Титаник 22. Глава вторая.

В ручной ретуши не было ничего удивительного - компьютерная графика закончилась сразу и навсегда, едва лишь электромагнитный импульс похоронил электронику триста лет тому назад. Сгорело все, что могло проводить электрический ток. Включая электрические зубные щетки и супергигаваттный коллайдер, который, собственно говоря, сгорел первым, породив электромагнитный песец на планете. В отместку, выгоревшие дотла мобильники, попытались отбросить население в каменный век, но человек это такая подлая скотина, что привыкает даже к карманному арифмометру. [cut=Читать далее...] - Дьявол! - выругался Кэмерон тридцать третий, в четвертый раз пытаясь отправить сообщение в трюм, где декораторы организовали сцену машинного отделения. Потомок славного режиссера древности в бешенстве передвигал заедающие рычажки. Механизм скрипел ржавчиной, но не сдавался, доводя хозяина до белого каления. Капающий с высокого лба пот, замерзшим градом барабанил по палубе, с губ срывались грязные ругательства, но железный Феликс стоял на своем, не допуская никаких ошибок в девятнадцатом знаке после запятой. Наконец Рубикон был взят и из прорези карманного телеграфа выползла СМСка. Она кокетливо поводила усиками и расправляла крылышки. Кэмерон снял с груди заводной ключик, висевший поверх распятия, и бережно завел пружинку механической блохи знаменитой фирмы «Левша и сын его Правша». СМСка сделала свечку, выполнила бочку, и через левое крыло с переворотом ушла в переговорную трубу. Секундой позже из раструба донесся вопль, быстро перешедший в неразборчивые ругательства. - Вот из ю проблем? - не понял Кэмерон, склонившись к древнему переговорному устройству. В ответ он тут же получил выбитым зубом в глаз. Если бы книга рекордов Гинесса была еще жива, то плевок на сто метров свежевыбитым зубом попал бы на ее страницы как пить дать. Глаз заныл, заскулил и покрылся кариесным, в прожилках налетом. - ... Кэмерон, твою медь! Ты задолбал всех своими смсками! Западло что ли по трубе переговариваться, миллионер хренов? Третий зуб уже за неделю! Потомок великого режиссера древности вздохнул, передвинул на многострадальный глаз черную повязку и ничего не ответил. Он верил в прогресс!