странной, неправдоподобной тишины. Она звенит, но не так, как противный колокольчик мистера Гроу, а как вода, которая набирается в уши, когда в бане тебе на голову выльют целый ушат.

Я смотрю на соседний топчан. Он пуст.

Крисси!

Я выскакиваю в коридор и натыкаюсь на старика Гроу. Он пошатывается, роняет костыль, хватается за стену.

- Ты же знаешь, - ворчит старший воспитатель, - ночью запрещено выходить. Если приспичило – иди на горшок.

- Нет… Я не…

Я вижу, как лицо старика кривится от боли. Я ударила его по больной ноге? Вот же дурища!

Я поднимаю костыль и подаю его мистеру Гроу.

- Простите меня, сэр.

- Ничего, детка, все в порядке.

- Не в порядке, сэр. Я проснулась, а Крисси нет. Я боюсь, что она…

- Пошла наверх искать своего милого? Да, это так.

- Вы разрешили ей уйти? Но ее же убьют там! Как вы могли!

Старик Гроу поднимает вверх палец.

- Прислушайся. Что ты слышишь?

- Ничего. Да, я и проснулась из-за этого. Так тихо. Так никогда не бывало раньше.

- Войны кончились. Все разом.

- Это невозможно! Они были всегда.

- Нет, милая, не всегда. Было время, когда люди жили наверху в красивых городах, в больших домах…

- …и ходили срать в унитазы! Слышала эти песенки! Вранье все это! Сказочки.

- Не сказочки. Так было. И так будет снова.

- Но это… это же конец света!

Мне становится страшно. Это и вправду конец света. Как теперь жить – с этой ужасающей тишиной, где-то там, наверху? Какие они – эти города и дома? Горячее солнце и холодный дождь? Я не хочу, не хочу! Я не умею там!

Я реву, как малолетняя дурочка.

Мистер Гроу обнимает меня.

- Ты права, милая. В каком-то смысле – конец.

Я поднимаю голову, смотрю на воспитателя и вижу в его глазах слезы.

«Наверное, и ему страшно», - думаю я и тоже обнимаю старика.

Похожие статьи:

Рассказы → Неизвестная война

Статьи → Война – приводной ремень естествознания

Рассказы → "Ракета в окне"

Статьи → Америка и американское кино - двойные стандарты

Рассказы → Книга Аркарка (повесть) часть 1, глава 1.