Пусть это смерть — я смерть вкусил
у ног, у ног, у милых ног твоих.
И.-В. Гёте «ФИАЛКА»
Дорогая Валентина!
Я и не думал, что умереть будет так просто. Утром палач три раза взмахнет топором, и один удар будет принадлежить мне. Через прутья решетки я видел уже приготовленные гробы — вот все наше имущество на завтрашний день. Мое обезглавленное тело погребут под толщей земли, но дух моей незримой любви к тебе навсегда останется витать над могилой — среди неизвестности, между жизнью и смертью. Глубины пространства, разделяющие быль от небыли, сомкнутся вокруг грез и мечтаний, соткав новые миры, где разум одолевает над прахом. Запретное открывается там, обращая его доступным. Ведь такие, как я, обычно после жизни находят покой. Но моей ли грешной душе искать его? Одно лишь беспокоит пока еще бьющееся сердце: умерев, я теряю тебя! Что важнее теперь: смерть, где обитает вечное упокоение; или жизнь, в которой у меня ничего нет, кроме твоей любви. Как часто мы влюбляемся не в тех, и я искренне сожалею, что теперь нести этот рок предстоит тебе. Ты раскрыла мне душу, а я просто нагло выкрал ее. Прости!
Средь сумрака я пишу тебе последнее письмо. Великодушный стражник, сжалившись над смертником и пообещав выпить за терзаемую душу на полученные четыре экю, вручит тебе его, когда последний выдох из моей груди навсегда унесет ветер. Благодаря аристократичному роду мне удостоилось избежать позорной казни через повешение. Но мучает лишь одна мысль: как долго живет мозг, когда голова отделяется от тела? Две секунды, а если пять? Какими они бесконечными, наверное, кажутся тогда. Самое страшное в эти секунды видеть, что происходит вокруг. Я попрошу палача завязать мне глаза: он не откажет в последней просьбе (в кармане у меня бремчат еще несколько монет).
Не минуло полгода с нашей последней встречи, но минули дни, которые без тебя показались намного длиннее, и томительна была каждая минута. Как беспощадно время! В одиночестве удушливой скуки секунды тянутся целую вечность, в счастье — недели пролетают за один миг. Я поклялся себе завязать с преступным прошлым и навсегда вернуться к тебе. Лишь данное мною слово тяжелой ношей висело на шее, на которую через несколько часов невозможно будет ничего повесить. Слово было сдержано, и сняты цепи. Я готов был шагнуть на пологую стезю, где моим верным попутчиком, непозволявшим сбиться с пути, стала бы ты. Но предательство близкого человека сгубило меня. Что ж, я готов нести кару за поступки. Тебе ни к чему знать мои мерзкие деяния — за них на рассвете я покаюсь священнику. Но лишь до того мига, когда меня полюбила ты! Все изменилось. Сколько утекло воды с тех пор — трудно представить. Кажется, что до нашей встречи я и не жил вовсе. Прошлое кажется таким далеким, и теперь с трудом верится: мое ли оно? Но память — надежная память — говорит обратное.
Не забывал я тот вечер, когда ты призналась мне. В воздухе витал аромат цветов, но природа словно дремала, боясь нарушить наше волшебство. Нам становилось теплее от объятий друг друга, но мое сердце еще холодил ветер. Ты мне впервые тогда сказала: «Я люблю тебя!» Но эти слова больше тронули траву под нашими телами. Луна, одаренная чистым взглядом, с небес глядела на меня. И тогда ее единственным желтым взглядом я сам увидел себя. Как я низок! По-новому забилось сердце мое, и затрепетала душа, прогоняя холодный ветер...
Серая ночь заглядывает через решетчатое окно камеры — моя последняя ночь. Я вижу звезды, и в мыслях моих только ты, находящаяся так далеко от меня. Но поднятый к небесам взор представляет, как в это же самое время и ты подняла очаровательные глаза, в которых ярким отблеском, отражаясь, загорелись звезды, и видишь небо таким же, каким его вижу я. Оно аналогично в наших взглядах. И я утешаю себя: если мы в один миг смотрим на одни и те же небеса, значит, мы все же близки друг другу — неважно сколько миль разделяют нас.
Но когда поблекнут звезды, и забрезжит рассвет, последним я увижу солнце, подбирающееся к зениту. После — непроглядная пелена смерти, а тень от ее капюшона уже лежит на моем челе. Не зная тебя, я не воспротивился бы ей, она всего лишь избавила бы мир от эгоистичного зверя, живущего внутри меня. Но ты помогла умертвить того зверя, который, как ни странно, перед смертью разродился чистой душой. До меня дошел смысл того, что всегда следует облегчать себе путь в жизни, а не переться напролом сквозь каменные стены, не чувствуя, что под ногами, а что над головой; ибо однажды можно проснуться и забыть кто ты и чего стоишь. Я не пытался все усложнять, но отчего-то все выходило именно так. Я хотел плыть по течению, но его не было. И однажды, перестав грести, начал тонуть, пока ты не вытащила меня на твердь из водяной бездны рассудка. С мыслями о тебе я научился ценить жизнь, приветствуя всё в мире. Новый восход солнца принимал за диву, закат — за сказку. Лирика зазвучала во мне, добивая сухой скептицизм, ранее ослепляющий меня.
Мы часто встречались в разгаре лета. В твоих черных волосах запутывались яркие лучи солнца, а улыбка озаряла душу. Глаза стали зеркалом, в которых однажды и отразился весь хаос, царивший во мне. Я ужаснулся и не мог поверить в существовании того человека. Но отражение твоих глаз не придавало искажений. И с помощью любви я поборол монстра и воплотился… может быть… в человека. Наконец-то я вдохнул полной грудью, когда раньше мне удавалось дышать только маленькими вдохами...
Мне повезло, что ты изменила меня, возродив после смерти к вечной жизни. Я вижу две тени, скользящие по каменным стенам темницы. Одна из них белая, словно выпавший снег; другая, как эбен, черная. Они явились за мной, но первый все-таки пришел дьявол… Его ужасный вид не устрашил меня, потому что мне ни раз приходилось встречаться с ним, и он знал, что по праву я принадлежу именно ему. Без раздумий павший дух плеснул мне в лицо воды из бурного Стикса, и капли языками пламени растекались по мне, скапливались на груди, готовые прожечь сердце. Но вот блеснул луч, и кто-то положил на меня светлую ладонь. Огонь тут же потух, и дыхание стало легче. Черная тень в страхе озлобленно метнулась в противоположный угол. Адский взор ее мог бы испепелить всю камеру, но ангел, взмахнув перед ней крылом, всколыхнул белую пыль, которой запорошил дьявольские глаза. Теперь он сидит неподвижно, прижавшись к стене, не желая расстаться с тем, что некогда принадлежало ему, но и не решаясь сделать шаг, где от ангельской пыли может рассыпаться в прах. А верный страж, расправив крылья, сопроводит меня завтра в чистилище. Там, поднимаясь, раскаявшаяся душа очистится от прошлых грехов и окунется в Лету...
Странная музыка ласкает мой слух, нежной серенадой отражается от каменных стен. Я думаю о тебе — эти мысли, обретя плотность, и рождают мелодию, которая всегда останется со мной. Уж ты мне поверь! Умереть — это не значит отречься от всего. И, возможно, когда для меня умолкнут все другие песни, одна все-таки останется — соната о тебе.
У меня нет выбора, но если бы мне предложили жизнь в обмен на то, чтобы я тебя никогда не узнал… Нет, это был бы неравноправный обмен! Ведь даже умереть можно правильно. Даже умереть можно достойно. Даже умереть можно мыслями рядом с тобой!
«Я люблю тебя!» — кричу я тебе на мятых страницах письма. Валентина, прости, что я не успел крикнуть об этом раньше. О, как я был труслив, чтобы признать это и сказать вслух. За что же ты полюбила меня? Зачем?
Истекают последние минуты ночи, приближается мертвый рассвет, неся с собой роковое утро. Мне остается последний путь всего в одну сторону. Сонм светлячков закружился надо мной. Я начинаю чувствовать, как скоро все сомкнется. Черная тень в углу исходит на стоны и вмиг бы в злобе сожгла меня, если б хоть на мгновение темницу покинул ангел. Ей остается только брызгать слюной, глядя на потерянную добычу.
Слышаться шаги. Это со стражей приближается священник — последний мой гость.
Валентина, спасибо тебе за мою спасенную душу! Может, ты еще спасешь ни одну. Ангел, посланный тобой, укрывает меня крылом. Прощай навсегда!
С любовью из нового мира!
Александр.
16 августа 1701г.
Порыв ветра настиг девушку, вырвав у нее из рук страницы. Она попыталась схватить их, но жестокое дуновение не позволила ей, подняв листы высоко в небо, где они маленькими белыми птичками пропали в синеве. И слезы сильнее потекли по щекам от того, что не смогла сберечь, то последнее, что от него осталось. Но Валентина тут же отвергла эту мысль, положив ладони на живот. Последнее письмо Александра осталось в биении сердечка новой жизни («Я люблю тебя!), которую, не смотря на упрекающий взгляды людей, она обещала беречь.
Похожие статьи:
Рассказы → Это Лондон, детка?
Рассказы → Последний кооператив
Рассказы → Под шелест волн прибрежных
Рассказы → пОлая луна
Рассказы → Разговор на вокзале
