Грань безумства и воображения или отмахнувшись от остатков опиума

   Всплеск воды взбудоражит, встревожит воспалённое воображение. Ветер - весёлый вздорщик, верный приятель - взъерошит волосы, взвизгнув, взовьётся ввысь, выше, выше! Восторженный вздох, второй – видишь вершину? Взбирайся! Вот - величественная, высокая, вольная! Вот вечность! 

   Осень, обычно опечаленная, отрешённая, отряхнёт осыпь, отмахнётся от остатков опиума, отбросит отрепье, ошарашит обнажённой откровенностью. Одинокий отшельник облачится облаком, облетев океаны, обретёт облегчение. 

   Оставь отрицание, освободись от обледенелых оков! Ополоумевшие, орущие обличья-оборотни оповестят омертвелую округу. Осень окутает, обагрит, отведёт опасность. Останься... 

   Безумство беспросветно, беспутно... Безумство безбрежно! Бульк – барахтается, бедолага, баламутит беспечность. Брызги, брызги - бриллиантовые, блестящие, беззащитные, беззаботные, бурые-бурые... Бульк! Безмолвие... Бездна. 

   Рёв - разъярённый, раскатистый, рассерженный - раздастся рокотом: «Рано, рано, рано...» Разум россыпью разноцветных ракушек разлетится, ропща: «Разве, разве, разве?..» Разбуянится, разбушуется ретивое – родится росчерк: резкий, размашистый. 

   Ах! 

   «Живой, живой! - жалостливо жеманничает желтолицая жрица. – Живучий... Жалкий, жалкий живописец, желал, жаждал... Жаль...» Жмурится, желтоокая, журит, ждёт: «Живописуй же!» 

   Елозит, елейная, ехидничает, едко-едко: «Ещё, ещё! Ежели есть...» Ежели... 

   Невозмутимое «никогда», накопившись, нарастает, неутомимое, набирается, ненасытное, набирает... Нить, неразрывная, незримая, напряжена - натягивается, натягивается, наконец, надрывается... «Ну, негодный, ну! Неужели напрасно?» Нет, не напрасно, нет, нет! «Неплохо, неплохо...» Нашел начало, нащупал нужное. 

   «Импровизируй, изумляй, искусник! - издевается изжелта-белая. – Измотался, изнеженный!» Извлеки и исторгни, излей... Изрекший изъяснится, избавившись. Изверившийся исчезнет, измолкнув. 

   Ехидничает, елейная, еле-еле, едва: «Ещё, еще...»