Рабочий день в Центральной клинике «Преображение» подошёл к концу, симпатичные медсёстры вежливо, но непреклонно выпроваживали последних посетителей. Длинные коридоры с многочисленными дверями, ведущими в комфортабельные палаты, опустели. В отдалённом служебном крыле, в помещении, заставленном медицинской аппаратурой, находились двое: директор клиники госпожа Фо – высокая, темнокожая, с большими раскосыми глазами тёмно-фиолетового, почти чёрного цвета, и пациентка, бледная молодая женщина, лежавшая на реанимационной кровати. Голова женщины, обритая наголо, обмотанная кое-где бинтами и утыканная датчиками, была надёжно зафиксирована. Закрытые глаза пациентки время от времени подрагивали, так же, как и её тонкие руки, опутанные разноцветными трубками. Госпожа Фо подошла к кровати и в который раз, присев у изголовья на вертящийся стул, просмотрела на экране последние данные о состоянии девушки. Что за выносливый организм! Это слабое, почти безжизненное тело везли на корабле, потом на поезде, затем она попала в захудалую провинциальную больницу, которой к счастью руководил смышлёный человек из рода госпожи Фо. Оттуда её в срочном порядке по воздуху доставили в клинику «Преображение». И вот, теперь никаких сомнений. Анализы не лгут. Госпожа Фо закусила губу, машинально провела по экрану рукой с аккуратно подстриженными ногтями. Она всё-таки нашла её! Видела бы это милая мамочка!
Дверь беззвучно открылась, вошёл господин Даро. Из всех представителей своего рода он был, пожалуй, самым симпатичным, несмотря на зеленоватого оттенка кожу и слишком выпуклый лоб. Его свадьба с госпожой Фо давно была решённым делом. Главы двух могущественных родов – Целителей и Изобретателей — должны были в течение нынешнего года заключить союз, который положит конец вековому соперничеству коричневой и зелёной рас.
За господином Даро скользнула его младшая сестра Альби, горе и боль семьи, носительница погибельной некорректируемой мутации. Бросалась в глаза её неестественно белая кожа, светлые волосы и серые с красноватым оттенком глаза в обрамлении бесцветных ресниц. Альби чаще, чем хотелось бы госпоже Фо, проводила время в обществе брата, и директор клиники с раздражением подумала, что после свадьбы надо чем-то занять новоприобретённую родственницу. Ещё шесть лет назад, до совершеннолетия, Альби была нормальным ребёнком зелёной расы, и никто бы не подумал, что облик её столь разительно изменится, перечеркнув судьбу девушки из самой влиятельной семьи рода Изобретателей. Теперь она могла выйти замуж только за мутанта и, сохранив положение в обществе и ни в чём не нуждаясь, была лишена возможности завести детей. Сначала она очень переживала, но брат и его невеста окружили её заботой так, что разбаловали Альби сверх меры. И в последнее время госпожа Фо не раз жалела о проявленной слабости.
— О, она совсем как я! – тихо воскликнула Альби, подходя к кровати.
— Если ты присмотришься, то заметишь равномерную пигментацию кожи, — возразила госпожа Фо, — к тому же, её волосы светло-коричневого цвета, ресницы тёмные, а глаза, представь себе, ярко-голубые. Да-да, именно ярко-голубые, а не серые или зеленоватые. Когда она придёт в себя, ты в этом убедишься. Лично я такое первый раз вижу! Думаю, она изначально коричневой расы. Типичная линия скул, короткий нос, пухлые губы… У неё потеря памяти, мы работаем над восстановлением. Хотя бы частичным… Пока приходится учить её всему с нуля. Голос госпожи Фо прервался, она снова закусила губу.
— О, да ты расстроена?!
Господин Даро растерянно подошёл к невесте. Последний раз он видел её в таком состоянии много лет назад, на похоронах трагически погибшей матери госпожи Фо. Но тогда она была совсем девчонкой, а теперь это сильная, уверенная в себе женщина, непререкаемый авторитет для членов своего рода, глава Совета объединённых рас.
— Конечно, я переживаю! – воскликнула госпожа Фо и взяла жениха за руку. – Бедная девушка, наверное, из семьи «диких» мутантов – мы не нашли её личной карточки! И какое счастье, что её доставили к нам!
В голосе директора клиники зазвучали сердитые нотки. Проблема немногочисленных сект, состоящих из мутантов с разными степенями отклонений, задевала её за живое. Эти дикари отказывались регистрироваться в государственных базах данных, а служащих, пытавшихся вручить им личные карточки, и на порог не пускали. Некоторые целыми семьями уезжали в отдалённые уголки Эрси и вели там натуральное хозяйство. Медицину они игнорировали, считая, что она только вредит. Сколько жизней было на совести их вождей за последние сто лет!
— Да ну! — господин Даро расплылся в улыбке. – Так радоваться надо! Теперь её можно спокойно лечить. Внешность у неё странноватая, но со временем и желающие взять её замуж найдутся. У тебя всё получится. И я буду рядом, если что!
Госпожа Фо печально вздохнула.
— У неё погибельная некорректируемая мутация!
— Ох! – Альби с сожалением посмотрела на неподвижное тело пациентки. – Бедняжка! Я тоже постараюсь помочь, чем смогу!
Госпожа Фо повернулась и благодарно взглянула на девушку, мысленно воздав хвалу Создателю за то, что хоть теперь Альби займётся чем-то полезным.
Тем временем в палате появилась медсестра Лин, толкая перед собой тележку с аппаратурой. Она принадлежала к коричневой расе и много лет была правой рукой госпожи Фо. Весёлая толстушка с блестящей тёмной кожей и лукавыми чёрными глазами пользовалась любовью персонала и пациентов. Госпожу Фо она знала с юных лет и души в ней не чаяла – мать директора клиники когда-то с блеском провела корректировку её мутации. Медсестра Лин прекрасно понимала, что только Фо-старшей она обязана счастливым замужеством и рождением здорового сына, поэтому старалась всегда быть рядом с Фо-младшей и уходила с работы даже позже начальницы.
— Как там наша «покойница»? – спросила она фамильярно.
— Лин, Лин, — укоризненно покачала головой госпожа Фо, — не забывайся, это – наша пациентка.
— Так она бледная такая, до синевы, чисто покойница, аж смотреть страшно! – ничуть не смущаясь, сказала Лин. – Прям мороз по коже! А пациентов у нас и так полным-полно – со всеми не нацеремонишься!
Господин Даро неловко потоптался на месте:
— Как насчёт ужина?
— Идите с Альби, у меня ещё резолюции Совета, — госпожа Фо чмокнула жениха в ухо и потрепала Альби по плечу, — мне не нравится, что твоя сестрёнка стала проводить вечера неизвестно где. Сомнительные компании, глупые пустые развлечения. Ей надо думать о своём здоровье. Она же такая хрупкая!
Господин Даро поцеловал невесте руку, потом перевёл взгляд на сестру.
— Ну, гуляка, пойдём есть в приличное место! – приобняв Альби за плечи, он покинул палату, чувствуя себя абсолютно счастливым.
Она плавала в кромешной тьме. Время от времени тьма рассеивалась, но на смену всегда приходил плотный серый туман, сквозь который доносились неразборчивые звуки. Она не чувствовала своего тела, но понимала, что оно есть, и надо постараться разбудить его. Сколько прошло времени, она не знала, она не могла вспомнить, что было до того, как она оказалась в таком беспомощном состоянии. Ей иногда казалось, что она ощущает лёгкие прикосновения, но какая часть тела подвергалась этим осторожным воздействиям, определить было невозможно.
— Гутти, Гутти!
Туман немного поредел, она заморгала и увидела перед собой расплывчатую фигуру.
Снова нахлынула тьма. Но теперь она знала, что обращаются к ней, что её зовут Гутти.
Теперь тьма отступала всё чаще, сменяясь туманом, затем и туман стал терять былую плотность, становился светлее, и наконец Гутти могла видеть, всё ещё расплывчато, но видеть, какую-то комнату и человеческие фигуры. Две из них почти всё время были рядом. Она чувствовала, как они дотрагиваются до её тела, как касаются её головы. Постепенно звуки начали складываться в речь, и Гутти догадалась, что она в больнице, что две фигуры у её постели зовут Фо и Лин.
В один прекрасный день зрение её окончательно сфокусировалось. Гутти внимательно оглядела больничную палату, тесноватую от обилия стоящих повсюду приборов. Беленькая девушка сидела рядом с кроватью и смотрела на неё светлыми глазами с розоватыми веками. Гутти пошевелила пальцами правой руки, девушка моргнула, быстро протянула руку и дотронулась до них. Гутти собралась с силами и сжала тонкое запястье незнакомки. Тут же появилась запыхавшаяся Лин со словами:
— У неё участилось сердцебиение! – и через несколько секунд Гутти услышала. — Госпожа Фо, госпожа Фо, она шевелит пальцами! Смотрите, она держит Альби за руку!
С этого момента выздоровление пошло быстрыми темпами. Вскоре к ней вернулась речь, хотя ещё долгое время она говорила медленно и как будто с набитым ртом. Гутти так и не смогла вспомнить, что было раньше, но новые знакомые всё ей объяснили. Она с родителями плыла на корабле из города Бост, в шторм корабль затонул, и рыбаки нашли её без сознания, одну в открытом море, в искорёженной спасательной шлюпке. Это было ужасно. Родители Гутти погибли, а она не могла полностью отдаться горю, потому что не помнила их. Не сохранилась ни одного воспоминания – цветочка на могилу самых близких людей. Осталось только чувство потери и боль. Фо говорила, что не надо надрывать душу, но Гутти ожесточённо пыталась оживить свою память. Она хотела вернуться в Бост и поискать родню, но все хором отговорили её – она пока очень слаба, не надо перегружать мозг – и так директор Фо совершила настоящее чудо, вернув её к жизни.
Понемногу на бледных щеках заиграл румянец, Гутти посвежела и окрепла. Она часами гуляла в саду клиники с Альби или медсестрой Лин. Иногда Гутти навещал господин Даро, но он лишь ласково смотрел на неё и молчал – не знал, о чём разговаривать с потерявшей память. Лучшие врачи занимались с Гутти – директор Фо об этом позаботилась. Через несколько месяцев медсестра Лин перестала за глаза называть её «покойницей». Кожа Гутти покрылась розовато-коричневым загаром, она с удовольствием ловила на себе восхищённые взгляды мужчин. Она часто думала, что по злой иронии судьбы погибельная мутация придала её облику своеобразие и очарование, привлекающее противоположный пол. Директор Фо продолжала обследовать её и советовала не падать духом – наука идёт вперёд, рано или поздно все виды мутаций можно будет корректировать даже после совершеннолетия. А пока придётся ещё долго лечиться в клинике, рядом с необходимым оборудованием и специалистами. А уж тут самые хорошие врачи! Альби с гордостью сообщила Гутти, что госпожа Фо – лучшая в мире преображающая, а господину Даро нет равных среди изобретателей лечебных приборов.
В клинике занимались только самыми сложными случаями: корректировали мутации, помогали пережить стадию совершеннолетия, проводили лечение серьёзных заболеваний. Альби рассказывала со знанием дела – она с детства считала клинику родным домом. Её мать была главным изобретателем лечебных приборов, а мать госпожи Фо – директором клиники и главной преображающей. Представительницы самых влиятельных родов своих рас и хорошие подруги, они всячески способствовали дружбе детей – властной и решительной Фо-младшей и добродушного тихони Даро, исподволь подталкивая их к заключению брачного договора. Совершеннолетие Альби проходило не совсем гладко, и именно мать госпожи Фо провела эту непростую процедуру. После трагической гибели госпожи Фо-старшей семьи ещё больше сблизились.
— А ведь я могла умереть, — объяснила Альби внимательно слушавшей её Гутти, — выяснилось, что у меня погибельная некорректируемая мутация. Жаль, ты не помнишь про своё преображение.
— Моё преображение состоялось здесь, — улыбнулась Гутти, — и я обязана директору Фо. Не знаю, как отплатить ей за всё.
— Фо очень любила свою мать, — задумчиво произнесла Альби, её лицо оживилось: — Знаешь, думаю нам надо сходить на место её гибели и оставить там памятный знак. Фо будет очень рада, что кто-то о ней помнит. Думаю, завтра утром мы сможем это сделать. Приходи в сад сразу после процедур.
На следующий день Гутти с трудом дождалась окончания обследований. Она раньше всех выбежала в сад, на ходу здороваясь с персоналом. Альби запаздывала. Гутти присела на скамейку и окинула взглядом горизонт – вдали в утренней дымке высились громады Рейских гор. Сеона ещё не показалась из-за покрытых белыми шапками вершин, и было довольно свежо. Подоспевшая зелёнокожая медсестра накинула на плечи Гутти тёплую накидку. В центральном здании клиники открылось окно, и Гутти, увидев госпожу Фо, помахала ей. Та сдержанно кивнула – видимо, она проводила утренний обход, одновременно приглядывая за своей главной пациенткой. За спиной директора клиники стояли несколько рядовых преображающих.
— А вот и я! – перед Гутти возникла стройная фигурка Альби в коротеньком голубом плаще с кокетливым поясом в бело-синюю клетку. Она шмыгала порозовевшим от холода носиком, и глаза её были краснее обычного.
Девушки рука об руку направились за здание клиники. Гутти рассказывали, что несчастный случай с матерью госпожи Фо произошёл на крыше центрального корпуса. Дотошная и ответственная, она лично проверяла каждую мелочь. В тот раз директор хотела взглянуть на новые лучевые батареи. Как выяснилось потом, она поскользнулась, задела оказавшийся под напряжением провод, потеряла сознание и упала вниз с четвёртого этажа. Она умерла ещё до прибытия своих врачей на руках у молоденькой медсестры Лин, первой прибежавшей на помощь.
— Какой ужас! – Гутти прижала руки к груди. – Представляю горе директора Фо! Она кажется сильной и холодной, но я чувствую, что в душе она очень ранима… На ней огромная ответственность. Клиника, Совет… И как она всё успевает?!
— О, да, — кивнула Альби, — её тогда спасла работа – Фо унаследовала должность главной преображающей и, клянусь Создателем, она достойна её! Если бы не моя болезнь, я бы была главным изобретателем лечебных приборов, и мы бы работали с ней вместе. Видишь ли, эта должность традиционно передаётся по женской линии, но у нас в семье не было больше девочек, и Даро повезло. Но он и вправду гениальный изобретатель!
Альби говорила и говорила, но Гутти слушала подругу вполуха. Они вошли через чёрный ход и поднялись на пустой и чистый, совсем без пыли, чердак. На крышу вела узкая лестница. Альби нажала рычаг, и крышка люка откинулась, впуская дневной свет. Альби и Гутти забрались на крышу. Вид оттуда открывался изумительный. Первые лучи Сеоны заливали тёплым жёлто-розовым светом окрестности с разбросанными там и сям разноцветными малоэтажными домами в окружении деревьев с бурой и пурпурной листвой, жёлтых, красных, лиловых кустарников и фиолетово-зелёной травы. Свежий ветер развевал накидку, приятно холодил лицо, и Гутти зажмурилась от удовольствия. Держась за перила, девушки прошли несколько шагов по проложенной вдоль крыши дорожке. Альби достала из сумки маленькую пёструю коробочку, перевязанную красной лентой.
— В этой коробочке наши пожелания в память о госпоже Фо-старшей. – прошептала она. — Я прикреплю её ближе к роковому месту.
Альби протиснулась сквозь редкие прутья, осторожно спустилась на нижний уровень, к основной ограде, идущей по периметру крыши. Гутти молча следила за её ловкими белыми руками с заметно выделявшимися под кожей голубыми жилками. Подруга прикрепила к пруту коробочку, благоговейно прошептала что-то, повернулась лицом к Гутти и шагнула вперёд. Всё произошло так быстро, что Гутти и ахнуть не успела. Нога Альби, обутая в синюю блестящую туфельку на шпильке, подвернулась на наклонной поверхности. Девушка дёрнулась всем телом и, несмотря на судорожные попытки ухватиться за технические скобы, заскользила вниз, попав ногами в промежуток между прутьями ограды. Гутти сама не поняла, как успела схватить Альби за руку. Она обнаружила, что лежит на крыше лицом вниз, зацепившись ногами за какую-то опору. Альби оказалась довольно тяжёлой, а руки у Гутти были слабыми, но она изо всех сил тянула подругу к себе. Её спину пронзила резкая боль, Гутти застонала. Вдруг ей послышался какой-то шум, кто-то схватил Гутти и поднял на ноги, кто-то разжал её руки. В следующий момент Гутти уже стояла на крыше, на безопасной дорожке, в окружении персонала клиники. Рядом часто дышала Альби. Внезапно наступила тишина, и Гутти увидела госпожу Фо. Её коричневое лицо теперь было пепельно-серым. Она подошла к Гутти и погладила её по голове, по уже отросшим русым волосам.
— Фо, прости, мы только хотели принести памятный знак, — раздался голос Альби.
Госпожа Фо повернулась к ней и залепила девушке пощёчину. Альби взвизгнула, как испуганный зверёк.
— Я ни разу никого не ударила! — отчеканила директор, глядя в испуганные светлые глаза. — Ты чуть не убила Гутти!
— Не смей трогать мою сестру! – господин Даро с несвойственной ему решимостью отстранил невесту. – Она хотела, как лучше, и сама чуть не погибла. Альби в состоянии осознать свою ошибку.
— Извините меня. Прости, Альби, – госпожа Фо взяла себя в руки, — я не хотела нанести оскорбление вашему роду. Я бесконечно уважаю вашу расу.
Запал гнева у господина Даро потух, он с сердитым видом взял Альби за локоток и повёл к люку. Напряжение отпустило присутствующих, и они занялись делом – технический персонал деловито проверял крышу, врачи как будто испарились — то ли из деликатности, то ли из боязни быть запомненными в качестве свидетелей ссоры между самыми влиятельными в мире людьми. Лин и госпожа Фо потянули Гутти в сторону – за лучевой батареей неожиданно обнаружился лифт, и Гутти поняла, как спасшие их люди смогли так быстро оказаться на крыше.
— Ты мне очень дорога, — вдруг сказала директор Фо.
Гутти повредила спину и должна была теперь некоторое время пролежать в постели. Альби появилась спустя несколько дней – красноглазая, шмыгающая носом, полная раскаяния. Но Гутти не сердилась на неё – зато теперь она поняла, что есть люди, которые её по-настоящему любят. Строгая директор Фо каждый день по нескольку раз приходила навестить её и лично брала анализы, старясь причинить Гутти как можно меньше беспокойства и боли. Медсестра Лин приносила ей самую вкусную пищу, заботливо подтыкала подушку и развлекала анекдотами, в основном, на расовые темы. Считалось, что «зелёные» славятся прижимистостью и хитростью, а «коричневые» – хвастовством, распутством и разгильдяйством. Гутти хихикала и думала, что господин Даро и госпожа Фо, которых она успела хорошо изучить, никак не подпадают под такую оценку, но ведь они были особенными, лучшими представителями своих рас. Сама Гутти, по словам госпожи Фо, принадлежала к коричневой расе, но пока не ловила себя на хвастовстве. Разгильдяйство? Пожалуй, да. Распутство? Пока не замечала, но кто знает, как она вела себя с мужчинами до кораблекрушения. К тому же она мутантка, так что здесь трудно было сделать однозначный вывод, справедлива ли молва.
Альби принесла ей несколько книг. Одна из них содержала рассказ о происхождении людей. Гутти прочитала её не без скептицизма. Она всё больше обнаруживала в себе это свойство характера. Считалось, что Создатель изначально сотворил мир на планете Эрси гармоничным и прекрасным, но люди, помещённые им туда, разбаловались и погрязли в грехах, пользуясь его добротой. Как и всякий отец, Создатель долго пытался вразумить свои творения, подсылая к людям посланников с поучениями (сам он, видимо, считал это ниже своего достоинства), но без толку. Люди грешили, грешили и догрешились. Добрый отец вдруг стал злым (такая перемена изумила Гутти до глубины души), и одним махом смахнул грешников с лица планеты, заодно свернув горы, расплескав океаны и на время притушив Сеону – светило Эрси. Однако он пощадил несколько сотен праведников, раскрасил их кожу в разные цвета – зелёный и коричневый, чтобы сразу видеть, какая раса наиболее грешная, для острастки вылил на них Чашу испытаний со многими бедами и пустил дальнейшее развитие на самотёк. Разумеется, пережившие ужасный катаклизм люди стали более осторожными и уже не грешили в таких масштабах, как прежде. Например, обе расы теперь старались избегать войн и более-менее ценили жизнь каждого индивидуума. Со временем в каждой расе выделилось по могущественному роду творческих людей, внёсших самый большой вклад в развитие цивилизации. Так семьи господина Даро и госпожи Фо долгие столетия занимались одним благородным делом – борьбой с болезнями, ниспосланными Создателем. Род Целителей лечил, род Изобретателей создавал медицинскую аппаратуру. Важность этой задачи не могла сравниться ни с чем другим, поэтому судьба Эрси практически находилась в их руках.
Вечерами Гутти любила глядеть на звёзды и Мунну — маленькую невзрачную спутницу Эрси. Особенно завораживал её вид полного диска – он напоминал ей улыбающееся лицо. Медсестра Лин поворачивала кровать так, чтобы Гутти было удобно смотреть. Зрелище будоражило душу девушки. Ей казалось, что вот-вот случится чудо, и она вспомнит что-то очень важное.
— Хотела бы я подняться в небо и посмотреть поближе, — сказала как-то она, — здорово было бы погулять по Мунне. Тогда бы я обязательно помахала вам сверху рукой.
— Ха, — с оттенком гордости ответила на это Лин, — мой прадедушка поднимался туда, но потом с этим делом покончили. Он был из рода Поднимающихся в небо.
— И что? Почему покончили? – спросила Гутти заинтересованно.
— Дороговато, — развела руками её собеседница, — решили, что невыгодно это, пустое занятие – конечно, несколько аппаратов летают, но они все при деле, а гулять по Мунне – блажь какая-то. Зато медицина у нас бесплатная теперь, вот уж несколько поколений каждый самое лучшее имеет за просто так. И прадед сначала злился, пыхтел, но потом дошло, когда ему опухоль вырезали – ещё пять лет прожил, а было старику под 90. А ещё моя мама замуж вышла, в хороший род попала, который при медицине, так что я лично ни о чём не жалею. Да и род Поднимающихся в небо не бедствует.
— О, — разочарованно вздохнула Гутти, — значит, остаётся только мечтать.
Ей стало вдруг так грустно, как будто у неё любимую игрушку отняли.
— Когда я поправлюсь, — на другой день поведала она Альби, — я обязательно буду путешествовать, найду себе какое-нибудь дело. Ведь мои родители тоже любили путешествовать. Мне так хочется увидеть мир за пределами клиники!
Альби пожала плечами и усмехнулась:
— Я путешествую от дома до клиники, иногда выхожу куда-нибудь с друзьями. Мы раньше собирались и пели целыми вечерами, но потом постепенно у всех появились семьи, дети, заботы… Так наша группа и заглохла. Но и дело у меня есть – когда захочу, работаю в архиве. Знаешь, чтобы жениться, молодые должны показать друг другу справки, есть ли у них мутация, а если есть, то какая. Занудство! Но Фо считает, что мне надо чем-то заниматься.
— И тебе не скучно? – удивилась Гутти. – Я вот с ума схожу!
— От скуки есть средство, только Фо не говори, — понизила голос Альби, — пара таблеток – и ты взлетаешь и паришь в радужном мире. Ты не представляешь, как это здорово! Наверное, это и удерживает меня в жизни. Ведь я абсолютно бесполезна!
Альби засмеялась, но неожиданно её смех перешёл в рыдания. В палате тут же появилась медсестра Лин.
— Пойдём, дорогая! – она помогла Альби встать и куда-то увела. Спустя некоторое время девушка вернулась. Альби снова была весела и беззаботна, и Гутти не посмела спросить, почему она заплакала.
Директор Фо сидела в кабинете. Она была совершенно одна. Даро, всё ещё немного дувшийся на неё из-за случая с Альби, ушёл домой. Медсестра Лин находилась в палате у переживающего совершеннолетие юноши – осложнений не предвиделось, но знакомые госпожи Фо просили особо проследить за их сыном.
На стене скромно обставленного кабинета, напротив стола, висел портрет красивой темнокожей женщины в ядовито-лиловой форме директора клиники. Фо улыбнулась ей, по привычке беззвучно произнеся поминальную молитву. Она часто представляла себе, что могла чувствовать её мать, отправляясь на смерть. Пожертвовать собой ради любимой дочери, что может быть благородней! Если бы она могла это предотвратить! Фо зябко повела плечами, отгоняя грустные мысли, и включила экран. Что же, работа прежде всего. Того, что сделано, не воротишь. Надо смотреть в будущее. Утешив себя этими банальностями, почти правдивыми, как все банальности, директор клиники погрузилась в изучение последних данных о состоянии здоровья пациентки Гутти. Она с удовлетворением констатировала, что скоро придётся заняться настоящей серьёзной работой. Фо поймала себя на мысли, что ей немного жалко Гутти. Это ей не понравилось. Она — настоящий учёный и лучшая преображающая. Нельзя раскисать!
Альби нервничала – в последнее время Гутти сильно сдала. Что-то шло не так, анализы становились всё болезненнее, длительность процедур возрастала. Она давно не вставала с кровати, похудела, и её необычного цвета волосы пришлось снова сбрить. Госпожа Фо и в этой ситуации сохраняла оптимизм и надеялась на лучшее, но интуиция подсказывала Альби, что дело плохо. Самое неприятное, что Гутти, страдая от боли, попросила Альби принести ей таблетки радости, а этого делать не следовало. Конечно, брат защитит её в случае чего, но тогда под вопросом может оказаться его брак.
Прошло несколько дней, Гутти становилось всё хуже. Медсестра Лин намекнула господину Даро, что они могут потерять пациентку. И Альби решилась. В конце концов, Гутти стала её единственной подругой, она рисковала собой, пытаясь спасти её тогда, на крыше. Пришлось очень дорого заплатить за таблетки, продавец сказал, что они самые лучшие и эффективные, а что ещё она могла сделать для Гутти? Улучив момент, когда подруги остались наедине, она дала ей запрещённый препарат. Палата наверняка находилась под наблюдением вездесущей Лин, поэтому Альби пришлось схитрить. Она подала больной воды, незаметно уронив таблетки в стакан. По идее, Гутти должна была расслабиться и спокойно заснуть, переживая мгновения фантастического счастья, но вышло по-другому. Гутти выпила таблетки, несколько минут лежала неподвижно, потом закрыла глаза. Альби встала и отошла от кровати. Взглянув на экран, она увидела обычные показания, характеризующие состояние глубокого сна. Альби до совершеннолетия много занималась медициной и разбиралась во всём не хуже опытного врача. Внезапно послышался шум. Альби повернулась и увидела, что Гутти сидит на кровати, спустив босые ноги на пол.
— Ты простудишься, — хотела сказать Альби, но голос её оборвался.
Она увидела лицо подруги – неподвижную бледную маску ужаса, на котором выделялись ярко-голубые глаза. Изо рта Гутти шла белая пена. Она пыталась что-то сказать, делая беспорядочные знаки руками. Внезапно она снова обмякла и упала на кровать. Альби боязливо подошла, положила её ноги под одеяло, вытерла пену влажной салфеткой.
Гутти уже снова спала. Подбежавшая по тревоге медсестра Лин сменила больной рубашку, поправила отклеившиеся датчики. Альби так испугалась, что не смогла и слова вымолвить о произошедшем.
— Надо сказать директору Фо, чтобы снизила дозу, — сделала вывод медсестра, — хорошо, она заснула. Смотри-ка, как судорожно сжаты руки. Наверное, тяжёлый сон.
— Я закреплю антенну, мы почти дома, ну что за закон подлости! — Лео надел скафандр и теперь стоял у входа в шлюзовую камеру. Таня подошла нему и приложила руку к шлему – недавно изобретённый ими ритуал.
— Работы на пару часов, — улыбнулся он сквозь прозрачное забрало, — как здорово, что мне разрешили взять тебя в рейс!
— Вместо медового месяца, — скорчила гримаску Таня, — твоё начальство на всё пошло, лишь бы ты согласился.
Лео коротко, польщённо засмеялся. Он был лучшим специалистом по ручной стыковке. Автоматика иногда подводила, поэтому человек, способный поймать в Космосе отбившийся от станции грузовоз, ценился на вес золота.
Лео выплыл из рубки, через несколько минут приборы показали, что внешняя дверь шлюза открыта. Конечно, сломанная антенна – не подарок, но деньги за работу заплатят хорошие. Молодой семье всё пригодится.
Таня взглянула на экран – грузовоз мирно висел рядом, но на всякий случай Лео включил с его стороны несколько отражателей, защищавших корпус корабля от внешних воздействий. Внезапно огоньки на пульте управления замигали, Таня услышала в динамиках исказившийся от волнения голос мужа.
— Включи все отражатели, быстро! – кричал он. – Вспышка!
Таня автоматически нажала нужную комбинацию. Она увидела, что Лео отнесло от корабля, как пушинку. И наступила тьма.
Она вынырнула из мрака почти сразу. Рёбра болели, левая рука, по-видимому, была сломана, голова раскалывалась. Таня с трудом отстегнула ремни, кое-как выбралась из криво стоящего кресла и, согнувшись от боли, заковыляла к выходу. За окном иллюминатора колыхалась зеленоватая масса.
— Вода, — подумала Таня.
Она помнила, что по технике безопасности в таких случаях следует выбираться через верхний люк. Нажав несколько рычагов, Таня добилась желаемого. Она заставила себя не думать, что случилось с Лео, карабкаясь по выдвинувшейся аварийной лестнице. Девушка выползла наружу и огляделась. Вода почти скрывала корабль, до волн можно было дотянуться. Таня, скривившись от боли, протянула руку, набрала воды и смыла кровь с лица. Плавучести корабля ничто не угрожало, но Таня не могла заставить себя спуститься вниз, поесть или достать аптечку. Она присела на край люка и намертво вцепилась здоровой рукой в какую-то скобу. Сознание снова покинуло её.
— Ты в порядке?
Таня открыла глаза. У кровати стояла госпожа Фо, готовая помочь, поддержать, успокоить.
Таня попробовала сесть, ей это удалось не без труда.
— Неужели вчера был кризис? – в голосе директора клиники звучало неподдельное изумление.
— Почему вы не сказали мне правду? – спросила Таня. Она осознавала, что говорит на чужом языке. Недаром поначалу она с таким трудом артикулировала.
Госпожа Фо была так поражена, что сделала шаг назад и непроизвольно выставила ладонь, словно защищаясь.
— А какую правду ты имеешь в виду? – спросила она, облизывая губы. Глаза её забегали.
— Я имею в виду то, что я с планеты Земля, мой космический корабль попал в аварию, и я нахожусь на другой планете. Не хочу быть неблагодарной, но вы меня обманывали. Я понимаю, вы хотели уберечь меня от душевных травм, но теперь я вспомнила! Так расскажите мне всё, что вам известно! Как я оказалась на Эрси? Что с моим мужем?
Директор Фо молчала.
Пациентка подняла руку и отодрала от головы сразу несколько трубок. Она на мгновение замерла, будто прислушиваясь к своим мыслям.
— Так вы намеренно стёрли мне память? – с тихой яростью произнесла Таня, глядя прямо в фиолетовые глаза главной преображающей.
Госпожа Фо ни минуты более не колебалась. Она громким, уверенным голосом позвала медсестру:
— Лин, скорей, у Гутти бред и судороги!
Таня пыталась что-то говорить, спрашивать, доказывать, но крепкие руки удержали её в кровати, а в предплечье вонзилась иголка шприца.
Смерть пациентки госпожи Фо никого не удивила. На траурной церемонии присутствовали только близкие люди. Под печальную торжественную музыку тело Гутти было отправлено в банк хранения. Альби так и не призналась, что приносила ей таблетки радости. Тем более что теперь это никакого значения не имело. Всё шло своим чередом. Госпожа Фо готовилась к свадьбе с господином Даро. Её жених был по-настоящему огорчён – за несколько месяцев, проведённых рядом с необычной пациенткой, он привязался к ней, хотя внешне никогда не показывал этого. Медсестра Лин плакала и корила себя за то, что когда-то называла Гутти «покойницей». Как беду накликала!
Вернувшись в кабинет после церемонии, госпожа Фо позволила себе расслабиться. Она достала из сейфа бутылку вина и сделала несколько больших глотков прямо из горлышка.
Надёжно запечатанные в ячейке банка биоматериалы были гарантом грядущего счастья. Дорогая мамочка! Как бы она обрадовалась, что её дочь добилась решения проблемы, над которой билось несколько поколений женщин семьи Фо. Подкорректировать их ДНК было очень сложно, почти невозможно, но она сделала это благодаря наличию эталонного образца! Милая бедная Гутти послужила величию рода Целителей – и в этом её заслуга. Госпожа Фо не расстраивалась, что ей самой скоро придётся умереть — ведь женщины её рода страдали от погибельной некорректируемой мутации. Ни одна из них не доживала до сорока пяти лет. Но её дочурка будет жить столько, сколько положено нормальному эрсианину. Спасибо бедняжке Гутти! С какой она прилетела планеты, являлась ли она «дикой» мутанткой, уже не важно. Бред от передозировки лекарств нельзя принимать всерьёз! Создатель послал её туда, где она была нужнее всего! Не зря мама принесла себя в жертву, сымитировав несчастный случай, чтобы скрыть предстоящую скоро смерть. И не только мама. Бабушка госпожи Фо тоже трагически погибла во время взрыва лаборатории, когда ей было всего сорок четыре года. Если бы кто-то догадался, конец почестям, конец уважению – никто никогда не согласился бы видеть во главе Совета объединённых рас мутантку, как бы умна и талантлива она ни была! Но она заслужила власть и славу. Она – лучшая в мире преображающая!
Госпожа Фо погасила свет и вышла из кабинета. Господин Даро ждал её внизу в холле. Он выглядел расстроенным. Альби поблизости не наблюдалось. И госпожа Фо успокаивающе улыбнулась будущему мужу. Ей оставалось ещё около двадцати лет. Она решила, что проживёт их не зря.
Через тринадцать лет в «Преображении» мало что изменилось. Директор Фо безраздельно царила там, проводя ежедневные контрольные обходы и в тяжёлых случаях лично вставая к операционному столу. С её лица не сходила счастливая улыбка – после рождения дочери она стала гораздо мягче и принимала больше участия в жизни окружающих её людей.
Господин Даро занимался усовершенствованием медицинской техники и вместе с женой проводил смелые эксперименты, спасая жизни пациентов.
Альби работала в архиве и помогала медсестре Лин. Она почти не выходила из клиники, забросив прежние увлечения. К удивлению и радости семейства Фо–Даро ей всё-таки удалось найти себе мужа из приличной семьи и даже со скорректированной мутацией. Он работал в одном из отделов господина Даро, и тот поначалу решил, что молодой человек ухаживает за его сестрой из карьерных побуждений. Но это было не так – муж Альби в протекции не нуждался. Он разрабатывал новаторские медицинские программы и со временем стал пользоваться большим авторитетом.
Тело Гутти лежало в банке биоматериалов, и Альби всё реже приходила туда, чтобы привязать к ручке ячейки очередную памятную коробочку. Но она не забыла подругу.
Совершеннолетие юной Фо шло своим чередом – она получала нужные лекарства, и скорее для перестраховки, чем по медицинским показаниям, мать, когда пришло время, положила её в отдельную палату под присмотром преданной Лин. Она напоследок обняла дочь и поцеловала её в упругую щёчку. Юная Фо походила на мать, не унаследовав от отца массивный лоб и зеленоватую пигментацию. Кожа её была мягкого светло-коричневого цвета, как почти у всех нормальных детей от межрасовых браков. Фиолетовые раскосые глаза девочки заморгали, было видно, что она вот-вот расплачется. Госпожа Фо помогла ей улечься на операционный стол, сделала профилактический укол в худенькое плечо и подключила аппаратуру. Через несколько часов тело юной Фо покрылось тонкой кожистой плёнкой, она, как положено, впала в анабиоз и не реагировала на внешние раздражители. Плёнка почти полностью прикрыла её лицо, лишь на месте ноздрей остались небольшие отверстия. Госпожа Фо то и дело забегала в палату посмотреть, как идёт совершеннолетие, несмотря на то, что подключённые к телу юной Фо приборы работали безупречно. Медсестра Лин не выдержала и тоном, не терпящим возражений, попросила директора отправиться в комнату отдыха и немного поспать. Госпожа Фо, как ни странно, послушалась.
Лин устроилась у пульта преображения в примыкающем к палате кабинете. Она понимала волнение хозяйки, но считала, что дёргаться сейчас не следует. Много раз проверенная программа запущена, теперь никто не сможет вмешаться, даже если что-то, не дай Создатель, пойдёт не так.
— Выпьешь горячего? Фруктовый настой, твой любимый!
В кабинет вошла Альби с подносом, на котором стояли две чашки. Она считала своим долгом остаться в клинике, пока идёт совершеннолетие племянницы. Ведь её брат как мужчина не имел права наблюдать за процессом.
Медсестра Лин с благодарностью взяла чашку, с удовольствием принюхалась к тонкому аромату и отхлебнула фруктового настоя. Через несколько минут она мирно похрапывала.
Альби придвинула кресло, села к пульту, сосредоточилась. Её тонкие белые пальцы замелькали над клавиатурой. Медсестра Лин была права, когда говорила, что никто не может изменить запущенную программу совершеннолетия, но сейчас за пультом сидела самая лучшая преображающая за всю историю Эрси. За тринадцать лет она многое узнала, хотя мутантке не полагалось заниматься подобными делами. В детстве её обучали быть изобретателем приборов, но душа Альби всегда лежала к сложным и таинственным процессам рождения и преобразования человека. Даро переживал, что из-за болезни сестры занял её место, поэтому он и Фо не возражали против постоянного присутствия Альби в клинике. Наблюдая за операциями, она потом мысленно анализировала каждую мелкую деталь, часто замечая недочёты того или иного преображающего. Муж её охотно рассказывал жене о тонкостях своей профессии. Альби хватала знания на лету. Её жизнь наконец-то обрела смысл!
Работая в архиве, Альби удалось правдами и неправдами получить доступ к закрытым материалам, и теперь она была готова сделать решающий ход. Альби спешила – Фо вряд ли будет спать долго. Она почти закончила, но оставалось ещё кое-что. Альби на мгновение замешкалась. Как легко продумать план и как сложно выполнить его! Наконец она сделала выбор. С тяжёлым вздохом Альби нажала на клавишу «Завершение» и вышла из программы. Ей повезло – никто ничего не заметил. Лучшая преображающая зашла в палату и посмотрела на маленькое беззащитное тело племянницы. Шум из кабинета заставил её быстро вернуться обратно.
Медсестра Лин тяжело заворочалась в своём кресле.
— Не говори директору Фо, что я вздремнула! – сконфуженно попросила она. – Меня от горячего всегда в сон клонит!
Через две недели совершеннолетие юной Фо подошло к завершению. Супруги Фо-Даро, Альби и медсестра Лин ждали в кабинете. По традиции совершеннолетняя должна была самостоятельно освободиться от старой кожи, встать со стола, надеть парадную одежду и предстать перед роднёй преображённой. Вот послышались тихие неровные шаги, дверь автоматически отъехала в сторону. Юная Фо неуверенно вошла и встала на пороге, жмурясь от света и робко озираясь. Госпожа Фо первой подошла к дочери и сжала её в объятиях. Она нежно провела ладонями по густым чёрным волосам и несколько раз шутливо потянула девочку за маленькие розовато-коричневые уши (считалось, что это древняя традиция «на счастье»).
— Что это? – спросила она вдруг.
Голос госпожи Фо изменился до неузнаваемости, лицо исказилось. Она оглядела своих родственников. Медсестра Лин и господин Даро застыли в изумлении. Белобрысая сестрица Альби нахально ей ухмыльнулась.
— Альби, нам надо поговорить, — сказала госпожа Фо ровным голосом, — пойдём со мной.
Она ещё раз обняла растерянно улыбавшуюся дочь, отмахнулась от пытавшегося что-то сказать мужа и вышла. Альби с независимым видом последовала за ней.
— Ты знаешь, кто это сделал? – спросила госпожа Фо, усаживаясь за стол.
Альби про себя не могла не восхититься её выдержкой.
— А ты знала, то у меня не было некорректируемой мутации? – ответила она вопросом на вопрос. – Архивные записи операций твоей матери никто не проверял, ведь она была главной преображающей.
— Нет, я не знала, но я догадалась спустя несколько лет, – после долгого молчания ответила госпожа Фо, и Альби поняла, что она не лжёт, — но я могу понять, почему мама это сделала. Она хотела, чтобы я вышла замуж за твоего брата. А он должен был стать главным изобретателем приборов. Тогда бы никто никогда не посмел меня тронуть. Она хотела меня защитить. Если ты видела закрытые материалы, ты знаешь про мою беду.
— Да, знаю. Я собиралась сделать кое-что ещё, но вовремя одумалась, — призналась Альби, — ведь мстить уже некому. Понимаешь, некому и незачем. Наша юная Фо не должна страдать.
— Но ты всё-таки… — начала госпожа Фо. Постепенно до неё дошло, и она удивлённо посмотрела на Альби.
— Я видела твой интерес к преображению, но не могу поверить…
— Да. Я ещё и не на такое способна, — усмехнулась Альби, — думаю, когда ты официально признаешь ошибку (она сделала ударение на слове «ошибка») своей матушки, я могу занять место твоей заместительницы. Я не желаю разбивать сердце моего брата неожиданными запоздалыми признаниями. Он очень уважал твою мать.
— Спасибо, — госпожа Фо утомлённо прикрыла глаза, — я тебя недооценивала.
— Ага, — Альби кивнула, — как глава Совета ты можешь разобраться и с законами о мутантах, ведь правда? И ещё одно условие – мы должны решить, что делать с Гутти. Ты использовала её и отправила в банк. А ты не думала, кто она вообще такая?
— Это не имело значения, — возразила госпожа Фо, — она ведь действительно умирала. Болезнь крови и проблемы с кожей. Я слишком поздно поняла, что ей нельзя было долго находиться под лучами Сеоны. И она всё равно умерла бы года через два. Но тогда я растерялась. К ней внезапно вернулась память, и она могла мне навредить. Начались бы долгие дискуссии, расследования, а время уходило. И моя дочка была бы с рождения обречена на раннюю смерть. Как я.
— Тем не менее, ты поместила Гутти в банк, а не похоронила. И скопировала её мозг, — задумчиво сказала Альби, — беда в том, что ты воспринимала Гутти как лекарство для будущей дочери. И ты даже не задумывалась, что она могла дать ответы на многие вопросы, если вернуть ей память. Ты не стала изучать её дальше, не стала пытаться по-настоящему лечить, а просто устранила. Вроде и не убила, и концы в воду. До лучших времён. И совесть спокойна, не так ли?
Альби помолчала, с сожалением глядя на застывшее лицо невестки.
— Пришлось мне самой провести несколько исследований. Я с определённостью могу сказать, что Гутти — твоя очень дальняя родственница. Странно, правда? Вот уж никогда бы не подумала. Правда, мне даже страшно подумать, насколько она дальняя. Это не укладывается в голове. И самое важное — она никогда не переживала совершеннолетие. Мало того, я могу доказать, что нынешние осложнения с совершеннолетием, когда для некоторых детей его приходится вызывать искусственно, – не осложнения, как таковые, а постепенное возвращение к истокам. Ты догадалась, что я имею в виду? В этом направлении исследования никогда не велись.
Госпожа Фо ахнула и вцепилась в столешницу, она начинала понимать.
— Ну вот, теперь надо приступать к работе, — подбодрила её Альби, — может быть и не сразу, но у нас получится. Не зря же мы лучшие преображающие!
— Да, — сказала госпожа Фо, — долги надо отдавать.
— Гутти, ты меня слышишь? – говорили по-эрсиански.
Таня вынырнула из забытья, открыла глаза, неожиданно широко зевнула и потянулась. Ничего не болело, она чувствовала себя так, как будто заново родилась. Первой к ней приблизилась Альби. Она немного прибавила в весе и выглядела взрослой солидной дамой. Волосы подруги были уложены в строгую причёску, тело облекал ядовито-лиловый халат главной преображающей. Она напряжённо улыбалась.
— Гутти, ну, ты и соня! – постаревшая медсестра Лин выглянула из-за спины Альби. – У меня для тебя куча анекдотов! За два десятка лет знаешь, сколько накопилось! Рассказывать, не перерассказывать!
Она прерывисто вздохнула, утирая глаза рукавом оранжевого халата с надписью «Главная медсестра Лин».
— Меня зовут Таня, — сказала Таня, — но, если вы привыкли звать меня Гутти…
Она замолчала, нахмурилась. Воспоминания всплывали в её мозгу разрозненно, как кусочки мозаики, и она только что подумала об очень неприятном.
— С преображением, тётушка Гутти! — Альби и Лин посторонились, и Таня увидела смуглую молодую женщину с чёрными густыми волосами, свободно спадающими на плечи. Незнакомка была так похожа на госпожу Фо, что Таня невольно отстранилась.
— Я – дочь госпожи Фо и господина Даро. Я вам очень обязана, — сказала девушка дрожащим голосом, — мама бы тоже вас поблагодарила, если бы была жива.
Таня посмотрела в ярко-голубые глаза дочери госпожи Фо и перевела взгляд на Альби. Та молча, серьёзно кивнула. И Таня, ещё не зная, что случилось за время её продолжительного сна, протянула руку юной Фо.
В ту ночь Таня немного постояла перед окном, глядя на золотистый серп Мунны и вспоминая так понравившуюся ей много лет назад улыбку на диске ночного светила. Этот день принёс ей столько открытий, что обдумывать их не было сил.
Потом она заснула, и ей привиделась знакомая рубка космического корабля, добрый и какой-то отрешённый взгляд Лео, внезапное стремительное падение в бездну. Она читала о таких вещах в книгах, в научных, и не очень, и не думала, что когда-нибудь сама станет героиней подобной невероятной истории.
В дальнем уголке Вселенной существа, мнящие себя разумными, играли в странные опасные игры. Они считали себя сильными и достаточно взрослыми, чтобы в них играть, но во многом походили на малых детей… Они так и не поняли, что произошло с пространством и временем, потому что после страшного взрыва разлетелись по Вселенной в светящихся газовых потоках.
Пульсировали и взрывались звёзды, планеты сходили с орбит, а на уцелевших — раскалывались материки, пересыхали океаны и гибла зародившаяся или только зарождавшаяся жизнь. Пространство трепетало и выворачивалось, время разъярённой кошкой процарапывало в нём рваные дыры.
В одну из таких дыр провалился космический корабль, выиграв какие-то доли секунды, пока не вышли из строя отражатели. Там, куда он попал, царило относительное спокойствие. Вселенная давно зализала нанесённые раны и продолжала жить по привычным для неё законам.
Искусственный мозг корабля, не получая команд от единственной пассажирки, без сознания скрючившейся в поломанном штурманском кресле, включил автоматическое пилотирование и приступил к определению координат. Некоторые ориентиры исчезли или сместились, так что процесс затянулся надолго. Но наконец на экране монитора высветилась надпись «Курс – Земля».
Похожие статьи:
Рассказы → Распутье
Рассказы → Зефирелла Мортис
Рассказы → Эво люция
Рассказы → Человек умелый
Рассказы → Распутье
