Февронья собирала мужа на битву. Почистила кольчугу песком, стряхнула паутину со шлема, принесла двуручный меч и трехручное копье. В дорожную суму сложила кузнечный молот и строительные скобы из самолучшей нержавеющей стали.
- Милая, да к чему же?
- Семья в опасности! Степлером не обойдешься, – тряхнула косой Февронья.
От резкого движения коса свалилась с гладкого черепа. Февронья поплевала на шиньон, прилепила обратно на макушку, но он тут же съехал на затылок.
– Клей «Момент» возьми, - безнадежно вздохнул Петр.
Биться ему не хотелось. Почивать в гробу и через крышку принимать почитания было куда покойнее.
- О, «Момент»! – обрадованная жена побежала в терем за клеем.
- Феврош, себе оставь!
- Тебе нужнее, - в кои-то веки проявила альтруизм супруга. – Вдруг скобы закончатся.
- Может, не надо, а? – жалобно вопросил Петр.
- Надо, Петя, надо! А коли лениться вздумаешь, проказу вдругорядь нашлю!
- Испугала мощи проказой, - Петр покачал головой и, с трудом вздев на одно плечо суму, а на другое – меч, - вышел в мир живых.
Святого немного беспокоило, что его вид будет вызывать недоуменные взгляды: ишь, приперся на день Влюбленных в виде оружном и кольчужном, - но никому, казалось, не было дела до облаченного в доспех скелета. Лишь хорошенькая девица в облегающих портах и еще более облегающей рубахе (Петр смущенно отвел глаза, чувствуя, как заливаются румянцем костяные щеки) помахала святому ручкой и крикнула:
- Хело, реконструктор!
- И тебе хело, красна девица, - вежливо поклонился Петр. Слова «реконструктор» он не знал, но решил про себя, что нынче так называют добрых молодцев, потому приосанился, расправил плечи и, по старой памяти, соколино сверкнул глазницами.
Девица хихикнула и упорхнула в какой-то дом, в коем Петр – по многим столам, лавкам, многолюдью и бегавшей с посудой челяди - признал трактир.
Заглянув в широкое окно, святой приготовился увидеть порушение семьи и прочие непотребства, но гости вели себя чинно: за столами сидели больше парами, молодцы держали девиц за руки, вино откушивали из малых кубков, а не набольших ковшей, да и закусывать не забывали.
Не найдя, куда в трактире применить скобы, Петр двинулся дальше, позвякивая кольчугой и поправляя перевязь, больно врезавшуюся в старую плечевую кость.
Народу на улицах толклось немало, но, опять же, парочками – сплошь бараны да ярочки, молодцы да молодицы, старички да старушки. Никто не бранился, на чужих баб не заглядывался. Токмо на свою, рядом идущую – с нежностью и уважением.
«Чего Февроша беспокоилась? – подивился Петр. – Кругом совет да любовь!»
Святой уж собрался было вернуться и доложить строгой супруге, что никаких угроз семье не углядел, да вспомнил про вдругорядную проказу, и, остановившись в темном проулке, достал из-под кольчуги писаный на бересте список наиважнейших для скрепления брачных узилищ дел.
Первая же строка в списке гласила: «Злокозненных ведмедей порушить да порубить!».
Петр почесал в шлемоносном затылке и пошел на поиски ведмедей, кои невдолге и нашлись в разукрашенной съестной лавке, полной сластей и бутылей со сбитнем и медовухой.
Обходительного вида приказчик поднес святому бокал с пузырящимся напитком.
- С днем Влюбленных вас!
Петр отведал и ощутил внутри костей приятное покалывание, а под кольчугой щекотно забегали пузырьки.
- И тебя, молодец, с ним же!
- Спасибо. Вы за подарком пришли? Поздновато, конечно. Почти всё разобрали, но я вам непременно подберу что-нибудь для любимой. Расскажите, какая она.
- Какая? – призадумался Петр. – Хммм… Святая она у меня. За семью стоит крепко.
- И давно вы женаты?
- Уж не упомню, сколько веков.
- Как приятно, что после долгих лет брака вы зовете жену «святой».
- Да как же звать, коли так и есть.
Приказчик расплылся в улыбке.
- Ей нравятся медведи? Вот, у нас есть симпатичные Тедди. С сердечком, с букетом. Или, может, вот этого большого возьмете? Смотрите, какой милашка!
Петр вспомнил о послании и затряс головой так, что шлем чуть не свалился с черепа.
- Злокозненные, говорит, ведмеди эти! Порушить и порубить!
Приказчик опешил.
- Какие? Злокозненные? Да что вы! Они милые, няшные, пушистые и мягкие. С ними так приятно спасть в обнимку. Держите!
И он сунул святому в руки большущего Тедди.
Петр, уже извлекший из ножен меч на предмет порушить и порубить, выронил оружие и уткнулся ликом в бежевую шерстку. Ведмедь и впрямь оказался мягким, пушистым и приятным на ощупь.
- Дивный зверь! – восхитился святой, рассматривая игрушку. – Куда ласковей, чем изголовье в семейном гробу.
- О, да вы с супругой поиграть любите! – понимающе подмигнул приказчик. – Так что, медведя возьмете?
- «Порушить и порубить», - жалобно процитировал Петр строгую супругу, обнял плюшевого Тедди и зарыдал.
- Зачем?
- Велено… Скрепами и мечом, - всхлипнул святой и протянул приказчику кусок бересты.
- Ведмедей порушить и порубить… Сласти скоромные в огнь пылающий бросить… Розовые изголовья непотребного вида в… Ой!.. мастерицам запихать… Мужа к жене скрепами да скобами закрепить, дабы прилепились друг к другу и стали едина плоть… Да, суровая у вас женушка… А договориться никак не получится?
- Да кудой же договариваться, когда она токмо и знает вдругорядную проказу насылать. Я уж помер давно, мясо с костей черви объели, так она теперя на кости насылает. Свербит да болит с черепа до плюсен, ни на миг краткий не отпускает! И пока по-ейному не сделаешь, не отмолит да не полечит. Ндравная особа, одно слово. Хоть и святая.
- Да… Тяжко вам приходится, - понимающе покивал приказчик. – Слушайте, а берите этого медведя себе. Подарок от фирмы в честь праздника! Будете с ним в гробу спать. Всё приятнее, чем с такой женой.
- Февроша не дозволит, - вздохнул Петр, медля расстаться с полюбившимся зверем.
- Ничего, ничего. У меня идея есть! Вот такенная! – и приказчик сунул под нос святому кулак с поднятым вверх большим пальцем. – Зуб даю, сработает!
Петр ничего не понял, но переспросить посовестился.
В семейную могилу святой вернулся заполночь.
Увидев супруга, сгорбившегося под тяжестью дорожной сумы и с трудом волочившего двуручный меч и трехручное копье, Февронья всполошилась.
- Ох ты ж, Господь да Всемилостивый! Тяжкими трудами дни твои исполнены, князюшка! Утомили тебя бесы поганые! Чай, весь клей да скрепки со скобами извел, негодных на праведный семейный путь обращая! Присядь, отдохни! А я мигом кашки – постной, без масла скоромного - да водицы колодезной принесу. Откушаешь.
- Погодь, погодь, Февроша! Ты, я чай, тоже истомилась, ожидаючи. Вот, испей целебной настойки, оно и полегчает, - и Петр ловко, без хлопка, открыл бутылку шампанского.
Супруга глотнула раз, другой, третий. Костяные ланиты порозовели, в пустых глазницах запрыгали искорки.
- Добрый, добрый напиток, Петруша. Гляжу я, не все то плохо, что в нонешнем мире деется. Такой напиток токмо чистый сердцем целитель сварить мог.
- Не всё, милая, ой и не всё. Вот, я тебе и угощеньице принес. Отведай, - Петр достал из дорожной сумы коробку конфет и пачку шоколадок. – Не тревожься, оно освященное, благословленное.
- Лепота, - молвила Февронья, закусывая шампанское трюфелем с коньяком.
Петр вытащил из сумы вторую бутылку и чокнулся с супругой.
К утру покровители семьи и брака мирно почивали в семейном гробу, умостив черепа на розовое изголовье непотребного вида, крепко обняв злокозненного ведмедя Тедди и – вопреки многовековому обычаю - друг друга.
Похожие статьи:
Рассказы → Сошествие святого Валентина
