Мир находится на раннем этапе сотворения, он полон пустот и неоднороден по своей структуре. В отдельных его областях физические законы еще не устоялись, в необозримых пространствах царит первородный Хаос. Тем не менее, уже на данном этапе очевидно, что сотворение мира происходит не хаотично, а сообразно некоему замыслу. Чей это замысел – сказать невозможно; кто бы ни был его автором, он совершенно устранился от созданного и не оставил после себя следов. Не стоит отчаиваться: хотя мы не можем постигнуть Творца напрямую, он все же доступен нам через постижение Его творения, через вдумчивый и кропотливый анализ законов, что он заложил. Осознание замысла и общей концепции бытия – вот первая задача Фотурианцев. Вторая же задача состоит в том, чтобы способствовать осуществлению замысла; что именно для этого следует делать – нам только предстоит осознать.
Ондрид, «О Вселенной, чудесной и здоровенной»,
писано в Земле Тилод, в год 197-й от Сотворения Мира.
(Данное пособие рекомендуется школьникам старших классов,
преподавателям лицеев и гимназий, а также широкому кругу
читателей, интересующихся историей Фотурианского Ордена).
Во времена, когда Вселенная еще не решила, чем ей быть – правдою или вымыслом, обыденностью или чудом - существовал орден Фотурианцев, считавший своим долгом везде, где только можно, упорядочивать новорожденное Мироздание. Члены ордена - воины, священники и ученые - странствовали среди звезд, свергая жестоких тиранов, устанавливая справедливые законы и оберегая слабую, еще неокрепшую жизнь. Одним из них был Квонлед Насмешник; вот история о нем - слушайте.
…
Давно уже ходили слухи о том, что в Земле Зиф объявился чудовищный Зверь, который, игнорируя живность помясистее, преследует и пожирает одних только людей. Насчет преследования все было ясно, насчет пожирания – не совсем. Мнения здесь расходились: одни считали, что жрет, да еще как, другие же доказывали, что все не так просто. В конце концов, от всякой трапезы остаются объедки – здесь кость, там волоконце мяса – а от пиршества Зверя не оставалось ничего, только горстка праха, словно не живых людей терзал Он, а мертвецов, век пролежавших в земле. Громоздились на полки тома один другого ученее, дискутанты срывали глотки в спорах, а простому народу хватало и баек, в которых от рассказчика к рассказчику ужасы все возрастали в числе. Говорили о деревнях, сгинувших у Него в пасти, о неизбывных Его свирепости и гневе, и ширился страх, и оборотистые дельцы вязанками сбывали амулеты со знаком святого Ондрида, покровителя этой несчастной Земли.
Но даже амулеты не спасали: в один прекрасный день стало ясно, что любой, кто выйдет за стены столицы Зиф, Трумы, обречен на ужасную, хоть и скорую, смерть. Зверь становился все смелее, по ночам он подбирался вплотную к городским воротам, скребся и выл, как сотня голодных волков. Припасы подходили к концу, из-за нехватки воды на окраинах назревали бунты, и богатейшие жители города, посовещавшись, решили обратиться за помощью к Фотурианцам, благо их, если верить радио, развелось во Вселенной ну просто пруд пруди.
Без споров, правда, не обошлось: даже самые просвещенные граждане признавали, что Фотурианцы эти – народ темный и даже в какой-то степени страшноватый. Непонятно было, чего они хотят и во что верят; да и верят ли они хоть во что-нибудь – это тоже был вопрос. Что, скажите на милость, скрывается за этим их лозунгом «Переделаем Бытие»? Не покушаются ли они на священное право каждого человека – безраздельно владеть своей собственностью? Не предлагают ли они раздать все бедным и зарабатывать на жизнь тяжким трудом?
Казалось, что проект висит на волоске, и все же кончилось дело благополучно. Совет решил: даже если Фотурианцы – махровые бунтовщики, лучше они, чем ужасный Зверь; во-первых, клин вышибают клином, а во-вторых – разве не может статься, что две эти грозные силы, столкнувшись, поубивают друг друга – к немалому облегчению для Вселенной и Земли Зиф?
И вот послание составили, зачитали перед народом и отправили по Лучу. И отправилось оно бороздить Вселенную и блуждало, пока не встретило брата Квонледа.
…
Высокий, худой,с прической, напоминающей разоренное птичье гнездо, он в это время пребывал в Земле Акаларон, где расхлебывал кашу, заваренную предшественником. Дело обстояло так: Фотурианец Гилас, прежний смотритель Земли, ужасно страдал от одиночества и в нарушение всех Правил обратил стаю страусов – голов триста пятьдесят – в людей, чтобы было с кем поболтать на досуге.
С одной стороны, конечно, это было забавно и даже мило, с другой – он так и не удосужился объяснить им некоторые особенности человеческого разума, хотя бы тот простой факт, что никакое излишество на пользу ему не идет. Может быть, в глубине души брат Гилас был просто-напросто мизантроп, как это бывает со многими обаятельными говорунами – так или иначе, вчерашние птицы, открыв привлекательность своих тел, принялись совокупляться направо и налево, словно больше в Земле Акаларон заняться было нечем; ну а Фотурианец подумал да и махнул на это рукой.
Вседозволенность быстро принесла свои плоды, и к тому моменту, когда Гиласа сменил Квонлед, секс опротивел бывшим птицам настолько, что виду грозило вымирание. С тоскою вспоминали они времена, когда работу по продолжению рода брал на себя безотказный инстинкт, ибо нынешние их головы ну никак не желали вожделеть то, что было доступно, бесплатно, повсеместно и никакого, даже самого завалящего вызова, не предлагало. Что тут было делать? Поскольку обратное превращение запрещали Правила, Квонледу пришлось взять дело в свои руки, то есть наладить – с проклятиями и угрозами – столь нужное и важное общение между полами.
Чтобы вернуть акаларонцам прежний интерес к телу, прежде всего Квонлед запретил им ходить нагишом. Поскольку же длинные закрытые одеяния, в которые он их нарядил поначалу, едва ли подчеркивали женственность самок и мужественность самцов, Квонлед напряг мозги и выдумал нижнее белье, а заодно шорты и мини-юбку – как раз такую, чтобы не закрывала самое интересное. Следом он изобрел косметику, флирт, эротику, порнографию, брак и Гражданский Кодекс – я останавливаюсь на этом так подробно для того, чтобы вы поняли: на своем веку Фотурианцам приходилось решать самые разные задачи, и размножение бывших страусов – еще не самая сложная среди них.
Покончив с нововведениями – подопечные его, облаченные в бикини и плавки, рассматривали друг друга с интересом, и кое-где уже образовывались парочки, – Квонлед решил хорошенько отдохнуть. Он отключил свой передатчик, зарыл онтологический преобразователь поглубже в песок, уселся на большой, нагретый солнцем камень и принялся смотреть, как начинается прилив.
…
Море успокаивало Квонледа, ему нравилось наблюдать за тем, как волны раз за разом ударяют в далекие скалы. Казалось бы, что может сделать вода против камня – и все же за долгие годы из угловатых истуканов получаются совсем круглые голыши. Так же работают и Фотурианцы – медленно, но верно они преобразуют Вселенную. Когда-нибудь она станет совсем другой, гармоничной и упорядоченной, а пока – как оно все же свежо и молодо, это дивное, новорожденное Мироздание!
Подумать только: во всем необозримом пространстве существуют пока лишь сто сорок семь планет, сто сорок семь Земель со своими законами и обитателями! Песчинка на пляже, капля в бескрайнем море! В одних областях Космоса еще властвует Миф – там путешественнику встретятся демоны, тролли, титаны, симарглы и птицы Рух, в других уже установилась суровая реальность – ни эльфов, ни фей, одни фотонные бластеры, сканеры, звездные корабли…
Да, пока еще это был мир, в котором возможно все. Как ни любил Квонлед мечтать о будущем – выверенном, выпестованном, созданном для счастливой и долгой жизни – сам он был человеком настоящего, ему нравилось трудиться над миром, и он не хотел, чтобы трудам этим настал конец. Столько возможностей, планов, вариаций – и все отбросить ради чего-то одного? Квонлед знал, что мысли эти – не Фотурианские, и все же не мог перестать их думать. Вот построят они счастливый мир, а что в нем останется делать Квонледу?
Как знать – быть может, в тот день он додумался бы и до других, более радикальных вещей, когда бы земля под камнем, на котором он сидел, не затряслась вдруг и не извергла с ужасным грохотом онтологический преобразователь, закопанный, казалось, надежно и глубоко. Массивный этот прибор весь светился малиновым, и от него так несло раскаленным железом, что Квонлед невольно зажал пальцами нос.
– Ну, что еще? – проворчал он, поправляя свободной рукой сползающие плавки. – Или нужно упорядочить Вселенную, чтобы добыть минуту покоя?
Ответом ему стал жуткий скрежет, с которым преобразователь выдвинул из своих недр прибор для проекции Луча. Шипение, щелчок – и в знойном пляжном мареве возникла прозрачная фигура в кафтане, ботфортах и шляпе с петушьим пером. Без сомнения, это был человек из Земли, где сильны законы Мифа – Квонлед видел немало таких Земель. Чаще всего страдали они от чудовищ, вроде драконов, или от страшных болезней, выкашивающих целые страны - в любом случае, онтологический преобразователь, даже не самой последней модели, справлялся с их бедами без труда.
По-видимому, Луч был настроен на площадь, поскольку рядом с первой фигурой почти сразу появились и другие. Одеты они были так же, и Квонлед заметил на их лицах испуг. Они искали помощи Фотурианцев и одновременно боялись ее – как же это было привычно! Интересно, подумал Квонлед, есть ли в этом мире легенда о Спасителе? Как с ним покончили в финале – распяли по традиции или сожгли?
Но мысли мыслями, а следовало все же выслушать послание, даже если очень не хочется, даже если ты отдыхаешь, и отдых твой не в праве прервать сам Ондрид, Первый Фотурианец и наместник благословенной Земли Тилод. Таковы были правила, и вот Квонлед пнул онтологический преобразователь, и звук сделался громче, а изображение – четче. Сперва представитель Земли кланялся, бормотал любезности, затем толстяк с грязноватым жабо вручил ему растрепанный свиток, и он принялся читать, время от времени заикаясь от волнения.
– Милостивые государи Фотурианцы! (Как же – милостивые, сплюнул Квонлед, это мы сначала «милостивые», а как сделаем дело – сразу станем «смутьяны» и «подзаборная голь»!) Взываем к вашему состраданию, не оставьте без помощи погибающих, оградите убогих и сирых от страшной участи! Ибо сказано в правилах ваших: да не п-падет…
– Перемотай в конец, ОНТО, – велел преобразователю Квонлед. – Не хватало еще выслушивать поучения от этих бездельников.
Преобразователь – а был он для Квонледа и верстак, и обеденный стол, и даже дом, за неимением лучшего – послушался и громко загудел. Изображение подернулось рябью, замерло на мгновение и пошло в ускоренном темпе. Трепыхался свиток с посланием, глотал воздух, словно рыба, представитель Земли, ну а Квонлед считал про себя, сколько раз лазил в карман за платком его помощник, немилосердно потеющий толстяк.
- Стоп! – скомандовал он наконец. – Вот отсюда давай послушаем как полагается.
Щелчок, шорох, короткий писк – и посланник продолжил, как ни в чем не бывало:
… десять цапель и сверх того восемь дроф. Все это, достославные Фотурианцы, мы предлагаем тому из вас, кто возьмет на себя труд избавить Землю Зиф от разоряющего ее Зверя. Сказано сие в год 196-й от Сотворения Мира и скреплено печатями Совета Двадцати, градоправителя Трумы, а также личными подписями мессиров Тролье, Молье и Валенджи. Я, Камболино из рода Тиду…
На этом послание и закончилось.
– Ну, что скажешь? – пихнул Квонлед ногой преобразователь. Вместо ответа тот выпустил облако черного дыма.
– Нет, – покачал головой Квонлед, – я не могу им отказать. Я же Фотурианец, я давал клятву. Что? Нет, даже не думай. Да и на кого ты свалишь это дело? Кого ты найдешь в этой проклятой глуши? Зоннер? Грания? Аделар? Все они заняты на постройке Земли Урбон. Бордегар? Он ленив. Саша Захаров – его я не видел уже лет десять. Видишь, придется все делать мне. Нет, не бесплатно. Ты сам слышал – десять цапель и восемь дроф. Будь добр, подай копье, оно вон под тем камнем. И созови людей этой Земли, я хочу с ними проститься.
…
Прошел час, другой, и на пляж к Квонледу пришли все бывшие птицы, все триста с лишним мужчин и женщин Земли Акаларон. Были они одеты, умыты, надушены, завиты – и Фотурианцу вдруг стало грустно. Дело сделано, и он опять должен отправляться в путь. Людей этих он едва ли уже увидит, а какие бы они не были – шумные, глупые, жадные и нетерпеливые – все же он к ним привык, и расстаться будет непросто.
- Что ж, - начал он, когда все собрались, - хоть я и не знаток в искусстве любви, а все же научил вас всему, что знаю, честно и без утайки. Я вижу, вы снова обращаете друг на друга внимание – это хорошо, так и должно быть. Об одном только прошу вас: не торопите события и помните о том, что всему существует мера. Человеческое тело таит в себе много соблазнов, но этот колодец слишком легко исчерпать до дна. Помните, что вы существа, наделенные Разумом. Помните, что вас окружает бескрайний и неизведанный мир. В минуты слабости, когда жизнь покажется вам бессмысленной и никчемной – мне тоже знакомы эти минуты, иначе бы я не вспомнил о них – я хочу, чтобы вы сказали себе: «Мне выпал редкостный шанс жить в эпоху, когда возможно все; в эпоху, когда самые напыщенные проблемы философии вышли на улицу и требуют от всех и каждого ответить, что такое - реальность, истина, красота, добро и зло. Почему же тогда я сижу, сложа руки, и предаюсь унынию? Разве не следует мне, удрученному мелочами, обратить свой взгляд на целое, попытаться осознать общие Законы, которые определяют мою жизнь?».
Тут Квонлед сделал паузу и оглядел толпу, словно полководец, обозревающий армию, или проповедник, взирающий с высоты своей кафедры на прихожан. Зрелище ему открылось безрадостное: бывшие страусы чесались, хлопали глазами и переминались с ноги на ногу. Им было скучно. Девушку в первом ряду угощал зерном приятель, и она по-птичьи тыкалась носом в его ладонь. В стороне от толпы рыжий парень с хохолком, как у удода, не стесняясь, справлял малую нужду.
Квонлед почувствовал, что пора закругляться.
- И тогда, - перешел он сразу к финалу, - я надеюсь, глаза ваши просветлеют, а сердце покинет тоска. Ибо век человека краток, чувства его неверны, но учиться можно всегда, пока ты желаешь учиться. И это последнее, что я хочу вам сказать, потому что дальше вы должны будете жить сами.
Наступило неловкое молчание - как всегда бывает, когда читаешь страусам мораль - и в этом молчании Квонлед спустился со своего камня, взял в левую руку копье, а в правую – онтологический преобразователь, и отправился к стоящему неподалеку межзвездному кораблю.
Похожие статьи:
Рассказы → Тайна Земли Зиф, ч. 2
Рассказы → Тайна Земли Зиф, ч. 4
Рассказы → Тайна Земли Зиф, ч. 5
Рассказы → Тайна Земли Зиф, ч. 6
Рассказы → Тайна Земли Зиф, ч. 3
