Вирус Греббинса

Свинопоня лежит в кровати с закрытыми глазами: у нещасного существа не было ни сна, ни отдыха, ни глюка уже цельную вечность. Злобный кашель сотрясает все тело: лапки дрыгаются, глазки выпучиваются, морда морщится, а кашель продолжает радостно подпрыгивать на тушке Свинопони, не взирая на то, что розовая мышь уже сломала об его пятую точку мухобойку и трофейную катану. [cut=Читать дальше]

Убегавшийся по дружественным чердакам и подвалам в поисках грибочков, кактусов, кокосов, эклеров и других жаропонижающих средств пытается обмахивать измученное существо пальмовыми листьями. Пятачок вздрагивает, втягивая в себя отрадные ароматы: дышать становится немножко легче, но тут зловредный кашель снова начинает выплясывать джигу на свинопонной грудине, и чердачный хватает молоток для отбивания мяса, чтобы отбить кашлю хоть какую-нибудь прыгучую конечность.

Наконец, совместными усилиями грызуны, чердачного, мухобойки и оборванной под самое никуда пальмы кашель изгоняется в изножье кровати, и нещасное Свинопоня открывает глаза и погружается в глюк на границе бреда и ада. В этом глюке желтые и синие солнца гоняются за парящей в пустоте на летучемышных крылышках Свинопоней; существо отмахивается от них газеткой, которую одновременно пытается читать, присев на хвост ближайшей кометы; по широкой орбите, ловко лавируя между осколками планеты Нибиру, оседлав мухобойку, несется змеемаска, растягивая маскированные губы в джокеровскую улыбку; а скорпиошка, открыв пудреницу с серебристой звездной пылью, наводит красоту на силиконовые губки. И все космикомическое пространство пронизано шорохами пролетающих планет, шепотами звездных дождей, шелестами пальмовых листьев. И сквозь эти шумы до Свинопони доносятся какие-то дисгармоничные голоса и слабые всхрюкивания, лепечущие что-то непонятное…

Посмотри Великую Медицейскую Энциклопупию… Это точно не болезня гриб: при грибе мерзкий черный паучек кашля прогоняется двумя ударами мухобойки, а я эту уже капканными зубами укрепила, а толку чуть… Не гриб, не буду спорить… но и не пняумония. Она излечивается курсом из эклерных самокруток... а у меня вон – глянь – все пальцы в креме – я уже три курса скрутил и даже кактусовой водкой сбрызнул… Ыыыыы… а вдруг оно умрет? Я ж не переживу!.. Да ладно, если умрет: воскресим к следующему глюку, а вот если оно ИСЧЕЗНЕТ?!... Ты что меня такими ужасами пугаешь… давай дальше лучше Энциклопупный гранит науки грызть: надо ж диагнОз поставить и лечению обозначить…

Планеты сплетаются орбитами, перекрещиваются апогеями и пофигеями, водят хоровод вокруг Свинопони, шелестя прохладными морями и покачивая высокими горами, посыпая существо песками пустынь и поливая дождями рек. Круг все сужается, планеты вырастают, напирают друг на друга и на существо, разрушают хоровод: теперь они тянут жадные лапищи кроваво-фиолетового цвета к горлу Свинопони, ворчат и скворчат, рычат и урчат, они злые, опасные…

- Злые, - кричит Свинопоня, отмахиваясь копытами от планет. - Они злые! Они меня обижают!

Испуганные розовая мышь и чердачный бросаются к кровати: со всех сторон на нее налезают, отталкивая друг друга, мелкие мохнатые фиолетовые осьминожки, готовые пожрать нещасное существо, утопить его в собственных разумных глюках, похитить навсегда из этого мира.

- Это греббинсы! – вскрикивает чердачный. – Чудовищные порождение моссга сумасшедшего ученого доктора Греббинса, скрестившего гремлинов с леприконами. Греббинсы – самые опасные вирусы на свете: они прогрызают кротовые норы в моссге глюка, запускают туда свои щупальца и высасывают из любого существа способность вдохновенно глючить и сотворять великую графомань. После атаки греббинсов мосск твой становится пуст и звонок, как чердак чокнутого рационалиста.

- Ужасть какой! – мышь отпрыгивает в сторону, но тут же хватает мухобойку, чтобы отважно сразиться с греббинсами.

- Брось, - машет рукавами чердачный. – Энциклопупия утверждает, что этих тварей таким оружием не возьмешь. Только голыми руками, да и то, - это должны быть руки самого! Греббинса. Я бы их ему, по старой киллерской памяти, поотрывал, да где ж его искать: сгинул он в пучине собственных сумасшествий.

- Ыыыыыы, - розовая мышь ударяется в слезы. Слезы капают на кровать, на греббинсов, стуча по их пустым черепушкам, как летний дождь по крыше сарая.

- Вкуссссно! Едаааааа! – скрипят монстрики, облизывая слезы и все ближе подбираясь к Свинопоне.

Мышь в ужасе пятится, оглядывая чердак в поисках хоть какого-нибудь оружия, плюхается задницей в фонтан-телепорт, из которого в разные стороны разлетаются ароматные коньячные брызги. Пара капель попадает на греббинсов: они начинают скворчать, как масло на сковородке, съеживаясь, скукоживаясь, превращаясь в палые листья на аллее осеннего парка.

- Уря! – вопит чердачный. – Коньяк – лучшее лекарство от мозгожоров! Ибо чокнутый Греббинс был трезвенником, значит, у этих гадов нет антиконьячного иммунитета! – и отважный киллер, подхватив ведро, начинает окатывать гадов-вирусов литрами великолепнейшего хрррянцузского коньяка. Мышь, вытащив боевой половник, забытый после битвы армий добра и зла бриллиантовоглазым, присоединяется к глючному сотоварищу. Враг тысячами лезет в окна и щели чердака, но отважные друзья не сдаются: благо телепорт фонтанирует на славу. Весь пол усыпан палой листвой, кровать со Свинопоней на ней залита коньяком, в воздухе витают божественные ароматы, смертельные для хрюкалок мерзких греббинсов…

…Длинные ресницы свинопонных зенок вздрагивают и закрываются. Существо принюхивается, оглядывается по сторонам: оно по-прежнему лежит в кровати, напоминающей сейчас филиал телепорта. Только в отличие от фонтана, на поверхности кровати плавают какие-то кленовые листочки, аки недокаравеллы без руля и без ветрил.

- Что это было? – с трудом хрипит существо.

- Да так, ерунда: вирусно-непоглючная атака мелкой нечисти, - отвечают розовая мышь и чердачный, салютуя ведром и половником.