Тот, кто сидит в пруду

Село было богатым. Самым богатым на участке моей ответственности. Сто двадцать дворов. С солидными, крытыми черепицей домами, многочисленными хлевами, сараями и прочими надворными постройками. Непременными обширными садами и огородами. Каменных домов, правда, имелось только два десятка. Но деревянные пятистенки срублены из хорошо просушенного леса, тоже стояли на каменных фундаментах, под которыми скрывались глубокие подвалы для хранения припасов. Имелось, правда, и несколько лачуг довольно нищенского вида, выбивающихся из картины всеобщего благополучия. Но они ютились, словно согнанные в резервацию, за оврагом у самой околицы.

Овраг этот промыла речка, весело журчащая на его дне. Сильно заросшая невысоким ивняком и густой камышовой порослью, так, что открытой воды отсюда с овражного откоса было и не рассмотреть. Речка называлась Черной. Наверное из-за глубокого с обрывистыми стенками оврага и буйной растительности, закрывающей ее от солнца. Примерно милей дальше от того места, где я сейчас стоял, речка образовывала пруд, перекрытая плотиной, увенчанной мельничным колесом. Тут же располагалась водяная мельница, а чуть поодаль дом мельника. Мельник был, пожалуй, самым состоятельным жителем села. Состоятельнее даже самого сельского старосты. Правильно: молоть зерно ему свозили со всей округи. Потому дом его, мало того что каменный, имел еще второй этаж.

Прокрутив мельничное колесо, воды речки продолжали свой бег за плотиной и милями тремя дальше впадали в Гнилое болото. Кстати, Гнилое болото это вам не просто какое-то там болото. Это Болото. Именно так — с большой буквы. В ширину оно раскинулось на сто пятьдесят с лишним миль, а в глубину тянется до самого берега Закатного моря, миль на триста. Кое где на нем встречаются островки сухой земли, иногда соединенные между собой перемычками, потому совсем уж непроходимым его назвать нельзя. Находятся безумно храбрые индивидуумы, решающиеся бродить по нему и вытаскивать из его недр что-то для продажи, или использования в хозяйстве. Некоторым удается на этом даже разбогатеть. Но большинство гибнет. Рано, или поздно.

Собственно, благодаря Гнилому болоту я и оказался здесь в этой глухомани на самом дальнем краю Империи. Я — гордость выпускного курса факультета боевой магии столичного университета. Строго говоря, торчу я здесь не благодаря болоту, а благодаря собственной дурости. Кажется, чего бы стоило быть повыдержаннее, не затевать ту злосчастную драку в кабаке. Но, что сделано — то сделано. Опять же, кому-то надо нести службу и в этом забытом богом месте. Вот и обитаю здесь уже второй год на берегу чертова болота, дышу его испарениями, кормлю своей кровью его комаров и прочую крылатую кровососущую мелочь.

Спросите, что делает боевой маг на берегу болота, пусть и такого большого? А дел здесь по моему профилю вполне себе хватает. Не зря на берегу поставлено аж целых два поста постоянного пребывания. На одном восемьдесят миль берега контролирует ваш покорный слуга. На другом мой коллега, за которым числится оставшиеся восемьдесят миль. Довольно неприятный тип, надо сказать. Желчный такой старикашка, проторчавший здесь больше тридцати лет, обозленный на весь свет. В часы, когда меня посещает меланхолия, с ужасом представляю, что и сам стану таким. Бр-р-р...

Что-то отвлекся. Так вот, о болоте. Вернее, о том для чего два не самых слабых боевых мага (а старикашка, не смотря на скверный характер именно таковым и является, да и я много чего умею) торчат безвылазно на его берегу. Дело в том, что Гнилое болото славится всякой разной нечистью и просто жуткими тварями, обитающими в его недрах. Кто не в теме, скажут: обитают и пусть себе обитают. Просто не суйтесь туда и всех дел. Как бы не так! Эти самые твари, что там обитают, не сидят спокойно в своей вонючей жиже, а довольно часто выбираются на берег и беспокоят жителей окрестных сел и деревень. Иногда такие набеги принимают просто опустошительный характер. Самое страшное такое нашествие произошло лет тридцать назад уже при моем напарнике-старикашке. Он любит про него рассказывать, поскольку имеет награду, полученную за его отражение. А тогда, не смотря на весь его героизм, погибли, или были вынуждены бежать обитатели нескольких десятков сел и деревень, расположенных вблизи болота. Твари похожие на гигантских прямоходящих жаб продвинулись на десять с лишним миль в глубину суши. Пришлось задействовать три гарнизона имперской стражи, квартировавших неподалеку. Отбились. Правда потеряли половину людей и одного из двух магов, следящих тогда здесь за порядком. Что-то подобное, но в больших масштабах имело место быть семьдесят с чем-то лет назад, девяносто, сто двадцать... Самый ранний набег, о котором упоминается в имперских хрониках произошел более трехсот лет тому. Вот так...

Но и без таких вот катаклизмов мне с моим напарником работы хватает. Вот и сегодня я прибыл в это село по вызову местной администрации в лице старосты. Дело в том, что за последние три дня здесь пропало три человека. Три молоденьких девушки. Первую хватились не сразу. Та поссорилась с родителями (из-за парня, конечно), хлопнула дверью и исчезла. Ночевать не пришла. Родители решили, что своенравное чадо отправилось к бабушке в соседнюю деревню. Оказалось — нет. А на следующий день пропала еще одна девица. Эта была вполне себе послушной, родителям ни в чем не перечила, по парням не бегала. Потому хватились ее уже вечером, когда она не пришла к ужину. Тут обнаружили пропажу и первой девицы. Стали искать. Сначала в окрестностях села, потом в соседних деревнях и уже в последнюю очередь попытались сунуться в болото. Хорошо хватило ума не заходить далеко. И то нарвались на подкочечника. Тот чуть не утянул в топь одного из мужиков. Хорошо оказался не очень крупным — односельчане сумели отбить незадачливого земляка. Больше попыток искать в болоте не предпринимали, а когда на следующий день пропала дочка старосты, сразу же послали за мной.

Ну и вот — я на месте. Стою у околицы села, держа под уздцы жеребца на котором прибыл из усадьбы, в которой постоянно проживаю. Усадьба казенная, само собой, но довольно комфортабельная, жаловаться грех. Прислуга, опять же. Нет, в бытовом плане устроен я неплохо, но — скучно. Потому на любой такой вот вызов отправляешься с охотой — какое-то развлечение. Домчался до села меньше чем за час. Здесь на околице меня уже ждали. Сын старосты. Парнишка лет двенадцати. Как только я спешился, он подбежал ко мне, выпалил, поздоровавшись:

- Отец велел вас к нам в дом вести. Там все собрались. Все обскажут.

Лицо у пацана бледное, глаза покрасневшие, заплаканные. Видно, жаль пропавшую сестру. Ну, к старосте, так к старосте. Где находится его дом, я знал, потому уверенно двинулся к центру села, ведя коня в поводу. Малец семенил рядом. Где-то на середине пути он дернул меня за рукав и спросил звенящим от напряжения голосом, едва сдерживая слезы:

- Дяденька, ведь вы найдете мою сестру?

Ну что тут скажешь? Врать не хочется. Общими словами не отделаешься. Я остановился, посмотрел в блестящие от слез глаза. Сказал серьезно:

- Я очень постараюсь. И, скорее всего, найду.

Про себя добавил: «Живую, или мертвую». Лицо у парнишки посветлело, слезы высохли, даже румянец появился. Заметно приободрившись, он помчался впереди меня и вскоре мы оказались у крыльца старостиного дома. Вошли внутрь. В просторной горнице собрались сельчане, рассевшиеся на скамьях и табуретах. Собрались только мужчины. Около полусотни человек. Гул голосов при моем появлении стих. Меня уважали и, чего скрывать, побаивались, не смотря на молодость. Заслужил, признаюсь без ложной скромности. За год с лишним моего здесь пребывания уже не раз доводилось на практике проявлять свои таланты. А боевой маг, повторюсь, я не из последних. И это я еще скромничаю. Да, если бы не эта дурацкая драка в кабаке с кампанией из свиты наследного принца, распределили бы меня не сюда, а в императорскую гвардию, где и отличиться и карьеру сделать есть все шансы. Но, увы и ах!...

Я сосредоточился на том, что говорил мне староста, мужчина лет пятидесяти, плотного сложения, с властными ухватками. Очень похожий, кстати, на своего сына. Вернее, конечно же, сын был похож на отца. Так правильней. Владеть собой мужик умел: говорил уверенно, четко, по делу. Только в глазах глубоко-глубоко плескалась боль. Ничего особо нового от него я не услышал. Все это мне рассказал посланный за мной гонец — здешний парень. По всему выходило, что все три девушки сгинули в болоте, поскольку все окрестности за последние два дня прочесали не по разу и живых, или мертвых девчонок уже нашли бы. Никого чужих вблизи села никто не видел. Это если предположить, что девиц похитили. Да если бы и могли похитители промышлять три дня не замеченными (что вряд ли возможно), так все равно оставили бы следы. Следопыты в селе имелись и не плохие. Никаких следов похитителей они не обнаружили.

- Вот такие дела у нас творятся, господин, - завершил свой рассказ староста.

- Ну, раз говорите, что окрест села хорошо искали, давайте пошарим в болоте, - решил я. - Есть вещи, которые пропавшие носили на теле?

- Да. Приготовили уже.

К счастью целомудренные селяне принесли не нижнее белье, как иной раз бывало. Мне были предъявлены домашние войлочные туфли. Для того, чтобы запечатлеть след ауры пропавших, требовалось уединение. Заплаканная хозяйка дома проводила меня в небольшую комнатку в пристрое. Там разобрался с выданными предметами. Заняла эта процедура что-то около получаса. Зато теперь я мог четко ответить, проходила ли какая-то из пропавших девиц в конкретном месте, или нет. Ощущался след ауры до пяти дней с момента последнего появления там разыскиваемого. В данном случае прошло не более трех дней. Самое то. Вышел из комнатки, сказал ожидающим селянам:

- Ну, пошли к болоту.

Громыхнув табуретами и скамейками, мужики поднялись на ноги и двинули к выходу из горницы. Пропустив последнего, зашагал следом. Строго говоря, до болота меня провожать было ни к чему: сам знал дорогу, лучше, чем бы хотелось. Но толпа мужиков, вооружившихся кто чем, поперла впереди меня. Я позволил им это ровно до околицы. Потом остановил и приказал идти позади на расстоянии не менее пятидесяти ярдов.

В сторону болота от околицы вела довольно хорошо натоптанная тропа. Вернее, тропа вела к роднику, где здешние женщины полоскали белье. Над ним был сооружен даже небольшой такой дощатый домик для большего удобства. В домике и рядом с ним имелись совершенно четкие следы ауры всех трех девиц, что не удивительно — даже старостина дочка регулярно ходила полоскать сюда белье. А что вы хотите, нравы здесь простые, люди не избалованные, прислугу даже самые состоятельные селяне не держат — не принято как-то. От родника тропа продолжалась дальше к болоту. Была она, правда, теперь едва заметной, изрядно заросшей травой. И вот на этой тропинке никаких признаков ауры девчонок не прослеживалось. Я, на всякий случай, сошел с тропы, принял вправо, потом влево. Нет — ничего. Сообщил об этом сопящим за спиной сельчанам. Те недоверчиво загомонили.

- Может, как-то стороной прошли? - подал мысль староста.

Я с сомнением оглядел довольно густые заросли колючего кустарника, покрывающего склон холма, спускающийся к озеру.

- И где тут можно продраться? - задал резонный вопрос.

- Давайте дойдем до берега болота и пройдем вдоль него, - предложил староста. - Где-то да найдем следы.

Я тяжело вздохнул и хоть был почти уверен, что никаких следов у болота не найдем, пошел вниз по тропинке.

Так и вышло: убив три часа, извозившись в тине и грязи, изрезавшись осокой, мы бросили это грязное, в прямом смысле слова, дело. Одна польза была от лазанья по краю болота: я засек и прибил обнаглевшего подкочечника, подобравшегося к самому берегу. Видимо, того самого, что пытался утащить в трясину селянина, во время предпринятых местными самостоятельно, поисков. Грязный и злой я добрался до дома старосты, где решил устроиться на ночлег. К этому времени начало смеркаться. Поиски на сегодня закончены — устал. Устали и мои добровольные помощники, как-то незаметно рассосавшиеся по домам. Готовы были продолжать поиски только родители пропавших девушек. Я их понимал, но идей, где эти самые поиски продолжать, пока не было. Ни у меня, ни у них.

Раздевшись до трусов, умылся. Сливал мне из бадьи сын старосты. Старостиха и ее младшая дочка скрылись с глаз: не принято было в здешних местах мужчинам появляться на улице и даже во дворе собственного дома без штанов — деревня! Умылся, плотно поужинал. После этого настроение мое заметно улучшилось и я решил заняться расспросами родственников пропавших девиц. Те, кстати сказать, немного взбодрились, когда узнали, что никаких следов пребывания их чад у болота не обнаружилось. Где-то я с ними был согласен: что девушки не сгинули в Гнилом болоте, конечно, хорошо. Плохо то, что я не знаю теперь, где их искать. Разве только обойти по периметру все село, поискать там следы ауры: как-то же они должны были покинуть место своего проживания! Но обнаружатся следы, если девчонки село покидали. А если они сгинули внутри селения? Возможно такое? Сомнительно. Здесь все у всех на виду. Возможного банального маньяка сами же сельчане вычисли ли бы на раз. Разве только... Ну да — выселки за оврагом, те, где скучковались лачуги местной бедноты. С ними состоятельные крестьяне общаются не тесно — брезгуют. Этакие снобы. Может, там скрывается маньяк, или какой-нибудь народный мститель?

И, кстати, чуть подальше выселок есть еще дом мельника и мельница с прудом. Пруд глубокий, судя по всему. Может, утопились девки от несчастной любви? Ну да, вот так, почти хором! М-да... Что-то сомнительно. К тому же с момента исчезновения первой пропавшей прошло уж три дня. Всплыла бы уже. Извините за неаппетитные подробности. Тем не менее, позвал старосту и осторожненько попытался выяснить у него умонастроения дочки.

- Что бы наша Иветта, да топиться! - возмутился глава местной администрации. - Да ни в жизнь! И другие две девушки такой глупости никогда бы не совершили! Вообще, у нас в селе за последние два десятка лет только один мужик и удавился. Да и тот с выселок. - Староста пренебрежительно кивнул на лачуги, маячащие за оврагом. - Не принято у нас из-за такой глупости, как любовь топиться. Да и спрашивали мы мельника, - уже поспокойнее продолжил он. - Не видел он никого из пропавших у пруда. А ведь он почти все время у своей мельницы проводит. А когда отъезжает куда, так жинка его за всем присматривает. Ее, кстати, тоже спрашивали. И она ничего не видела. Хотя она и... - староста замялся.

- Ну-ну, и что с женой мельника, - заинтересовался я.

- Да немного не в себе она, - нехотя отозвался староста. - Сын у нее, тому уж два года как, на болоте пропал. Малой совсем. Лет восьми. Пошел с такими же сопляками на болото ввечеру. Как это обычно у пацанвы — храбрость показать. И зашли-то недалеко совсем — до ближнего острова. И шли по тропинке. Вернулись в темноте уже. Хвать-похвать, а мельникова сынка-то и нет. Когда пропал, где, никто не видел. Вот так вот... - староста вздохнул. - Искали, конечно. Всем селом. Куда там — болото. Мага, вашего предшественника вызывали. Тоже ничего не нашел...

Староста замолчал. Еще раз вздохнул, видно применяя тогдашнее горе мельниковой семьи на свое теперешнее. Добавил:

- И ведь единственный ребятенок и был у них. Жена больше не рожала. По-первости, сразу после пропажи, совсем, было, баба умом тронулась. Не спала, не пила, не ела. Ходила все у болота, звала сыночка. В болото даже лазила. Сутки там, говорят, пропадала. Как не сгинула непонятно. А как вернулась после того, поуспокоилась. Но с головой с тех пор у нее, все равно, не совсем все ладно. Бабам тогда после блужданий по болотам даже говорила, что нашла сына своего. Уверенно так говорила. Мы вначале аж поверили. Но потом крестная ихняя к ним в дом в гости напросилась. Оказалось — нет там никакого ребенка. Придумала, видно, все с отчаяния мельничиха.

- Говоришь, толковала, что сына на болоте отыскала? - переспросил я.

- Ну да, - кивнул староста. - Дак, говорю же — нет никакого сына. Придумала, должно. Для утешения.

- Угу... - кивнул я. - Придумала...

В голове у меня что-то смутно забрезжило. Что-то, где-то, когда-то я такое читал... А потом пришло озарение. Вернее, догадка. И догадка эта требовала проверки. Иначе сочтут селяне своего защитника-мага безумцем. Таким же, как и мельникова жена.

- Ладно, - подытожил я. - Ложимся спать. - Утром продолжим поиски.

Постелили мне в той же комнатке-пристрое. Спалось плохо: терзали всякие разные мысли. Ведь, если моя догадка верна, у девчонок нет никаких шансов быть найденными живыми, что очень печально. А еще мне предстоит схватка с невиданным монстром, о котором только в книжках и пишут. Причем, в немногих. Говорят, вымер давно. Одно утешает: положение его весьма уязвимо в пруду-то. Но это, если книги, в которых я про него читал, говорят правду. В общем, уснул только под утро.

Разбудил меня рев выгоняемой на пастбище скотины, щелканье пастушьего кнута и грохот ведер. Пора вставать, заниматься делами, хоть толком и не выспался. Поднялся, умылся, позавтракал. Итак, с чего начнем? А начнем с поисков следов девушек у мельничного пруда. Понятно, что это не безоговорочное доказательство, что сгинули они в нем, но все же... все же... Так, поел? Попил? Пора! Подхватил свой боевой жезл и двинулся к околице, к той ее стороне, что выходила на пруд и на мельницу.

На этот раз местных со мной увязалось гораздо меньше, чем вчера. Человек двадцать всего. Видимо лично заинтересованные близкие родственники пропавших. Сегодня оружия при них не имелось. Не верили, что найду что-то опасное в пределах села? Скорее всего. В бреду такого не представить. Но если я прав, то нас ждет нечто похлеще любого горячечного бреда.

Дорога до пруда заняла совсем немного времени. Дошли. Встали на берегу. Я осмотрелся. Надо сказать, водоем выглядел довольно зловеще. Или мне его таким представляло только мое, подогретое прочитанными в книгах ужасами, воображение? Возможно. И, тем не менее... Вода в пруду оказалась совершенно черной, что свидетельствовало о весьма приличной его глубине. Странно изогнутые, словно поломанные, ивы, молитвенно склонившиеся к темной воде, веселья пейзажу не добавляли.

Ну-с, посмотрим. Я слегка прикрыл глаза и пошел вдоль берега, ловя следы ауры девушек. А вот и они! Пройти пришлось едва сотню ярдов. Интересно: все три следа исчезают в одном месте, у самого уреза воды, там, где между искореженными ивами имелся маленький такой песчаный пляжик в три-четыре ярда шириной. Интересно, и кто же здесь купается? Озвучил вопрос старосте, топающему позади меня.

- Из села точно никто, - уверенно ответил он. - Мельник и мельничиха не позволяют, ругаются. Может, они сами? - в голосе старосты слышалось большое сомнение. - Нет. Вряд ли. Никогда не видел их здесь купающимися. Если только ночью, - хмыкнул он.

Я, похрустывая крупным белым песком, вышел на пляжик, подошел к самой воде, присел на корточки, всмотрелся в черную толщу, стараясь проникнуть взглядом в глубину, рассмотреть, что она скрывает. Увы, так далеко мои магические возможности не простирались. Позади послышались торопливые шаги. Оглянулся. Со стороны мельницы к нам приближался довольно молодой еще мужчина, на вид, лет тридцати с небольшим.

- Мельник, - негромко пояснил староста.

Интересно. В моем представлении мельник это мужчина в годах, дородный, с бородой лопатой. А тут... Здешний мельник решительно ломал все мои стереотипы: можно сказать, молод, худощав, гладко выбрит, одет с претензией на столичную моду, где-то даже аристократичен. Надо же...

- Что угодно господам?

И манера разговора... Несмотря на множественное число, прозвучавшее в обращении, вопрос явно адресован мне. И что ответить? Скорее всего, этот хлыщ знает, или, по крайней мере, догадывается, кто поселился в его пруду. Постоянно же, говорят, здесь торчит. Потому спрашивать в лоб не имеет смысла: если не поднял тревогу до сих пор, то имеет причину скрывать сей факт и теперь тоже ничего не скажет. С чего бы? Это если я не ошибаюсь в своих догадках. А если ошибаюсь, то сознаваться ему вообще не в чем. Однако, мне надо что-то отвечать: ведь мы вторглись в частные владения.

- Вы не видели у своего пруда пропавших девушек? - не нашел ничего лучшего спросить я.

- Нет, - резко, по-моему, резче, чем требовалось, ответил он.

- И ничего странного не замечали?

- Нет. Ничего, - голос мельника буквально зазвенел от напряжения.

Кто бы сомневался. А, похоже, я прав. Во всяком случае, все указывает на это. А если — нет? Тогда скандал неминуем. Грандиозный скандал, который дойдет, пожалуй, до округа. Надо проверять и перепроверять, прежде чем действовать.

Я молчал. Молчал и мельник. Сельские мужики, хотя пока еще ничего и не понимали, но уже начали посматривать на мельника весьма недобро. В этот момент из дома показалась женщина. Как я догадался, жена хозяина мельницы. Оказалась она стройной, а походка ее была весьма грациозной. Совсем не похожа на пышных селянок. Когда женщина приблизилась, оказалось, что и и лицо ее красиво и утонченно. На вид я бы дал ей тридцать пять, хотя, учитывая возраст пропавшего ребенка и здешний обычай рано выходить замуж, ей должно быть не более тридцати. Скорее, меньше. Ну да — горе не красит. Вела себя мельничиха, в отличие от мужа, довольно спокойно. Хотя, глаза смотрели тревожно, черные, огромные, буквально в пол лица. Мельник заботливо подхватил супругу под руку, сказал:

- Господин боевой маг интересуется, не видели ли мы здесь у нас пропавших девушек.

Веки огромных глаз дрогнули. Но ответила она голосом вполне безмятежным:

- Нет. Никого не видели. К нам вообще редко кто ходит просто погулять. Только смолоть зерно.

- Понятно, - протянул я.

Ну а что я, собственно, ожидал? Что она падет на колени и покается? Прислушался к себе. А ведь и верно — имелась такая надежда. Тогда все было бы значительно проще и мне меньше возни. А теперь придется идти длинным путем и рисковать собственной драгоценной шкуркой. Что ж, увы — не срослось. Делать здесь больше нечего. Сейчас. А вот ночью наведаюсь. Обязательно. Не хочется, а придется. Надо выяснить все окончательно, прежде чем предпринимать решительные меры. Скандал мне, как уже говорил, не нужен. Хотя, если разобраться, куда дальше берегов этого болота могут меня послать? Разве в само болото?

Мы всей толпой вернулись в село, где я оставшуюся часть дня посвятил блаженному ничегонеделанию, ловя на себе то и дело недоуменные взгляды, так ничего и не понявших, селян. Поужинал скромно: ни к чему набивать желудок перед предстоящим мне нынешней ночью делом. Начинать решил после полуночи. Так, на всякий случай. Хотя, в селе ложатся рано, но кто их знает. А лишние глаза мне пока не нужны. Я к деревенской привычке укладываться еще засветло так и не привык, потому до назначенного времени даже не зевнул ни разу. Развлекался чтением прихваченного с собой фолианта профессора Синебиуса о болотных тварях. Хотя, о твари, на свидание с которой я собрался нынешней ночью, там не было ни слова. Большой минус почтенному профессору.

Мои карманные часы выдали затейливую трель. Полночь. Пора. Вышел на улицу, стараясь не потревожить спящих хозяев. Кроме боевого жезла больше ничего с собой брать не стал. Ночь стояла ясная, лунная. Заметно похолодало. Поежился. От холода, или страха? Зевнул. Нервно. Похоже, все-таки, потряхивает. Неужели, трушу? Терпеть не могу в себе этого чувства. Начал злиться. А вот это самое то — проверенное средство от страха. Сбежал с крыльца и бодрым шагом направился к пруду.

Не доходя до него ярдов двести, сошел с тропинки и начал красться по кустам, росшим вдоль нее. Предосторожность оказалась не лишней: у берега пруда на том самом маленьком пляжике была видна человеческая фигура. Женская, при ближайшем рассмотрении. Мельничиха? Она, кто же еще? А, может, очередная жертва того, кто сидит в пруду? Подкрался поближе. Нет, все же, мельничиха. Понятно — забеспокоилась после моего визита. Ну и чего, спрашивается, торчит здесь? Охраняет своего выкормыша? От боевого мага? Даже не смешно. Но, учитывая тот факт, что полной уверенности у меня до сих пор не имеется, может и есть смысл в ее ночном бдении. Не лезть же в пруд у нее на глазах: поднимет скандал, еще и в рожу вцепится. И что — бить ее что ли? А если в пруду все же нет никого? Тогда скандал. А скандал мне не нужен. Так что лучше не обострять. Подождем.

Я устроился в кустах неподалеку от женщины и стал ждать. К счастью не долго. Видимо, у жены мельника сработал стереотип деревенской жительницы: если до полуночи никто к пруду не пришел, то уж и не придет до утра, баиньки в селе, как уже было сказано, ложатся рано. Женщина склонилась к черной воде, отражающей круглую луну, и, кажется, что-то прошептала. Потом выпрямилась и двинулась к дому.

На всякий случай я выждал минут десять. А, может, просто с духом собирался, прежде чем лезть в воду. Ладно. Пора! Быстро скинул с себя одежду, оставшись в обтягивающих трусах до середины бедер — мода на сей предмет мужского туалета появилась в столице незадолго до моего сюда отбытия. Очень удобная штука, между прочим. Сложил верхнюю одежду аккуратненько под кустом, подхватил боевой жезл и ступил на песчаный пляжик, на котором только что топталась мельничиха. Подошел к урезу воды, попробовал пальцами правой ноги воду. Ничего, можно сказать, теплая. Ну, с богом! Я вошел в пруд по пояс. Дно опускалось довольно плавно. Ну, хватит. Стараясь не плеснуть, нырнул в глубину. Естественно, предварительно создав вокруг себя силовой пузырь с воздухом. Необходимая штука для подводного плавания — позволяет дышать не выныривая на поверхность минут десять. Правда, не слишком прочный: даже не крупная рыба, если случайно ткнется в него мордой, может порушить тонкую пленку, сотворенную магией.

Я погрузился где-то на пару ярдов и поплыл на этой глубине, пересекая пруд поперек, вглядываясь в толщу воды и пытаясь что-то рассмотреть. Напрасный труд! Темнота без всяких признаков движения. Даже рыб не видать. Тем не менее я доплыл до противоположного берега, провоцируя предполагаемого обитателя пруда на активные действия. Но все было спокойно. Или я просто напридумывал все эти ужасы, или мой противник оказался достаточно умен и осторожен. Что ж, придется нырять глубже: должен же он как-то проявить себя. Я обновил воздух в пузыре, поднявшись к поверхности и, как мог решительно, устремился в глубину.

Пруд, если судить по оврагу, по дну которого протекала питающая его речка, должен был достигать глубины ярдов в десять-двенадцать. Я погрузился где-то на восемь. Опять присмотрелся. Нет, ничего не видно. Придется, все же, подсветить. Надеюсь, мельник с супругой не заметят произведенной мной иллюминации. Я прошептал заклинание и на самом конце боевого жезла возникла постепенно разгорающаяся искра. Огонек разгорался, мало-помалу начиная освещать окружающее меня пространство. Скоро стал виден участок покрытого толстым слоем ила дна, ярдах в трех ниже меня. Пожалуй, надо еще света добавить.

Пятно света, разгоняющее мрак, еще увеличилось. Ага! А что это у нас там на границе света и тьмы? Но рассмотреть подробностей мне не дали. Откуда-то справа, прямо из толщи воды вылетела тонкая скользкая петля и охватила мою руку, сжимающую жезл. Так, началось! Жезл терять нельзя ни в коем разе! Перехватил его левой рукой. Правую, все усиливая давление, продолжала стискивать скользкая петля. Присмотрелся к ней получше. Что это? Щупальце? Видимо — да, но какое-то не типичное. Больше походит на гигантского длинного-предлинного червя, один конец которого до хруста костей стиснул правое предплечье, а второй теряется в неосвещенной толще воды. Ну вот здесь у самой руки и попробуем его обрезать. А то — больно же. Кстати, холодок страха, щекотавший все время моего заплыва низ живота, куда-то исчез. Теперь мной владел азарт схватки.

Я привел жезл в боевое состояние и чиркнул сияющим лучом, ударившим из его конца по натянутому щупальцу. То обрезалось очень легко. Обрубок, бешено извиваясь, исчез во тьме, а вот кусок, обвивший мою руку, почти не ослабил своей хватки, так, чуть только вздрогнул. Ладно, избавлюсь от него на берегу, а сейчас все же рассмотрю, что там такое виднелось на дне. Опять прошептал заклинание света. Огонек на конце жезла вновь начал разгораться. И вот тут за меня взялись всерьез. Червеобразные щупальца атаковали одновременно со всех сторон: с боков, сверху и снизу. Оплели туловище, конечности. Одно захлестнуло горло. Воздушный пузырь, окружавший меня до сих пор и позволявший дышать, лопнул, и воздух, весело булькая, устремился к поверхности. Я даже напоследок вздохнуть как следует не успел.

Ах, так! Ну держись, тварь! В первую очередь обрезал лучом, вновь ударившим из жезла щупальце сдавливавшее шею. Обрезок так и не разжался. Пришлось сдергивать свободной рукой. Потом провел лучом снизу, сверху и с боков, обрезая все остальные. Показалось, или нет: в толще воды раздался стон. То-то! Теперь бы осмотреться, чтобы поразить тварь прицельно. Опять попытался зажечь свет. И опять меня оплели десятки щупалец. Да сколько же их у тебя!? Послал наугад в сторону, где увидел что-то подозрительное, несколько мощных импульсов. Не попал, судя по тому, что хватка не ослабла. Между тем, воздух в легких заканчивался. В висках застучало. Я рванулся вверх, вдохнуть, но как бы не так! Щупальца опутывавшие мое тело, руки и ноги не пускали. Они даже начали тянуть меня ко дну. Черт! Снова полоснул вокруг себя лучом. Хватка щупалец заметно ослабла. Снова рванулся к поверхности. Опять не вышло — правую ногу не отпускали. Чиркнул лучом пониже ступни. Главное ногу не задеть! Ура! Свобода! Почти теряя сознание, в облаке пузырей воздуха, выдохнутого из легких, я добрался до поверхности.

Какое это оказывается счастье — просто дышать прохладным ночным воздухом, потому какое-то время просто дышал. Потом, вспомнив о щупальцах, подбирающихся ко мне со дна, рванул к берегу, так быстро, как только мог. Выбрался из воды на том же песчаном пляжике, с которого начинал свой заплыв. Отполз на четвереньках подальше от воды и несколько минут переводил дух, почти впав в нирвану. Вернуло меня к действительности какое-то шевеление на теле в нескольких местах. Что за...! Да это же обрубки щупалец. Тех, что оплетали мое тело. Сейчас они размыкали свои объятия и шлепались на песок. Коснувшись земли, они сокращаясь, как гигантские дождевые черви, ползли к воде. Я придавил одно голой пяткой. Раздался чмокающий звук, и эта штука лопнула, брызнув густой темной жидкостью. По хребту пробежали мурашки от омерзения. Торопясь, отодрал от себя еще цепляющиеся за кожу обрубки, отшвырнул их прочь, осмотрел кожу в тех местах, где они ее касались. Слава богу — цела, ни кровоподтеков, ни ранок. Хотя, синяки, там, где щупальца сильно сжимали тело, скорее всего, останутся. Ладно, могло быть хуже. Причем, намного.

Глянул на спокойную, гладкую как стекло поверхность пруда. Неужели опять туда лезть? Я содрогнулся. А ведь придется: не вызывать же помощь из округа! Да ни за что! Выслушивать самодовольно-презрительные сентенции главы правления. К черту! Сам справлюсь! Тем более, спасло тварь только то, что я ее не увидел и не поразил лучом. Особой живучестью ее сородичи, если верить книгам, не отличаются. Так что достаточно будет одного прицельного импульса. Вот завтра при свете дня с ней и разберусь. Утешив себя этой мыслью, я выжал трусы, напялил верхнюю одежду и двинулся к месту своего ночлега.

Заснул, как ни странно, быстро, а проснулся от кошмара. Какого — легко догадаться: конечно же меня оплетали щупальца и тянули в бездонную глубину. Открыл глаза, рывком уселся в постели. Понял, что все это — сон. Уф! Сбросил с себя мокрую от пота простыню. Скрипнула дверь и в комнату, испуганно моргая, заглянул старостин сын.

- Чего тебе? - еще не отойдя от ужаса, навеянного сном, прохрипел я.

- Вы кричали, дяденька, - пискнул пацан.

- Сон плохой, - махнул ему успокаивающе рукой. - Просто сон.

- А-а-а... - протянул он, и добавил уже смелее. - Завтрак собирать?

Что, уже утро? Похоже...

- Сначала умываться. Сольешь? - Задвинув в дальний угол сознания страх, я вскочил с постели и двинулся во двор к колодцу. Парнишка порысил следом.

Во время завтрака, не вдаваясь в подробности, посвятил старосту в свои ближайшие планы, дал указания, что нужно сделать. Потому к моменту моего выступления из старостиной усадьбы у ворот толпилось с полсотни вооруженных пейзан. Реальной помощи от них вряд ли можно ожидать, но, все же, как-то веселее и, откровенно говоря, не так страшно. Вот так во главе местного ополчения я зашагал к пруду.

Денек выдался погожий. Солнышко светило и грело от души. Потому предстоящая схватка с подводным монстром перестала казаться такой уж опасной. И в самом деле, стоит мне засечь тварь, притаившуюся на дне, ударю по ней всей мощью магического жезла. Тут ей и конец. И не поможет ей вся куча щупалец.

Тем большее разочарование я испытал, когда мы добрались до пруда. Тварь, похоже, оказалась даже умнее, чем я предполагал. Вода в водоеме была буквально взбаламучена. Донный ил, повисший в ее толще, свел видимость к нулю. Вот же гад! М-да, в воду лезть теперь смысла нет — будет даже хуже, чем ночью. Ну, что ж, ты, конечно, хитер, но и я не совсем дурак. Надеюсь. Собственно, дальнейший мой ход был очевиден, хотя, несколько трудоемок и не быстр. Я повернулся к старосте.

- Поднимай всю деревню. Всех трудоспособных. Пусть берут мотыги, кирки, лопаты и идут сюда. Будем раскапывать плотину, спускать пруд.

Староста с сомнением посмотрел на мельницу, перевел взгляд на мельничное колесо, дом мельника, но послушался: кивнул и подозвал к себе нескольких мужиков, что-то втолковывал им с минуту. Те, покивав, почти бегом бросились к селу. Народ начал собираться где-то через полчаса. Я сразу определял прибывших на плотину, копать. Как только мотыги, лопаты и прочий шанцевый инструмент ударили в гребень плотины, из мельникова дома выскочили хозяин и его жена.

- Что здесь происходит, господин маг? - с трудом сдерживая себя, - это было заметно - поинтересовался мельник. - По какому праву вы разрушаете мою плотину? Я этого так не оставлю. Сообщу в округ и у вас будут большие неприятности.

Вот зараза, знает о моих терках с руководством. Но здесь не тот случай — в своих действиях я уверен.

- О причинах того, что здесь происходит, вам лучше поинтересоваться у своей супруги, - добавив металла в голос, ответил я. - Хотя, подозреваю, что вы и так в курсе.

И мельник сразу как-то сник. Глянул на пруд, на раскапывающих плотину селян, на жену, с немым ужасом наблюдающую за всем происходящим. Потом он подошел к своей супруге, приобнял ее за плечи, поцеловал ее в простоволосую голову. Женщина этого, похоже, даже не заметила. Мельник тяжело вздохнул и шаркающей походкой старика поплелся к дому. Его жена, словно сомнамбула, прошла на песчаный пляжик и остановилась там, уставившись на взбаламученную воду пруда.

- Ничего не хотите мне рассказать? - спросил я, подойдя к ней. Спросил просто ради проформы. В общем, что случилось мне и так было более или менее ясно. Та качнула головой. Ну, нет так нет.

Меньше чем через час крестьяне прокопали в гребне плотины уже изрядную канаву, добравшись до уровня воды. По дну канавы заструился ручеек. Глубина росла, поток усиливался. Теперь уже сама вода помогала размывать тело плотины. Крестьяне работали по колено в грязном потоке, с трудом удерживаясь на ногах — таким мощным стало течение. Я подошел к канаве со стороны пруда и приготовил жезл к бою, внимательно следя за поверхностью воды. Пока все было спокойно.

Прошло еще минут сорок. Канава в глубину достигла трех ярдов. Мои землекопы уже не выбрасывали глину наверх, просто выковыривали ее пласты со дна мчащегося потока и давали ему унести глину вниз на ту сторону плотины. Уровень воды в пруду уже заметно понизился. И вот тут монстр, затаившийся на дне водоема, наконец-то дал о себе знать. Из воды словно выстрелили с десяток, уже виденных мной этой ночью, червеобразных щупалец. Они зацепили троих крестьян, работающих ближе всего к воде и потянули их в глубину. Я был готов к чему-то подобному и быстро обрезал щупальца лучом, сгенерированным жезлом. Успел вовремя — тварь никого утащить не успела. Однако крестьяне смертельно перепугались: с воплями ужаса они рванули подальше от плотины, побросав орудия труда.

Не смотря на все мои уговоры, возобновить работу они наотрез отказались. Вот черт! И что делать? Я глянул на продолжавшую стоять на песчаном пляжике мельничиху. Та улыбалась едва заметной бледной улыбкой. М-да, видно придется завершать работу самому, а это значит выкладываться по полной. Что не есть хорошо: вдруг тварь сохранит способность к сопротивлению и без воды, а я окажусь пустым в магическом плане. Но делать нечего, придется рискнуть.

- Так, - сказал я старосте, одному из немногих, кто не сбежал и остался возле меня. - Уводи людей еще дальше. Вон на тот холмик. - Я показал на небольшой холм ярдах в ста от пруда. - Захвати с собой мельника с женой: их дом, скорее всего, тоже пострадает. Близко к пруду не подходить, пока не разрешу.

Староста кивнул и замахал руками, подзывая своих помощников. Уговаривать никого не пришлось: перебрались на холм, ну очень быстро. Захватили с собой и мельничиху, хоть та и пыталась сопротивляться. От дома мельника подбежал посланный за ним мужик. Что-то на ухо сказал старосте. Тот выслушал, помрачнел, подошел ко мне.

- Мельник повесился, - сообщил он. - У себя в доме.

- Не мудрено, - прокомментировал я эту новость. - Ладно. Давай на холм к остальным.

Проводил его глазами, повернулся к пруду. Ну, теперь собраться. Собрался. Привычно вошел в транс, взмахнул боевым жезлом. Из его узкого конца вылетела ослепительная молния, сверкнула, озарив окрестности неземным светом и погасла в основании плотины. С секунду ничего не происходило, а потом тело плотины начало вспучиваться, начиная с самого низа. Еще секунда и оттуда ударили фонтаны рыжей размолотой в пыль глины. Потом грянул взрыв. В лицо и грудь ударил плотный, словно спрессованный воздух. Вздымающаяся взрывная волна подхватила мельничное колесо, играючи подняла его ярдов на двадцать, а затем обрушила на крышу мельникова дома, ломая стропила и разбрасывая в стороны черепицу. Потом поднятый в воздух грунт начал оседать. Но тут его подхватил могучий поток воды, хлынувший из пруда и понес вниз по руслу речки.

Я любовался на дело рук своих. Добрых две трети плотины в самой ее середке были снесены взрывом до самого основания. Через громадную дыру хлестала вода. Пруд мелел на глазах. А меня пошатывало от навалившейся слабости — выложился, как и ожидалось, полностью. Имело место и чувство гордости: произвести такой бабах способен далеко не каждый боевой маг.

Вода убывала. Крестьяне, присевшие было от страха во время взрыва, осмелели и один за другим подтягивались поближе. Ко мне подошел староста. Поняв мое состояние, заботливо поддержал под руку. Я благодарно кивнул, но затем решительно освободился и двинулся к берегу, благо, мне заметно полегчало. Пять десятков ярдов и я оказался на краю котловины с большой мутной лужей в самой глубокой ее части — все что осталось от некогда обширного водоема. Постепенно мелела и лужа.

- А где же рыба? - раздался из-за спины чей-то удивленный голос. - Лягушки хотя бы...

- Поел всех, - не слишком громко отозвался я.

- Кто? - меня все же услыхали.

- Тот, кто сидел в пруду, - немного громче пояснил я. - И уже совсем громко, так чтобы все слышали. - Тот, кто погубил девушек из вашего села.

- Все ж погибли!? - староста схватился за сердце. Губы его побелели.

- Прости, отец, да, - опять совсем тихо ответил я.

Лужа на дне котловины почти вытекла. Вот в самом ее центре появились странное возвышение в виде зубчатого мясистого гребня багрово-красного цвета. Вода продолжала уходить и вот болотный шестилучевой гребневик (именно так в книгах назывался обитатель пруда) предстал перед нами во всей красе. Он представлял собой гигантскую шестилучевую звезду, похожую на морскую, только диаметром ярдов пять. Тварь лежала на илистом дне. Ее мясистые лучи слабо шевелились. От каждого из них отходило множество тонких червеобразных щупалец неимоверной длины. Именно с ними мне пришлось познакомиться этой ночью. Крестьян, раскапывающих плотину тоже пытались утащить они. Сейчас червеобразные щупальца скрывались по большей части в жидком донном иле. Одно из таких шевельнуло грязь у самых моих ног, вылезло наружу, потянулось ко мне, но бессильно упало, судорожно подрагивая.

Внезапно гребневик задергался, три его луча уперлись в дно, приподняли массивную тушу над илом, поставили ее почти горизонтально, обнажив снизу ротовое отверстие. Послышался булькающий звук и монстр изверг из себя голое человеческое тело. Это оказалась одна из пропавших девушек. Шлепнувшись лицом вниз в жидкий ил, она беспорядочно задергала конечностями, подняла измазанное грязью лицо, слепо уставившись на столпившихся на берегу людей. Кто-то ахнул, кто-то дернулся побежать вниз в котловину пруда — родители, не иначе.

- Стоять! - собрав остатки сил, рявкнул я. - Стоять, если хотите жить!

Мужчина и женщина, успевшие пробежать по илу уже несколько ярдов, остановились, пожирая глазами вновь обретенное чадо. К ним тут же поползли черви-щупальца.

- Назад! - заорал я. - Быстро!

Родители попятились, но как-то не слишком уверенно. Из толпы выскочили несколько мужиков и, ухватив бедолаг под руки, вытащили их на берег. Монстр, тем временем, булькнул еще раз и изверг еще одну свою жертву. Потом еще одну — последнюю. Последняя жертва оказалась дочкой старосты. Тот буквально побелел, глянул в мою сторону и сделал неуверенный шаг к берегу. Я удержал его за рукав. Покачал головой, сказал сочувствующе, но твердо:

- Не ходи к ней, отец. Это уже не твоя дочь, а только ее оболочка. Внутри нее сидит личинка этой твари.

Губы старосты затряслись и он бессильно сел наземь, там, где стоял. Да болотные гребневики изобрели вот такой оригинальный способ размножения. Будучи существами малоподвижными, они, чтобы не плодить у себя под боком конкурентов в виде собственного потомства, отлавливают забредшую в их владения живность (достаточно крупную), заталкивают ее живьем к себе в утробу, погружают с помощью выделяемых кишечником ферментов во что-то вроде анабиоза и откладывают в тело добычи личинку. Личинка эта, поедая своего носителя изнутри, замещает его ткани своими, оставляя в неприкосновенности только внешнюю оболочку и часть центральной нервной системы. Когда происходит процесс полного замещения, гребневик извергает носителей и те расходятся, расползаются, расплываются и даже разлетаются (в зависимости от видовой принадлежности) кто куда в поисках подходящего местообитания. Иногда перемещаются весьма далеко. Почему-то особой популярностью в качестве носителей личинок пользуются люди. Мерзко? Согласен. Хорошо, что встречаются эти твари исключительно редко. Вообще-то в тех немногих книгах, где о них имелись упоминания, их считали вымершими лет эдак двести назад. Оказывается, вымерли не все.

А гребневик умирал. Книги не соврали: во взрослом состоянии он не может жить без воды. Перестали шевелиться и девушки. Видимо, процесс вживания личинок в новые тела не завершился должным образом и они тоже гибли, оказавшись на воздухе. Сама же тварь опять шлепнулась на брюхо и лучи ее конвульсивно задергались. Внезапно центральная часть его тела начала вспучиваться бугром. Бугор рос, поднимался над поверхностью тела, менял цвет с багрово-красного на розово-телесный. Наросты и гребни на нем исчезали, поверхность разглаживалась. Бугор превратился в полусферу, а затем и в сферу, соединяющуюся с телом монстра не толстой перемычкой. Сфера в диаметре была что-то около ярда. Потом она начала трансформироваться, становясь похожей на человеческую голову. Минута и сфера превратилась в детскую голову. Голову диаметром в ярд, без каких либо признаков волос. Лицо этой гигантской головы исказилось в плаксивой гримасе, рот раскрылся и издал что-то вроде глухого квакания. Да, о таком книги не писали.

С берега из-за моей спины раздался вой. Вой волчицы, потерявшей волчонка. Мельничиха! Да, ей, пожалуй, можно посочувствовать. Видимо тогда в поисках пропавшего сына, она наткнулась в болоте на его тело начиненное личинкой гребневика. Ослепленная, то ли горем, то ли нежданной радостью, а может к этому времени у нее уже помутился рассудок, она не разглядела подмены. По мне, так, скорее, последнее. Так, или иначе, но мать не заметила странностей в поведении сына. Хотя в книгах упоминалось о сохраненных личинкой участках мозга владельца тела. Возможно, сохранившиеся в них остатки сознания неплохо маскировали свою истинную начинку. Кто знает... Толком этот вопрос, на сколько я понял, никто не изучал. Да... Каково потом было матери наблюдать за метаморфозами своего сына? И, тем не менее, она до сих пор верит, что то что сидело в пруду это ее кровиночка. Сумасшествие тому виной, или какое-то ментальное воздействие монстра? Вроде в книгах о чем-то таком писали. Интересно: девушки попали на берег пруда случайно, или это мать как-то помогла своему «сыночку»?

Голова, выращенная умирающей тварью, продолжала взывать о помощи. Из ее правого глаза по щеке поползла самая настоящая слеза. Опять раздался звериный вой. Потом в толпе произошло какое-то движение и на берег котловины вырвалась из пытающихся ее удержать рук, мельничиха. Увидев гигантскую голову сына, она всплеснула руками и ринулась вниз, увязая в иле, падая, снова поднимаясь... Голова, тем временем, издала последний задушенный всхлип и упала на бок, словно тонкая перемычка-шея не выдержала ее тяжести. Все, монстр подох!

Минуту спустя, мельничиха добралась до того, что она считала своим сыном, забралась по одному из лучей на тело монстра, упала на колени перед головой, обняла ее и так замерла. Над бывшим прудом и его берегами повисла тяжелая тишина. Я тяжело вздохнул, сочувствующе похлопал по плечу сидящего на земле старосту, и чавкая по жидкому илу, пошлепал вниз.

К О Н Е Ц