По ту сторону неба (полная версия)
в выпуске 2016/01/11Пожалуй, "полная версия" - это громко сказано. Просто, увы, рассказ оказался слишком велик для положенных на конкурс 20 000, и его пришлось обрезать по мелочам. Зато теперь всё-таки руки дошли выложить без купюр.
По ту сторону неба
Трудно представить, но ведь здесь не всегда было так: трава, что зеленее изумруда, пышные кроны деревьев и ярко-голубое небо с белоснежной ватой облаков. Здесь нет никакого лицемерия — праздник жизни ничего не прячет от нас. Нет — просто он, как победитель, поставил ногу на грудь убитому противнику. Теперь бояться нечего, но если бы хоть кто-нибудь знал, сколько трупов похоронено под этой зелёной равниной... Оттого и не слагают сказаний об этих местах. Не потому, что ничего не знают. Знают. Просто сочинять о таком сказки не хочется.
***
Вернёмся назад. Схватим небо рукой и сорвём эту синеву, как простынь с постели. Взгляду откроется чёрное, с багровыми прожилками Ничто.
Ветер истории, повёрнутый вспять, уносит с собой траву. Остались лишь скалы да земля в трещинах, которую и от камня отличить трудно.
Огромная пропасть полумесяцем вновь ощерится небу недоброй улыбкой. А в пропасти той потянут вверх, как в последнем усилии, костлявые руки мертвецы. Груды трупов. Горы трупов.
И, наконец, зашевелятся огромные камни. Поднимутся, взгромоздятся один на другой — и снова возвысится над равниной колоссальная башня, чья вершина сливается с непроглядной небесной чернотой.
Последним штрихом вспыхнут огромные цепи — необъятной толщины, какие выковать под силу лишь титану. По их звеньям, каждое размером с гору, пробегут молнии – и цепи протянутся в четырёх направлениях, от центра башни, в далёкий черный горизонт.
Обитель Кровавых Цепей. Погибель множества душ.
***
Иной поэт любит говорить, что каждый человек – это целая книга, отдельная и захватывающая история. Оставим эти восторги, вряд ли кому-то есть дело до поэзии в Обители Кровавых Цепей. И всё же главному палачу, что пытал людей до смерти, стоило бы знать историю одной из своих жертв.
Разумеется, практически каждый человек, истекающий кровью в Обители, попал туда незаслуженно. Но ирония заключается в том, что один юноша вообще не должен был здесь оказаться. Его подвела совесть – он взял на себя жребий вместо одной девочки, потому что не мог вынести мысли о том, что её скоро начнут резать на куски. Ну а жнецам, что приходили собирать очередной людской урожай для Пожирателя, живущего в Обители, было всё равно кого брать.
Парень не считал дни – попросту не мог, не имел возможности. Для него всё уже давно слилось воедино, в один кровавый сон, где, кроме боли и жажды, ничего больше и нет. Он был на «особом положении» - имел двух палачей. Первым был Неспящий – уродливое горбатое существо, за всю свою службу не проронившее ни слова. Он никогда не спал и занимался пытками почти непрерывно. А когда не истязал никого, то ходил, шаркая, среди подвешенных на цепях людей и бил плеткой тех, кто впадал в дрёму.
Вторым же палачом оказалась ведьма – змея-искусительница, которая уводила рабство жертв, сломавшихся и согласившихся предать своих близких и друзей. Если ей вдруг доводилось видеть в чей-то душе трещину – то она сама бралась за пытки, доводя жертву до точки невозврата. И предателей было много – потому что те, кто не ломался, гнил теперь в пропасти.
Юношу ждала та же судьба. Попытки сломать его ни к чему не приводили, но ведьма не желала его оставлять. Возможно, всё дело в том, что она знала, в отличие от Неспящего, как её жертва угодила в Обитель. Может, в его стойкости она вдруг усмотрела вызов. Может, что-то ещё... Но чужая душа – потёмки. А чёрная душа – и того больше.
***
Его не били, если он впадал в дрёму. Всё потому, что ещё в первые дни ведьма распорядилась бросить его в пруд с бесами. Трудно описать это место – не вода, а как будто чёрная вязкая смола. И тот, кто в ней очутится, увидит вещи неимоверно страшные. Но, что хуже, когда он выползет на берег, то страшные голоса навсегда останутся в его голове – бесы будут с ним и никогда уже не отпустят.
Вот и сейчас мальчик закрыл глаза – и кошмар в тот же миг засочился кровью. Видения вернулись к нему, и это были не выдумки. Всё это он пережил на самом деле.
Жнецы пришли к дому юноши, когда он попросился в жертву вместо другой девочки. Главный жнец держал его отца за горло и медленно вспарывал его живот ножом. А затем вжал ещё живого мужчину в землю и заставил смотреть, как его жене отпиливают ноги и прижигают культи, чтоб не истекла кровью. Жнецы изнасиловали её, все по очереди, заставляя её сына и полуживого мужа смотреть на это. Последний насильник выколол ей глаза, и, не останавливаясь, медленно отпилил ей голову серпом. Лишь после этого отца добили.
За всем этим наблюдала и маленькая девочка – та самая, вместо которой в жертву вызвался юноша. Ей не дали зажмуриться. Один из жнецов держал её голову длиннопалой чёрной рукой, задрав веки. Когда отец и мать юноши, наконец, умерли, его заставили смотреть на девочку. Жнец начал сжимать руку, которой держал девочку за голову – медленно, чтобы та успела покричать. И она кричала. Кричала так, как никто никогда не закричит. Крик её оборвался лишь с хрустом, когда череп не выдержал силы демонических рук...
...Безумный коротышка, выдрессированный в качестве людоеда, глодал гнилыми зубами кисть его правой руки. Парень вскрикивал и бился в цепях, а коротышка, заслышав его вопль, на миг застывал и слушал, улыбаясь окровавленным ртом. А затем делал вдох и впивался зубами в очередной палец. Он никогда не откусывал куски сразу, всегда грыз и с хлюпаньем пил горячую кровь. За ними наблюдала ведьма. Сначала улыбалась, но потом прекратила и смотрела молча: неотрывно, не моргая; и медленно, будто задумавшись, водила пальцем по губам.
От этих воспоминаний он забился в цепях; ненависть снова проникла в мускулы, почерпнула силу из каких-то глубинных запасов. Жаль было не свою поруганную честь – это лишь верхушка пирамиды, венчающая куда более основательный фундамент из издевательств над родными, их зверским убийством. Бесы знали, о чём напоминать. И как напоминать.
***
Злость сорвала сон; он шумно выдохнул и открыл глаза. Лишь для того, чтобы увидеть перед собой эту проклятую ведьму – женщину в чёрном, с кожей, бледной, как воск. Наверное, уже давно наблюдает за ним.
Она смотрела на него без улыбки, пристальным немигающим взглядом, который ему очень не нравился. Раньше ведьма часто смеялась, мучая его, любила едко шутить и дразнить. Но теперь, всё чаще, её лицо приобретало это странное выражение, как у восковой скульптуры.
В руках ведьма держала несколько железных прутьев – длинных, тонких, заточенных с обоих концов. Под тусклым красным светом, они нехорошо поблескивали в женских руках. Ведьма заметила, что он смотрит на них.
- Я хочу посмотреть кое на что, - сказала она тихо и подошла поближе.
Деловито положив прутья на пол, она взяла один и замерла, задумчиво крутя железку в руках. Затем наклонилась к парню, к его шее, и застыла на миг, словно вдыхая запах. Она коснулась его груди свободной рукой и медленно провела вниз, до живота, словно ощупывая.
Прошло несколько мгновений, и ведьма, словно очнувшись от наваждения, выпрямилась. Её свободная рука вновь заскользила по телу жертвы, но это были уже холодные прикосновения хирурга, готовящегося сделать надрез.
Определившись с местом, ведьма приставила острие прута к левому плечу юноши. Он напрягся и часто задышал. Внутри него колыхались страх и ненависть к собственному малодушию. Ведьма помедлила миг, наслаждаясь этой бурей эмоций.
- Не бойся, ты не умрёшь, - произнесла она.
И надавила. И мальчишке пришлось закричать, чтобы хоть как-то выместить боль. Когда прут проткнул его насквозь, ведьма подобрала следующий и стала выискивать новое место на теле жертвы – такое, чтобы, но не убить. На сей раз выбор пал на правое бедро. Ведьма аккуратно выбрала место, чтобы парень не истёк кровью, и склонилась к его уху:
- Кричи, если надо.
И, не глядя, воткнула прут ему в бедро. Не отстраняясь, слушала его крик.
Конечно, спустя какое-то время прутья закончились. Вот только боль никуда не ушла. Юноша так и висел на цепях, похожий на утыканную копьями тушу. Крови было мало; редкие её капельки запекались на коже, не успевая упасть на пол.
А ведьма смотрела на него. Точно так же, как и всегда в последнее время: немигающий взгляд, водит пальцем по алым губам. А другая её рука крепко стискивает подол чёрного платья.
Затем боль отняла у него последние силы. Беспамятство упало тяжёлым одеялом.
***
Бесы зашлись в торжествующем крике: «Ты наш! Ты наш!». Языки пламени подпалили черноту сна и открыли старую знакомую картину: горящий дом и жнецов, склонившихся над матерью...
Но затем вдруг всё стало иначе. Повеяло прохладой – о, столь желанной в этом вечном жаре прохладой! – и картинка зарябила, растворилась. И всё стало иначе: ни боли, ни бесовских голосов, ни ярости, ни воспоминаний. Только покой и тишина в голове.
Обитель Кровавых Цепей исчезла, как кошмарный сон. На смену ей пришла бескрайняя зелёная равнина. Из-за горизонта выглядывало, заливая небо нежной лиловой краской, солнце – но не сумеречное, а рассветное, обещавшее новый день. И впереди на равнине, высоко в небо поднималась гора – воистину необычная гора, со склонами из настоящего, чистого серебра. Если бы солнце светило в полную мощь, то любой смотревший ослеп бы от блеска.
Юноша шагнул вперёд – он стал свободен от цепей и ран, ничто больше не причиняло ему страданий. И, медленно ступая, он направился к серебряной горе. Босые ноги ступали по прохладной траве, роса оседала на коже – и это было так хорошо, так умиротворяюще... Здесь не было усталости и дурных мыслей. Путь сам по себе был отдохновением.
Когда же он дошёл до подножья горы, то понял, что не желает оставаться здесь, в её тени. Ему хотелось взобраться наверх, вдохнуть тамошний воздух, взглянуть на равнину с недосягаемой высоты... и ещё казалось, что там, на вершине, есть некая загадка, прекрасная тайна, которую нужно разгадать. Ведомый порывом, юноша начал восхождение. И вновь ему было легко – ноги не скользили по серебряному склону, ничто не ранило их. Усталость не приходила, грудь вдоволь дышала прохладным чистым воздухом. И блики на серебре – прекрасные лиловые блики – играли, звали его идти дальше.
На вершине горы ничто уже не закрывало солнца – его утренний свет падал на серебряное зеркало и превращал гору в продолжение неба. А посередине площадки, увенчавшей гору, в окружении пурпурных колон, на белом троне сидел человек.
Он был невысок; длинные курчавые волосы каштанового цвета рассыпались по его плечам. Голубые глаза смотрели пытливо, с лёгкой усмешкой – доброй, не ехидной.
- Это, наверное, мой грустный удел, - сказал человек мягко. – Скитаться по миру, искать себе дом – а после чувствовать себя в нём чужим...
Какое-то время они молча изучали друг друга, а затем юноша решился спросить:
- Кто ты такой?
Человек склонил голову и отвёл взгляд, будто размышляя.
- Я – колесо, я вращаюсь, и меня не остановить, - произнёс он. – Я – солнце, я двигаюсь по небу, и никто меня потушит. Я – тот, кто я есть. Человек на Серебряной Горе.
Тогда юноша спросил напрямик:
- Ты – Бог?
Человек грустно улыбнулся.
- Ваш Бог сидит в той самой Обители Кровавых Цепей, - ответил он. – Пожиратель. Ты знаешь, почему его так называют?
- Он пожирает людей.
- Нет, - человек покачал головой. – Пропасть полна трупов, они гниют там, никому не нужные. Нет. Пожиратель не ест плоть. Он поглощает души.
- Зачем? – спросил юноша.
- Потому что душа как тело – не бессмертна, - ответил человек. – Пожиратель не хочет умирать.
Он помолчал несколько мгновений, затем нагнулся и поднял меч, стоявший прислонённым с правой стороны трона.
- Ничто в этом мире не вечно, - сказал человек, положив меч на колени и задумчиво пробуя лезвие пальцем. – И это к лучшему. Ведь тебе же не хочется, чтобы Обитель стояла вечно?
- Нет, - ответил он, не колеблясь.
- И ты не хочешь поклоняться Пожирателю?
- Нет.
- И ты не желаешь, чтобы земля носила жнецов, палачей и ведьм?
- Не желаю! – ответил юноша, в этот раз громче и решительнее.
Человек на троне кивнул с пониманием и устремил на него взгляд – уже сосредоточенный, серьёзный.
- Ты знаешь, на что придётся пойти, чтобы победить?
Юноша не стал более размениваться на картинные выкрики. Как и собеседник, он спросил серьёзно:
- А это возможно – убить их?
- Возможно, - подтвердил человек. – Но ты отдаёшь себе отчёт, что придётся для этого вытерпеть?
- Есть что-то хуже того, что я уже вытерпел?
Человек обвёл рукой окрестности, видные с вершины горы:
- Это – место очищения. Сюда вы приходите, когда наступает ваш час. Здесь боль уходит из души. Отсюда вы вновь уходите соединиться с миром, даёте начало новой жизни.
- Значит, я умер?
- Нет, - сказал человек. – Это я забрал тебя сюда. На время.
Юноша чуть прищурился:
- Ты хочешь, чтобы я помогал тебе?
- Хочу, - честно ответил человек. – Но я буду лишь просить, а не заставлять. Ты выберешь сам. Я могу вызволить тебя из Обители, отправить куда-нибудь далеко. Будешь жить там такой жизнью, какой пожелаешь. Могу прямо сейчас отправить твою душу на единение с миром – никакой больше Обители, хотя ты назовёшь это смертью... Либо, если ты решишь сражаться, я помогу тебе в борьбе.
Юноша сел на серебряную поверхность и задумался, сцепив руки в замок.
- Почему вызволить только меня? – спросил он. – Вызволи всех.
На лице человека появилась горечь.
- Напрасно ты думаешь, что я всемогущ, - ответил он. – Если бы я мог – разве стал бы выдёргивать вас по одному? Как и ты, я бы спас всех и сразу… создал бы войско, возглавил поход – о да, все мы об этом мечтаем.
Он поник и сказал уже тише:
- А ведь правда в том, что я, как и ты, одинок. И силы мои тоже не безграничны. О, я многим мог бы отдать свою силу – и тогда бы умер, ведь я сам и есть сила. И не страшно умереть, но как моей силой распорядятся те люди?
Человек поднял меч, любуясь закатными бликами на лезвии.
- Один взял мою силу однажды, - сказал он, вспоминая. – А потом просто передумал бороться. Только и делал, что заставлял людей приносить ему дары – он же наделён невероятным даром… И ты думаешь, этот человек был один такой? Их необязательно постигало тщеславие, куда чаще они просто уставали и отказывались продолжать.
- Боишься, что я тоже перестану сражаться? – спросил юноша.
- Да, - ответил без обиняков человек. – Боюсь. И поэтому я не спрашиваю, будешь ли ты бороться. Я спрашиваю: а ты знаешь, на что придётся пойти ради победы?
- На что же?
- Ты не увидишь больше этого места, - человек кивнул на зелёные равнины. – Ты вернёшься сюда лишь один раз, когда оборвётся твоя жизнь. А до того… целую вечность, если понадобится, ты будешь сражаться.
- Это должно меня напугать?
- Вечность, - напомнил человек, и глаза его сверкнули. – И не в таких вот зелёных лугах. И не в твоих родных краях, где днём видно солнце. И ты, и я проведём вечность на бескрайнем кладбище сгнивших тел. Ни друзей, ни любимых. Только кровь, ненависть и боль. Там никто не услышит, как ты кричишь. Как думаешь, тебе под силу такое?
Юноша не ответил сразу. Он долго смотрел на залитые рассветным солнцем зелёные луга. Впрочем, то был не взгляд человека, борющегося с искушением. Он взвешивал свои возможности и силы.
- Хоть ты и сказал, что у меня есть выбор, - произнёс он наконец. – Но это не так. Если ты позволишь мне умереть, и моя душа даст начало новой жизни, то и этого нового человека приволокут в Обитель. А если спасёшь, вызволишь… то как, по-твоему, я смогу жить и закрывать глаза? Поэтому остаётся лишь одно. Пойти обратно. И дать бой. Пусть и длиной в вечность.
- Пожалуй, ты прав, - согласился человек. – Потому я и обратил на тебя внимание ещё тогда: ты вызвался пойти в жертву вместо той девочки.
- Не напоминай, - попросил юноша.
- Да… - человек вновь понурился. – Тебя терзают бесы? Хочешь, я заберу их?
Юноша открыл было рот, готовый согласиться… и понял вдруг, как крепко сжалась в кулак его рука при воспоминании о том, как рука жнеца сдавливает голову кричащей девочке. Что заставит биться целую вечность, что придаст сил? Вот что!
- Нет! – решительно отказался он. – Не забирай. Пусть останутся. Я и им хочу отомстить. Запрягу их в повозку, пусть волокут меня, пока не сдохнут. Пусть злят меня, толкают на бой. Я выжму их досуха.
Глаза человека загорелись недобрым огнём.
- О да, - сказал он. – Заставь их умереть от усталости. Когда есть цель, и есть ненависть, можно вывернуть весь космос.
Он встал с трона и решительным движением подпоясался перевязью с мечом.
- Может, я не смогу сделать тебя непобедимым, - сказал человек. – Бойся когтей и клыков, бойся мечей, стрел и копий, бойся камня из пращи… Но я точно смогу сделать так, чтоб тебя не трогали злые чары. А там уже заговорит твоё оружие. Все эти твари – так или иначе рабы тела, иначе не смогли вершить зло на земле. Убей их – и я встречу их чёрные души.
- Они ведь не придут сюда? – спросил юноша, дотронувшись до серебряной поверхности.
- Нет, - твёрдо ответил человек.- Нечего им осквернять это место. Хотя поверь, они очень хотели бы. Но я закрою небо – и от них, и от нас. Поэтому я и говорил тебе: мы сами запрём себя в аду. Чтобы ни одна чёрная душа не ушла от меня.
- Мы будем заперты в аду? – переспросил юноша. – А по-моему, это ад будет заперт с нами.
- Ты всё правильно понял, - человек кивнул. – Ну, ты готов?
- Конечно.
- Тогда всё начнётся прямо сейчас. Я убью Пожиретеля, и наступит твой черёд. Ты сбежишь и будешь восстанавливать силы, - произнёс человек. – Но Обитель покидают лишь трупы. А значит, и ты, прежде чем увидеть свет, должен умереть.
- До встречи, - сказал ему юноша.
***
Неспящий с кряхтением снимал отощавшее тело с цепей – жертвенный юноша умер во сне, и теперь уже не нёс никакой пользы. Ведьма стояла чуть поодаль, наблюдая за его вознёй. Её восковое лицо ничего не выражало, но, если бы кто-то наблюдал сзади, то заметил бы, что женщина сжимала руку в кулак за спиной – крепко, до крови из ладони.
Последние кандалы расстегнулись, звякнув, и безжизненное тело, всё утыканное железными прутами, тяжело упало на запачканный кровью пол. Ведьма чуть вздрогнула. Неспящий схватил труп за лодыжку и, всё так же кряхтя и ковыляя, поволок труп прочь из залы. Всё ещё живые жертвы пыток, у которых оставались силы, провожали палача апатичным взглядом.
Ведьма позволила себе слабость и на миг прикрыла глаза... Она тут же распахнула их вновь. На руке юноши, которую глодал людоед, больше не отсутствовали пальцы. Они все были на месте.
По Обители раскатился хриплый крик:
- Пожиратель убит! Пожиратель убит!
Ведьма резко повернула голову. А затем, подобрав полы платья, побежала к коридору, где уже скрылся Неспящий с мёртвым юношей.
***
Обитель ожила, как разворошенный улей. Гвардейцы Пожирателя бестолково носились по коридорам, что-то кричали и отдавали бессмысленные, противоречащие друг другу приказы. Вся нечисть поднялась и заметалась: бестолково и глупо кружились они в башне и вокруг неё, ссорились, хрипло кричали и дрались. Кто-то даже пустился наутёк – ещё бы, шутка ли, когда вот так внезапно умирает Чёрный Бог...
Один лишь Неспящий, слишком тупой для всего, что выходило за рамки трупов и пыток, продолжал делать свою работу. Он невозмутимо отволок умершего парня в зал, откуда трупы сбрасывались в пропасть, и, даже не озаботившись тем, чтобы вытащить прутья из трупа, швырнул тело на гигантский люк – к другим мертвецам, которые не протянули сегодняшнего дня. Затем навалился на большой рычаг, повернул его с пыхтением – и люк открылся с протяжным скрипом. Человеческие тела, словно мусор, посыпались во тьму.
- Стой! – крикнув сзади женский голос.
Неспящий оглянулся и увидел ведьму. Она, запыхавшаяся от бега, стояла в дверях и пыталась отдышаться. Глаза её смотрели в тёмное марево за открывшимся люком, куда упали тела.
- Стой, - повторила она, но уже тихо, с безнадёжным отчаянием.
Не успела.
***
Жизнь пробуждается болью. Уродливая тайна мироздания.
И он пришёл в себя средь гниющих трупов, среди изуродованных, разлагающихся, сочащихся слизью тел. Пришёл в себя с криком. В зловонной пропасти смерти.
Ему хватило сил, чтобы вытянуть прутья из ног – всё так же с криком, с болью. Но так хотя бы стало чуточку полегче. И затем он неуклюже пополз по трупам, в тёмный угол меж склонов пропасти, где был свободный клочок земли.
И там он, хрипла крича, вытаскивал один за другим оставшиеся прутья, что ведьма воткнула его – из плеч и рук. Он долго передыхал, собирался с силами и вновь хватался за железку, впившуюся в его тело. Из открывшихся ран ручьём текла кровь, но она только согрела его, продрогшего насквозь. И затем раны начали заживать. Интересно, что это – высшее благо или намёк на то, что нельзя останавливаться?
***
Неизвестно, сколько времени минуло. Очень много, наверное. Но он, взяв один из прутьев, чтобы опираться при ходьбе, всё же встал на ноги, смог удержать равновесие и сделать первый шаг. Стало быть, поход длинною в вечность начался. Пора идти. Вот только куда? Неважно. Главное – прочь из пропасти. Здесь не с кем сражаться.
Застоявшийся зловонный воздух заколебался вдруг, и внезапно сверху упала крылатая тень – не то птица огромных размеров, не то чёрная простыня с рваными краями.
Он отпрянул и, конечно, не удержался на ватных ногах. Упал. А тень собралась и преобразилась – чёрное платье и бледное, как воск лицо, столь ненавистное ему.
- Жив, - выдохнула ведьма.
Она метнулась к нему, а он подался было прочь... но замер, противный самому себе: не надо, а то она решит, что это от страха, а не от отвращения. Было здесь и другое: его настигло что-то вроде замешательства. Ведьма вела себя странно: на белых щеках появилось подобие румянца, грудь тяжело вздымалась и опадала, в глаза сверкали лихорадочным блеском.
Он сказал с мрачной злостью:
- Ну, зови свою нечисть. Я жду.
Ведьма покачала головой.
- Нет, - заговорила она тихо и горячо. – Мы убежим. Я заберу тебя и спрячу. Не знаю, как ты смог это сделать, и как умер Пожиратель… и знать не хочу. Мы убежим. Они тебя не найдут. Иди ко мне.
Она подступила к нему, но на этот раз без резких движений, а наоборот – медленными, скользящими шагами, будто пыталась поймать пугливое животное.
- Иди ко мне, - повторила она.
Опершись о прут, он посмотрел на неё с прищуром:
- Ты и сейчас мне приказываешь? Вы, ведьмы, совсем уже забылись.
- Я не приказываю, - ведьма схватила его за запястье. Она будто отказывалась видеть ярость в её глазах. – Я прошу. Но всё равно. Я заберу тебя силой, если надо.
Он оттолкнул её от себя. Ведьма, охнув от неожиданности, упала навзничь.
- Никуда я с тобой не пойду, - сказал он, с отвращением вытирая руку о штаны. – Если у тебя ещё остались мозги – убегай. Иначе уже не выживешь.
Женская фигура, распростёртая на земле, обернулась прядями чёрного дыма – они метнулись к нему со змеиной скоростью, и ведьма материализовалась рядом с ним, вплотную, лицом к лицу.
- Нет. Пойдём со мной, - жарко выдохнула она и, не дав пошевелиться, оплела его тесными объятиями и впилась в губы жадным поцелуем.
Ведьма навалилась на него всем телом, он, ещё не восстановивший силы, не выдержал и упал. Женщина, оседлавшая его, жадно ощупывала его грудь и плечи.
- Если ты откажешься, - сказала она, часто дыша. – Я всё равно заставлю тебя.
Она начала рвать на себе одежду, показывая стройное, без капли жира тело – красивое, но мертвенно-бледное, под стать лицу.
- Тебя никто не найдёт, - произнесла ведьма, склонившись к его лицу. – Я тебя спрячу.
И она вновь наградила его поцелуем – но не тем, каким обмениваются между собой мужчина и женщина; это был поцелуй ведьмы, завораживающий и подчиняющий мужчин.
Но... тёмные чары больше не действовали на него. Он нащупал правой рукой камень на земле, схватился покрепче и с размаху саданул ведьму в висок. Послышался глухой удар, голая женщина вскрикнула и упала со своей жертвы, схватившись за голову. Стало быть, не убил, не хватило сил…
- Я же сказал, - хрипло произнёс он, вставая. – Убегай.
Но даже теперь во взгляде ведьмы, подёрнутом плёнкой испуга, по-прежнему читалась лихорадочная решимость. Она вновь обернулась дымом – и вновь он оказался беспомощен против этой скорости. Сплетясь в новом объятии, они опять упали на землю.
- Что же с тобой? - горячо зашептала ведьма. Из-под растрепавшихся волос у неё стекала струйка крови, но она не замечала. – Почему на тебя ничего не действует? Почему?
- Нечисти понять не дано, - ухмыльнулся он.
- Нет! – взвизгнула ведьма. – Я не отпущу тебя! Ты ещё не понял этого, дурак? Ни за что не отпущу!
Она вновь нагнулась к его лицу, заглянула ему в глаза.
- Ответь, - потребовала она. – Что с тобой стало? Что ты увидел? Почему ты теперь стал таким?
Ведьма сжала в ладонях его лицо. Её глаза, и без того тёмные, казалось, почернели и стали бездонными.
- Покажи мне, что у тебя в голове.
И, жадная до тайн чужой души, она вторглась в его сознание, заставила всё происходящее материализоваться. И увидела мешанину из гниющих трупов и костей, кровь, почувствовала её вязкий запах, услышала хор орущих от боли голосов – всё это открылось перед ней, как пасть огромного чудовища, пахнуло на неё страшным смрадом.
И бесы словно дождались своего часа. Жившие в сознании своей жертвы, они улучили тот краткий миг, когда все мысли становятся реальностью. И вырвались прочь, как крысы из опустошённого амбара. Они стали настоящими, обратились в зверей с чёрными жилистыми телами. Их горящий взгляд привлекло нагое женское тело – тело жертвы в расцвете сил, такое аппетитное и горячее.
Они накинулись на ведьму, окружили её плотным кольцом. Женщина завизжала, и её крик, не обрываясь, поменял несколько оттенков: сначала страх, затем ужас, а после – боль, когда острые зубы впились в её тело.
В каком-то смысле ей повезло... Жажда плоти у бесов была не похотливой, просто голодной – в отличие от тех, кого эта ведьма дрессировала. Но она не умерла легко, и даже не сразу. Бесы не умели убивать, да их убийство и не интересовала. Движимые зверским голодом, они просто рвали и пожирали то, что видели перед собой. Один бес выгрызал ведьме бок, второй рвал куски из бедра, а третий откусил ступню и теперь поспешно, с хрустом её пожирал. Четвёртый же вспорол жертве живот и жадно выедал кишки. Мучения ведьмы оборвались лишь тогда, когда одно из чудовищ отгрызло ей голову и принялось срывать мясо прямо с лица, перекошенного от ужаса и предсмертной судороги.
Он молча наблюдал за всем этим. И лишь когда убедился, что ведьма больше уже не способна мучиться, встал на ноги и подошёл к месту звериного пиршества. Один из бесов, хлюпая кровью, поднял тупое рыло – и прут воткнулся ему в глаз. Тварь захрипела и забилась, неловко дергая лапами. Он размахнулся и врезал другому – опять слабо, но хватило, чтобы свалить беса на землю. Прут вновь ударил, как копьё – и очередная нечисть испустила дух. Всё это происходило быстро. Занятые пожиранием плоти, бесы не успели понять ничего. В их прежней жизни не существовало угрозы, они не умели ни бояться, ни бороться.
Прут проткнул третьему бесу глотку. Существо выпучило глаза и, содрогаясь в конвульсиях, повалилось на обглоданное женское тело. Лишь четвёртый бес смог осознать, что происходит что-то неладное – успел, по крайней мере поднять глаза и увидеть разящие острие. А затем не стало и его.
Юноша упал без сил – прямо трупы – и долго сидел там, словно варвар на троне из тел убитых врагов. Его безразличный взгляд блуждал по стенам пропасти, по горам мертвецов, по силуэту Обители, по небу... А небо, вопреки его ожиданиям, не стало светлее. Наоборот, оно почернело окончательно, даже багровые прожилки исчезли в нём. Ветер стал злее и доносил издалека вой злобных голосов. Ещё немного – и вся земля забурлит, как разъярённый улей.
Парень заставил себя подняться – тяжело, неуклюже, опираясь на прут. Но вот он, не желая вступать в борьбу с опущенной головой, выпрямился и расправил плечи, посмотрел на марево перед собой. Пора.
Рай начинается здесь. Здесь – по ту сторону неба.
Похожие статьи:
Рассказы → Сказка о семи клонах
Рассказы → Сказка о медном царстве, серебряном царстве, золотом
Добавить комментарий | RSS-лента комментариев |