- Ополчились как-то друг на друга два владетельных князя. Звали их Ярок и Сбыслав. Приходились они друг другу родными братьями, однако в сердцах их жила злоба и презрение. Из-за чего ссора у них вышла сейчас и не вспомнит никто, ибо минуло с того ни много, ни мало как семь раз по сто лет. Тут уж особо и задумляться не стоит – из-за земель или еще каких богатств сцепились. Богатыми были тогда словене: многим их князья да бояре владели, но делиться промеж собой поровну не думали.
Так вот, собрали братья-князья в своих городах дружину да всякого люда, что умел в руках оружие держать, выехали в чистое поле и устроили побоище. Да не просто битву, а такую сечу, что вовек в тамошних местах не бывало. День и ночь бились за князей своих старшие да младшие воины. Звон от их мечей и топоров такой стоял, что в гномьих землях, сказывали, слышно было. Отчего бы им и не биться было, коли других врагов тогда у словен не было, кроме их самих.
И вот, наутро второго дня одолело войско Сбыслава войско Ярока. Взошел тогда победивший князь на холм и с него на поле брани посмотрел. Видит: лежат повсюду мертвые да раненные. Приказал тогда Сбыслав всех увечных поднять и вылечить, а мертвым - общую тризну справить, ибо все знают, что смерть примиряет. А сам пошел брата своего Ярока искать. Про себя решил: если живым найдет, то в цепи закует и судом княжьим осудит; ежели мертвым – с почестями в город удельный Кречень отвезет и там похоронит.
Итак, отправился Сбыслав с тиунами искать среди мертвых да умирающих своего брата. Искал-искал да найти никак не мог. Пока, наконец, посреди насыпи, не увидел на куче тел сидящего князя Ярока. Сидит себе, как ни в чем не бывало: спиной к павшем коню привалился и голову свесил. А на коленях у него - девочка. Худенькая-прехуденькая, в одной рубашонке – аж все косточки видны. Вся из себя беленькая, а волосы – черные, как смоль. Расселась девчонка на коленях у Ярока и с его княжьим ожерельем играет. Присмотрелся князь Сбыслав и аж обомлел. Брат-то - мертвый. Тело порублено-исколото, а вместо глаз – дыры пустые.
Достал меч из ножен Сбыслав, к девке подошел и спрашивает:
- А ну, говори, кто таковская будешь и как смеешь тут находиться?
Девчушка на него посмотрела и давай хихикать. Говорит:
- Имени у меня нету. А бродить здесь теперь всем можно. Князюшке жалко не будет, если я с его ожерельем поиграю.
Разозлился князь Сбыслав.
- А ну, слезай с княжьих коленок! Ты чьего рода-племени будешь?
Снова хихикнула девчушка:
- Какого я роду-племени – сама не ведаю, ибо батюшку и матушку я не знаю. По лесам да полям, сколько себя знаю, хожу.
Надобно сказать, что князь Сбыслав еще молодым был и по девкам большим любителем считался. Присмотрелся и к этой. Видит, что если немного подождать да откормить, то красивой бабой станет. Пяток лет пройдет, и расцветет девочка, будто цветочек аленький. Решил: «Дай-ка я ее к себе в услужение возьму. А там, глядишь, вырастет, и побаловаться с ней можно будет». Почесал Сбыслав затылок и приказал.
- Ко мне пойдешь в дом. Будешь на княжьей кухне служить да моей ключнице помогать. А за это кров и еду получишь.
Улыбнулась девчонка и кивнула. За князем вприпрыжку побежала. А тиуны тело Ярока подняли и в стан отнесли. Там Сбыслав мертвого брата своего простил и оплакал.
Минуло с того пять лет. Все в княжестве у Сбыслава было хорошо – и скот тучный, и враги границы обходили, и со свергами торговля бойкая шла, и об альвах слышно не было. И вот как-то вспомнилось князю, что в тереме у него есть девка-бродяжка, которую он из похода привел. Дай, думает, позову ее да посмотрю, какой стала. Приказал кухарке помощницу к нему в опочивальню позвать. Приходит девка. Глядит на нее Сбыслав и дивится: пять лет прошло, а никак она не изменилась. Все такая же мелкая да худая – кожа да кости. Дите малое, словом. Чудеса…
- Скажи-ка, мелочь, сколько тебе лет исполнилось? – спросил тогда у нее Сбыслав.
А девка - ему:
- Я, - говорит. – Не считала. Но много-много.
Засмеялся тогда князь.
- Если б много было, то стала бы ты взрослой бабой, а не мелкой отроковицей. Хоть спрос какой-нибудь с тебя был… А так – дите. Ты, поди, и моего отца Бологаря не застала, ибо не родилась еще тогда?
- Как же, - сказала девчонка. – Когда я по вашим краям прошлый раз ходила, дед этого Бологаря только-только княжий стол занял. А еще великого князя Маруна, что в Вешене княжил, помню. И князя Быша из Угожа-града, и князя Лада, что земли словенские объединял, и даже войну с гномами помню.
Изумился Сбыслав. Понял он, что непростая перед ним девчонка стоит.
- Врешь! Как же ты все это упомнить можешь? – спросил он. – Человек столько не живет, сколько ты сказываешь.
- Так я и не человек, - сказала девочка.
- Да кто ты?
- Пирага я, - ответила и глазки скромно потупила. – Пирага и есть…
Дед Возгарь сделал паузу и отпил из кружки настой легковицы из иван-чая. Две дочери его громко зашептали, перебивая друг друга. На руках у них спали крохотный еще Векша и старшая Миланица.
- Батя, ну, давай, рассказывай. Что это за «Пирага» такая? Не мучай, расскажи!
Возгарь довольно крянул. Историю эту ему бабка сказывала. И тогда, точно так же, он сам канючил и просил ее продолжать.
- Пирага, дочки, это страхолють.
- Как это - страхолють? Разве такая страхолють бывала? – возмущенно зашептала Звяжинка. Она рассеянно начала качать мелкого Векшу чуть быстрее, чем надо. Ребенок проснулся и начал тихо похныкивать. – Страхолють по ночам по лесам рыскала да в деревни влезть норовила. Если б была та девка страхолютью, то мигом бы весь княжий терем сожрала.
- Не перебивай, - строго сказал Возгарь. – Лучше Векшу успокой. Проснулся он у тебя…
Девка та и, вправду, страхолютью была. Князь ей поначалу не поверил, но, как только, она свой истинный облик ему на миг показала, так чуть не помер со страха. Пирага долго его пугать не стала и снова в девку перекинулась.
О Пирагах наши предки совсем мало знали, но то малое, что ведали, всегда трижды перепроверяли. Сказывали, что есть такая нечисть разумная, что света дневного не боится, людных мест не чурается, по Уделу бродит и логова постоянного себе найти не может. Видом – точь-в-точь, девка. Если встретишь и заговоришь с такой, то жди большого несчастья. Никакими дарами от ее проклятия не откупишься.
Знал об этом Сбыслав. Понял тогда князь, что целых пять лет в доме страхолють держал. Только и смог, что вымолвить:
- Что же ты раньше не открылась, нечисть лесная?
- А ты и не спрашивал.
Хотел сначала Сбыслав тиунов позвать, чтобы порубили да пожгли огнем Пирагу, да себя вовремя остановил. Смотрит на девку-страхолють и думает про себя: «Эк, меня занесло – сам ее в свой дом пригласил. Пять лет она никого не трогала, так, может, и сейчас не станет? Отправлю-ка я ее на кухню, а сам буду думу думать, что с этой тварью да в моем собственном доме сделать».
- Иди, - сказал Сбыслав самым добрым да ласковым голосом. - На кухню. Скажи кухарке, Пирага, чтобы пирог тебе испекла. Кушай да расти большой и здоровой.
Как услышала Пирага про пирог, так аж подпрыгнула от радости.
- Спасибо, дяденька Сбыслав, - закричала. И след ее простыл, словно не было. Пирог пошла есть.
Дурным голосом тогда заорал князь Сбыслав, сзывая слуг. Велел привести волхвов да чтобы помудрее и постарше. И, как только привели, стал с ними думу думать и совет держать, что теперь с Пирагой делать. Сказали ему волхвы: так и так, Пирага – страхолють особая. Людишек не ест, скот не заражает, по ночам в лесу не рычит и деревья не валит. Но есть у нее дар особый, и такой, что лучше бы она из Черного Леса вовек к людям не выходила. Встреча да разговор с ней прохожему лютую смерть сулит. Но не прямо сейчас, а потом. Может, год пройдет, а может – два, но смертушка будет лютая, коли с Пирагой словом хотя бы перекинулся. От огня ли, от меча или когтей. Может, от голода погибнет. Может, в постели от болезни. Но помирать будет долго и страшно.
Затосковал князь Сбыслав, закручинился.
- Что же мне делать теперь? – спросил у волхвов.
Вышел вперед волхв из деревеньки, что у самого Черного Леса стояла, и говорит:
- Княже, проклятие Пираги лишь тогда наступит, когда уйдет она прочь из города. А пока здесь живет, ничего тебе не угрожает. Но, лишь терем твой покинет, жди беды. Вот если бы ни разу с ней ты, княже, не разговаривал, то, может быть, и обошлось. А так – отпускать от себя Пирагу никак нельзя.
И посоветовали Сбыславу Пирагу в подземелье заточить и ключи от него спрятать. Пусть в темнице вечно сидит. Так она и в городе останется, и уйти не сможет, и разговаривать ей не с кем будет, дабы проклятие свое распространять.
Послушался волхвов князь. Приказал тиунам девочку Пирагу в темницу бросить. И всем строго-настрого приказал с ней не заговаривать. Так и сделали слуги: ничего не подозревавшую страхолють заманили в подвал и там заперли. Обрадовался князь Сбыслав и про себя подумал «Слава Светлым Братьям, обошлось все!».
Да не все так просто оказалось. Ночью проснулся Сбыслав в своих покоях и видит: прямо перед его кроватью Пирага стоит и на него с укором смотрит.
Испугался князь: «Конец мне пришел. Убьет меня страхолють за то, что свободы ее лишить хотел». А Пирага ему и говорит:
- Я, княже, уйти от тебя хочу. Не буду больше в твоем тереме жить. Плохо со мной здесь обходятся. В клетку заперли, будто удержать меня можно, коли не хочу. Вот, попрощаться зашла.
Еще пуще испугался Сбыслав. Кричит:
- Останься, Пираженька, в моем доме. Клянусь, что больше тебя никто пальцем не тронет. В золоте будешь жить. Сестрицей своей тебя признаю. Только не уходи. Не обрекай на лютую смерть.
Покачала головой девочка-страхолють.
- Нет, не останусь, дяденька Сбыслав. Но и смерти твоей не хочу. Если желаешь, можешь со мной в путь-дорогу отправиться.
Подумал-подумал князь. Вздохнул и согласился. А что делать?
«Ничего» - стал себя Сбыслав успокаивать. – «Похожу за Пирагой по лесам да долам. Там, авось, что-нибудь да придумаю».
Собрал самое нужное князь. Поверенными, вместо себя, бояр оставил. И вместе с Пирагой в путь отправились.
Долго ли, коротко ли бродили они по Великой Равнине. Спали, где придется. Ели то, что с собой захватили да в дороге нашли. И увидел князь Сбыслав, что Пирага от обычной девочки ничем не отличается. Когда не в духе, ругается и ворчит. Когда весела, венки плетет да на голову Сбыслава возлагает. Иногда песни поет, иногда во сне маму зовет. Но лишь темнело и к ночевки их сумеречная нечисть приближалась, как преображалась Пирага в жуткую страхолють. Вместо девичьего тела, вырастало вдруг подобие дерева. А из дерева того крючья, серпы, иглы да жала торчали. Любая ночная нечисть, лишь Пирагу в ее истинном облике видела, так сразу другой дорогой шла. Как безопасно становилось, снова превращалось страх-дерево в девочку Пирагу. Дивился и страшился ее Сбыслав. Разве ж к такому привыкнешь? Однако сдружились князь и страхолють, и вместе им не было грустно и одиноко.
Частенько допытывал князь Сбыслав Пирагу. И так, и сяк ее спрашивал: как от проклятия избавиться? И что сделать, чтобы домой вернуться и лютой неизвестной смерти избежать? Многое рассказала ему Пирага. Такие тайны Черного Леса открыла, что многие мудрецы бы позавидовали. Да только ничего о проклятие своем не знала.
Время текло, как и положено ему. Вот уже осень прошла. Начал мерзнуть князь. Понял, что скоро снег выпадет, и в степи не будет им места. Сказал об этом Пираге. А та - ему:
- Я, княже, завсегда на зиму в спячку укладываюсь. Бывало, вырою нору, залягу туда и просплю до весны. А вот когда в тереме твоем поселилась, то здесь уж зимовать сложнее стало. Тепло у тебя в доме и сухо – Пираге весело и хорошо. Забьешься, бывало, в чулан, за мешки и спишь всю зиму. Слуг у тебя больно много было – меня и некому спохватиться было. Но, раз уж мы в поле очутились, пойдем-ка с тобой в одно место заповедное. В тех местах раньше люди жили да отчего-то уйти решились. А дома с печками остались. Там и перезимуем.
Согласился князь, хотя про себя мечтал он снова в своих палатах очутиться. О меде горячем да блюдах сытных все чаще вспоминать стал. О покое, тепле и слугах-тиунах, что любое его желание исполняли. О девках, что постель ему грели. Захотелось князю домой, в Кречень. Но куда ж тут пойдешь, с проклятием пирагиным?..
Пришли они в деревню, о которой сказывала Пирага. В доме поселились. И только Пирага под пол полезть вознамерилась, дабы зиму там перележать, как князь Сбыслав ее ругать начал.
- Что же ты, девка, под пол лезешь, а меня на всю зиму с чудищами ночными оставляешь? Придет страхолють, в дом влезет и меня сожрет. Косточек ни оставит. Без тебя сгину, Пирага, нешто не видишь?
Согласилась с ним Пирага. Жалко ей стало князя. Сказала:
- Ничего, видать, не поделаешь. Встану на всю зиму страх-деревом у крыльца, чтобы нечисть в дом ночами не лазила. Авось, так зиму и просплю.
На том и порешили.
Обрадовался князь. И к зимовке готовиться начал.
Прошел месяц. Как и договаривались, стоит Пирага в облике страшного дерева у крыльца нашего Сбыслава. Хоть и спит, но нечисть отгоняет. Князь же печку топит, охотится да брагу самодельную пьет. И, с каждым днем, все больше ему домой, в славный город Кречень хочется. Как-то под вечер после браги так тоскливо Сбыславу стало, что порешил он на утро домой отправиться. «Пускай меня по дороге холод до смерти одолеет или волки съедят. Но домой – вернусь. И пусть проклятье Пираги меня настигает. Силушек больших моих нет в этой дыре околачиваться».
Лег он спать. Как назло, тоскливые мысли его услыхал дух лесной, что в брошенной деревеньке обитал. Дай, думает, от гостей непрошенных избавлюсь. Взял и принял облик мертвого Ярока – брата Сбыслава. Явился во сне к нашему князю. Лицо его и рубаха были в крови, однако голос – весел и задорен. Что же ты, братец, говорит, со страхолютью в скитания ударился? Обнял его во сне Сбыслав и рассказал всю историю о том, как встретил он у тела его страхолють Пирагу и какое проклятие на себя разговором с ней навел.
Засмеялся тогда дух в обличье Ярока. Начал потешаться над Сбыславом и, между прочим, сказал, что от проклятия Пираги есть средство. Надо в доме найти старый нож, посыпать его пеплом и кровью своей полить, а затем, заговор прочитав, воткнуть в ствол дерева, в который Пирага перекинулась. Удивился Сбыслав и не поверил. Однако ж отвечал ему Ярок, что от ножа такого Пирага в девочку обратно не превратится и останется навек деревом-страхолютью. И пока спит она, спит ее проклятие.
Проснулся Сбыслав и принялся над словами умершего брата размышлять. Дай, думает, попробую. Коль Пирага такая сильная, что в дерево превращаться умеет, и ловкая, что из темницы сбежала, от ножика ей не убудет. А мне – свобода от проклятия да жизнь долгая. Нашел за печкой ножик. Посыпал его пеплом из костра, кровью своей опрыскал да заговор прочитал. А потом в кору страх-дерева воткнул. И, в тот же миг, на солнце туча набежала и земля затряслась. Кора и ветки страх-дерева в камень превратились. Вздохнуло дерево и застонало. Потом – сникло и трещинами пошло. Понял тут князь Сбыслав, что своими собственными руками погубил он Пирагу. Заплакал старый князь, ибо было ему жалко девочку. «Не хотел я твоей смерти, сестрица. А хотел лишь себе свободы». Вытер глаза да домой отправился. А как до города Креченя живым-невредимым добрался, так и история моя закончилась.
Замолчал Возгарь. Молчали и дочери. Наконец, Звяница не удержалась и спросила:
- Что же это выходит, батя: одного ножика оказалось достаточно, чтобы страхолють усыпить? Да и какая она страхолють, коли по-доброму к князю отнеслась и жизнь ему сохранила? И почему князь Сбыслав сну поверил?
Пожал плечами Возгарь.
- Знать, не всякая страхолють людям зла желала. Доводилось мне слышать, что не умерла Пирага, а от ножика того заговоренного еще крепче заснула. Ждет, когда придет кто-то да нож из коры окаменелой достанет. Тогда снова она девкой станет и будет по полям и лесам бродить.
Другая дочь его, Марыня усмехнулась.
- Да кто ж это будет-то? Сам подумай, батя, какой дурень храбрости наберется да к страх-дереву так близко подойдет? Да еще и из камня ножик достанет?
- Кто-кто, - проворчал Возгарь. – А вот, может, это твой Зорян будет. Или Векша… Вам почем знать, кем ваши сыны станут?
Молодые женщины переглянулись и хихикнули.
- Бать, мы твои сказки любим, - ехидно заявила Звяница. – Но, признай, чего-то много в них несуразицы. Ну, какой князь со страхолютью скитаться пойдет? И что это за страхолють такая, которая пять зим в княжьем тереме в чулане отсыпалась, а ее никто не хватился? И как Ночной Страх простым ножичком усыпить навек можно? Не верится как-то…
Рассердился дед Возгарь. Он грозно нахмурился и сердито (но тихо, чтобы спящих внука и внучку не разбудить) проговорил:
- А вот я сейчас возьму да перестану вам сказки рассказывать. Сами же просили! Где это видано, чтобы в сказках все на нашу жизнь похоже было? Эк, что удумали – отцовы слова под сомненье ставить… Забуду ведь, что взрослые обе да замужние. Как всыплю хворостиной.. Месяц сидеть не сможете!
Звяница потупилась. Марыня поначалу хотела наперекор сказать, но передумала. Нечего отца злить понапрасну. Возгарь буркнул:
- Спать идите! Сказок на ночь наслушаетесь, а потом, как приметесь мужей своих стращать. Нечего…
Похожие статьи:
Рассказы → Обычное дело
Рассказы → Портрет (Часть 2)
Рассказы → Потухший костер
Рассказы → Портрет (Часть 1)
Рассказы → Последний полет ворона
Хотя какие-нибудь сердобольные кухарки - куда ж без них? Такие, что закудахчут сразу: "Ах ты ж тощенькая, ах ты ж бледненькая!.."
