Охота (18+)

Огромные, больше похожие на хлопья, снежинки приковывали внимание своим колдовским танцем. Медленно кружа, они не спешили опускаться на землю. Холодные красотки в серебристых платьях то спускались по спирали почти до земли, то подхватываемые воздушными потоками вновь взмывали вверх, начиная сначала свою завораживающую канитель. Выполняя очередные виртуозные па, они все-таки касались земли и, не имея возможности снова подняться в небо, превращались в пушистое белое одеяло, бесконечным пологом укрывающее промерзлую землю. Возможность следить за этим беззаботными танцовщицами, за всеми сразу или за какой-то одной, заставляла сознание сосредоточиться, не терять связь с реальностью, и не давала провалиться в пугающую темноту беспамятства.

Снежинки падали на куртку, сапоги, путались в волосах, рассыпавшихся вокруг головы черным ореолом, смешивались с солеными каплями слез, скатывающимся по вискам из уголков глаз. Приземлявшиеся на губы ледяные красавицы мгновенно таяли от теплого дыхания и спасали от губительной жажды. Снег был не колючим и мелким, как во время свирепой метели, а крупным и мягким. Зима укрывала лежащего на земле человека, как заботливая мать пеленает своего младенца.

Морек сосредоточено уставился в небо. Впрочем, ему некуда было больше смотреть, тело онемело от боли и потери крови и начинало уже замерзать, так что даже поворот головы требовал, казалось, нечеловеческих усилий. Да и что там было высматривать. Вокруг непроглядной стеной темнел лес. Тот лес, из которого он выбрался в надежде, что хищники не станут нападать на открытой местности хотя бы до наступления темноты. Тот лес, который кормил и защищал его.

До деревни было уже не далеко. Всего треть мили по просеке, а там от опушки через поле на пригорок к крайнему, стоящему немного особняком от остальных, дому, где ждут его жена и дети. Но сил уже не было… совсем. Он и так преодолел большую часть пути сквозь чащу, оставляя за собой кровавый след, словно приглашающий хищников отобедать. Сначала шел, потом полз из последних сил. Но их не хватило. И теперь он лежал на спине посреди поляны, прижимая одну руку к левому боку, сквозь пальцы из раны струилась горячая кровь, другую вытянул вдоль тела, сжимая и разжимая ладонь в кулак, сгребая в него снег, в такт накатывающим волнам боли.

С каждой такой волной в голове звучал тихий голос подсознания, как назойливый сверчок, твердивший «закрой глаза, расслабься и боль уйдет, навсегда». «Нет, нельзя – тут же обрывал Морек эту предательскую мысль. – Если усну, то конец». «Конец все равно уже скоро, зачем терпеть боль?» – продолжал убеждать голос. «Нет. У меня еще есть время, время вспомнить. Попрощаться». Волна откатывала, и Морек с облегчением снова вглядывался в уже подернутое сумерками зимнее небо.

Вот эти две снежинки, летящие в паре, под пристальным взглядом принимали облик его красавицы жены, кружащей на руках маленькую дочку. А вот эта, стремительная и порывистая – энергичного и немножко неуклюжего Барта. Ему недавно исполнилось пятнадцать – но он уже считался вполне взрослым, почти мужчина. На самом деле он был еще совсем мальчишкой, который пытался делать все, чтобы его считали настоящим сильным мужчиной. Хейна все время повторяет ему: «Не торопись, еще успеешь вырасти и стать таким же сильным и смелым как отец». Вот и пришло время. Теперь он будет единственным защитником семьи, ее кормильцем.

Хейна. Красивая, умная, гордая и упрямая, но невероятно нежная и заботливая. Жена стойко делила с Мореком все тяготы и невзгоды, и делала все, чтобы в доме всегда звучал смех. Они никогда не разлучались, все решения всегда принимали вместе. Она была смыслом его жизни. Айра – их маленькое солнышко, жизнерадостная и уже сейчас очаровательная, как мать, девчушка. Весной ей исполнится всего пять. Она может и не вспомнит его, когда вырастет.

Собрав волю в кулак, Морек попытался подняться. Но сил хватило, только на то, чтобы оторвать голову от земли и посмотреть на свое безвольное тело. Снег уже почти полностью забелил его одежду. Похоже, ему придется остаться здесь и стать ужином для лесного зверья. Впрочем, если снег усилится, то к ночи засыплет все вокруг толстым слоем, поляна превратится в ровное белое полотно, а на месте, где он лежит, не останется даже холмика. От алой полосы, тянущейся из леса, уже не видно и следа. Снег скроет и запах, и его уже не найдут. Никто не найдет. Даже Лисса не сможет почуять его сквозь снежную пелену. Только падальщики по весне устроят пир над его останками, когда сойдет снег.

Лисса. Она была его самым верным другом. С ней можно было поговорить обо всем. Она была его верным спутником и помощником на охоте. Собственно там они только и беседовали: он учил ее, она учила его. Дома Лисса в основном отмалчивалась и спала, свернувшись клубком на печи.

Морек нашел ее случайно, на охоте. Он подкрадывался к оленю и уже натянул тетиву, готовясь прицелится как только подойдет к животному на расстояние, достаточное для выстрела, когда боковым зрением заметил слева за деревьями странное движение. В просвете между деревьями мелькнула пятнистая песочного цвета шкура.

«Вот жешь, шельма лесная» – выругался Морек. Не хватала еще, чтоб они с рысью делили одну добычу. Пытаясь, ступать как можно тише Морек ускорил шаг.

В этом году зверья в лесу было на удивление мало, то ли из-за браконьеров, капканы которых стали находить в чаще местные жители, то ли другая беда, но охотникам порой приходилось возвращаться домой с пустыми руками. Морек прицелился, в душе надеясь, что лесная охотница все же преследовала другую жертву, как с той стороны, где он заприметил рысь, раздался громкий хруст, будто медведь через бурелом продирается, и испуганный олень опрометью бросился прочь. Морек снова выругался и, не опуская лук, направился в сторону шума. Может ему повезет, и он в качестве компенсации за потерянную добычу подстрелит того неудачника, который испортил ему охоту. Продравшись через заросли, мужчина остановился. В нескольких шагах от него зияла раззявленной пастью браконьерская ловушка – глубокая яма с вбитыми в стенки по периметру заточенными кольями разной толщины, направленными острием в центр. Попадая в такую яму зверь, если не крупный, при удачном падении даже шкуру не попортит, но выбраться не сможет. Сверху такие ямы браконьеры закрывали ветками и мхом, делая их незаметными для животных.

Ловушки стали находить в здешних лесах с прошлого года, и местные жители пытались выяснить, кто же их делает, потому что хорошо замаскированная, она несла смертельную опасность не только для лесного зверья, но и для случайно забредшего в лес скота и неосторожных охотничьих собак. А в позапрошлом месяце в одной из таких ловушек нашли тело мальчишки из соседней деревни, ушедшего в лес, и так и не вернувшегося домой. Похоже, парень переломал себе половину костей при неудачном падении и не смог выбраться. Вряд ли его смерть была быстрой.

Маскировка этой ловушки почти полностью провалилась вниз. Значит, кто-то упал в яму, и похоже крупный. Неужели незадачливая охотница-рысь? Подойдя к краю ямы, Морек удивленно уставился вниз. Там никого не было. Никого, кроме небольшого на вид годовалого котенка, упорно цеплявшегося за один из кольев в попытке на него взобраться. Не без труда вскарабкавшись на кол, котенок сгруппировался, приготовился и прыгнул. Не достав до края ямы всего на две ладони, котенок попытался вцепиться всеми лапами в земляную стенку и, быстро перебирая ими, попытался взбежать наверх. Но мягкая песчаная земля стала осыпаться, увлекая за собой животное, и котенок кубарем покатился вниз. Каким-то образом он успел зацепиться когтями за один из кольев, вбитых примерно на середине глубины ямы, и это не дало потоку земли увлечь его за собой на самое дно ямы. С минуту котенок не шевелился, затем встал, поднял голову и издал жалобное мяу. Он был весь в земле и крови, возможно, это была не первая его попытка. Интересно, он поранился когда упал или когда пытался выбраться? Странно, почему в яме только кот? Эта малявка не могла проломить ветки, закрывающие яму, скорее провалилась в щель между ними. А Морек явно слышал треск и шум, вполне подходящие падению в яму. Да и на кольях слишком много крови. Видимо, все-таки это была рысь, но ей, как и этому котенку, удалось зацепиться за колья и не упасть под них. А запрыгнуть с них на поверхность рысь уж точно могла, раз это почти удалось ее более мелкому собрату. В любом случае она здорово поранилась.

Но откуда в лесу кот? Неужели кто-то из деревенских выбросил животное, чтобы избавиться от лишнего рта, или, может, сами браконьеры принесли его сюда в качестве приманки для хищников.

Сложив оружие и добычу в количестве двух вполне упитанных зайцев на землю, Морек лег на край ямы и перевесился через него как можно ниже, пытаясь достать рукой до котенка. Несмотря на внушительный рост, Морек был самым высоким в округе, даже кузнец из Нижних Топей, которого в округе считали богатырем, уступал ему в росте почти на ладонь, он не смог дотянутся до кольев. Но кота уговаривать не пришлось, в отличие от большинства своих родственников, он не стал с истеричными воплями пятиться от спасителя, а, наоборот, немного неловко подполз поближе и вспрыгнул на руку, вцепившись когтями чуть выше локтя. Морек охнул от неожиданности, у небольшого животного когти оказались настолько большими и острыми, что проткнули толстую кожу охотничьей куртки и впились ему в плоть. Осторожным движением Морек хотел перехватить незадачливого скалолаза другой рукой, чтобы тот не свалился снова вниз, когда он будет подтягиваться обратно из ямы, но кот на удивление быстро вскарабкался с руки на плечо, затем по спине и спрыгнул на землю.

«Вот тебе и благодарность, – усмехнулся Морек, вися вниз головой. – Небось уже за полмили улепетал и даже спасибо не промяукал на прощанье».

Выбравшись из ямы, Морек встал, отряхнулся, нагнулся подобрать свои вещи и застыл с вытянутой рукой. Рядом с убитыми зайцами третьей тушкой, положив голову на передние лапы, вытянулся кот. Присев, Морек аккуратно положил руку на голову коту и медленно провел ей по шерсти вдоль тела.

«Спасибо!» – тихо прозвучал в голове охотника незнакомый шепот.

От неожиданности Морек покачнулся и свалился с корточек, больно ударившись копчиком о торчащий из земли корень растущего рядом дерева. Похоже, в голову напекло, решил Морек и приложил ко лбу руку. Ладонь показалась влажной и липкой. Опустив ее, Морек увидел, что рука перепачкана кровью и песком. Охотник наклонился к животному и осторожно ощупал его. Кот не сопротивлялся. Видимо у него уже совсем не осталось сил, на левом бедре была достаточно большая и глубокая рваная рана. Морек выругался. «Как же ты еще прыгал с такой раной?» Кот поднял голову и уставился прямо Мореку в глаза. В глубине черных зрачков таилось что-то магическое, завораживающее и немного жуткое. Кот отвел взгляд и снова положил голову на лапы.

«Кошка, – обреченно заключил Морек. – Такая же упрямая и непредсказуемая, как и все девчонки». Губы сами растянулись в улыбке при воспоминании об еще одной такой упрямице – жене Хейне. За шесть лет супружеской жизни он так и не сумел перевоспитать ее, да, в общем-то, и не пытался. Осторожно, стараясь не потревожить, Морек завернул кошку в снятую рубашку, ой и влетит ему за нее, накинул куртку на голое тело, собрал вещи и быстрым, временами переходящим на бег, шагом направился домой.

Хейна появлению в доме странной кошке из леса не обрадовалась и настороженно стояла рядом, не давая подойти близко к незваной гостье четырехлетнему Барту, который с любопытством разглядывал незнакомку из-за вытянутой в сторону руки матери.

– Дикое животное может броситься на ребенка. А вдруг она вообще бешеная? – с опаской высказала свое мнение Хейна, но выгонять из дома не стала.

Раны у кошки затягивались быстро, и уже через две недели она с легкостью прыгала с пола на лежанку печи и бегала, всего лишь слегка прихрамывая. Только на бедре у нее остался большой шрам, вокруг которого не спешила отрастать новая шерсть. Еще через неделю, когда рано утром Морек собирался на охоту, кошка уселась перед порогом и неподвижно ждала, напоминая вырезанную из дерева статуэтку. Когда Морек оделся, кошка первой выскочила из дома и побежала рядом с ним в сторону леса. С тех пор она, как верный пес, сопровождала Морека на охоту.

– Лисса! – закричал Морек, вложив в этот зов всю боль и отчаяние, но с губ сорвался лишь тихий шепот, больше похожий на стон.

Снегопад становился все гуще, уже на расстоянии вытянутой руки человека не было видно практически ничего, все сливалось в сплошную белую стену. Лапы проваливались в свежие сугробы почти по запястные суставы, легкие жгло морозным воздухом, бежать было тяжело. Но зверь упорно двигался вперед, преодолевая сопротивление встречных воздушных потоков. Неожиданно он замедлил бег, насторожился, повел носом, будто почуял какой-то запах, и резко бросился вперед. Из-под огромных лап в след ему вылетали тучи снова поднятых в воздух снежинок.

Морек напрягся, услышав шорох сыплющегося с потревоженных ветвей снега, нарушавший тишину зимнего леса. Этот шум не вселил в него спасительной надежды, наоборот, прокатился по телу волной ужаса, вызванного стремительно приближающейся опасностью. Шум стих, у кромки леса мелькнула какая-то тень. Видимо зверь выбежал на поляну. Мужчина замер, стараясь успокоить бешеный ритм сердца, вдруг зверь не заметит его. Не хотелось быть съеденным заживо. Но сквозь гулкие удары сердца слух охотника уловил чужое тяжелое, хриплое дыхание. Все ближе и ближе.

Собрав все свое мужество, Морек закрыл глаза и приготовился к последней в его жизни боли. О борьбе даже и мысли быть не могло. Насколько зверь близко можно было определить только по громкости дыхания, шорох шагов полностью глушил пушистый мягкий снег. А может просто зверь не такой большой, как рисовало в мозгу воспаленное сознание. Лицо обдало горячим дыханием, а лба коснулось что-то влажное. Медленно открыв глаза, Морек увидел перед собой только два огромных, расширившихся почти на всю радужку, черных зрачка. Зверь отодвинул морду и встряхнул головой. Сфокусировав зрение на границе разлетающихся снежинок, Морек наконец сообразил, что перед ним не неизвестный зверь-невидимка, а сливающийся с окружающей обстановкой большой белый тигр.

«Лисса…– уже мысленно повторил Морек. Зверь снова наклонился к самому его лицу. – Ты была так далеко».

«Да, была», – раздался в голове такой знакомый бархатистый голос.

«Ты пришла».

«Ты звал».

Зверь и человек несколько мгновений молча смотрели друг на друга.

«Что случилось?» – с тревогой, наконец, спросил голос.

Морек прикрыл глаза и тяжело вздохнул. Лисса понимала его без слов. С ней вообще не нужно было разговаривать вслух, достаточно подумать, вспомнить, и она услышит. Отвечала она тоже мысленно.

Это была обычная охота, и Морек уже возвращался обратно, хотя добычи и не было. Зверья в лесу вообще стало мало, как будто оно все разбежалось по дальним лесам или вообще ушло в другие места. Также было и в прошлый раз, перед тем как пришли горгхи. По деревням уже ходил слух о пустых селениях на севере и в предгорье на северо-западе. Чтобы не возвращаться с пустыми руками, Морек решил идти домой кружным путем через Болотную низину, вдруг заяц какой попадется. Там он и наткнулся на браконьерскую ловушку. Зеленые еловые лапки, еще не присыпанные снегом, ярким пятном выделялись на фоне белоснежной долины. Морек стал растаскивать ветки, если пойдет снег, ловушка будет идеально замаскирована, а так зверь или человек хотя бы увидит яму. В последний раз местные находили такие ловушки лет десять назад. И вот опять. Убрав маскировку Морек остолбенел – яма наполовину была завалена тушами мертвых животных. «Это не просто ловушка, – пронзила сознание Морека догадка. ­ Это схрон, куда браконьеры стаскивают всю добычу. Но зачем?». В яме лежали и олени, и лисы, и дикий кабан, и другие более мелкие лесные звери. Некоторые из них находились здесь уже не одну неделю, и от разложения туши уберегли только стоявшие уже второй месяц морозы.

– Эй, тебе чего тут надо?

Морек вздрогнул от неожиданности и обернулся. С другой стороны низины к нему приближались двое мужчин, один из которых тащил за собой на веревке, привязанной к задним лапам, мертвого волка.

– Какого лешего ты тут ошиваешся? – снова крикнул тот, что шел без добычи и вскинул арбалет, нацелив его на Морека.

– Стой! Это, кажысь, охотник из Верхних Борков, тот что Валеху отборные шкуры носит, – подал голос второй.

Морек тоже узнал говорившего, не чистого на руку охотника из соседнего села, куда он носил шкуры на продажу местному шкурнику, и который уже не раз честил этого мошенника за гнилые и драные шкуры, выдаваемые за товар наилучшего качества, и желающего получить за них хорошие деньги. Выходит он еще и браконьерничает, так вот как ему удается добывать столько шкур. Второго Морек не знал, но в «порядочности» такого компаньона сомневаться не приходилось.

– Катись отсюда! И дорогу забудь, если шкура дорога, – обратился уже к Мореку браконьер.

– Боюсь, мы не можем его отпустить, – сказал первый и, смачно харкнув себе под ноги, снова навел арбалет.

– Да что он нам сделает? Пока он до дома добежит, а от туда до стражей, нас уже и след простынет. До города отсюда три дня пути верхом, места у нас глухие, и коня у него нет. А с простыми мужиками облаву делать если вздумает, так только себе и им хуже сделает. Никто тогда домой не вернется, – оба браконьера засмеялись, издавая противные хрюкающие звуки.

Морек стал осторожно пятиться в сторону чащи, но чутье подсказывала, что просто так уйти ему не удастся.

– Кто это? – Вдруг услышал он слева от себя хриплый, густой, больше похожий на шипение змеи, голос.

Браконьеры сами застыли от неожиданности. Повернувшись, Морек увидел невесть откуда взявшегося там человека в длинном черном плаще, стянутом на груди золотой брошью. Иссиня-черные волосы незнакомца спадали до плеч и оттеняли болезненно бледное как у мертвеца лицо, на котором не было ни одной морщинки. Казалось, что ему не больше двадцати лет, но черные холодные глаза выдавали истинный возраст их владельца. Он был старше Морека, намного, возможно, даже старше всех присутствующих на поляне вместе взятых. Перед Мореком стоял маг, и все здесь происходило по его приказу.

Маг прищурился и окинул охотника оценивающим взглядом.

– Убить.

Морек даже не вздрогнул, этот приказ он прочел в глазах незнакомца за секунду, до того как тот произнес его вслух.

– И в яму его, к остальной добыче. Наши друзья и таким мясом не побрезгуют.

Морека охватил ужас от промелькнувшей в голове догадки. Брошь на плаще мага была такой же, как и у того, что почти десять лет назад привел горгхов в их деревню. Внешнее сходство – бледная кожа и черные глаза, только подтверждали его предположение.

Морек повернулся в сторону браконьеров, и в этот же миг с арбалета сорвалась стрела, нацеленная ему прямо в сердце. Морек должен был умереть быстро, но стрелявший промахнулся, и стрела вошла в тело с левой стороны прямо под ребрами. Морек, прижав руку к ране, отступил на назад и оказался на самом краю ловушки. Стрелявший снова взвел арбалет, Морек в этот момент сделал еще шаг назад и, не удержав равновесие, упал в яму, приземлившись плашмя на уже окоченевшие туши. Вторая стрела улетела в лес.

Казалось, что от удара стрела в боку еще глубже вошла в плоть. Боль пронзила все тело. Морек задержал дыхание, чтобы не закричать, и закрыл глаза. Совсем близко, видимо браконьеры подошли к самому краю, послышался голос стрелявшего:

– Если еще и не сдох, то выбраться все равно не сможет. – Видимо, заряжать арбалет в третий раз ему было лень.

– Вот тебе одеяло, чтоб не замерз, – добавил другой, и оба отвратительно заржали. А на Морека тут же свалилась тяжелая пушистая туша волка.

Морек лежал неподвижно, пытаясь выровнять дыхание, собраться с силами и продумывая, как выбраться из ямы. Браконьеры снова закрыли яму еловыми ветками, и должны были уже уйти. Сбросив с себя волка, Морек, прижимая одной рукой рану вокруг стрелы, другой аккуратно потянул за древко. Стрела вышла легко, на ней не было наконечника. Морек внимательно осмотрел остро заточенный деревянный прут. Вот почему браконьеры не вынули стрелу сами, она не представляла никакой ценности. Настругать сколько угодно таких колышков не составляло труда даже мальчишке.

Перевернувшись на здоровый бок Морек, встал на колени и уперся головой в потолок из веток. Незаполненная часть ямы по глубине составляла не больше двух третей его роста. Раздвинув колючий покров и убедившись, что никто не остался его сторожить, он выбрался из ямы и направился в сторону дома. В голове, вторя ударам бешено бьющегося сердца, пульсировала только одна мысль: «Только бы дойти. Предупредить». Сначала он пытался бежать, затем брел от одного дерева до другого, опираясь на них, чтобы передохнуть, затем полз.

Откуда-то из недр широкой груди тигра вырвался невнятный, но весьма угрожающий рык. Реакция Лиссы была однозначной – она в бешенстве. И если бы сейчас она не держала в зубах капюшон охотничьей куртки, весь лес бы вздрогнул от громогласного рева пылающего гневом тигра.

«Ты должна быть осторожна», – мысленно обратился к ней Морек.

Но тигрица не ответила. Она была сосредоточена на своем занятии. Сразу, как только Морек начал рассказывать ей, что произошло, Лисса, не дожидаясь ни просьб, ни возражений, вцепилась зубами в куртку человека и, пятясь назад, потащила его с поляны. Человек был высоким и тяжелым, но больше неудобства Лиссе доставляло то, что нужно было идти задом наперед. Было бы проще, если бы он перевесился ей через спину, но забросить его сама на себя Лисса не могла. А Морек, судя по всему, уже не мог даже пошевелиться. Он пролежал в снегу несколько часов, и его конечности закоченели от мороза и потери крови.

Морек ждал, молча вслушиваясь в тяжелое пыхтение тигрицы. Лисса все тащила и тащила, не выпуская из зубов свою добычу, лишь изредка издавая раздраженное рычание. Морек знал, она будет мстить и сейчас продумывает тактику предстоящей охоты. Это молчание тяготило обоих.

«Пообещай мне, что будешь осторожна, – наконец не выдержал Морек, когда они добрались до опушки, и Лисса остановилась передохнуть. Еще немного и они будут дома. Там, в далеке, уже виднеются огоньками, прорезающими ночную тьму, окна деревенских домов – Это не твоя вина».

«И не твоя. Ты просто оказался не в том месте, не в то время».

«Может это и есть то, что называют судьбой? – До Лиссы донеслись не особо скрываемые нотки сарказма. – И мое время уже пришло?» – уже печально добавил Морек.

«Это называется случай, – злобно рыкнула в ответ Лисса, – и твое время не пришло. Его отобрали, и им придется дорого за него заплатить».

Подгоняемая гневом Лисса еще сильнее вцепилась в куртку и уже рывками стала преодолевать последний рубеж – заснеженное картофельное поле, – отделявший Морека от дома.

Хейна стояла у окна и безмолвно вглядывалась в темноту. Она была спокойна, нервозная дрожь и плохие предчувствия, терзавшие ее с обеда, отпустили, как только начало смеркаться. Хейна поняла, если что-то и должно было случиться, это уже произошло. И продолжать метаться, как зверь в клетке, не имеет смысла. Только детей зря тревожить. Барт сидел за столом и, чтобы чем-то занять себя, острым ножом снимал кору с прутьев, подготавливая для отца древки будущих стрел. Обычно он ходил на охоту с отцом, с тех пор как ему исполнилось двенадцать, но последнюю неделю пролежал в постели с лихорадкой и сильным кашлем. Вчера ночью жар спал, и сегодня был первый день, когда он проснулся свежим и отдохнувшим. Но Хейна не решилась отпускать его из дома на мороз так скоро.

Даже маленькая Айра не спала. Она тихонько сидела в своей кроватке и сосала кусок твердого вяленого мяса, как будто тоже чего-то ждала.

Хейна напряглась и еще внимательнее вгляделась в темноту, ей показалось, что она заметила какое-то движение в поле со стороны леса. Минута, другая. Нет, видимо просто тень от свечи мелькнула по стеклу, играя с ее воображением. Хейна прикрыла глаза и попыталась выгнать из головы дурные мысли. Вдруг залаяла собака. Хейна вздрогнула, наверное, кот пробежал. Но собака не замолкала, и Хейна еще пристальнее вгляделась в темноту. Уловив еле заметное движение у самых ворот, Хейна сорвалась с места и бросилась во двор. Барт выскочил за ней.

Пробежав полдороги, Хейна резко остановилась и инстинктивно в защитном жесте выставила руку, преграждая Барту путь. Оба застыли как статуи, наблюдая, как огромное белое животное втаскивает в ворота Морека. Он не шевелился. Сделав еще рывок, зверь остановился, отпустил свою добычу и повернул голову в сторону людей. На Хейну уставились огромные желтые глаза хищника.

«Лисса» – промелькнуло у нее в голове. Хейна ни на секунду не сомневалась – это она – несмотря на то, что сейчас Лисса была в обличье белого тигра.

Хейна не питала особой радости, когда муж принес из леса незнакомую раненую кошку. Нет, она не испытывала к ней неприязни и, вообще, любила животных, но в этой кошке было что-то не так. Она сразу показалась Хейне странной и вызывала у нее необъяснимое чувство настороженности. Хейна не стала спорить с мужем, к тому же выбросить раненое животное на улицу не поднималась рука, и кошка осталась в доме.

Но Хейна быстро убедилась, что она права, наблюдая как их домашний кот, обычно задиристый и считающий себя в доме хозяином, не терпящий посягательств на свою территорию, раболепно сторонится, когда незваная гостья даже просто проходит рядом, позволяет есть из его миски и терпеливо ждет, пока кошка закончит трапезу и уйдет, чтобы самому приступить к еде. Когда кошка достаточно окрепла, чтобы хромая выходить на улицу погреться на солнышке, он приносил ей в качестве дани полевых мышей и даже птиц, чего раньше за ним не водилось. Пес же с появление кошки во дворе жадно ловил каждое ее движение, так же как и кот уходя с ее пути, если той вздумается прогуляться по двору, и, казалось, лаял только с ее разрешения.

Хейна быстро привыкла к кошке, как и все в доме, и особого дискомфорта в принципе не испытывала, так как кошка старалась не мешаться ей под руками и вообще сторонилась людского внимания и ласки. Даже Мореку она не позволяла гладить себя, предпочитая сидеть где-нибудь неподалеку и делая вид, что внимательно слушает, когда с ней кто-нибудь разговаривал.

Когда кошка поправилась окончательно, в ее поведении появилась еще одна странность. Когда Морек уходил на охоту, кошка выходила из дома вместе с ним и возвращалась тоже с ним. Хейна однажды даже наблюдала, как кошка бежала рядом с мужем по полю до самой кромки леса. Куда она подевалась дальше, Хейна не знала. Неужели действительно бегает с ним по лесу? Тогда Хейна впервые ощутила легкий укол ревности, но тут же отмахнулась от него, обсмеяв саму себя.

Морек назвал кошку Лиссой. Имя ей очень подходило. Изящная, с тонкими лапами, короткой черной шерстью с рыжими подпалинами и длинным хвостом, она двигалась с такой легкостью, будто летала. С одной стороны все было хорошо, и Хейна даже привязалась к странной своенравной питомице, с другой – где-то глубоко внутри все же таились сомнения и подозрения.

В тот день Лисса почему-то не пошла вместе с Мореком. Он звал, а она сидела на окне и смотрела вдаль, даже не поворачивая головы в его сторону. Он шел не на охоту, а в соседнюю деревню, что за лесом на западном берегу ручья, к шкурнику. Обычно Лисса сопровождала его и туда, кроме тех дней, когда они шли всей семьей. В этот раз Морек шел один. Ему еще нужно было зайти к кузнецу починить инструмент, и возвращаться придется затемно, а может и вообще заночевать там, поэтому Хейна с сыном решила остаться дома. Лисса, видимо, тоже.

– Ну ладно, оставайся, лентяйка, – усмехнулся Морек и переступил порог. Лисса лишь повернула голову и бросила ему вслед такой же, как и она сама, загадочный взгляд.

День прошел как обычно, если не считать что кошка просидела почти все время на окне. Через полчаса после того как стемнело, кошка спрыгнула с окна и стала царапать дверь и громко мяукать. Хейна насторожилась. Лисса практически никогда не подавала голос, а тут вдруг разоралась. Хейна отворила дверь, выпуская кошку во двор, но та, отойдя всего на несколько шагов, остановилась и обернулась к хозяйке, как бы предлагая следовать за ней. Поддавшись любопытству, Хейна пошла за кошкой до самых ворот, пока та не остановилась. Хейна проследила за ее взглядом и оцепенела. С запада, из леса за дальним пастбищем, в их сторону двигался дрожащий огонек. Один, потом еще и еще. Хейна насчитала пять факелов, когда рядом раздалось грозное рычание. Обернувшись, она увидела возле себя оскалившегося пса. Странно, ведь он только что был на привязи. Оглядевшись в поисках кошки, Хейна заметила быстро удаляющуюся в сторону деревни тень.

Опомнившись, Хейна бросилась в дом. В спешке она завернула в одеяло маленького Барта, схватила несколько свечей и тлеющую лучину, закрыла дверь, чтобы не вызывать подозрений, и с малышом на руках бросилась через двор к погребу. Спустившись в холодное, сырое подземелье, Хейна усадила сына на бурт картошки, здесь ему будет теплее, чем на земляном полу, и стала изнутри запирать дверцы погреба. Кто шел к деревне из леса, Хейна не знала, но ничего хорошего от приближающихся чужаков не ждала, к тому же идущих ночью и с факелами. Хорошие люди, торговцы и солдаты шли бы по дороге, ведущей в деревню с другой стороны, а из лесу могут явиться только разбойники или горгхи.

«Только бы не горгхи», – Хейна вознесла молитву Матери Земле.

Она никогда их не видела, никто не видел. Если кто-то, кто видел горгхов остался в живых, значит он невероятный счастливчик, и к тому же очень быстро бегает.

Про горгхов Хейне рассказывал отец. В молодости он побывал в одной из деревень, после того как они на нее напали. Пустые дома, в каждом дворе мертвые собаки, и ни души, ни одного человека или скотины, только кровавые следы от прошедшей бойни. Что делали горгхи с телами и почему они убивали собак, даже тех, что были на привязи, никто не знал. Но ходили слухи, что появлялись горгхи именно так: ночью, из леса, с факелами. А еще поговаривали, что с горгхами всегда был маг.

Хейна забаррикадировалась и опустилась на верхнюю ступеньку лестницы, прислонившись лицом к двери. Сквозь щели в грубо сколоченных досках хорошо просматривался двор, ворота и крыльцо дома. Из окна во двор падал тусклый свет не погашенной в доме свечи, разгоняя окружающую темноту. Хейна ждала. Пусть ей придется просидеть здесь всю ночь, и ее опасения будут напрасны, нежели к ним действительно заявится беда. Прошло около получаса, когда Хейна сообразила, что к предупреждающему рычанию их пса добавилась еще несколько голосов. Собачий хор становился все громче и гуще, хотя самих собак было плохо видно сквозь жерди ограды. В проеме ворот стояло пять или шесть животных. Это рычание действовало на Хейну успокаивающе, не давая поддаваться панике, она чувствовала себя защищенной. Казалось, все собаки деревни сбежались к их двору.

В воротах появилась Лисса, и собачий хор умолк. Хейна насторожилась. Кошка грациозно вбежала во двор, на полпути к дому остановилась и повернулась в сторону погреба. Медленно, гипнотизируя взглядом, подошла к погребу и остановилась в двух шагах от дверцы. Хейна не сомневалась, Лисса видит ее, и всмотрелась в огромные черные, как бездна, расширенные зрачки кошки. В глубине погреба захныкал, зовя мать, ребенок. Хейна обернулась, и тут в голове раздался четкий приказ «Тихо!». Хейна бросилась к сыну и стала укачивать его на руках, пока тот не успокоился. Поплотнее завернув в одеяло, она уложила Барта обратно, зажгла свечу, воткнула среди картошин и тихонько сказала:

– Позови меня, когда свеча догорит. Только тихо.

Малыш понимающе кивнул, и Хейна, вернувшись на ступеньки, стала рассматривать двор. Вокруг царила тишина. Пока ее не было, собаки рассредоточились по двору, как будто их расставил опытный военачальник: притаились за оградой, крыльцом, у сарая и других построек. Одни стояли, другие лежали, но все настороженно замерли в засаде.

Еще раз удивленно оглядев двор, Хейна заметила Лиссу. Кошка лежала на перилах крыльца, спрятавшись за поддерживающий навес столб. Со стороны ворот ее наверняка не видно. Даже с этой позиции разглядеть кошку на фоне темного дерева в черноте ночи было не просто. Тишина тяжелым грузом нависала над двором и головой женщины. В томительном ожидании время потянулось совсем медленно. Хейна стала считать про себя, чтобы хоть примерно определить, сколько прошло времени, а также выровнять ритм бешено бьющегося сердца.

Собаки насторожились и как по команде направили уши в сторону ворот, но с места не сдвинулись. Хейна услышала тяжелые шаги. Звук приближался. Уже совсем близко были видны огни факелов. В воротах появилась странная сгорбленная фигура. Разглядеть ее не удавалось, так как чужак держал перед собой факел, опустив руку так, будто подсвечивает что-то на земле или держит в руках просто палку на случай неожиданной атаки. Сделав несколько шагов во двор, чужак остановился, отвел руку с факелом в сторону и осмотрелся. Хейна отшатнулась. Это был не человек. Горбатое существо невысокого роста с огромной вытянутой, похожей на лошадиную, головой, широченными плечами, давящими на узкий таз, и короткими ногами. Руки у чудовища наоборот были настолько длинными, что оно, не нагибаясь, могло достать ими до земли. На руке держащей факел, Хейна насчитала только четыре толщезных пальца. Горгх повернул голову в сторону погреба, повел большим носом, сросшимся с верхней губой, и оскалился. Рот его заполняла россыпь мелких треугольных зубов. Горгх издал глухой свистящий звук, и в воротах появились еще двое чудовищ. Как только они пересекли границу двора, с разных сторон на них с заливистым лаем кинулись три большие собаки, одна из которых вцепилась первому горгху в руку. Чужак с диким ревом попытался стряхнуть пса, выронил факел и бросился бежать. Двое других уже скрылись за воротами. Собаки за ворота не вышли, остались стоять во дворе и зло скалиться.

Спустя минуту, в воротах появилась высокая фигура в черном плаще.

– Каких-то шавок испугались? – Услышала ехидный смешок Хейна. Голос незнакомца был скрипучим и неприятным, мурашки побежали по всему телу.

Чужак сбросил капюшон и вступил в пятно света от лежащего на земле факела. Это был человек с бледным и гладким как у мертвеца лицом и длинными темными волосами. Мужчина вытянул руку, и собаки, пригибая головы к земле и скуля, попятились. Боковым зрением Хейна заметила, как напряглась на крыльце кошка, вся подобралась и сгруппировалась, готовясь к прыжку, будто на охоте.

Маг дернул рукой, и одна из собак повисла в воздухе. Еще одно движение, предсмертный душераздирающий визг, и тело собаки с неестественно вывернутой головой упало на землю. Наступившую тишину прорезал скрипучий, пробирающий до костей, смех убийцы. Хейна обеими ладонями закрыла себе рот, чтобы приглушить рвущийся изнутри крик.

И в этот миг кошка прыгнула. Маг резко умолк и повернулся в ее сторону. Все произошло слишком быстро, у него не было шансов. Опрокинув мужчину на землю, всем весом на него приземлился огромный рыжий тигр. Не теряя ни секунды, зверь клыками вспорол чужаку горло, а задними лапами начал рвать на нем одежду и скрывающуюся под ней плоть. На мертвом лице мага застыло выражение изумления и страха. В следующий миг все собаки сорвались с места. Вместе с ними и Хейна вскочила со ступенек и опрометью бросилась в глубь погреба к заходящемуся в рыданиях ребенку.

Что происходило наверху дальше, Хейна не знала. До нее только доносились жуткое рычание и бешеный лай собак, будто огромная свора раздирала на части свою добычу.

Хейна сидела на бурте картошки, прижимая к себе такого же перепуганного сына, боясь даже шелохнуться, напряженно прислушивалась к доносящимся со двора звукам.

Прошло около часа. Звуки драки почти стихли, только где-то в отдалении то с одной, то с другой стороны доносился отдаляющийся лай, будто собаки преследовали одиноких беглецов. Спустя какое-то время даже эти звуки стихли, и все погрузилось в гнетущую тишину. Время потянулось мучительно медленно. От долгого сидения конечности у Хейны затекли, а малыш давно спал убаюканный на руках.

Вдруг снаружи послышались стремительно приближающиеся шаги. Дверца погреба дернулась, но не поддалась. Хейна попыталась вскочить, но занемевшие ноги подвели, и она снова упала на раскатывающуюся в стороны картошку. Дверца дернулась еще сильнее и затрещала, будто по ней ударили плечом.

– Хейна! Хейна, это я! – донесся до женщины искаженный страхом, но все же такой родной голос.

Усадив проснувшегося сына на бурт, Хейна почти на четвереньках взобралась по лестнице и отперла дверь.

– Слава, Матери Земле, – с облегчение выдохнул Морек, заключая жену в объятия. – Вы живы.

Только в этот момент Хейна наконец позволила себе расслабиться и разразилась слезами. Раз он здесь, значит, все уже кончилось. Морек больше ничего не сказал, сам спустился в погреб за сыном и, прижимая обоих к себе, повел их через огороды в деревню.

Морек оставил Хейну и Барта в доме свояченицы, а сам с ее мужем пошел собирать других мужчин. Он не хотел, чтобы Хейна видела последствия кровавой бойни у их дома, она была благодарна ему за это. Она и так на всю жизнь запомнит лежащее посреди двора растерзанное тело мага.

Когда спустя два дня Хейна вернулась домой, о происшедшем здесь напоминала только впитавшаяся в жерди ограды и ворот потемневшая кровь, да поломанные перила крыльца. Обойдя двор, Хейна вошла в дом и огляделась. Лиссы нигде не было. Обернувшись к стоящему за спиной Мореку, она было открыла рот, но муж, словно прочитав ее мысли, тихо сказал:

– Она не вернется, – и вышел во двор.

Сердце защемило смешенным чувством облегчения и сожаления. Больше Хейна никогда не видела Лиссу.

Тигрица перевела взгляд на высокого юношу, стоящего за плечом матери, в руке его блеснуло лезвие ножа. Мотнув головой, она снова наклонилась к Мореку.

«А он удивительно на тебя похож. Настоящий охотник».

– Спасибо, – как можно громче простонал Морек, чтобы услышали все.

– Отец, – придя в себя первым, закричал мальчишка и, оттолкнув руку матери, упал на колени рядом с Мореком, не обращая внимания на опасного зверя. Из пасти огромной кошки вырвалось непонятное фырканье.

– Она друг, – прошептал Морек сыну и, переведя взгляд на Лиссу, добавил – Я дома.

Тигрица, игнорируя юношу, уткнулась черным влажным носом Мореку в лоб и зажмурилась.

«Прощай, мой друг!».

Спустя минуту, она открыла глаза, лизнула большим розовым языком его щеку и, не оглядываясь, легкой рысцой направилась обратно в сторону леса. Всю дорогу Лисса загривком чувствовала провожающий пристальный взгляд, а у самой кромки леса в мысли ворвался печальный женский голос: «Спасибо, Лисса! За все…».

Весной, как только сошел снег, местные жители нашли на Болотной низине схрон с уже оттаявшими и почти разложившимися тушами животных, смрад от гниющей плоти распространился на всю округу. А неподалеку в лесу – изуродованные и обглоданные падальщиками почти до костей тела двоих мужчин. Опознали в них, исключительно по остаткам одежды и арбалетам, охотников-браконьеров из Нижних Топей. Горгхи в этом году в здешних местах не появились.