Титаник 22. Глава 4

Титаник 22. Глава 4 Индивидуальный счетчик Гейгера замигал самым красным из всех цветов опасности и снизил частоту гудение до инфразука. На Камерона сразу навалилась тоска и пропало всякое желание снимать фильм. [cut=Читать далее...] "Да ну его к черту! " - пожаловался он своему отражению в иллюминаторе, с которым распивал бутылку хлорофиллового виски. Пойло было урожая хорошего года и не требовало опохмелки ракетным топливом, пологающимся по этикету употребления просяного вырвиглаза. Причиной душевной тоски стала обезвреженная термоядерная боеголовка. По случаю завершения предпоследней сцены киноэпопеи, вышедшая из долларового обращения команда опохмелилась в ноль, вылакав всю горючку из ракеты-носителя. Семигигатонный заряд взяли с собой на тот случай, если хлорофилловоуборочный комбайн промахнется мимо айсберга и придется устраивать комбайнокрушение в лучших традициях Боливуда. - У, дура, ржавая! - рыдал Камерон, чокаясь с собственным отражением в кривом иллюминаторе, - Навязали колхоз на мою голову! Его можно было понять. Жизнь не удалась. Двадцать второй Титаник никак не хотел разделять судьбы предшественников. Вернее сказать... не мог по конструктивным соображениям. Облицованный пенопластом Эльбрус, исполняющий обязанности рокового айсберга, был взят с ходу. Триста тридцать три метра передовой колхозной техники даже не притормозили перед столкновением. Потом, когда туман из гранитной крошки перестал застилать глаза, выяснилось, что комбайн прогрыз последнюю высоту мира насквозь и что в образовавшемся тоннеле уже вовсю продают участки под котеджную застройку. А ещё выяснилось, что на Титаник заходит стратегический бомбардировщик Гринписа, и что если они ничего не предпримут, то их забросают атомными бомбами не за пёс собачий. Камерон чуть не рехнулся тогда от счастья, бегая с камерой наперевес между ракурсами " Титаника -22" и "Хроникой пикирующего бомбардировщика". Счастья хватило секунд на двадцать - Михалыч, на которого с похмелья накатил приступ геометрического дальтонизма, перепутал зеленые кресты на крыльях с красными звездами и на радостях погудел пролетающему самолету атомным выхлопом из оттопыренной средней трубы. Камерон вспомнил разваливающийся на части Гринписовский аэроплан и ему стало себя жалко. - Сволочь! - выл он в полярную ночь, размазывая пьяные сопли по небритым щекам. Комбайн "Красный октябрь" полным ходом шел к берегам Америки, а у потомка великого режиссера древности не было ничего, чем его затопить.