- Чьи? – уже на ходу, затягивая подбородочный ремень шлема, спросил Ратислав.
- Не татары точно, - отозвался Прозор. – Дозорные сказали, стяг, вроде, черниговский. Может, Коловрат с помощью пришел.
- Может, - согласился Ратьша. – Вот только опоздал воевода.
- Что – да, то – да… - согласился инок.
Прыгнули в седла. Двинулись крупной рысью к Исадским воротам. Опять сгоревшие дома, неубранные трупы. Ратислав мотнул головой и стал смотреть вперед на приближающуюся воротную башню, полуразрушенную и обгоревшую, но, все равно хорошо видимую из-за отсутствия выгоревших городских построек.
Башенный ход с подступами к нему оказались расчищены от бревен и крупного мусора, как внутри городских стен, так и снаружи. Понятно: чтобы ничего не мешало выносить из города награбленное. Не уменьшая хода скакунов, проскочили ворота, вынеслись на Исадскую дорогу, не чищеную с острыми гребнями снежных переметов. Только следы лошадей дозора, обнаружившего неизвестных всадников, пятнали белую с полосами сажи поверхность. Левее были видны остатки татарского стана – темные пятна от костров, мусор, что-то еще, не различимое на расстоянии.
С дальнего конца дороги, уходящей в лес, мчался один из дозорных. Ратислав приказал остановиться – ни к чему переть на рожон, кто знает, друзья, или враги приближаются к городу? Ждать пришлось недолго – дозорный гнал коня во весь опор. Он резко осадил скакуна перед самой мордой Буяна, так, что тот присел на задние ноги, крикнул:
- Воевода Коловрат идет с Черниговцами!
Раз так, можно ехать навстречу. Хоть и не обрадуется Евпатий такой встрече, а особо вестям, которые Ратислав ему сообщит. О многом, конечно, уже и так знает от встреченных на пути уцелевших беженцев. А вот о гибели жены и дочери вряд ли. Двинулись к лесной опушке, но конный отряд показался раньше, чем они добрались до нее. Впереди ехал Коловрат в сопровождении троих Ратьшиных дозорных. Воевода был мрачен. Похоже, парни уже кое-что ему порассказали. Ну да тем легче Ратиславу – тяжко самому сообщать побратиму о страшном. Съехались стремя в стремя, коротко обнялись.
- Покажешь место, где мои… - голос Евпатия пресекся.
Ратислав молча кивнул, развернул коня, возглавляя отряд, вытягивающийся длинной змеей из леса. Доехали до Исадских ворот. Здесь Коловрат, пришпорив коня, поравнялся с Ратьшей, спросил:
- Моим людям въезжать, или пусть разобьют стан за стенами?
- Пусть заедут, посмотрят, - подумав, ответил тот. – Злее будут. А шатры ставить здесь, снаружи. В городе невместно - кладбище. Да и страшно там.
Коловрат сдвинул брови, отвернулся. Въехали в город. Отряд втянулся следом. Говор воинов, до того раздававшийся позади, сразу стих. Опять тишина, нарушаемая только вороньим карканьем и испуганным ржанием лошадей. Въехали в Средний город. К этому времени с Коловратом и Ратиславом осталось только с полсотни воинов. Все они были Рязанцами, сопровождавшими набольшего воеводу в его поездке в Чернигов и имевшие родичей в погибшем городе. Остальные разошлись по Столичному городу в немом ужасе глядя на то, что сотворили татары со столицей Рязанского княжества.
Ратислав и Евпатий подъехали к месту, где стояла Богородицкая церковь. Пока ехали, Ратьша рассказал, как погибли жены и дочери вятьших людей Рязани. Коловрат слушал молча, только желваки играли на скулах. Спешились. Ратьша близко к пожарищу подходить не стал, взял под уздцы коней, своего и Евпатия, чтобы дать проститься побратиму с прахом дорогих ему женщин. Тот, как и Ратислав недавно, опустился на колени, склонил голову. Губы его шевелились в молитве. Кому? Христу? Перуну? Яриле? Какая разница… Молился Коловрат долго. Потом встал с колен, повернулся к Ратьше. Тот поразился: лицо Евпатия почернело, черты его обострились, глаза горели жутковатым огнем, а волосы на голове побелели. Воевода поседел в одночасье. Ратьше стало жутко. Он отвел глаза. Коловрат подошел, забрал из рук побратима узду своего коня, сказал, как каркнул:
- Едем.
