Спасибо

30 апреля исполняется 370 лет пожарной охране России. Спасибо всем служащим пожарным, без вас всё горело бы синим пламенем. Сухих рукавов!

Что-то на этой волне сочинилось нечто небольшое.

 [cut=читать далее] 

— Всё, убирай.

Замолкает гидравлика. Изуродованный БМВ – словно обезглавленный монстр, ждет, когда и за ним приедет «скорая». Новенький сержант позеленел, но справился: не сопли стоит мотает на кулак, а собирает инструмент. Никто не смотрит друг другу в глаза. Не сейчас. И говорить об этом не будем. Всех разъедает бессильная ярость, но такая работа…

Из-за проблесков маячков всё видится будто через фотообъектив: вспышка – искореженный металл, вспышка – захлопнулись двери неотложки, вспышка – бросаются в глаза погоны что-то сонно царапающего ручкой по бумаге следователя. Куда-то уводят убитую горем женщину. Водитель забирается в кабину. Снимаю перчатки, замечая высохшую кровь на боевке, и только сейчас понимаю, что уже рассвет. Провозились до утра, а могли бы?..

Ноет спина. Завтра заноет еще что-нибудь – всегда так, когда приходится работать в неудобных условиях. Никогда они не бывают удобными. Опускаюсь на остывший асфальт пустой дороги и приваливаюсь к красному корпусу машины. Всё равно не удобно. Ничего, еще немного – вон, уже подписывают документы.

— Искра одиннадцатому, прием, - голос рации возвращает в реальность. Служба еще идет.

— Принимаю.

— Подразделение освободилось?

— Да. Следуем в часть.

— Принято.

Формальность за формальностью, это легко исполнить, но долг – такой простой, человеческий – не смогли. А может, ну его? Кому это нужно? Сержанту? Начкару? Родным?.. Нет, брат, в другое дело уже не пойдешь. Не твое всё. Сиди и сам сопли не мотай. Не думай. И не вспоминай. Смена вот-вот закончится.

Кто-то из бойцов подает воду. Глоток за глотком, и вроде всё возвращается на круги своя. Отдаю обратно ребятам, показывая садиться в машину, но кто-то остается рядом.

- Ну, что стоишь? Хоть руку подай что ли.

Смутное ощущение. Рука без защиты, но будто знакомая. Будто здоровались, или кажется? Солнце слепит – лица товарища не разглядеть, но вижу, что без шлема.

Камаз зарычал, разрушая безмятежное утро, но я слышу тихий голос:

— Ты прости, что я так. И спасибо.