Так-так, так-так, так-так…
Так поезд говорит. Так-так, так-так, так-так…
Так-то оно так, а дальше что?
А поезд не знает, дальше что.
Машинист знает.
- А машинист его знает, - говорит необъятная тетка с двумя необъятными баулами.
Присказка тут такая. Когда кто-то чего-то не знает, вот так говорит:
- А машинист его знает.
Да кто его видел, машиниста-то, - фыркает дядька со сканвордами, сканвордов в поезд набрал, что с ними делать, не знает.
Люди начинают ворчать, говорят про машиниста, которого не видел никто, да и есть ли вообще этот машинист, или нет никакого машиниста, выдумали тоже, скажете тоже – машинист…
Так-так, так-так, так-так.
Иду, покачиваюсь в такт поезду.
Так-так, так-так, так-так.
Так-то оно так, а потом что?
А ничего.
А суп с котом.
- Проводник где? – вопит необъятная тетка, вваливается в конец вагона.
Говорю как можно спокойнее.
- Я проводник.
- Ой, а стакан у вас можно попросить? Фирменный, с подстаканником…
- Отчего ж нельзя… очень даже можно.
- А вы здесь давно? – не унимается тетка.
Пожимаю плечами, а как же иначе, проводником жил, проводником и помру.
- А то посидите с нами… пока то да се.
Иду сидеть с ними. Пока то да се. Пьем чай, постукивают ложки в такт поезда, так-так, так-так, так-так.
- Поезд-то, говорят, особый какой-то, правительственный, - говорит тетка, она Клавой представилась.
- Где ж вы такие правительственные поезда видели, правительственный, он бронированный весь, - не соглашается мужик со сканвордами.
- Ой, да ну, я по телевизору видела, правительственный поезд это!
- Да по телевизору еще и не то покажут, по телевизору вон Гарри Поттер на метле летает, что, тоже правда?
- Ой, да ну вас! – Клава умоляюще смотрит на меня, будто спрашивает, правительственный это поезд, или какой. Развожу руками, хоть убейте, не знаю, что за поезд, правительственный, или какой еще, мое дело маленькое, я же проводник…
- Молодой человек, - дядька со сканвордами заговорщически поворачивается ко мне, - вы тут давно?
Пожимаю плечами, проводником родился, проводником и помру.
- Машиниста-то никогда не видели?
- Не приходилось.
- А вы сами как думаете… есть машинист?
Пожимаю плечами.
- Нет-нет, вы плечами-то не пожимайте, вы мне скажите, вы вот как думаете, есть машинист, нет?
- Да нет, наверное.
- А зря так думаете, ой, зря. Думаете, кто поезд-то построил? Кто по рельсам пустил? Куда? Откуда? Не задумывались? Правильно, молодые, что им думать-то… а я вам скажу, если поезд есть, значит, кто-то его создал. Так? Не-ет, молодой человек, это разобраться надо, а то так всю жизнь проживете, ничего кроме поезда и не увидите…
Хочу сказать – а что мне еще нужно увидеть кроме поезда.
Не говорю.
Так-так, так-так, так-так.
Так поезд говорит.
Так-то оно, конечно, так…
Выхожу из подсобки с подносом, - время разносить чай, иду по коридору, поезд делает крутой вираж на повороте, поднос выскакивает у меня из рук, рушится на человека в полицейской форме. Вижу генеральские погоны, неуклюже отдаю честь, неуклюже бормочу какие-то извинения…
- Ничего, ничего… как говорят, стирай не стирай, все равно запачкается, - кивает генерал, - я что пришел-то… Покушение на машиниста готовится.
Вздрагиваю.
- А… кто покушается?
- Вот ты и выяснишь, кто.
- Я?
- Ты, кто еще-то. Ты же у нас по вагонам ходишь, смотришь все… Так?
Так-так. Так-так. Так-так, - говорит поезд.
Хожу. Смотрю. По вагонам.
А что тут ходить-смотреть, входят, выходят на каждой станции, хочу спросить, откуда они вышли, куда они идут – не спрашиваю.
Мне не положено.
Да и не знают они. Разок нарушил устав, спросил-таки у пассажира, куда он едет, он ответил – куда поезд, туда и я. А когда спросил, что делать будет, когда сойдет с поезда, он чуть не проломил мне голову.
Было, было.
Так.
Так-так. Так-так.
Несется поезд из ниоткуда в никуда.
Это он может.
Смотрю в поток одинаковых лиц, за годы работы все лица сбиваются в однообразную серую массу.
Думаю, кто из них может устроить покушение на машиниста. Да не покушение. Убийство. Почему-то мне не верится, что машинист спасется.
Думаю, сколько раз менялись у нашего поезда машинисты.
Не знаю.
Обхожу поезд как всегда вечером. Люди бросаются ко мне с просьбами, пожеланиями, тому чай, этому кофе, у той постельного белья нет, этой холодно, тому жарко…
Как всегда.
В изнеможении добираюсь до последнего вагона, дальше головной вагон, где машинист, если вообще есть какой-то машинист. Заглядываю в последнее купе, все ли на месте, не нужно ли чего, дядька со сканвордами встречает меня широченной улыбкой.
- А-а, сколько лет, сколько зим… ну что, как живете-можете?
Вымученно улыбаюсь.
- Помаленьку.
- Вот и отлично… вы тут вроде как давно уже?
- Да… всю жизнь.
- А дальше куда планируете? Молодой еще…
Пожимаю плечами, чего ради я должен что-то планировать.
- Чего плечами жмете?
- Мне и здесь хорошо.
- Чего и здесь хорошо… Большому кораблю большое плавание… Я-то в ваши годы…
Наношу ответный удар:
- А вы кто?
- Я-то? В советниках у машиниста хожу.
- А серьезно если?
- И я серьезно.
Оживляюсь.
- Что… самого машиниста видели?
- М-мил человек, кто ж вам машиниста-то покажет? Я с ним только так переписываюсь… он мне инструкции какие, я ему соображения свои…
Смотрю на него. Не верю. Не бывает так, что хотите со мной делайте – не бывает.
- Так-то, молодой человек… думаете, здесь все мелкие сошки едут… а нет…
Осторожно говорю.
- А может… нет никакого машиниста… может… это фикция? Откуда сами знаете, кто вам письма эти… шлет?
Дядька со сканвордами хочет возразить. Не успевает, в купе вваливается необъятная тетка в пеньюаре, валится на нижнюю полку, ой, мальчики, спокойной ночи всем, пошла я спать…
С трудом подавляю зевок.
- Что, умучили вас сегодня? – спрашивает дядька.
Есть маленько.
- Да не маленько, вижу, из вас сегодня все соки выжали… спать ложитесь, вот что я вам скажу…
- Мне начальник потом такое «спать» устроит…
- А вы здесь ложитесь, сюда, чай, начальник ваш не сунется. А я покурю пойду.
Даже не говорю, что в поезде нельзя курить. Вытягиваюсь на полке, закрываю глаза.
Дядька выходит.
Потихоньку соскальзываю с полки, иду за ним. Так и есть, направляется в сторону первого вагона, в святую святых.
Выжидаю.
Он выходит в тамбур, ощупывает массивную дверь вагона впереди.
Так-так, так-так, так-так.
Дядька открывает замок. Неожиданно легко.
Вынимаю из-за пазухи кольт. Тоже неожиданно легко.
Дядька тоже вынимает кольт, целится в невидимую в темноте фигуру машиниста.
Спускаю крючок.
Дядька падает к моим ногам, болтается его окровавленная голова, бьется о стены вагона, так-так, так-так, так-так.
Так-то оно так…
Волоку тело в тамбур, распахиваю дверь, бросаю убитого под откос. Тело кувыркается в темноту ночи. Еще пол нужно вымыть, да поскорее, пока не прошел никто, а то побежит меня дергать, а-а-а, у вас там чегой-то красное разлили…
Ну-ну…
Знали бы они, чего это красное…
Распахивается купе, вот черт, не успел…
- Стреляли?
Смотрю на начальника полиции, ну этот-то хоть не будет орать из-за не вытертой лужи…
Поясняю:
- Один тут покушался на машиниста.
- Где преступник?
- Я убил его.
- Отлично. Поезд может вами гордиться.
- Служу поезду.
Полицейский уходит. Дотираю-таки кровавые потеки. Оглядываюсь, не видит ли меня кто.
Нет.
Не видят.
Иду к кабине машиниста, думаю, почему у меня так потеют ладони, почему так бешено бьется сердце…
Поворачиваю ключ в замке.
Вхожу. За дверью никого нет. Я уже знал, что за дверью никого не будет.
Сажусь за пульт. Потираю руки, почему так потеют ладони всякий раз, когда иду сюда…
Так-так, так-так, так-так, - говорит поезд.
Киваю – так, так.
Веду поезд. Это днем его можно на самотек пустить, а ночью следить надо, развилок до черта и больше, только и успевай поворачивать состав.
Успеваю.
Поворачиваю.
Думаю, кто завтра придет искать меня здесь, чтобы убить.
Так-так.
