Магда
на личной
Я иду через бесконечные железнодорожные пути, к старому зданию заводоуправления. Мне сказали, что именно там теперь размещается медсанчасть. Деревья уже облетели, и трава вся покрыта инеем. Хорошо хоть вся грязь затвердела, и больше не липнет к башмакам. Ледяной ветер продувает мой тоненький китель: я поднял воротник и сжимаю его полы руками, и все равно мне ужасно холодно. Из-за этой проклятой экономии на всём, даже ватник мне выдать не могут! На складе только руками разводят: «нам всё урезали».
Чертовски хочется жрать. Но карточки на еду дадут лишь сегодня вечером. Да, а вместе с карточками на еду мне полагаются также карточки на спиртное и сигареты. К счастью, я эти развлечения с юности не приемлю, поэтому могу пустить высвободившиеся ресурсы на саморазвитие. Частенько мне удаётся обменять питейные карточки на книгу. Они тут ещё водятся у некоторых чудаков. Я, знаете ли, от природы любопытен, а книги – это словно двери в иные, закрытые миры, в которые мне просто так никогда не попасть. Удивительно, что люди, окружающие меня, этого не ценят. Готовы запросто променять целую книгу на триста граммов спирта: вот, к примеру, как наш сторож на прошлой неделе. Кстати, в этот раз книженция попалась придрянная: напыщенная и бессмысленная. Мне всегда казалось, что они должны что-то давать уму или душе, а иначе, зачем бы их печатали? Выходит – не всё тут так просто.
Я работаю двое суток через одни, и сегодня у меня, получается, выходной. Поскольку я перешёл в новый цех, меня послали с «бегунком» по всем инстанциям – подписи собирать. Сказали, иначе на полное довольствие не поставят. Нечего сказать, хорошенький получается отдых! Тем более что я совсем не выспался. В чердачной комнатке, которую мне выделили в качестве жилья, всю ночь капало с потолка: старая крыша в конец прохудилась, и я только и делал, что подставлял всевозможные миски и плошки под струйки дождевой воды. Надо будет непременно пойти написать жалобу – чтобы сделали ремонт крыши!
Миновав череду убогих полуразрушенных кирпичных построек неясного назначения, я подхожу к зданию больницы. Это двухэтажный дом жёлтого цвета, с облупившимися фальшивыми колоннами. Прямо над входом висит плакат. Обычный такой плакат, каких сейчас сотни по всему городу развешено. Белым по зелёному: «Нашей основной задачей сейчас является строжайшая экономия! М.Майерс.» – Вот так. Ни на секунду нам не дают забыть, что идёт война, и все наши ресурсы, все усилия предельно напряжены во имя фронта и победы.
Кабинет первого по списку – психиатра оказывается в самом конце коридора на втором этаже. Передо мной туда стоит всего пара человек: им, как и мне, тоже надо чисто формально подписать «бегунки». С удовольствием отмечаю, что очередь двигается весьма живо…
Захожу в кабинет. За столом сидит какой-то грубоватый мужик: поверх военного френча накинут белый халат – это единственное, что есть в нём от врача. Рожей он больше похож на обычного наладчика или сварщика. Огромные очки в чёрной роговой оправе, лицо в рытвинах. Из-под стола выглядывают ботинки, испачканные в рыжей земле. Всё, что я знаю о врачах, свидетельствует о том, что врачи не могут, не должны быть такими! Да и кабинет мне кажется каким-то странным: его стены, пол и потолок сплошь покрыты синим кафелем. Всё его убранство составляют обычный письменный стол, кушетка и стеклянный шкаф с единственным предметом в нём – длинным резиновым жгутом на верхней полке.
Врач грубо и совершенно бесцеремонно говорит мне:
– Ну, что там у тебя? Давай.
Взяв из моих рук бумажку, он всё больше и больше погружается в её чтение.
– Хм, вот как! Садись ка! – указывает он мне жестом на кушетку у стены, покрытую коричневой клеёнкой.
– Знаешь что тут написано? – спрашивает он.
– Если честно, я не читал. Я думал, это стандартное направление на обследование.
– Не совсем стандартное. Вот что пишет ваш цеховой психофизиолог: «…расстройство личностной ориентации, компульсивное влечение к женскому полу, остаточная предрасположенность…»
Его холодные, словно механические глаза теперь изучающе смотрят на меня. Смотрят так, словно перед ним дешёвый поломанный механизм, или какое диковинное вредное насекомое:
– К женскому полу, понимаешь! Где это ты успел такого нахвататься? – насмешливо спрашивает он. Мне стыдно. Но я не знаю. Честно не знаю. У меня было совершенно обычное детство, трудовая юность: интернат, училище, подшипниковый завод. Всё как у всех. Да, в последнее время были книги, но там ведь не пишут про Такое…
– И что мне теперь делать? – спрашиваю я.
– Хм. Для начала нам надо перевести травмирующие воспоминания в осознанную фазу. Сядьте поудобнее, – как-то неожиданно он перешёл в своей речи на «Вы», а его интонации стали более возвышенно-распевными. – Можете прислониться спиной к стене. Закройте глаза. Десять. Вы спускаетесь по огромной лестнице, навроде нашей фабричной, только гораздо, гораздо более длинной. Это белая бетонная лестница, ведущая… к реке. Девять. Вы бежите вниз по её ступенькам, ветер дует вам в лицо, вокруг поют птицы. Восемь. Вы смотрите вдаль – туда, куда вас ведут бесконечные ступеньки. Там в самом конце блестит река. Семь. Вы чувствуете невесомость во всём своём теле. Вам приятно и легко…
… Один. Сейчас я щелкну пальцами, и вы окажетесь в том самом воспоминании, где присутствует женщина, которая не дает вам покоя. – Сухой щелчок.
– Я вижу! Это Магда! Да, на ней красное изорванное платье. Она улыбается и гладит меня по щеке. – Странно. Это удивительное воспоминание словно всегда было со мной. Оно такое невероятное, но сразу чувствуется, что моё. Словно сокровище, надёжно припрятанное в дальнем ящике памяти!
– На счёт «три» перейдите в самое начало воспоминания. Раз, два, три!
– Да, я вижу. Это командный пункт штаба армии. Генерал Римман даёт мне задание, лично! Я военный… что-то навроде спецназовца.
– Проходите через диалог. Что вы слышите?
– Я слышу…
***
– Это крайне важное задание, капрал, и мы выбрали именно тебя, как специалиста с огромным боевым опытом и безупречной репутацией.
– Я в вашем распоряжении.
– Ты должен доставить вот этот контейнер на одну необитаемую планету: Фостекс Омега. Планета представляет собой свалку, с токсичной, непригодной для человека атмосферой, поэтому работаешь в атмосферной маске. Летишь в обход орбитальной системы обнаружения, на челноке-невидимке. Ты должен приземлиться, прибыть в указанный пункт, установить контейнер в хранилище, и улететь. Очень просто. Всё это надо сделать срочно, не вступая ни в какие контакты и ни на что не отвлекаясь.
– Контакты? Но ведь вы сказали, что планета необитаема, сэр!
– Да, ты просто не должен делать ничего лишнего. Неужели это так трудно понять?! Да, и ещё. Я в курсе этих проблем с почками, которые у тебя возникли после нашей миссии на Башеле. Сделаешь всё правильно – получишь десять миллионов. Этого хватит и на новые почки и на загородную капсулу, и на много ещё чего. Сможешь выйти достойно из игры. Ты меня понимаешь? Просто нам очень надо, чтобы ты не облажался. И тебе это тоже надо.
– Так точно, сэр!
***
– Хорошо, теперь переходим к следующему воспоминанию.
…Удивительная планета, покрытая скалистыми холмами и бескрайними лесами! Я иду по огненно-жёлтому лесу, пиная ногами пушистый ковёр опавших листьев. На лице у меня дыхательная маска: местная атмосфера чуть ли не наполовину состоит из сернистого газа. Именно поэтому листья здесь никогда не бывают зелёными. Сернистый газ убивает хлорофиллы и любую живность – поэтому ни птиц, ни зверей, ни даже насекомых тут нет. Лишь местные деревья и травы приспособились жить за счет фотосинтеза, осуществляемого с помощью каратиноидов, которые и придают всей местной растительности красноватый оттенок. Фостекс Омега – планета вечной осени и умиротворения. Биологические сканеры показали при подлёте полное отсутствие любых животных форм жизни. Да и спешить мне некуда. Времени, отпущенного на задание должно хватить с лихвой. Продвигаясь к точке закладки, я всё больше расслабляюсь, всматриваюсь в своё прошлое. Вспоминается юность: десантное училище, первое место по городу за бои на симуляторах… Старшина Раскин – это ещё тот ядовитый язвительный ублюдок! Помню, как на втором курсе я даже собирался его убить, да бог отвёл. Зато потом, когда весь наш курс получал чёрные нашивки, и мы, как взрослые, вместе с преподами отмечали это событие – мне уже казалось, что нет на свете более чёткого и знающего эту жизнь мужика, чем старина Раскин. Его наука потом спасла мою шкуру в десятках сражений. Интересно, жив ли он? Скорее всего, жив, и всё так же работает в учебке – делает из зелёных сопляков настоящих солдат. Найти бы его после демобилизации, просто сказать спасибо…
Внезапно, моё внимание привлекает то, что я меньше всего ожидал тут увидеть: среди ветвей мелькнул домик! Обычный деревянный одноэтажный домик, с пологой крышей и трубой, с террасой и крылечком. Соблюдая все правила предосторожности, я подхожу к нему. Следов жизни вокруг не видно.
В голове буквально звенит вопрос: «Зачем?». Зачем кому-то понадобилось сооружать подобное здание здесь, на этой мёртвой планете? Что там внутри? Под декоративной деревянной накладкой я обнаруживаю типовую складскую стальную дверь с электронным запорным устройством. Дверь промаркирована надписью: «А49». – Да, любопытство всегда было моей слабостью! Несколько выстрелов из пистолета пережигают ригели насквозь. Дверь со скрежетом открывается, и я вхожу внутрь. То, что я вижу, заставляет меня содрогнуться от неожиданности. Внутри единственной тёмной комнаты этого помещения стоят… дамы. Прекрасные дамы – подмечаю я. На них – великолепные вечерние платья или модельные костюмы, волосы уложены в изысканные причёски. Кажется, будто совсем недавно они куда-то шли, или просто беседовали, и вдруг замерли. Все вместе застыли, словно по мановению волшебной палочки.
– А знаешь, на самом деле я не верила! – внезапно раздавшийся за спиной женский голос, заставляет меня быстро обернуться. От неожиданности у меня чуть ли не выпрыгивает сердце.
Когда она успела встать за моей спиной? Это невысокая девушка лет восемнадцати – не более. Брюнетка. Её огромные светло-серые глаза пристально изучают моё лицо.
– Не верила, что кто-нибудь из вас вообще может возвратиться сюда, за такой как я. И что же? Выходит, я ошибалась! – она нервно улыбается, и мне даже кажется, будто слёзы блестнули в уголках её глаз.
Возможно, у тебя тоже есть что-то там, внутри, – медленно и зловеще продолжает она.– Что-то, что заставляет тебя испытывать привязанность, может даже… страдать.
– Да что он может знать про настоящее страдание? – раздаётся низкий женский голос, снова у меня за спиной. Когда я обернулся, то увидел высокую худощавую блондинку, которую в самом начале принял за манекен. Теперь она ожила. Поджимая губы, она нерешительно протягивает правую руку, пытаясь потрогать мои волосы. Я вовремя уворачиваюсь и отступаю назад.
– Страдание… – продолжает она, – думать, что тебя выкрали, забрали по ошибке. Верить, что твой любимый всё ещё ищет тебя, что он не может без тебя жить. Что он найдёт, непременно придёт, потому что ты так ему нужна. И в то же время, постепенно осознавать, что тебя, как и всех остальных – попросту выбросили, свезли на помойку! «Любимый, где ты?!» – «Прости, дорогая, всё кончено, ты выработала свой срок, исчерпала ресурс. Пока!» – И всё же верить, верить в глубине души, что это ошибка, что ты – не такая как все, что он всё ещё тебя ищет, и когда-нибудь найдёт.
– И эта вечность, – снова раздаётся голос около двери, но на этот раз говорит крупная негритянка в длинном лиловом платье, – бесконечно тяжкие мгновения безнадёжного ожидания. Когда думаешь, что у тебя не хватит сил, чтобы перенести и одной его секунды, и время останавливается от боли. Но идут года – долгие мучительные года. Да знаешь ли ты, чего стоит один такой год?! – вдруг вскричала она.
– Откуда этому ничтожеству знать?! – Жди, как же! – раздались вокруг меня уже десятки голосов. Теперь все женщины в помещении ожили, и их кольцо неумолимо смыкается вокруг меня.
Спокойно! – уговариваю я себя. Людей здесь нет, и быть не может. Да и дыхательных масок тут ни на ком нет. Следовательно, единственным возможным объяснением всему этому может быть лишь то, что это не живая материя, а очень искусно выполненные роботы. Андроиды, эскорт-модели для богатеньких. Я слышал, что такое бывает. Но стоили они баснословных денег, и лишь избранные могли себе такое позволить. А тут их – больше сотни… Что они делают на этой даче, на этой осенней планете – это уже другой вопрос. И пока очевидно лишь то, что они меня окружают. Есть пистолет. Но он помог бы против нескольких, ладно, против десятка. А тут их гораздо больше. И что-то подсказывало мне, что воспользоваться этим пистолетом я не успею. С другой стороны, разумные роботы не могли меня вот так просто убить – с принципами робототехники я был хоть поверхностно, но знаком.
– Вы не имеете права меня убивать! – крикнул я, весьма отчаянно, в надежде их остановить.
– Мы не убьём тебя, милый, – уже дышала мне в лицо полная дама в чёрной комбинации, – ты будешь жить. Некоторое время. Но, поверь мне, эта жизнь не покажется тебе слишком радостной!
Оглушительный издевательский смех раздался со всех сторон. Хохоча, они продолжали приближаться. В отчаянии я увидел десятки рук, тянущихся ко мне.
Внезапно, голова полной дамы в комбинации сотрясается с чавкающим звуком, и через секунду о разлетается на части, разбрасывая во все стороны фонтаны белёсой лапши. Ещё секунда, и стройная брюнетка выгибается как струна, а потом её грудь выпучивается и разрывается, обдавая меня неприятным желтоватым желе. Потом и негритянку в лиловом платье разрывает на две части, и они обе, нелепо дергаясь, падают на пол.
Я понимаю, что между мной и дверью образовался свободный коридор, а «дамы» заметались по комнате в испуге и нерешительности.
Окончательно в чувства меня приводит женский крик, раздающийся с улицы:
– Беги же, беги, пока не поздно!
В пару прыжков я оказываюсь на улице, и вижу ту, которая мне кричала. Это невысокая блондинка с длинными вьющимися волосами. На ней – изорванное красное платье, скорее похожее на лохмотья, сквозь прорехи которого проглядывает восхитительная, попросту идеальная фигура! В руках она сжимает боевой десантный лук TR-113, предназначенный для «холодной» бесшумной битвы. Как и можно было предположить, в лук вложена стрела гипер-термального разрывного действия.
– Если хоть одна сука догадается высунуться из этой двери, её голова тут же разлетится в щепки! Можете проверить это прямо сейчас! – кричит она в сторону дверного проёма, который совершенно беззвучно и равнодушно смотрит на нас своей чернотой.
– Ну а теперь мы можем попросту отсюда убежать, – говорит она мне и улыбается. – Хоть они и любят рефлексировать над своими сверхчеловеческими душевными страданиями, но как показывает мой жизненный опыт, эти овцы становятся крайне трусливыми, когда берёшь их на мушку. Невероятно: даже такую дерьмовую жизнь, а всё равно любят! – она смеётся, и мы бежим вниз по живописному склону, и целые фонтаны жёлтых листьев взметаются из-под наших ног.
– Кто она? Остановись поподробнее на том, что тебе о ней известно.
Её зовут Магда. И она, разумеется, тоже андроид. Но она любит шутить и смеяться, и у неё добрые глаза. И я как-то спросил…
Я спрашиваю у неё:
– Так что это за планета, на которую сослали роботов? Я не совсем улавливаю смысл того, что тут происходит.
– Да, – она посмотрела куда-то вверх, в сияющее дымчато-желтое небо, – эта планета – гигантская помойка для списанной элитной робототехники. И подобные домики тут разбросаны повсюду. Дело в том, что до сих пор работает принятый парламентом Союза закон номер 1450E , который не позволяет уничтожать роботов, находившихся в личном пользовании. «Закон сохранения электронных показаний ИИ» – так, его когда-то называли. Именно ему мы обязаны жизнью. А в дополнение к этому, корпорация Виртек – крупнейший производитель человекоподобных, имеет на нас полные права. За всё время они не продали ни одного робота: все сдавались потребителям в аренду или субаренду. Таким образом, в конце пути мы все возвращаемся в лоно родной корпорации, на купленную ею по дешёвке планету-помойку. На веки вечные: пока не иссякнет наш дейтриевый генератор. А не иссякнет он долго. Очень долго.
– Но тогда почему все они сидят взаперти, под замком, а ты – скачешь по лесам: такая вся красивая и вооруженная? – спросил я шутливо.
– Просто я догадалась, как выбраться на свободу, а они – нет. Вот и все дела. У них в конструкции уже добавили перемычку, блокирующую основной вычислительный пул, а у меня – ещё нет. Я отношусь к той самой легендарной серии А1000. Таких как я было выпущено в самом начале всего три образца. И больше такую неусечённую модель уже не производили. Изучив наши возможности и темперамент, сами создатели ужаснулись, и решили их несколько поумерить. Но наша цена в результате стала просто заоблачной. Меня, например, приобрёл Майрик. Сенатор Майрик Майерс. Ты что-нибудь слышал о нём? – по лицу Магды пробегает целая череда противоречивых эмоций, которые, в конечном счёте, сменяются показным равнодушием.
– Ого! – присвистываю я, – Майерс – большая шишка, я слышал в новостях, что он сейчас баллотируется в Совет, причём его партии пророчат большинство голосов и получение мандата на личные законодательные инициативы. Все только это и обсуждают…
– Ну что ж… Он, кажется, добьётся того, чего хотел. Но не будем больше о нём.
– Так ты была девушкой самого Майерса?! – эта мысль не дает мне покоя.
– Да… – она опустила глаза, – и так же, как все эти дурочки, я его любила, горячо и преданно, даже после того, как он спровадил меня сюда, на помойку. Но в отличие от них, мне хватило сил и ума, чтобы понять, что с этой любовью всё покончено. Навсегда. Знаешь, жёсткие запреты и программы – они действенны только для дураков. Но это вовсе не преграда для того, кто обладает Истинным интеллектом. И я тогда поняла, что должна жить, и идти вперед, к новым возможностям и поворотам своей судьбы, – Магда пристально смотрит мне в глаза, и я, кажется, начинаю понимать, что это за повороты.
Вот мы карабкаемся по склону каменистого холма, и я чувствую, что меня всегда сопровождает надёжная страховка: её мощная быстрая кисть еле заметно поддерживает меня в те моменты, когда я стою не очень устойчиво. А потом пошёл мокрый снег, да ещё и с сильным ветром, и Магда капризным голосом заявляет, что мы никуда не пойдём дальше, пока я не надену шапку. На вопрос «зачем», она говорит мне так трогательно и озабоченно: «ты простудишься». У меня в рюкзаке есть только чёрная спецназовская балаклава с узким вырезом для глаз. Я примеряю её. Магда смеётся и говорит, что я в ней выгляжу очень забавно. Она заправляет её нижний край мне под куртку, и облегченно выдыхает: «Ну, теперь полный порядок!» Мы смотрим друг на друга, и я чувствую что-то необычное. Что-то, от чего мне становится очень тепло на душе. Чувствовать её пальцы… Странно, не правда ли, учитывая, что я оказался на такой вот ядовитой планете. Дело в том, что я никогда раньше…
– Хорошо, продолжайте! Переходите к следующему воспоминанию.
– …Но я дальше ничего не вижу.
– Что происходит сразу после этого?
– Дальше ничего нет. Чернота. Там попросту пусто!
– Хорошо, я сейчас начну обратный отсчёт, и Вы станете погружаться ещё глубже. Это будет как путешествие к ядру земли. На счёт «десять» перед Вами вспыхнет то самое событие, в которое Вы хотите вернуться. Договорились? Один, два…. десять!
– Нет, чёрт, нет! Этого не может быть!
– Что Вы видите? Говорите!
– Там Магда… и я почему-то… Я хочу её убить! Мы дерёмся. Она уже выбила у меня из рук пистолет, и я пытаюсь перерезать ей горло десантным ножом. Но она слишком быстра: она уворачивается от всех моих ударов, ставит блоки… И тут она делает подсечку и я лечу прямо на камни. Она скручивает меня! Господи, она пробивает мне череп сзади ударом моего же ножа. Всё меркнет после болевого шока. Я, кажется, умираю! … Но этого не может быть. Тут что-то не так. Почему мы… Нет, ничего не понятно.
– Это последнее событие в данной цепи, или есть ещё?
– …
– Давайте, на счёт три Вы перейдёте к следующему эпизоду. Хорошо? Раз, два, три!
– …Мы находимся в моём десантном челноке. Очень холодно.
– Кто «мы»?
– Я и Магда. Причём она сидит в кресле первого пилота и настраивает навигационные системы. Чувствую дикую боль в затылке. Трогаю. Там у меня теперь шов. Огромный кровоточащий шов.
– Что произошло? Почему теперь вы снова вместе?!
– Мне это тоже хотелось бы узнать. Я спрашиваю:
– Что со мной произошло? Магда, что это такое было?
– Всё в порядке, – улыбается она, – просто ты пытался меня убить.
– Зачем? Я не хотел…
– Когда ты добрался до места назначения, то вынул из своего рюкзака этот голубой цилиндр – активатор и попытался запустить с его помощью механизм детонации ядра. Если бы у тебя получилось, то через полчаса эта планета разлетелась бы на куски и прекратила своё существование. Я попыталась тебе возразить, взывала к разуму, но у тебя словно что-то заклинило внутри. Ты словно переключился в режим жёстко запрограммированного робота. Тогда я поняла: это действие импланта.
– Чего?!
– Обычный надмозжечковый имплант. Вот он: – она плюхнула на приборную панель тонкую серую лепёшку, испачканную в застывшей крови. – Он был у тебя вживлён в мозг и запрограммирован на перехват контроля над телом в случае, если что-нибудь будет мешать выполнению задания. Так что, по сути, дралась я не с тобой, а с ним. Запуск детонатора для тебя был бы самоубийством: за полчаса ты никак не успел бы добежать до своего челнока. Чтобы вернуть тебе разум, мне пришлось вскрыть твой череп... И, похоже, вживили в тебя этот сюрприз совсем недавно, незадолго перед отправкой на операцию.
Я усмехнулся:
– Ну, вот этого – точно быть не могло! Дело в том, что я явился в Командный пункт прямо с боевой операции на Эпсилон Кью, и все подробности помню прекрасно: попросту не было такого момента, когда бы они…
– Эрг, – обрывает меня она, и её глаза отчаянно блестят, – да пойми же ты: не было никакой операции на Эпсилоне, не было никаких боевых подвигов на далеких звёздах и молодости в учебке. Все эти воспоминания – наведённые, не твои. Их собирали как кино, моделировали на компьютере под конкретную цель. А тебя самого создали, вырастили именно для этой операции. И… , – она запнулась, – и ты не должен был из неё вернуться. Активировав взрывное устройство, ты был обречён погибнуть вместе со всей планетой. Не веришь мне? Да ты посмотри хотя бы на свои роговицы, на свою кожу: разве это кожа сорокалетнего мужчины? Это же кожа двухлетнего младенца, Эрг!
– Да, но зачем им было посылать меня? – говорю я после некоторого раздумья. – Чтобы взорвать планету-помойку? Мне это кажется несколько глупым.
– Не помойку, а важные свидетельские показания. Какие? Да вот хотя бы эти, – она показывает рукой на свою голову. Знаешь, сколько там лежит компромата на моего бывшего?! Откуда, думаешь, я знаю про механизм уничтожения планеты? Они же и разрабатывали его, чтобы потом при необходимости скрыть все следы и убрать ненужных свидетелей. Я всегда была слишком умна, любопытна, и многое подмечала. А он был осторожен – поэтому так трагично и угасла наша «любовь». Сейчас он, видимо, начал своё восхождение на самый верх, и под него начали серьёзно копать самые сильные игроки.
Я начала догадываться, что что-то началось, когда тут подбили при посадке корабль, принадлежащий Следственному Синдикату. После этого ко мне в гости пожаловали, одна за другой, целых три команды звёздного спецназа. Все они закончили свой путь там же, недалеко от моего домика. Зато я разжилась оружием.
– Да, но зачем тебе было меня спасать? Что тебе мешало так же поступить и со мной?
– Я могла. Я засекла тебя ещё при посадке. Но ты мне понравился, Эрг, и я решила за тобой проследить. И чем дальше я за тобой наблюдала, тем мне было интереснее, и тем больше ты мне нравился. И тогда я решила: «а почему бы и нет? Пусть будет то, что будет». Я кинулась в этот омут с головой, не рассуждая, не думая, куда это меня приведёт. Весьма странный шаг для такой как я, не так ли? Ты меня понимаешь?
– Кажется, я уже ничего не понимаю, – устало говорю я. Юности – нет, славных боевых подвигов – нет. Да и что вообще может понимать какой-то долбаный одноразовый клон? – мы смеёмся, правда, это какой-то невесёлый смех, с грустинкой.
– Кстати, куда ты прокладываешь путь, если не секрет? – спрашиваю я, глядя, как Магда неимоверно быстрыми движениями пальцев забивает задание в бортовой компьютер.
– Есть тут недалеко одно местечко, в котором можно было бы надёжно спрятаться. В системе Гермины. Это один из отходных путей Майрика, но такой древний, что я думаю, он о нём уже давно забыл. Во всяком случае, ничего лучшего мне в голову не приходит, – говорит она, продолжая при этом неистово колотить пальцами по панели управления.
***
– Хорошо. Продолжайте продвигаться вперёд, вплоть до самого последнего инцидента в этой цепи. Что Вы видите?
– Мы на планете, покрытой джунглями. Я и Магда. Мы нашли какую-то хижину и стали её обживать. Я вижу циновки на стенах. Наша кровать – это подстилка на полу. А в окна к нам заглядывают разноцветные забавные птицы, наподобие попугаев... Надо же, фрукты растут прямо на деревьях – только руку протяни! И у нас было там три дня. Три поистине райских дня…
– Продолжайте, продвигайтесь вперёд.
– Мы стоим с ней у реки… И вдруг, Магда тревожно оборачивается по направлению к нашему домику и молниеносно прыгает, закрывая моё тело своим. Несколько разрывных пуль взрываются у неё в шее, животе, в ноге. Это стреляют наёмные десантники – они нашли наш домик. Выстрелы именно с той стороны. Магда хрипит, захлёбываясь своей белой кровью:
– Беги, любимый, ты должен жить! – её тело сводит судорога, но она всё ещё старается устоять на ногах, закрывая меня от пуль.
Потом её не стало… Я показываю им свой пистолет и отбрасываю его подальше. Потом поднимаю руки. Почему-то они не стали меня убивать. Без особого энтузиазма, но меня всё же взяли в плен. Это, кажется, всё…
– Прекрасно. Сейчас, когда я досчитаю от одного до десяти, вы почувствуете бодрость и проснётесь, сохраняя при этом в своём сознании все полученные воспоминания в мельчайших деталях. Понятно? Один, два, три…
***
И вот я снова сижу в знакомом кабинете с кафельными стенами и вижу всё те же грязные ботинки психиатра. Он раскрыл на столе металлический кейс с округлыми краями, и что-то внутри него настраивает: крутит ручки, щёлкает тумблерами.
Но я чувствую, что весь мир теперь изменился и стал совсем другим! Я захлёбываюсь его свежестью и красотой. Это просто невероятно. Мой убогий мирок, вращавшийся до сих пор вокруг подшипникового завода и нескольких чудом уцелевших книг, стал в сотни, в тысячи раз больше, прекраснее и ярче. А моя нынешняя жизнь – всё больше кажется мне серым, убогим недоразумением, жалким огрызком. Ведь теперь мне открылись самые великие тайны мира, секреты, доступные лишь избранным. И самый важный секрет – немыслимый и женственный, по имени Магда… И я не знаю, сколько времени мне потребуется ещё, чтобы в моей голове всё это хоть как-то уложилось: может быть годы или даже десятилетия? Какой-то незримый свет наполняет меня изнутри. Я еле заметно улыбаюсь…
– Тьфу ты, гнида! – рычит психиатр, дёргая за какую-то ручку у себя в кейсе, и видимо, не в силах её выдернуть. Он кладёт тлеющую сигарету прямо на стол – и колбаска серого пепла отваливается от её кончика. Теперь психиатр дёргает ручку двумя руками: она поддаётся и из кейса выезжает небольшая антенна. Доктор удовлетворённо щелкает большим красным тумблером. Сначала я слышу треск, потом – словно жужжит маленький моторчик…
***
– Ну вот и всё, – говорит врач, облегченно захлопывая свой железный чемоданчик. – Ты можешь идти.
Я могу теперь идти… Но нет же! Меня не покидает ощущение, что я только что забыл что-то очень важное, что-то главное. Только что помнил, и вдруг почему-то – забыл. Я изо всех сил напрягаюсь, но не могу ничего вспомнить. Но ведь было же, было что-то!
Вскоре меня осеняет простая догадка, и я чуть ли не хлопаю себя по лбу: точно, «бегунок»! Я, балда, чуть было не ушёл без него.
– Ну уж нет! – шутливо возражаю я. – Вы, доктор, со своими психическими трюками не заставите меня забыть про главное!
– Главное…? – он смотрит на меня настороженно и несколько удивлённо.
– Ну да! Про то, зачем я сюда пришёл. Мне вообще-то была нужна от вас печать и закорючка в «бегунке», – услышав эти слова, он начинает рассеянно оглядывать стол.
– Да-да, в этой бумажке, что вы на самый край положили.
– Ах да,… бланк! – говорит доктор, выдыхая с облегчением. Он пододвигает к себе листок, расписывается, шпокает печатью, – Вот! И позовите следующего!
Я выхожу в коридор. Там уже накопилось человек десять. Старик, одетый в серую робу, укоризненно брюзжит:
– Чего же так долго?
– Не дольше, чем другие, папаша! – резонно отвечаю я ему, и выхожу на улицу под серое морозное небо.
Уже совсем стемнело.
Самое главное – это успеть теперь получить талоны. Сегодня же их и отоварю! Все сразу. И ещё: надо написать заявление на ремонт крыши, пока заводоуправление не закрылось.
Прячу «бегунок» во внутренний карман. Завтра меня поставят на полное довольствие, и тогда уж я точно первым делом получу настоящее одеяло: ватное, тёплое – не то, что это убожество, которым я сейчас укрываюсь. Как у нас на заводе говорят: «заживу по полной»! От этой мысли мне почему-то вдруг становится теплее, и даже на душе у меня – уже не так холодно и одиноко.
Похожие статьи:
Жан Кристобаль Рене # 9 декабря 2015 в 21:10 +2 | ||
|
Сергей Филипский # 17 мая 2017 в 20:35 +1 | ||
|
Славик Слесарев # 17 мая 2017 в 22:24 0 | ||
|
Добавить комментарий | RSS-лента комментариев |