Про старуху, котенка и мальчика Яшку.

часть 1.

Старуха, с черными, как точки в конце приговора, глазами, и седыми нечесаными волосами, которые торчали во все стороны из-под ветхого платка, слегка шаркающей походкой шла по коридору и ненадолго останавливалась у каждой двери, которых в этом коридоре было предостаточно. Костяшками иссохших скрюченных пальцев стучала она по очередной двери, прислушивалась к раздавшемуся звуку, иногда осторожно прикасалась и продолжала свой путь.

Сегодня коридор был прямым и длинным. Стены его были оклеены обоями блекло-оранжевого цвета, а под потолком висели, как сталактиты, две короткие люстры: одна почти в самом конце коридора, а другая – недалеко от того места, где должна была быть входная дверь, которой в этой квартире и в помине не было.

Кроме закрытых дверей, люстр, да блекло-оранжевых обоев в коридоре присутствовали так же и зеркала. По крайней мере, так старуха про себя называла разнофигурные куски темного стекла в соответствующих их формам рамках, развешанные в промежутках между дверями. Иногда они были темные, будто тонированные стекла дорогих автомобилей, а иногда показывали старухе прошлое, как ее, так и других, подчас давно забытых, людей.

Еще в коридоре присутствовал почтовый ящик, закрепленный на стене. Был он явно бесполезным, но старуха не снимала его и даже иногда проверяла его на предмет корреспонденции.

Каждое утро старуха шла от двери к двери и стучала  в них в поисках кухни. Кухонная дверь всегда отзывалась на стук глухим дубовым гулом. Но пока ей попадались сплошь фанера (кладовая или встроенный шкаф с набором швабр и половых тряпок), да пластик (гостиная, а так, же иногда лестница в неглубокий подпол). Пару раз на ее стук откликнулось дребезжание металла.

Старуха не страдала склерозом, не была ни слепой, ни сумасшедшей. Просто каждую ночь пока она спала, коридор вытягивался или укорачивался, в нем появлялись углы и повороты, добавлялись или исчезали двери. Одно было неизменно: арочный проем в спальню, дубовая дверь в кухню, и всегда приоткрытые с вечно включенным светом двери в санузел и ванную. Да еще — почтовый ящик, закрепленный на стене коридора.

Двери появлялись и исчезали всякие: и железные, и деревянные, и пластиковые, и стеклянные. Попалась однажды даже будто бы из золота. Старуха не стала за нее заглядывать. Потому что помимо всего прочего, еще двери делились на опасные и неопасные.

Старуха знала, что лучше голодать, лучше спать на полу в коридоре, чем ошибиться. Когда-то давно, она совершила ошибку, открыла НЕ ТУ дверь – и вот она уже в абсолютно незнакомом месте, а за спиной – сырая кирпичная стена…

Семь долгих лет старуха потратила на возвращение, и с тех пор она была особенно осторожной.

 Больше всего единственная обитательница этой странной квартиры ценила комфорт и уединение. Поэтому ее всегда раздражали следы, оставленные теми, кто, пока она спала или принимала ванну, выходили из одних дверей, входили в другие, легкими шагами или громко при этом топая, молча, или переговариваясь. По неведомому старухе закону, все происходило без нее. Незримые посетители приходили и уходили, не тревожа покоя хозяйки, и это ее полностью устраивало. Бурча под нос, она в который раз терла пол мокрой тряпкой на деревянной швабре, и коридор  снова становился девственно чистым, будто и не ходил там никто, кроме нее.

А еще старуха умела обращаться стаей ворон.

Часть 2.

А еще старуха умела обращаться стаей ворон. Стоило ей выйти на балкон, и тут же она рассыпалась на некоторое количество птиц, и разлеталась по городу узнавать последние новости, подслушивать и подсматривать. Иногда слегка по-хулиганить...

И лишь недавно кое-что в жизни старухи изменилось. Как-то утром, когда она в очередной раз шаркала стоптанными тапками по коридору, прислушиваясь и принюхиваясь, странный, с рыжеватым отливом, полупрозрачный пузырь вдруг выпорхнул из-за самой опасной в тот день, покрытой ржавчиной и с полуистертой пентаграммой, двери, и споро полетел в сторону кухни. От пузыря пахло гарью и, казалось, что он сам слегка тлеет и дымится.

— Матерь Божия! – каркнула старуха, впервые за долгие годы — по-человечьи, и схватилась за сердце.

А потом засеменила, насколько позволял возраст следом за непрошеным гостем.

И все же, как не спешила, кухню она обнаружила пустой. И лишь небольшой клочок рыжей, вроде бы кошачьей, шерсти, зацепившийся за гвоздик по ту сторону форточки, свидетельствовал о том, что странный визитер ей не примерещился.

Несколько ночей после этого происшествия старухе снились кошмары, в которых из распахнутых дверей в коридор вваливались совсем уж незванные гости, но вскоре жизнь ее снова вошла в колею.

Однако с этих пор ее полеты в город перестали быть бесцельными.

Часть 3.

Однако с этих пор ее полеты в город перестали быть бесцельными. Вороны все кружили и кружили над улицами, между дымами заводских труб, над прохожими и урчащими, как голодный зверь автомобилями, около киосков и теплотрасс…

 Они искали владельца ярко рыжего комка шерсти, и удача вроде бы улыбнулась им уже в первый же день, но это был самый обычный рыжий кот, копавшийся в мусорном контейнере. Потом была рыжая лохматая дворняга, за ней – ленивая кошка, сидевшая в проеме открытой форточки.… На пятый день поисков, одна из ворон засекла на давно заброшенной стройке очередного рыжего, на этот раз — котенка. И он был не один. Рядом с ним сидел мальчик лет десяти, одетый так, что сразу было понятно, что матери парнишки на сына, в общем-то, наплевать. Подозрение вызвало не то, что мальчик и котенок беседовали. Мало ли на свете говорящих котят. Но вот тема разговора…

— … До крови, — услышала ворона обрывок фразы.

— Обязательно до крови, — подтвердил котенок: — Чтобы раз и навсегда запомнил.

Мальчик в нерешительности пожал плечами.

  — Да чего ты боишься! Ну, вот стукни меня.

Мальчик без колебаний долбанул котенка кулаком по затылку, и, если бы ворона могла, она бы вскрикнула: голова котенка отделилась от шеи и, брызгая кровью, покатилась по траве.

— И в чем проблема? – спросила оторванная голова.

— Так-то ты, а то Толян, — сказал мальчик, впрочем ни чуть не удивленный.

— Не трусь, — уверенно сказал котенок, прилаживая голову на место: — Тем более я буду с тобой.

В этот момент он заметил ворону и предложил:

— Давай эту дуру старую поймаем и крылья ей обломаем.

Мальчик с готовностью потянулся за куском кирпича, и ворона улетела от греха.

С этого дня у старухи появился еще один объект для слежки.

Часть 4.

С этого дня у старухи появился еще один объект для слежки.

Две-три вороны постоянно следили за мальчиком, то перелетая с дерева на дерево, следом за ним, куда бы он ни шел, то сидя на неудобном жестяном отливе под окном его спальни, и даже изредка заглядывали в окна школы, где он учился.

Остальные разыскивали котенка, который всякий раз после встречи с приятелем исчезал, будто его и не было вовсе.

Довольно скоро старуха знала про мальчика почти все:

— что зовут его Яшка Девяткин, что учится он в 4-м классе и слывет там «тихим троечником»;

— что отец его — этакий домашний тиран, воспитывая сына «мужиком», совсем зашугал парнишку и тот рос слабым и неуверенным в себе;

— что по этой  причине друзей у Яшки ни в классе, ни во дворе не имеется, и жизнь у него до последнего времени была – полный отстой…

И что примерно неделю назад у мальчика появился первый в его жизни настоящий друг – говорящий котенок, которого звали так же, как и его – Яшка.

И котенок этот был странной личностью. Помимо того, что он умел и любил разговаривать, он был еще буквально помешан на собственном умерщвлении, с последующим, правда, воскрешением. Мало того, он еще и приучал к таким играм своего нового друга Девяткина.

 Довольно скоро мальчик преодолел робость и брезгливость, и спустя пару недель, одна из ворон, что была старухой, с тревогой наблюдала, как на очередной заброшенной стройке он с видимым удовольствием душит котенка его же собственным хвостом. Его жертва корчила забавные предсмертные рожицы, и Яшка смеялся, глядя на своего приятеля.

— У кошки девять жизней, — сказал котенок, и в этот раз воскресая: — А у меня их так и вовсе – не меряно.

— Это еще почему, — весело спросил  Девяткин и тут же стукнул его ладошкой по затылку. Вроде бы и не сильно ударил, но изумрудные глаза котенка тут же выпали из глазниц, и запрыгали по битому кирпичу, как маленькие мячики.

— Потому что я – кошачий Бог, а Боги бессмертны — ответил Яшка и так посмотрел пустыми глазницами на мальчика, что у того тут же пропала охота шутить по этому поводу.

В этот момент глаза котенка допрыгали до спрятавшейся за кустиком вороны, и зло уставились на нее. Та благоразумно поспешила улететь.

Вечером старуха долго не могла уснуть, сидела на кухне, пила крепкий кофе и размышляла.

Часть 5.

Тем вечером старуха долго не могла уснуть, сидела на кухне, пила крепкий кофе и размышляла.

— Кошачий Бог, — фыркала она под нос: — Как же. Будто не видала я Богов… Врет, все врет.

И она опять замолкала, тревожно морща лоб.

Назавтра Яшка Девяткин сбежал с последнего урока и поспешил на стройку, где его уже ждал котенок. В отличие от предыдущих дней, они не стали играть, а тут же направились к девятиэтажному дому, расположенному неподалеку, где и затаились — вороны проследили — в подъезде, на площадке между 1-ым и 2-ым этажами.

Вскоре в этот же подъезд вошел тот самый Толян. Это был плечистый, на голову выше Яшки, подросток, который на переменах не раз доводил Девяткина до слез. Подробностей, того, что произошло потом вороны не видели. До них донесся пронзительный вскрик, потом звуки ударов, стоны, невнятные восклицания, а потом еще один, полный боли и страха вопль. В наступившей тишине отчетливо прозвучал голос котенка:

— Ты на лестнице поскользнулся, запомнил? Заложишь Девяткина – тебе не жить. Понял?!

После этих слов оба Яшки быстро покинули подъезд и почти бегом направились на свое любимое место для игр. Причем мальчик бежал не из страха быть пойманным. Было видно — его душу переполнял невиданный восторг. Вороны видели, что он даже пару раз подпрыгнул от избытка чувств.

— А как я ему ногой в переносицу, а?! Прямо хрустнуло! – Девяткин все не мог успокоиться. Ему не сиделось на месте, он то и дело вскакивал, размахивал руками и ногами, изображая удары. Котенок лениво растянулся на бетонной плите, и жмурился на неяркое осеннее солнце.

— А как он вытаращился, когда ты свои глаза из глазниц вытащил! Я думал, он в обморок грохнется!..

А в это время, другие вороны смотрели, как с воем примчалась к месту происшествия карета «Скорой помощи» и окровавленного Толяна на носилках вытаскивали из подъезда. Вокруг суетились вездесущие зеваки, кто-то сочувственно рыдал, подоспевший участковый пытался задавать вопросы, но мальчик в ответ только громко стонал.

В школе Толян появился только две недели спустя. Но это был уже совсем другой Толян. Тихий, неразговорчивый, он обходил Яшку стороной. А еще он стал панически боятся котов и кошек. Родители мальчика даже решили обратиться по этому поводу к детскому психиатру. Но дальнейшая его судьба совсем не интересовала старуху. Тем более, что вскоре после памятной победы над Толяном, игры Яшки с котенком кардинально изменились.

Часть 6.

Вскоре игры Яшки с котенком кардинально изменились. Они играли теперь в прятки. И суть этой игры была таковой: котенок Яшка прятался в группе обычных котов, а мальчик Яшка должен был его там отыскать. А это было непросто, так как котенок все время менял облик и нипочем не сознавался, даже если мальчик и угадывал с первого раза. Довольно быстро до Яшки дошел способ, с помощью которого можно было безошибочно распознать своего друга в сколь угодно многочисленной кошачьей своре — обычный кот не воскресал после смерти.

Даже видавшая виды старуха приходила в ужас, глядя в очередной раз глазами своих ворон, как мальчик деловито кромсает специально для этого украденным столовым ножом свою очередную жертву. Как он весело кричит: «Попался!», глядя на воскресшего и на этот раз друга, а найденный котенок бурчит: «С пятого-то раза» Перед расставанием он всегда тщательно вылизывал мальчика, так что ни единого следа крови не оставалось на ни нем, ни на его одежде. Так что их игры оставались тайной для всех, кроме старухи.

Зима, между тем вступила в свои права. Город накрыло снегом, ударили морозы, и как-то вечером в гости к Девяткиным пришла Яшкина классный руководитель Елена Васильевна.

Форточка в квартиру по причине холодов была закрыта, так что ворона плохо слышала, что конкретно говорила учительница Яшкиным родителям. Но, в общем, было ясно, что разговор ведется на повышенных тонах. Сначала был слышен в основном только писклявый голосок Елены Васильевны, потом все чаще ее стал перебивать раздраженный голос Девяткина старшего. Под конец они уже во весь голос ругались, не слушая и стараясь перекричать друг друга.

— Девять раз, — верещала учительница: — Девять раз я вызывала вас в школу. Вы не явились ни разу. Вам наплевать на своего сына!.. Вам наплевать, как он учится. Вам даже наплевать, в чем мальчик ходит в школу!

— Я работаю! И жена моя тоже работает! – ревел Девятки старший: — Нам семью кормить надо! Нам  некогда по школам расхаживать. А что не в «кремплены» буржуйские Яша одет, то не обессудьте – мы люди простые!

— На улице мороз минус двенадцать, обещали еще большее похолодание! А ваш мальчик ходит без шапки. Он и так у вас часто болеет…

Они еще долго ругались, но так и не услышали друг друга. Мать Яшки в продолжение всей дискуссии мочала, прикрывая рот уголком платка. То ли заплакать собиралась, то ли отгораживаясь от гнева Елены Викторовны.

Уходя, остановившись в дверном проеме, ведущем на лестничную площадку, учительница, не глядя на Яшкиного отца, сказала:

— Еще раз Яша придет в школу без зимней шапки – обращусь в органы опеки и попечительства. Пусть они с вами разговаривают.

Вечером, вернувшийся с улицы Яшка, был жестоко избит отцом.

Часть 7.

Вечером, вернувшийся с улицы Яшка, был жестоко избит отцом.

 За то, что ходит без шапки.

 В ответ на сказанные сквозь слезы слова, что нет у него шапки – вот он и ходит без нее, мать и отец Девяткины стали вытряхивать содержимое полок одежного шкафа и, в конце концов, на свет был вытянут бесформенный, побитый молью треух, который ко всему оказался еще и мал мальчику. Со злости отец так долбанул Яшку в нос, что оттуда чуть ли не фонтаном хлынула кровь. Мальчик закричал, прижимая к носу руки. Прорезался, наконец, голос и у его матери:

— Ты что, нелюдь, творишь?! Ты же его покалечил!

— Марш в ванную и холодной водой на нос, — это уже Яшке.

И снова на мужа:

— Садюга. Как он теперь в школу пойдет? У него же нос теперь распухнет. А если ты ему, псих ненормальный, переносицу покалечил?! По судам затаскают. И тебя, дурака, и меня заодно!

— Заткнись, — попробовал успокоить ее Девяткин старший, но жену уже понесло.

— Вот придут из Попечительства, они тебе мозги вправят! – завизжала она с ненавистью.

— Да я случайно, — уже оправдывался Яшкин отец: — Я случайно!

— У тебя, что ни сделаешь – случайно! Сергуне, брату моему, фонарь под глаз посадил – случайно…

— Дак по пьянке – с кем не бывает… — попытался вставить ее муж.

— За Нинкой, соседкой по квартире гонялся – опять случайно?.. А Иванова с крыши чуть не упустил – ты же… тебя бы в тюрьму…! А я?! А дети?!

— Я же рассказывал – страховочный случайно развязался…

— Опять случайно?! Что – скажешь, и с кошкой тоже было случайно?!

— С какой кошкой?

— С той, что ты летом в подъезде насмерть забил в подъезде. Не помнишь?! Я неделю соседям в глаза смотреть не могла. Бабки у подъезда на лавочке так про тебя и говорили: мол, совсем Девяткин мозги пропил. Такое учудил!

— Да что ты прицепилась с этой кошкой? – опять заорал Девяткин: — Развелось этой швали. Только блох разводят. Ну, придушил одну. Горе какое…

Он вдруг резко схватил жену за горло и прошипел, глядя в ее расширившиеся глаза:

  — А то могу и тебя…Моду взяла — голос повышать.

  — Так она же беременная была, — понизив голос на слове «беременная» просипела мать Яшки покорно и покрутила пальцем у виска. Ярость ее сдувалась, как дырявый воздушный шарик.

— Будет ему шапка,- уже миролюбиво сказал Девяткин-старший: — Завтра же.

Он отпустил жену и та, переводя все в шутку, игриво шлепнула его по руке:

— Бугай колхозный.

— Завтра же – повторил он, и, конечно же, слово свое не сдержал.

  Шапка у Яшки появилась только через неделю.  

Часть 8.

Шапка у Яшки появилась только через неделю.

За это время мальчик только однажды встречался со своим другом и играл «в прятки».  А потом котенок пропал, и Яшка, как ни старался, не мог его разыскать. Некому было теперь вылизывать его, уничтожая следы крови после очередных «поисков», и Яшке теперь приходилось быть аккуратнее, а перед приходом домой тщательно вытирать снегом одежду и руки. Так что еще и поэтому он ходил мрачный и неразговорчивый.

Увидев обновку, мальчик окаменел и, не отрываясь, смотрел на ярко рыжую меховую шапку.

— Прям под цвет волос,- восхитилась мать. Она нахлобучила обновку сыну на голову и зацокала языком.

— Ну как, теперь ухи не замерзнут? – спросил отец, явно напрашиваясь на похвалу. Мать тут же одобрительно закивала, подталкивая Яшку в спину, мол поблагодари отца, но тот молчал, глядя перед собой остекленевшим взглядом.

Девяткин-старший недовольно крякнул — вырастил, понимаешь, сыночка — и ушел на кухню замачивать приобретение. Следом за ним просеменила мать. На ходу она влепила неблагодарному сыну подзатыльник, и шапка свалилась у того с головы.

Следившая за всем этим через оконное стекло ворона увидела, как Яшка наклонился, поднял шапку, вдруг прижал ее рыжим мехом к щеке, и закрыл глаза.

Он не проронил ни слезинки. Только из прокушенной до крови губы стекали по подбородку и капали на одежду мальчика алые капли. Но Яшка не плакал.

Зато поздно вечером плакала старуха. Когда вернувшаяся домой стая ворон вновь обернулась старухой, та устроилась на кухне и роняла крупные слезы в раскрытый пятиугольный конверт. Лицо ее при этом было ни печальным, ни искаженным от боли. Скорее оно было сосредоточенным, как у человека, занимавшимся важной работой. Когда в конверт капнуло ровно семь капель, старуха старательно их запечатала и опустила в «бесполезный» почтовый ящик на стене в коридоре.

Все последующие дни она с особым вниманием осматривала двери в своем жилище. После чего старуха оборачивалась стаей ворон и улетала следить за Яшкой. А тот с остервенением кромсал все новых и новых котов, не веря, что его друг ушел навсегда.

Когда на третье утро старуха наконец обнаружила, что в коридоре появилась покрытая ржавчиной с полуистертой пентаграммой, виденная ей уже однажды, опасная дверь, она, покряхтывая, пальцем нарисовала на обоях  рядом с ней небольшую филенчатую дверь, и стала стучать кулаком по рисунку, считая удары. На шестнадцатый рисунок обрел объем и форму. После этого хозяйка странной квартиры, покряхтывая и, бормоча под нос: «Шестнадцать… Ну и ну… Совсем совесть потеряли...», сходила в спальню, где достала из-под кровати пыльную клюку, опираясь на нее, побывала на кухне, откуда принесла табуретку и устроилась на ней рядом с ранее нарисованной дверью.

Все в этот день пошло иначе. Посетители, ранее старавшиеся не пересекаться с хозяйкой квартиры, ходили из двери в дверь, ни мало не обращая внимания на старуху, а та, казалось, уснула, опустив подбородок на руки, покоившиеся на набалдашнике старинной деревяшки. Постепенно ее одежда да и она сама слились с рисунком обоев, будто диковинный хамелеон и, спустя час, редкий глаз смог бы рассмотреть в корридоре старуху, сидящую на табурете.

Не рассмотрел ее и тот самый, с  рыжеватым отливом, полупрозрачный пузырь, который ближе к вечеру выплыл, покачиваясь в воздухе, из кухни и двинулся по корридору в сторону опасной двери. Как только он оказался напротив застывшей старухи, та вдруг, пришла в движение. Мгновенно распахнув нарисованную дверь, она, перехватив клюку двумя руками, как заядлый бейсболист, послала пузырь в образовавшийся проем, запрыгнула следом и, тяжело дыша, захлопнула за собой дверь.

— Здравствуйте госпожа Аллея, — сказала старуха, отдышавшись. И хотя ответа не последовало, она удовлетворенно улыбнулась и побрела по мощеной мраморными плитами дорожке, что велась между рядами кустарника.

Полное ее имя было Госпожа Аллея Тридцати Трех Фонтанов И Ста Тринадцати Изваяний, но старухе, на правах давней знакомой, дозволялось пользоваться сокращенным титулом.

Часть 9.

Старухе, на правах давней знакомой, дозволялось пользоваться сокращенным титулом.

Не спеша она брела по дорожке, пока та не вывела ее к небольшой площадке, в центре которой возвышался чудо-фонтан. Форма его все время менялась, плавно перетекая из одного в другое. В довершение всего разноцветные жидкие струи всего, что могло в этом мире струиться, выделывали над ним такие «кренделя», что, казалось, для них не существовало законов гравитации. Единственное, что оставалось в фонтане неизменным, это небольшая, с лукошко, чаша в самом центре, где сидел котенок по имени Яшка.

Вид котенок имел взъерошенный, шерсть его была местами мокрая, а местами дымилась подпалинами, в изумрудных глазах его плескался страх в перемешку с яростью. Он судорожно топтался на своих коротких лапках, как бы готовясь к очередной попытке освободиться.

Увидав старуху, он зашипел, выгибая спину и закричал:

  — Старая Ворона! За что?!

Старуха не спеша присела на обсидановую скамейку и оперлась двумя руками на клюку.

— Зачем? – вопросом на вопрос ответила она.

Котенок помолчал, сверля ее ненавидящим взглядом, потом сказал:

— По праву крови.

— Мальчик чист, — возразила старуха: — У вас было обоюдное согласие.

— Но не его отец, — прошипел Яшка.

— Знаю, — махнула рукой старуха: — Он затоптал насмерть кошку. Жестоко. Вот только при чем здесь ты? И при чем тут мальчик?

— Кошка была моей мамой, — тихо сказал котенок. — Она была беременная мной.

Струи фонтана тут же опали, чаша превратилась в блюдо, с которой разлилась, застывая молочного цвета дорожка, терявшаяся в кустах.

Кряхтя, старуха встала на ноги и шагнула вперед, перекрывая котенку путь. Руки ее сжимали клюку.

— Мальчик чист, — сказала она.

— До седьмого колена мое право – выкрикнул котенок, не решаясь приблизиться.

— Спорно, — твердо ответила старуха: — Ты не человек.

Она шагнула к котенку, занося клюку для удара. Тот попятился и выкрикнул:

— Выкуп!

— Да?! – удивилась старуха: — Не все отдал, чтобы явится сюда?

— Выкуп, — повторил котенок.

— «Дорогой за себя сулила выкуп...» — хмыкнула старуха: — Ну – я слушаю.

  — Старик, — выдохнул котенок.

  — Врешь! – не поверила старуха. Клюка в ее руках дрогнула.

  — Старик – упрямо повторил котенок.

Когда-то у старухи был старик. Он вылечил ее от курения, она научила его рассыпаться тополиным пухом. Они любили друг друга тридцать и еще три года. Но однажды посорившись, Старик улетел в неведомые края, и с тех пор старуха была одна.

— Согласна, — старуха опустила клюку, и тут же, омывая фиолетовым цветом ее и котенка, госпожа Аллея зажгла над ними руну Свидетеля Договора.

Котенок хотел было пршмыгнуть мимо нее, но старуха остановила его жестом.

— Шапка. Откуда она взялась?

— Я сам ее сделал. Содрал с себя шкуру, и сшил, — спокойно сказал котенок: — А потом подкинул его отцу.

Старуха пожевала губами, будто пробуя сказанное на вкус. В ее глазах появилась жалость вперемешку с брезгливостью.

  — В чем смысл? Зачем ты это делал? – сдалась она наконец.

  — Для любого ребенка отец является Богом, — сказал Яшка: — А один из атрибутов Бога, как я научил мальчика, бессмертие.

— И что? – все еще не понимала старуха.

— Однажды он решит это проверить, — сказал котенок.

— Жестоко, — выдавила после паузы старуха и эхо повторило ее слова не единожды.

— У нас договор, — напомнил котенок.

— Жестоко, — повторила старуха, отступая с его пути.

Молочного цвета дорожка разделилась надвое, и они пошли, каждый к своей двери.

Уже на пороге старуха обернулась и поклонилась:

  — Спасибо вам, Госпожа Аллея.

Та не ответила и старуха шагнула через порог.

Часть 10.

Старуха шагнула через порог и очутилась в своей квартире. Коридор был покрыт толстым слоем пыли, в котором проступали дорожки разнообразных следов. За спиной хлопнула, закрываясь и исчезая дверь. Она прошла в спальню. На кровати спал пожилой человек с седыми давно не мытыми волосами в поношенной одежде и изможденным лицом. Она погладила его по руке и укрыла покрывалом. Потом вернулась в корридор и до вечера драяла его приводя в порядок. Среди пыли старухе попалась квитанция об уплате, на которой в графе сумма значилось 16 лет. Поперек квитанции сияла темно-фиолетовая жирная квадратная печать, на которой значилось: «Оплата произведена». Подумав, она отправила ее в мусорное ведро.

Закончив с уборкой, старуха приготовила ужин и сходила проверить почтовый ящик. Там оказалась лишь местная газета недельной давности. Заголовок на первой странице гласил: «Приговор приведен в исполнение». И ниже: «Поставлена точка в раследовании так называемого «кошачьего» маньяка Я. Девяткина, виновного в смерти 43 человек». Старуха углубилась в чтение, но дойдя до слов: «… как известно, первой жертвой маньяка был его отец, которого двенадцатилетний Девяткин зарезал во сне...», отбросила газету со стола и уставилась в пустоту невидящим взглядом.

— Ну здравствуй, старуха, — услышала она за спиной и черты лица ее разгладились.

— Здравствуй, старик, — после небольшой паузы ответила она и обернулась.

Э П И Л О Г.

Если летним днем вы увидите как вороны купаются в тополином пуху, а тот, завиваясь вихорьками, обнимает птиц своими нежными объятиями, не удивляйтесь. Просто старик со старухой решили прогуляться под ласковым летним солнышком.