Цокот копыт.
Там, сзади.
Еще надеюсь, померещилось, ну мало ли, ну бывает, может, кто-то на каблуках… нет, не на каблуках, черта с два на каблуках, цокает за мной на копытцах…
Сворачиваю в проулок, в один, в другой, в третий, может, не за мной, может, не по мою душу спешит, может, куда ещё…
Нет.
Догоняет меня, цокает копытцами. Вижу в темноте проулка рогатый силуэт…
Бегу. Легко сказать, бегу, сам себя загоняю в тупик, понастроили лабиринт вместо района, заезжай, блин, и живи…
Он останавливается подле меня, мохнатый, рогатый, сверкают кошачьи зрачки. Хватает меня за горло… нет, не за горло, за цепочку на шее…
— Это у вас… крест, да?
— К-крест.
Хочу добавить — не продается. Не добавляю.
— Вы… этот… который с крестом?
Не понимаю. Киваю.
— С крестом.
— А… вы не торопитесь? Понимаете, тут дело такое…
Ёкает сердце. Самый лучший способ напугать человека, сказать ему — а вы не торопитесь…
— Я в этом не понимаю ничего… — он снова показывает на крест, — а вы мне объясните…
— М-м-м… попробую.
— А то у нас случай тут такой вышел…
— У кого, у нас?
— У нас… у людей…
— А что-то я не вижу… — босс еще раз смотрит на мое резюме, — вы в каком году дипломатии обучались?
Ослышался я, что ли…
— Н-не в каком.
— Как не обучались, я русским по белому требовал, мне профессиональные дипломаты нужны…
Фыркаю. Это новенькое что-то, чтобы на руины мертвого города дипломатов загоняли. Скоро таким макаром депутатов госдусмы погонят на городскую свалку работать. Кстати, давно пора.
Пытаюсь отшутиться.
— Ну что мне теперь… в спешном порядке курсы кончать?
Босс шуток не понимает, смотрит на меня единственным глазом, поворачивает экран.
— Сказано. Дипломаты нужны.
Взрываюсь. Нервы у меня вроде ничего, ген Оклахома по восьмой аллели, только уж если взрываюсь, тут никакие гены не спасут…
— Что мне там, с крысами дипломатию разводить? Или с собаками бродячими?
Жду, что босс тоже взорвется. Босс не взрывается, еще бы, электромагнитное сердце в пластиковой коробке, где ему…
Пытаюсь выкрутиться, зря, что ли, айкью выше двухсот, мне генетик говорил, с твоими мозгами хоть счас в президенты… или в сумасшедший дом…
— У меня дипломатия в генах… восьмая аллель эй-чи-ди по доминантному признаку…
— Да что вы мне своими признаками, вы хоть понимаете, вам там один неосторожный шаг жизни будет стоить!
Ага, взорвался-таки босс… еще не босс, но он будет моим боссом, провалиться мне на месте…
— И будет стоить. Если пришьют меня там, мои проблемы будут.
— Ага, ваши проблемы… а меня потом так пришьют, мало не покажется. Меня потом страна ваша…
— А что мне страна, сам за себя отвечаю…
— А годиков сколько?
— Шестнадцать, мало, что ли?
— М-м-м… вроде бы за себя с восемнадцати лет отвечают…
— У вас, может, и с восемнадцати, у нас с пятнадцати, а то и раньше… не маленькие.
— Ну, смотрите… о-ой, поубиваете там друг друга, на меня потом не жалуйтесь…
Снова пытаюсь отшутиться:
— Если поубиваем, точно жаловаться не будем.
— Все шуточки шутите…
— В восьмой аллели ген лол по доминанте, все учтено…
— Да задолбали с генами своими, нашли, чем гордиться… я ж вам микросхемы свои не выкладываю…
— А выложите… с удовольствием посмотрю.
— Ну что… — босс испытующе смотрит на меня, — Город-то знаем?
— Ну… имеем представление.
— Плохо, плохо, надо знать… заблудитесь, вытаскивать вас не буду… Вот так… здесь вот он где-то начинается, и дальше идет… Вот здесь вот высотка, где лежит объект… предположительно лежит. Доходите до высотки, вот, по шоссе… никуда не сворачиваем, к зданиям не подходим, на бошки вам упадут, вытаскивать не буду…
— С руинами, что ли, дипломатию разводить?
— Шуточки шутим… ну посмотрим, как вы там шуточки шутить будете…
— А… город как называется?
Босс фыркает.
— Вы и этого не знаете?
— А вы?
Кажется, смутил я его. Кажется, и правда не знает. Тем лучше, не все же ему меня смущать, можно и мне маленько…
— Счас, счас, гляну на карте… Мас… Мас… Масштаб… а нет, это карта… а вот… Мо… руна непонятная… кау. Вот. Мо Кау.
— Это в Китае?
— Тьфу ты, в Китае, здесь, у нас…
Город…
Мертвый город нас обманул. Это я сразу скажу, город нас обманул, даром, что мертвый. Обманул, как-то жестоко, жестко, а-а-а, вы ко мне припе-е-ерлись, аа-а-а, объект искать, а-а-а, вот вам…
Город оказался совсем не таким, как на карте. Совсем. Дома все куда-то разбежались, улицы перепутались, районы развалились на куски.
Я уже тогда понял, что не через три дня, не через три недели мы, оттуда не выберемся…
— А вы дипломат? — спрашиваю у Тач. Её зовут Тач. Главное, не забыть, Тач, Тач, Тач, тачка, только без ка… и не забыться, тачкой не назвать. Память у меня хлипенькая, стандартный набор, ген джи-эр-ай-би, и всё, и хорош…
— Нет… а вы?
— Н-нет…
Оборачиваемся к третьему нашему спутнику, его зовут Руслан, Руслан, даже не знаю, как запомнить, с чем связать это слово…
— Не… а чего боссу нашему дипломаты нужны, с кем тут дипломатию разводить будем?
— С крысами, — фыркает Тач.
— С руинами, — подхватываю.
— Друг с другом, а то ведь без дипломатии хрен договоримся… — смеется Руслан.
Смеемся. Мы еще смеемся, мы еще не знаем, насколько он прав…
— А ты где учился? — спрашивает Руслан.
Чувствую, что краснею.
— А… везде… понемногу…
Почему-то стыдно признаться, что так ничего толком и не закончил. На мое счастье Руслан кивает, ему все равно, что я там кончал.
— А ты?
— А… три класса и коридор.
Киваю. Понимающе посмеиваемся. Косимся на Тач, сколько она там сказала у неё высших, пять, шестое получает… ну-ну, хочется верить, что фигня все это, так не бывает, напокупала в переходе, или еще где…
Потихоньку знакомимся. Потихоньку посмеиваемся над боссом, можно подумать, без дипломатов друг друга не спросим, кто где учился, кто где родился…
Руслан показывает на фотографию в телефоне.
— Родители мои… Отец на заводе всю жизнь, мать в институте преподает…
Киваю. Завод, это хорошо, не было бы заводов, вообще бы ничего не было, и в институте тоже хорошо, не все же, как я, доучиться не могут…
— А твои родители кто?
Не понимаю.
— Кто?
— Ну, родители есть у тебя?
— Нет.
Руслан меняется в лице, будто я ляпнул что неприличное, даже не неприличное, а я вообще не знаю, какое… будто сказал, что вчера в переулке троих зарезал, или я не знаю, что…
— А-а… а чего случилось?
— В смысле?
Руслан бледнеет.
— Ты… прости, спрашиваю… не в свое дело лезу… умерли они или что?
— Кто?
— Родители твои…
— Да не было у меня никаких родителей, что ты…
Руслан кивает. Еще раз меняется в лице, только что смотрел на меня сочувственно, как на обреченного, и уже отодвигается от меня, как от чумного, или от чего похуже, как будто я не знаю, что сделал…
— А то-то ты без этого…
Показывает себе на грудь. Тогда я его не понял. Тогда я еще не понимал…
— А у тебя?
Руслан смотрит на Тач.
— Отец машинами торговал… мать поварихой… кто про сватью бабу Бабариху скажет, в зубы получит…
Смеемся. Вспоминаем-таки присказку про ткачиху с поварихой и сватьей бабой Бабарихой. Тач вспоминает дальше, про шмеля, который их всех жалит, про князя Гвидона…
— Это ж сказка целая… — вздыхаю.
— А ты как хотел… Пушкин… Ветер по морю гуляет и кораблик подгоняет, он бежит себе в волнах на раздутых парусах…
— Память у тебя…
— Не жалуемся… — Тач улыбается, как-то фальшиво, натянуто, — восемь гигов.
Киваю. Думаю, что измеряют в гигах. Не знаю. Хочу спросить, кто такие родители. Не спрашиваю.
— Черта с два пройдем.
Смотрим на город. На то, что было городом. Город, который посмеялся над нами, который нас обманул. Жестоко, насмешливо. Не любят мертвые города, когда к ним приходят, это тебе не живой город, который встречает, обнимает огнями реклам, заходи-заходи-заходи-купи-купи-купи-скидка-скидка-распродажа…
А мертвые города людей не любят, это да. Рушатся перед ними, заваливают входы-выходы, путают в лабиринтах, душат, давят, смотрят глазницами пустых окон…
Оглядываю то, что когда-то было улицей.
— Не пройдем. Айдате в обход… Тач, что там, обойти-то найдем где?
Тач ведет пальцем по карте, совсем по-детски, она много что делает по-детски, только чувствуется, что не девочка уже, интересно, сколько ей лет… у женщин вроде как не спрашивают…
— Вот здесь… проберемся, если еще где чего не упало…
— Стой, а это что за фигня?
— Где?
— Да вот, на карте… пунктир какой-то…
— Да… границы какие-нибудь государственные…
— Ты чего, какие границы посреди города? — фыркает Руслан.
— Ну, мало ли… я откуда знаю… — Тач щелкает пальцами, вспоминает что-то, кивает своим мыслям, — точно, был такой город… Вег… Пэ.
— Чего?
— Вег… Пэ. Ну как у древних городов названия писали, Вег, потом там две руны непонятные палочками такими вертикальными, и буква Пэ в конце. Так вот, там город какой-то был, так границу провели прямо посередине города… стену поставили…
— Это когда было?
— Лет триста назад… век икс-икс по старому стилю…
Обреченно смотрим на Тач, с такой памятью и десять дипломов получит не дрогнет, куда мне со своим джи-эр-ай-би в доминанте…
Идем. Город расступается, делает вид, что сдается. Только делает вид, затаился он, затаился, выжидает…
Земля хрустит под ногами, земля ли…
Разверзается…
Проваливается…
Хватаюсь за воздух, воздух не держит, задним числом (о-о-о-очень задним числом) вспоминаю, что на карте обозначают пунктиром — реки…
Всплеск.
Холод.
Темнота.
Река уносит куда-то в подземелье, выныриваю, выныривать некуда, бьюсь о каменную твердь…
Умираю…
…оживаю.
Вижу тусклое сияние впереди, пролом в асфальте, хватаюсь за пролом, ползу, карабкаюсь, ну только обвались подо мной, только обвались, не знаю, что с тобой сделаю, ничего я с тобой не сделаю… асфальт обламывается, сам не понимаю, как прыгаю на ровную землю, тянется за мной какая-то ржа из истлевших труб…
Оглядываюсь.
Город беззвучно смеется надо мной, хрен ты отсюда выберешься, хрен ты здесь кого найдешь… ищу телефон, да какой телефон, сдох телефон, говорил мне торгаш, берите восьмую модель, в воде не тонет, я только отмахивался, вы еще мне такой дайте, который в огне не горит…
Ищу своих, вон они, в конце улицы, бегу, здесь и бегать-то нельзя, растрясу старые высотки, посыплются на меня, как спелые груши…
Руслан шарахается от меня, как от зачумленного.
— Ты… ты чего?
— Это ты чего, ты как жив-то вообще… тебя с полчаса не было… там, под водой…
Киваю.
— Да не говори, вода дрянная… жабры вчистую сжег, думал, помру, там ржа эта в трубах…
Руслан смотрит на меня, глаза как две фары.
— Ж-жабры?
— Ну… Ген эйч по двадцатой хромосоме, ну там не эйч, там комбинация целая… Люди добрые, водичка чистенькая есть, промыть… жжет, не могу…
Руслан кивает. Как-то сдержано. Как будто я виноват в чем-то перед ним, что у меня ген эйч, а у него не эйч… а… ну конечно…
— Да ну, не завидуй… у тебя другие какие комбинации, а с эйчем этим мороки больше…
Руслан взрывается.
— Чему завидуй? Чему? Нашел чем хвастаться, нечисть болотная, отродье ты сатанинское!
Не понимаю. Руслан отворачивается, уходит куда-то к развалинам, бормочет про себя что-то, нехристи, нелюди, нежити…
Начинаю понимать про дипломатов, похоже, и, правда, тут без дипломатов делать нечего, только где их теперь взять…
— Извини.
— А?
— Извини… — Руслан косится на меня, будто меня боится, — чесслово, не хотел… вырвалось… нервы сдали…
— Бывает.
— Мне ж босс не сказал, что с вами буду работать… с вами… с этими…
Начинаю понимать. Очень медленно, вот тебе и ай-кью…
— Это… потому, что у меня родителей нет, да?
Руслан бледнеет.
— Ну что ты… ну ты же не виноват…
Киваю.
— Не виноват.
Руслан распаковывает вещи, выкладывает книгу в красивом переплете. Вспоминаю, когда я видел книгу. Такую. Древесинную, или как их там. Никогда.
— Можно? — показываю на книгу.
Руслан настораживается.
— Можно… почитать?
— А, конечно, конечно… дело святое…
Открываю. Понимаю, что не умею обращаться с древесинными книгами, или как их там. Совсем. Только бы не порвать, как-то их можно порвать, я знаю, и не заляпать ничем, не высморкаться, не стошниться, много всяких не…
Читаю. Читается легко, хорошо написано, заботливо разбито на абзацы…
— А… как шрифт больше сделать?
— А?
— А шрифт как… больше сделать?
Руслан фыркает.
— А никак, это тебе не планшет…
Начинаю понимать, за что так невзлюбили бумажные книги.
Читаю. Зачитываюсь…
— Ну как?
— Классно… фантастика… мне вообще нравится такое, чудеса всякие, приключения…
— Ка-акая тебе фантастика, хоть знаешь, что читаешь?
Кажется, Руслан снова взрывается. Тэ-экс, только сумасшедшего нам еще не хватало, похоже, и правда дипломатов придется звать, откуда их взять…
— А что?
— Это же по правде все, понимаешь? По правде все было…
Не понимаю. Смотрю в книгу, с ума он сошел, что ли, по правде было…
— Ну, знаешь… я вот так не могу, над морем встал, руки развел, и море расступилось…
— Ну… то ты… а то он…
— Это что… предки наши так могли?
Руслан презрительно смотрит на меня.
— И не только так.
Город смеется над нами.
Город, большой, чужой, жестокий, наполовину истлевший, наполовину еще живой. Город запутывает нас, город не выпускает, уже начинаю понимать, хрен мы доберемся до этого объекта, хрен…
— А у меня вон еще что, — Тач вытаскивает очередной гаджет, да кончала бы уже хвастать своими гаджетами, — телефон, радиосвязь, память три гига, вон здесь еще закачать до хрена можно…
Спохватываюсь.
— Так это ты из Сети инфу скачиваешь?
— Ну а то…
Фыркаю, вот, блин, память, образование… я тоже так могу, удивила… я-то думал…
Тач убирает телефон обратно за пазуху, носит на цепочке, так и потерять недолго. Оглядывается, не может сидеть спокойно, надо ей кого-нибудь подонимать…
— А это у тебя что? — Тач хватает причудливый гаджет на цепочке у Руслана, — а он что умеет?
Руслан улыбается. Недобро, загадочно.
— А все.
— Все это как?
— Это так. Все может. От смерти спасет. Из огня вытащит. От пули убережет…
У Тач загораются глаза, первый раз думаю про себя, что она даже красивая по большому счету, интересно, сколько ей лет…
— А… сколько стоит?
Руслан мотает головой.
— Не продается.
— Меняем? — Тач вытаскивает айфоны, айпэды, смартфоны, еще какую-то хрень.
— Не-е…
Тач тушуется, ну еще бы, кто же продаст штуку, которая умеет все, тут хоть все компьютеры мира предложи, фиг тебе…
Тут же оживляется.
— А где достать… не скажешь?
— Потом покажу… это тебе с нашими надо договариваться… да и не дадут тебе…
Тач тушуется окончательно, кажется, обиделась, еще бы не обиделась, когда тебе говорят — не дадут…
Тут же хлопает себя по лбу.
— А-а-а, понимаю… военные технологии… секретные.
Руслан фыркает. Начинаю понимать. Хорошо Руслана страна подготовила, откуда он там родом, хорошую защиту с собой дала, только не видать нам такой защиты как своих ушей, где это видано, чтобы военными технологиями делились…
— Здесь, вроде…
Смеркается. Напрасно мы сюда пошли, когда смеркается, лучше бы рассвета дождались, только мы разве дождемся, нам же нужно все и сразу…
Идем в обломки высотки, быть не может, чтобы здесь не было объекта, есть же знак на двери, надкушенный зеленый кружок, босс русским по белому сказал, объект ищите там, где знак…
Темнеет.
— Поторапливаться надо, — кивает Руслан.
Поторапливаться будем, завалим на себя все это, — показываю на остатки потолка, — поспешишь — людей насмешишь…
— Тоже верно…
— Здесь, — Тач показывает на массивный ящик.
Фыркаю.
— И как открывать прикажешь?
— Ну… открывали же раньше как-то… ключ где-нибудь… эй, ты чего?
Смотрим на Руслана. Не понимаем. Руслан падает, изгибается дугой, клацает зубами, на губах пена, что за черт…
— Что за черт…
— Счас… счас… — Тач закатывает глаза, опять смотрит что-то в своих интернетах, хороша, ничего не скажешь, человек умирает, она там переписывается с кем-то… правильно, у них в Конфедерации помогать не приучены… помогать… легко сказать… знать бы еще, чем…
Тач приходит в себя, бросается к Руслану, бросает мне на ходу:
— Ложку неси.
— Чего?
— Ложку… палку какую…
Хватаю из кармана ложку, на хрена, по лбу бить, что ли, будем… Тач сует ложку в остервенело стучащие зубы, выжидает…
Руслан вытягивается на полу, затихает.
— Все, — Тач переводит дух.
— Что все?
— Прошел… приступ… это эта… эпилепсай… вот так вот потрясется, и успоко…
Не договаривает. Старое здание оживает, раскачивается, дышит, стены приходят в движение…
Хватаю Руслана, волоку к выходу, реакция у меня что надо, чи-эль по девятой аллели действует, зря, что ли… Не выхожу — вываливаюсь из падающей высотки, волоку Руслана, ну давай уже, приходи в себя, м-мать твою, нашел, когда умирать…
Дом падает, присыпает нас тучей пыли, отфыркиваемся, прижимаю ладони к жабрам, жабры, жабры не забить, а то они у меня после этого похода вообще отомрут на хрен…
Переводим дух.
Спохватываемся.
— Тач?
Руслан кивает через силу:
— В-вон.
Смотрим. Думаем, что делать, когда у человека голова отрезана от тела, ловко так, осколком стекла. Ничего. Накатывает какое-то оцепенение, нервы у меня, конечно, ничего, но бывает, ступор навалится, там в аллели экс-восемнадцать рецессив…
— Звонить надо, — спохватываюсь.
Набираю номер босса, поиск сети, мать его… город окружил, отрезал от мира, задушил, задавил, не отпускает…
— А… это что у тебя… было? Эпилепсай…
— Эпилепсия… болезнь такая…
— А генетики куда смотрели?
— То есть?
— Генетики куда смотрели, им за что вообще платят, болезнь прощелкали? Засудить на хрен… я со своими судился, память мне дырявую сделали… проиграл, у них там куплено все в суде… а чего?
Руслан смотрит на меня. Нехорошо смотрит. Будто я не знаю что сделал, страшное что-то, будто у меня руки в крови по самые плечи…
— Не было у нас никаких генетиков.
— А что так?
Руслан снова смотрит на меня, как на врага.
— Так нельзя.
— Почему?
— Потому что… нельзя.
Чуть погодя добавляет.
— Убийца ты. На тебе десять трупов висит. А то и больше. И ничего тебе за это не будет…
— Рехнулся?
Хочется дать ему в морду. И нельзя. Прав был босс, точно поубиваем здесь друг друга, да кто же знал, что люди тут больные на всю голову окажутся…
Руслан садится на колени перед Тач, открывает книгу, которая не фантастика, шепчет что-то, читает… нашел когда читать… хотя кто его знает, может, так надо, я-то откуда знаю, как у них там в Сибири у Русланов у этих принято…
Снова набираю номер, ну только посмей мне поиск сети устроить, только посмей…
— Слушаю.
Босс…
— Это… Тач умерла.
— Когда, как?
— Голову ей отрезало… стеклом…
— Я вам русским по белому сказал, к домам не подходить, вы что там забыли вообще?
Думаю, как можно искать объекты, и при этом не подходить к домам. Не знаю.
— Так… — басит босс — знаете, что делаете… открываете сейчас сумку Тач… сумка-то цела?
— Цела…
— Вот и славненько… открываете сумку, проводки там завернутые видите?
— До фига.
— Отлично, теперь на шею Тач посмотрите, какие там провода разорваны…
— А?
— На шею, говорю, посмотрите, какие проводки разорваны… в сумке там поищите похожие, поменяйте… Да там запчастей до фига должно быть, и инструкции поищите, должны там инструкции быть, что к чему прилаживать…
— Да я в жизни провода в руках не держал…
— Ну, вот и подержите…
— Да у меня руки из жопы растут…
— Ничего у вас генетики доигрались, — босс смеется, — ладно, хорош шутить, давайте уже работайте…
Работайте… легко сказать… Обреченно переглядываемся с Русланом, почему у меня так трясутся руки, у меня тоже эпилепсия, что ли, а вдруг заразная, кто её знает…
Ничего, простенько все как-то, проводки сами вставляются, гнезда разные, штепселя разные, захочешь, не ошибешься… подставляю новый каркас шеи, он входит в голову с легким щелчком, получилось…
Тач вздрагивает…
Ждем.
— Загружается, подождите… последний сеанс был завершен некорректно…
Фыркаю. Некорректнее некуда.
— Идет проверка данных… диск эй…
Ждем…
— Несохраненные данные могут быть утеряны…
Пожимаю плечами, ну что же тут поделаешь…
Тач открывает глаза, осторожно поворачивает голову, пробует встать, неуклюже падает, ругается, я и не думал, что она такие слова знает…
— Бли-ин, это кто ж платы так подставил, руки, что ли, из жопы…
Киваю, а я про что говорил…
Тач неуклюже показывает на свое горло.
— Откроешь… и проводок синий с серым поменяешь… синий с серым, понял?
Киваю. Открываю. Меняю. Тач даже не вздрагивает, только сейчас понимаю, ей не больно, ей не может быть больно…
— Вот так… спасибо… век не забуду… — Тач встает, легко, привычно, — да эти провода все путают, так вот потом правую руку хочешь поднять, левая поднимается… бывает… Ты чего?
Руслан отводит глаза. Хорошо я знаю этот его взгляд, холодный, недобрый, смотрит на Тач, как на преступницу какую-то, будто она ужас что натворила…
— Да нет… ничего… И сколько веков уже на свете живешь?
— В феврале двести будет.
Руслан кивает. Думаю, что мы ему такого сделали…
Спать…
Легко сказать, спать, лезет в голову какая-то муть, уже второй раз за ночь просыпаюсь в страхе.
Опять этот сон…
Вроде бы лет десять не снился, а тут нате вам, получите-распишитесь…
Нас было десять.
Вот это я точно знаю, нас было десять.
Это я узнал еще до того, как мне сказали, что нас было десять. Мне не имели права этого говорить, просто случайно так вышло, сказали — десять.
Все тот же сон.
Нас десять. За круглым столом. Смотрю в лица. Вернее, в одно лицо. Мое лицо, повторенное десять раз.
Они смотрят на меня. Они. Все. Вижу в их глазах один и тот же вопрос, на который не нахожу ответа — почему именно ты?
А я не знаю, что им ответить.
Я не знаю, почему именно я.
Так вышло.
Случайный выбор.
Почему-то именно я, все остальные были отправлены в утиль, как отработанный материал.
Растираю виски. Нервы расшалились, вроде бы крепкие мне их сделали, а вот на тебе…
Это этот мне все разбередил, ляпнул тоже про десять жизней на моей совести…
Глотаю две капсулы, вроде должно подействовать. Зря, что ли, ген слип-плюс, доминант по двум аллелям… И спать, спать…
— …пусто.
Смотрим на пустой сейф. В который раз — пустой.
Насобирали мы мало. Ничтожно мало. С таким уловом и к боссу возвращаться стыдно, а надо как-то возвращаться, а то завопит, засверкает единственным глазом, я вам за что-о-о-о плачу…
Тихонько выходим из того, что было домом, идем дальше, Тач высматривает объекты на карте.
— Еще два к северу.
Идем к северу. Город расступается, город таится, прячется, он еще нападет на нас, но не сейчас, не сейчас…
— Стоп.
Это Руслан. Оборачиваемся, смотрим на него, что такое, потерял, что ли, что-то, на него не похоже вроде, это же не Тач, которая микросхемы свои по пять раз на дню теряет…
Руслан идет к остаткам дворца в отдалении. Много здесь дворцов, когда-то красивых, величественных, сейчас доживающих последние дни…
Иду за Русланом, делаю Тач знак, пошли-пошли, нечего разделяться, разделимся, город вообще нас растащит, раздергает, растеряет, не найдемся…
Руслан подходит к дворцу, опускается на колени. Это новенькое что-то. Встает. Заходит. Медленно. Осторожно. Будто боится кого-то спугнуть. Идем за ним, Руслан раздраженно делает знак, чтобы оставались там, снаружи, вам нельзя.
Стоим.
Ждем.
Русан шепчет что-то, кланяется до земли, снова опускается на колени. Бережно берет что-то в глубине дворца, бережно заворачивает в куртку, выносит на улицу, прижимает к груди.
— Это что?
Руслан смотрит на нас, глаза светятся.
— Какие мы молодцы, что сюда пришли…какие молодцы… Это же великая вещь, великая…
Осторожно спрашиваю:
— А что она может?
— Все.
Киваю. Очередное оружие, про которое нам знать не велено. Первый раз смотрю на Руслана как следует, потомка великой цивилизации, которая раздвигала морские волны и топила землю во всемирных потопах.
Идем дальше через площадь, мимо истлевших скелетов, оброненных транспарантов, нет мракобесию, остановим конец света…
Таки не остановили.
— Это же здесь… Раскол был? — спрашивает Руслан.
Пожимаю плечами. Что такое Раскол, не знаю. Может, и здесь. Тач погружается в Интернет, ищет, что такое Раскол, тоже не знает.
Город молчит.
Затаился, ждет.
Здесь на месте Раскола особенно не по себе. Еще не знаю, что такое Раскол, но уже чувствую — не по себе.
— Здесь, — Тач показывает на одну из высоток, вижу в глубине зеленый надкушенный круг…
Почему-то не хочется идти туда, и почему-то чувствуется — там-то и будет улов. Хороший. Богатый. Какой-то придурочный сунул мне ген медиум по восьмой аллели, вроде как помогает предвидеть будущее…
Вроде как…
Заходим. Тач даже не сидит в интернете, Руслан рисует на теле руны.
Заходим. Бережно, как по воздуху, знаем, то каждый шаг может стать последним.
Бережно открываем сейф. Он открывается сам, безо всяких отмычек и ключей, прямо подозрительно легко.
Есть…
Смотрим на улов, редкий, богатый, не сразу слышим предательский шорох…
Здание шевелится…
Бегу. В темноте налетаю на какую-то железку, пинаю её что есть силы, железка ругается, а это не железка, это Тач, спотыкаемся друг о друга, вываливаемся из того, что было Парадизом, ползем куда-то, ползем…
Небо падает на землю.
Земля вздрагивает, плюется обломками камней, кусок кирпича кусает меня за ухо, черррррт…
Переводим дух. Тач с проклятиями отстегивает поврежденную ногу, в багажнике последняя осталась, а ты эту не выбрасывай, может, еще починим…
Оглядываемся.
Не сразу понимаем.
— А… Руслан?
Тач показывает на обломки Парадиза.
— Да ты чего?
— Да не бойтесь… его эти спасут… силы… — Тач показывает руками что-то наподобие крыльев.
- Ну да…
Чувствую свою беспомощность перед ним. Перед этим. Древним. Сильным. Предки наши поумнее нас были, знали, что к чему, когда мы роемся в генах, в микросхемах, они просто могут призвать на помощь что-то… что-то…
Ждем.
Ничего не происходит.
— Руслан… Руслан!
Руины не отвечают.
— Нет… вы как хотите… я так не могу… — Тач идет к Парадизу, разгребает обломки, отбрасывает кирпичи… Помогаю, Тач на всякий случай отходит подальше от меня, нда-а, если я ей ещё одну ногу сломаю, она меня не простит…
— Руслан?
Руслан не отвечает. Тач отбрасывает с Руслана бетонный блок, прижимает руку к горлу.
— И?
— Мёртв.
Не верю своим ушам. Как мёртв, почему мёртв, не может такого быть, чтобы мёртв, такие не умирают, перед такими раскрываются небеса, и выходят эти… охранители…
Смотрим.
Не понимаем.
А потом нужно было звонить. Звонить на базу. Почему-то всегда боязно звонить на базу, дефект какой-то в генах, не иначе.
Боязно.
Особенно сейчас.
Киваю Тач, давай, связывайся.
Связываемся. Ждем.
Длинные гудки.
Почему-то хочется, чтобы там никто не ответил.
— Босс слушает.
— Это… Руслан… умер.
— Повторите.
Меньше всего хочется повторять.
— Руслан… умер.
— Подробности.
— Погиб под обломками.
— Вам сказано было близко не подходить к высотным зданиям?
— Было.
— Нарушение дисциплины…
Нарушение.
— Вы мне вот что скажите… на нем креста не было?
— Был. На шее. На цепочке. И книга еще с крестом…
— Ага, так я и думал. Вы… знаете, что сделайте… слушайте внимательно…
Ну почему когда мне говорят — слушайте внимательно, у меня начинается ступор…
— Вот что… берете лопату… роете яму… по размеру тела.
— Моего?
— Русланова тела, чучелко вы моё… та-ак… лучше бы еще коробку деревянную по размеру…
— Поищем в руинах.
— Чш, даже подходить не смейте… тело в белое заверните… в ткань белую, или еще во что…
— Без проблем.
— Вот так. В яме зароете, и сверху крест поставите.
— Который на нем?
— Какой на нем, деревянный крест! Две доски возьмите, крест-накрест соедините, и в землю воткнете…
— Ага…
— Что ага, поняли?
— Понял… стойте!
— Чего такое?
— А… крест там у него… три палки, а не две.
— К-как три?
— Ну… вот, на книжке… абсцисса, ордината, и наискосок одна… не доходя до нуля…
— Сами-то поняли, чего сказали? Ой, тьфу на вас, короче, как по книжке сделаете. Сможете?
— Без проблем.
— Ну, смотрите у меня…
Хочу ответить — буду смотреть, не успеваю. Переглядываемся с Тач. Лопату. Доски. Ящик.
— Вот здесь, — Тач листает книгу, — и да будет тело предано… земле…
Читаем. Стоим подле креста. Ждем.
— Может… не сразу подействует? — спрашивает Тач.
— Н-не знаю.
Начинает накрапывать дождь. Идём в машину, на всякий случай готовим горячий чай, а то Руслан вернется, его, наверное, знобить будет…
Ждем.
Сумерки сменяются ночью, ночь медленно тает. Ничего не происходит.
— На третий день, вроде бы должно быть, — говорит Тач.
— Почему?
— А вот, в книжке… ибо четыре дня, как он во гробе…
Киваю. Днем уходим недалеко в город, ищем что-то, что осталось от кого-то до нас. День растворяется в ночи, тает ночь…
Ждем.
Ничего не происходит.
Кричу в темноту подступающего вечера:
— Русла-а-а-а-ан!
Не отвечает.
— Так вы мне скажите… — он наклоняется ко мне, мохнатый, рогатый, пахнущий чем-то неживым, непонятным, — я… что мы сделали не так?
— То есть?
— Ну… мы про вас ничего не знаем… как там надо… как там крест, как там яму… Так почему он… не вернулся?
Нужно что-то ответить. Не знаю, что отвечать.
— А то может… ещё исправить можно… мы же… про вас не знаем…
2014 г.
