Камера была маленькая. В зарешёченное оконце, находившееся под самым потолком, не было видно неба. Потому что небо видеть было не положено. Единственное, что могли в него разглядеть заключенные – это здание тюрьмы, точно такое же, как то, где они сами сидели: четырехэтажное, кирпичное.
Из середины потолка уныло свисала лампочка. Она заливала камеру своим зеленоватым светом и день и ночь, освещая щербатые серые стены. Выключать лампочку было тоже не положено. Она же служила и единственным источником энергии в камере. К патрону на скрутках сейчас был приделан провод кипятильника. В кружке уже пошли мелкие пузырьки: кто-то собирался заваривать чифирь.
Вдоль стен камеры, параллельно друг другу стояли двухэтажные металлические нары. На них сидели, лежали, спали, играли в карты зэки. Десятка полтора человек.
– Между тем, научно доказано, природа вакуума вовсе не ограничивается возможностью наличия в нём одних электромагнитных колебаний, – раздался из-под потолка низкий и словно надтреснутый голос. Он принадлежал высокому худощавому мужчине в синем тренировочном костюме, который сидел на верхних нарах, свесив ноги. Его лысый череп с массивным выдающимся лбом словно был обтянут тонкой белёсой кожей. Темные свинцовые глаза, вдавленные в огромные впалые глазницы, были расфокусированы, и будто бы прозревали таинственные глубины соседних камер.
– Параллельно с электромагнитными и гравитационными колебаниями, – продолжал лысый зек, – обуславливающими само существование материи в том виде, в каком мы её воспринимаем, в вакууме также могут иметь место бесчисленные волны иной природы. Эти волны распространяются в том же пространственно-временном континууме, что и вибрации нашего мира, но при этом никоим образом не взаимодействуют с ними. И элементарные частицы, создаваемые этими инородными колебаниями, могут занимать одно и то же место с нашими, электромагнитными волнами и частицами, при этом нисколько не мешая им. Таким образом получается, что в едином пространстве вполне способны одновременно сосуществовать несколько материальных вселенных разной природы!
– О чём он там поёт? – спросил, перетасовывая колоду, один из картёжников на соседних нарах.
– У меня создается впечатление, что Монтёр втирает нам что-то за многомерное пространство, – ответил ему, шепелявя, маленький беззубый мужичок, беря розданные карты.
– А это что ещё за борода?
– Ну, типа, кроме наших трех геометрических измерений, есть ещё одно – четвертое измерение. И в этом измерении напихано наших миров бесконечное множество. И если начать по нему двигаться, то там ты можешь встретить такой же мир, как наш, только, может быть, чуточку другой. К примеру, там тебе, в отличие от этой реальности, фартануло, и вместо того, чтобы тебе выбить зубы, тебя там сделали… ну… начальником зоны. Во! – после этих слов отовсюду послышалось добродушное ржание.
– Нет, нет! – запротестовал лысый, всё так же рассеянно глядя перед собой, – концепция сосуществования разных видов материальности в едином пространстве не имеет ничего общего с концепцией многомерности и четвертого измерения! В этой теории все предметы, все виды материи делят наше, трёхмерное пространство, существуют здесь же, одновременно с нами. А это значит…
– А это значит, сливай воду, братва… – внезапно заговорил с нижних нар сухонький мужичок со строгими, даже несколько аскетическими чертами лица. После этих слов все встревоженно обернулись в его сторону. В камере на некоторое время воцарилось гнетущее молчание.
Наконец, послышался сдавленный голос:
– Нул, ты у нас старый законник, опытный. Поясни, что вся эта бадяга значит?
– Хорошо, – согласился сухонький, – поясню. Положим, что прямо вот тут, одновременно с нами существует ещё один мир, и мы живем с ним словно вместе. И вот к примеру, обед: сидим мы тут за столом, хавку шамаем, а в это же самое время в этом, другом мире, кто-то взял и на дальняк пошёл, личинку откладывать, – после этих слов по камере пронесся тревожный ропот.
– И вот сидит, он, значит, глину давит… А параша – не факт, что как у нас, в углу стоит. А стоит она, к примеру, в этом самом общем пространстве, в аккурат где наш стол. Ну, как вы думаете, что это будет? – риторически вопросил сухонький.
– Зашквар! – с обреченным лицом пробасил какой-то здоровый детина.
После этих слов гул в камере достиг небывалой громкости. Тут и там слышались слова: «законтачились», «опущенные», «заминируемся».
– Кончай базар! Ша! За метлой следите! – затравленно крикнул главный картежник. – Ясно, что по этой теории полный тухляк выходит. Нул, ты лучше скажи, что нам делать-то?
– А это ты лучше у «науки» нашей спрашивай, как эту тему с другими мирами можно пробить, – Нул кивнул на лысого Монтёра. Все взоры камеры обратились на него.
– Увы, попасть в мир иной материальности, увидеть его – никакими физическими способами невозможно, – продолжил лысый всё тем же созерцательным тоном.
– Посудите сами, любой материальный прибор состоит в конце концов из тех же электромагнитных волн и частиц, и их же регистрирует. Мы видим, что между нашими мирами пролегает чудовищная, практически непреодолимая пропасть! Но всё-таки, шанс попасть в этот мир иной материальности – есть! И сделать это можно лишь с помощью свободного путешествия чистого разума. Ибо лишь Разум способен по своей надмирной природе пронзить любые материальные и информационные структуры, независимо от их природы.
– Чо? – Послышалось с нижних нар.
– Свободное путешествие чистого разума, – уважительно повторили сразу несколько голосов.
«Разума – разума – разума – разума – …зума – …ума – …ма» – отозвалось бесконечное эхо. Оно всё ускорялось, пока обрывки слов не слились в один высокий писк. После этого, пространство камеры дрогнуло и пошло волнами – так, словно оно отражалось в луже, в которую кинули камень. Потом серые стены и красное здание тюрьмы начали неимоверно быстро удаляться, так что вскоре стал виден сам городок с кривыми рядами бараков и огромной промзоной. Но вот и он скрылся вдали, его место заняла зеленоватая тундра с поблёскивающим на горизонте океаном, а вскоре стала видна несущаяся вдаль круглая капелька планеты. Потом показалось солнце, много солнц. Они слились в туманность, которая постепенно стала напоминать удаляющуюся спираль. Потом их оказалось несколько: спиралей, дисков, шариков. Они одиноко болтались в совершенно пустом пространстве, словно заброшенные игрушки. Убегая вдаль, они превратились в маленькую точечку в темноте, которую вскоре стало так плохо видно, что она и вовсе погасла.
Нет, точка моргнула и стала приближаться снова. Вскоре уже можно было различить отдельные «игрушки» – спиральки, шарики, затейливых морских коньков. Но это были уже другие «игрушки в пустоте». Они приближались с бешенной скоростью. Теперь всё повторялось снова, но в обратном направлении: спираль – облако – звёзды – солнце – капля планеты – океан – лес – город – бараки – кирпичные здания – камера...
На полу камеры лежал огромный бородатый мужик и дико орал, закатывая глаза, так что видны были одни лишь белки. От необдуманных движений его спасали несколько зеков, надежно держащих его за руки и за ноги. Картину дополняли лежащие у его головы пара использованных шприцов и замысловатый прибор для курения, массивная книга в черном переплёте и скрученное полотенце, испачканное в крови. Спустя некоторое время, глаза у мужика, наконец, выкатились зрачками наружу, и в них отразилась какая-то запредельная, нечеловеческая боль и ужас – такой сильный, что зэки, державшие его, невольно отпрянули в стороны. Бородатый мужик сел.
Вскоре он уже задумчиво курил, рассеянно разглядывая зеленую металлическую дверь камеры. Рука его как-то недоверчиво гладила шершавый бетонный пол.
Через некоторое время послышались нетерпеливые голоса: – Ну что, Шустрый, ты скажи, удалось?
– Угу, – покачал тот головой, не переставая гипнотизировать взглядом дверной глазок.
– И что там, правда есть другой мир? Расскажи уж что-нибудь! Как там вообще? – продолжали сыпаться вопросы. Мужики явно были недовольны столь малоинформативным ответом.
– Что-что? – передразнил Шустрый, поднимаясь на ноги, – такой же мир, как и у нас. Тоже пацаны сидят в хате, тоже живут по понятиям. Только лампочка у них не жёлтая, а зелёным почему-то светит. И погоняла у них тупые, – Шустрый ухмыльнулся, вспоминая, – типа «Монтёр», «Нул».
– Ты это, дело давай, пока не забыл! – раздался строгий голос от окна. Откуда-то моментально достали тетрадку и карандаш. И вскоре Шустрый уже зарисовывал план:
– Камера у них по размерам как у нас, только вытянута в другом направлении, вот так. Завтрак у них, похоже, был одновременно с нашим. – После этих слов камеру наполнил громкий одобрительный гул заключенных.
– Ах, да, самое главное! Очко расположено у двери, как у нас, но не слева, а справа, – с этими словами Шустрый дрожащей рукой нарисовал на плане небольшой неровный кружок.
Похожие статьи:
Рассказы → Солнечный синдром
Рассказы → Шесть порций
Рассказы → Век свободы не видать
Рассказы → Макаикар, некромант
Рассказы → СССР-Вьетнам
