А сосны-зрители

Черновик рассказа, может быть, кто и оценит

[cut=Читать далее...]

Мой хвойный лес в зиме - и два актера.

А сосны-зрители томятся в ожиданье представленья.

Она сидела на снегу: пальто распахнуто, шапка и варежки лежали рядом. Её разгоряченное тело остывало. Пар валил отовсюду: изо рта, ноздрей, рук, с каждой частички кожи – должно быть,  душа испарялась вверх.

***

Уже начинало темнеть, когда они выбежали на эту поляну в лесу – идеально круглую, словно подготовленную неведомой силой. Сосны, на миг расступившись, чтобы впустить их, вновь сомкнулись дружной стеной. Свет, так удачно освещавший центр поляны, совсем терялся по краям.

- Мы как на сцене здесь! – обильно выдыхая пар, сказал мужчина.

Он подставил одну ногу к другой и, отведя руку в сторону, поклонился:

- Дамы и господа… Сосны и соснихи! - звучным голосом продолжил новоявленный актер. – Как удачно вы все здесь собрались! Ведь только сегодня и только сейчас: любовь и счастье, радость и веселье, жизнь и смерть в нашем представлении, - он повернулся к ней, как бы приглашая присоединиться.

Она уже начала уставать, и слово «смерть» на мгновение сдвинуло её брови, но озорно-блаженное настроение прогулки как бы располагало к дурачеству, и женщина картинно сделала реверанс, приподняв полы пальто.

- А что мы будем им показывать? – шепнула она мужчине.

- Давай Ромеу и Джульетту, - так же шепотом вторил он, - я, правда, особо не помню что там к чему, но они же деревья.

И уже нарочито громко продолжил:

- О, Джулька! Как рад, что ты пришла сюда!

- Ну, вообще-то не сюда, а в больницу к тебе, и скажи спасибо, что доктор дежурная - моя бывшая одногруппница, а то так бы и сидел сейчас в палате с дедами, - подмигнув, ответила она ему, а лесу уже сказала: - Да, мой любимый! Неслась к тебе я, крыла любви эксплуатируя!

Резвясь, продолжили они своё представление и с каждым жестом, взглядом, словом всё более входя во вкус. Быть может, оттого, что были счастливы, или «сцена» располагала к этому. И даже подступивший мороз не мог отвлечь, пробить жар тел их.

Когда весь снег был истоптан, а губы окончательно обветрены, он посмотрел на неё. Взгляд его стал серьезен сначала в последних отзвуках смеха. И вот уже из лёгких летел поток воздуха, готовый превратиться в те важные слова. Но на излете превратился в смесь хрипа и кашля. Посмотрев на неё в предпоследний раз, он упал.

Деревья будто шагнули вперед, стремясь поближе рассмотреть, что там случилось. Поляна вдруг стала тесной, тёмной и душной.

Тишина звоном взорвалась в ушах женщины так, что не слышала она, как закричала, как звала его имя, хлестала по щекам. С оцепенением мыслей наблюдала она, как её руки запрокинули его голову, как ритмично давила грудь мужчины, дышала в него свой пар. И сложно сказать, как долго длилась остановка времени, но наконец, вновь всхрипнув, Ромео сделал вдох. Потом открыл глаза и взгляд его потерянный, как будто привыкал к темноте после яркого света.

Он и она приходили в себя, щедро дыша теплом вокруг, и собирались с мыслями. А впрочем, просто смотрели друг на друга в последний раз.

Спустя мгновения Ромео, громко захрипев, пытался ухватить ртом воздух, которого отчего-то стало мало. Джульетта опустила руки в кошмарном ощущение дежавю.

***

Это потом, после всех проверок, напишут, как пациент покинул самовольно отделение, как у него на фоне нагрузки сорвался ритм сердца, что спровоцировало отрыв  тромба, который забил лёгочную артерию, в результате чего смерть наступила в течение нескольких минут, а сейчас…

***

Она сидела на снегу: пальто распахнуто, шапка и варежки лежали рядом. Её разгоряченное тело остывало. Пар валил отовсюду: изо рта, ноздрей, рук, с каждой частички кожи – должно быть,  душа испарялась вверх. Женщина остывала медленнее, чем тело её мужчины.

А вокруг стояли, тихонько перешёптывались, сосны-зрители:

- Всё? Так быстро? - спросила одна другую.

- Подожди, - ответили ей, - сейчас действие второе начнется: «Смерть Джульетты».