Игра без правил

Свинопоня закрыло глаза и проснулось. Это было так приятно: наконец-то, после долгой поездки по маршруту «Вокруг света за 80 глюков» - уникальная скидочная акция, собрать средства на которую существу помогали все знакомые, полузнакомые и даже совсем заглюченно-незнакомые друзья, привлеченные возможностью обменять свой личный, персональный глюк на бокал самолучшего кокосового коньяка из фонтана-телепорта, - оказаться снова на родном чердаке. [cut=Читать далее...]

Свинопоня сдуло с правой зенки серпантиновую ленточку и, постанывая и пристукивая копытами, сверзлось с кровати прямо в фонтан-телепорт. После вчерашней кокосово-эклерной встречи, устроенной соскучившимися чердачным и розовой мышью, свинопонный чердак раскалывался на тысячу черепичек и еще стопяцот кровельных фрагментов, а в голове гудел дым от подаренной каким-то полузабытым в путешествиях глюком эксклюзивной самокрутки «из свежайших эклеров с настоящим кубинским кремом ваниль-заглючиль – моего собственного производства», и радостно отплясывало под африканские там-тамы Похмелье.

Существо плюхнулось в фонтан и принялось поглощать отрадную влагу, чтобы угомонить если не дым, то хотя бы Похмелье. Неожиданно в рот Свинопоне попалось что-то мягкое и пуфыстое. Похлопав копытом по пасти, существо обнаружило, что некое нечто очень напоминает по ощущениям длинный шарф, который почему-то заканчивался не пумпончиком, а чьей-то филейной частью.

- И нечего меня за хвост дергать! – раздался возмущенный вопль откуда-то из-под коньяка, и на поверхность всплыла серая мордочка с сердитыми круглыми глазами и улыбкой в сто тридцать два зуба по-болливудски.

- Ты кто? – ошарашенно вопросило Свинопоня, стараясь перещеголять мордочку в круглоглазости и проверяя степень оного пойманным на дне фонтана циркулем.

- Я – кот Шредингера, турист из ящика Фомальгаут! - гордо возгласила мордочка, выбираясь на край фонтана и оказываясь оснащенной туловищем, пуфыстым до чрезвычайности, четырьмя конечностями и ящиком подмышкой.

- Мышь отпусти! – потребовало Свинопоня. – Это мой домашний глюк, а не завтрак туриста.

- Да не ем я мышей. Я вообще не ем и не пью.

- Это как?- поинтересовался чердачный, поднимая взлохмаченную буйную головушку из-под стола и прикладываясь макушкой о столешницу.

- Я же сказал: я – кот Шредингера. Меня – то ли есть, то ли нет!

- Аааа, - протянул чердачный, протягивая руку к макушке и измеряя степень бедствия циркулем, отобранным у Свинопони. – Так ты тоже глюк? Значит, мы тебя есть не будем, - бывший киллер облегченно вздохнул, осознав, что свежепойманная на голову шишка не превышает по размерам и округлости вчерашние – от упавших на голову кокосов, и пополз к фонтану, отпихнув по дороге замешкавшееся Похмелье.

Кот Шредингера едва успел отскочить и переместиться на потолок, потому что чердачный рухнул лицом в коньяк, чуть-чуть не прищемив пуфыстый до чрезвычайности хвост.

- Во имя всех глюков Хаоса: не топай ты там! А то знаю я вас – котов: обвалите чердачную крышу на мою больную, - простонал чердачный, с трудом воздевая буйну голову к потолку. – Лучше кофию свари, раз ты здесь единственный без собственного похмелья.

Спустя вечность и еще один глюк, когда даже летучемышные часики, утонувшие было в миске с кофием, всплыли на поверхность и захлопали во все двадцать пять цифр, внимание собравшихся обернулось было к коту Шредингера, но обнаружило, что кот теперь пребывает в состоянии не-есть, то есть отсутствует полностью, включая чеширскую улыбку.

Благодарные за крепкий какакофий и обеспохмеленные обитатели чердака принялись искать новообретенного товарища и наконец, после долгих сомнений, выразившихся в высшей степени корректной и вежливой дискуссии, во время которой стены, пол и потолок чердака сотрясались от витиеватых аргументов, летающих кокосов, вспыхивающих петард и взрывающихся занавесок, порешили открыть загадочно мерцавший черно-белыми кристаллами ящик Фомальгаут.

Внутри и был да-но-не-совсем-найден кот Шредингера, уютно свернувшийся посреди каких-то странных фигур из черного и молочного шоколада.

- Десерт к какикофию, - обрадовалось Свинопоня и тут же засунуло в пасть самую симпатичную фигурку с короной из металлической фольги на голове. Отплевавшись от шоколада, существо заглотило фольгу и довольно всхрюкнуло.

Окно чердака распахнулось, и на подоконнике появилась птица невиданная, ранее в глючном мире не слыханная. Оперенье ее было – грязи серой, лапы – с когтями скрученные, клюв – остро загнутый, зубами акульими украшенный.

- А вот и я! – радостно сообщила птица, сваливаясь в комнату, отряхиваясь и разбрасывая во все стороны мусорные контейнеры, пластиковые пакеты и пустые бутылки.

- А ты кто такое? – обалдело вопросило существо.

- Я – голубь, птица шахматная, - проскрипело существо, прищелкивая клювом. – Многие глючности томилось я взаперти ящика под властью доброго колдунства звезды Фомальгаут, пока ты – глюк безмозглый – не слопало ферзя и не разрушило заклятья. И теперь, чтобы от меня избавиться, будете вы играть со мною в шахматы.

- А если не будем? – поинтересовался чердачный, потихоньку продвигаясь к стоящей в углу саперной лопатке универсальной.

- А если не будете, - мерзко расхохотался голубь, - то загажу я не только весь чердак, но и весь мир графоманистых глюков! И придет вам всем бесславный и безглючный конец!

И, в подтверждение своих слов, голубь взлетел под потолок и принялся нарезать круги, ловко уворачиваясь от лопатки, которой пытался достать его бывший киллер. И там, где пролетал голубь не-мирный, творились дела страшные, в глючном мире не виданные: ленточки серпантина превращались в змей ползучих; кокосы – в бонбы ядреные, ураном заряжённые; какикофий в чашках стал чаем зеленым, для здоровья пользительным. Даже жидкость в фонтане-телепорте потеряла запах и цвет коньяка, и прибрела прозрачность и вкус родниковой водицы.

- Ну что, поняли теперь силушку мою, богатырски-троллиную?! – прогремел шахматный голубь, усаживаясь на край диплома победителю конкурса Грфомать-твою-мать, который (диплом, а не победитель) тут же сорвался со стены и приземлился Свинопоне прямо по куполу. А мерзкая птица захихикала и зависла в воздухе, нацеливаясь примоститься на гвозде, выдернутом из головы брилиантовоглазого лично им самим и подаренного Свинопоне в честь не-упомнишь-какой попойки. Увидев такое злобственное кощунство, существо рвануло было защитить ценный подарок, но кот Шредингера неожиданно цепко ухватил его хвостом за копыто.

- Соглашайся играть! – протелепатировал кот, и круглые глаза его зловеще сверкнули, а сам он тут же превратился в собственную улыбку в сто тридцать два зуба.

Свинопоня согласно кивнуло в никуда и обернулось к голубю.

- Расставляй, что ли, фигуры, птица швахнутая!

- Не швахнутая я, - обиделся голубь, надувая клюв и превращаясь в обожравшегося пеликано-хомяка,- а шахматная! – и процитировал что-то, только ему одному ведомое. – «Голубь – птица мирная, радость и светлость показующая, чистоты взыскующая», - тут он еще раз встряхнул крыльями, и на существо сотоварищи посыпались пыль и куски грязи, - дух Иоанна Грозного в себе содержащая!

- Это с какого-такого глюка Иоанн у нас – радостный да светлый? – не утерпел чердачный, смахивая саперной лопаткой грязь с волос.

- Ну ладно-ладно, пусть будет дух невинного убиенного сынка его, царевича Димитрия! – согласился голубь и спланировал на распахнутый ящик.

Шахматная партия длилась уже цельноглючную вечность: несмотря на все попытки голубя забраться на доску, раскидать фигуры, вытащить второго ферзя из рукава, попытаться объявить партию недействительной по причине отсутствия съеденной королевы противника на поле боя, и даже пригрозить своими прокачанными чемпионатскими скиллами, полученными по наследству от Рауля-Фиделя-Кастро-Анатолия Кабапланки-Каспарова, приходившегося прямым потомком тому самому царевичу Димитрию, который от индийского изобретателя шахмат, нибируанского ампиратора Хуан-Взашей-Взаштопай-Починяй происхождения ведущего; - но свести партию хотя бы к банальному пату ему никак не удавалось.

Свинопоня, розовая мышь и чердачный уже объелись съеденными фигурами противника, но никак не могли загнать его в угол: голубь каждый раз выцарапывался, угрожающе щелкал наклювными зубами и снова вылетал на середину доски.

- Шах вам, шах!!! – верещал он противным голосом, выталкивая на линию защиты восседающего на слоне шаха. Слон, опасаясь быть съеденным, упирался всеми четырьмя лапами, прядал ушами и звонко ржал.

- Мат тебе, завтрак туриста,- неожиданно прозвучало в ответ, и голубь, рассевшийся посреди доски, увидел возникшие из ниоткуда круглые глаза и улыбку в сто тридцать два зуба.

Кот Шредингера нехорошо облизнулся и, то исчезая, то пропадая, двинулся на двинувшегося рассудком и не в силах двинуться хвостом и крыльями противника.

Голубь что-то жалобно пискнул и истаял в воздухе, оставив после себя нехорошо пахнущую лужицу на доске.

- Фиии, - поморщился кот, осторожно обходя пуфыстыми до чрезвычайности лапами загаженное место. – Неужели он мог подумать, что я его есть буду?

- Ты же, вроде бы, не-есть? – удивился чердачный.

- Ну, - кот почесал существующей лапой за несуществуюшим ухом, - ради победы над шахматным голубем могу и исключение сделать. Говорят, ты блинчики отменные печешь. Угостишь туриста?