Дар

Утро началось для меня с жуткого бодуна, плюс сушняк. Утро, блин… Мысли ворочались тяжелыми жерновами, и скрипели. С трудом открыв глаза, тупо уставился в потолок. Ничего хорошего там не высмотрев, я пошарил рукой возле кровати. Есть! Надо же, бухой, а бутылочку минералки припас… «Сережа молодец!» — похвалил я себя фразой из КВНовской сценки. Пробка с шипением покинула бутылку, и минералка щедро полилась в мое иссушеное алкоголем горло. Пузырьки щекотали язык, в голове потихоньку прояснялось. Оооох!.. И нафига я вчера столько пил? То есть оно-то понятно зачем, только кому теперь от этого легче? А Нюрка все-таки тварь…

В комнату к Нюрке, во втором общежитии, я пришел с джентльменским набором: с цветами, конфетами, и коньяком. Сюрприз сделать хотел. Сюрприз и вышел. Для меня.
В комнате было накурено, хоть топор вешай, на тумбочке у кровати – пепельница забитая окурками, две бутылки «Черный Доктор» на полу. И голая Нюрка, спавшая в объятиях какого-то чурки. Волна гнева ударила в голову, сердце бешено застучало в груди, грозя пробить ребра. Дальнейшее помню как в тумане; тяжелая оплеуха Нюрке, розы, рассыпанные по койке, и бешеные глаза проснувшегося хахаля. Потом истошный бабий визг, перекошенное лицо бывшей подруги, соперник с окровавленной головой, и осколки «Черного Доктора», расколотого о его кучерявую черепушку. Выходя из комнаты, я оставил за спиной голосящую девчонку, и надежду на романтический вечер...
Потом я пил. Много. Пил, неизвестно как уцелевший в драке коньяк, пил водку из горла, в парке на скамеечке. Пил, стараясь загасить бушующий в душе пожар. Не вышло. Оно и верно, огонь спиртом не гасят. А утром пришло похмелье…
Допив воду, я нашарил «дистанционку», и включил жвачник. Хотелось отвлечься. Вспыхнул, просыпаясь экран, в эфире местные новости. Симпатичная дикторша вещала с голубого экрана;
— Чрезвычайное происшествие потрясло обитателей второго автодорожного общежития; около двух часов ночи, в комнате номер четырнадцать, вспыхнул локальный пожар. По версии прибывших на место происшествия пожарных, причиной возгорания могло послужить курение в постели. По крайней мере, именно там были обнаружены два обугленных тела. Благодаря оперативности пожарной команды, другие помещения общежития не пострадали. Кроме сгоревших заживо парня и девушки, жертв нет. По свидетельствам жильцов, в комнате проживала гражданка Украины, Шевченко Нина Васильевна, 19** года рождения. Личность мужчины устанавливается…
Девушка с экрана еще что-то говорила, но я уже ничего не слышал… Нюрки больше нет… Вот теперь мне стало по-настоящему хреново. Происшедшее не укладывалось в голове. Зазвонил телефон. Как во сне, я подошел к аппарату, снял трубку.
— Алло! Это Валя!
— Какая Валя?!
— Ну, Нинкина подружка!
— Аааа… Вспомнил…
— Ой, Сержик, ты знаешь, Нинка сгорела!!!
— Только что в новостях видел… — ответил я, и положил трубку, обрывая поток соболезнований.
Порылся в карманах джинсов. Маловато, конечно, но на поминки хватит…

На работу я опоздал. Явился на полтора часа позже, с головной болью, перегаром, и абсолютно без желания работать. И, как на грех, на входе столкнулся с шефом.
— Здравствуйте, Максим Иванович. – вежливо поздоровался я. Тот повел носом, и изрек;
— Булдышев, зайдите ко мне в кабинет. Немедленно! – Я поплелся следом за ним.
Хлопнула, дверь, шеф повернулся ко мне.
— Булдышев, что вы себе позволяете?! Мало того, что опоздали, так еще спиртным разит, как от винной лавки! Жду объяснений.
— Максим Иванович, у меня горе. Любимая девушка погибла.
Шеф с задумчивым видом покачался с пятки на носок, и принял решение;
— Ну что ж, Сергей, на этот раз прощаю. Причина действительно есть… Но это только до первого залета. Вы конечно, хороший системный администратор, но «хвостов» за вами немерянно. Так что думайте. Подобных вам молодых специалистов много, работа нужна всем. Все. Свободны.
Я кивнул, и вышел.
— Серж, а это правда, что твоя с «черным» путалась? – восторженно завопил на весь офис Вадим. Гнида редкостная, но здоровый как шкаф, и от сознания собственной силы еще более наглый. Мы давно враждовали, и он не упускал случая нагадить мне. Но вот тут, он явно перегнул палку.
— Тебе какое дело? – буркнул я, чувствуя как дурная кровь бьет в голову, а где-то в груди, на уровне солнечного сплетения, появился и запульсировал маленький горячий комочек.
— Да так… Узнать, тебе рога на череп не давят? – заржал Вадик. Зря. Маленький комочек в груди мгновенно разросся, на глаза упал красная пелена. Мощный удар головой в переносицу, способен свалить кого угодно. Вадим тяжело рухнул на рабочий стол, сметая массивным телом с него на пол монитор и телефон. На шум выглянул из своего кабинета шеф. Осмотрел погром, повернулся ко мне;
— Булдышев, я вас предупреждал! Вы уволены. Ущерб будет вычтен из ваших расчетных.
Я пожал плечами и вышел. Мысли путались, непонятный комок, упругий как мяч, и горячий как уголек все еще пульсировал в груди, бился, как второе сердце.
— Да горите вы все синим пламенем!!! – неожиданно для себя заорал я, пиная дверь фирмы, в которой еще пять минут назад работал.

Вечером, из новостей, я узнал, что офис фирмы «Феникс» сгорел дотла. На этот раз без жертв. Пожарные все списали на ветхую проводку. Интересно, наш «Феникс» из огня восстанет? Вряд ли. Надо же, два пожара за два дня. Что-то многовато для простой случайности. В дверь позвонили. Я открыл. На пороге стоял худой, высокий мужик, в светло-зеленой штормовке и синих джинсах.
— Булдышев Сергей Эдуардович? – вместо приветствия спросил он. Я согласно кивнул.
— Старший лейтенант Сафронов. – представился он – Разрешите войти? Я имею к вам несколько вопросов.
Я посторонился, пропуская его в квартиру. Старлей задавал вопросы, я как мог, отвечал.
— В каких отношениях вы состояли с погибшей гражданкой Шевченко Ниной Васильевной?
— Близкий друг.
— Насколько?
— Жених. Бывший.
— ?!
— Мы расстались.
— Как давно?
— Вчера.
— Мирно?
— Нет.
— Что вам известно о произошедших пожарах, во втором автодорожном общежитии, и офисе фирмы «Феникс»?
— Ничего.
Дальше пошли вопросы о «Фениксе». Сколько времени проработал, причины увольнения, взаимоотношения с сотрудниками. Я честно отвечал. Сафронов все скрупулезно записывал.
— Постойте, уж не подозреваете ли вы меня?!
— Следствие покажет. Вот, распишитесь здесь; с моих слов записано верно, мной прочитано. Дата и подпись.
Я внимательно прочитал исписанные мелким почерком листки. Расписался. Перед уходом Сафронов взял с меня подписку о невыезде. Сухо щелкнул замок, отгораживая меня от внешнего мира. Я бухнулся на диван. Спать не хотелось абсолютно. Глянул на часы; 21:20. Детское время. Сонно тренькнул телефон.
— Алло! Серж, привет! – раздался в трубке жизнерадостный голос Макса – Ты занят?
— Занят. Плюю в потолок.
— И как?
— Пока не попал.
— Тогда руки в ноги, и ко мне.
— А твоя как же?
— Как, как… Каком к верху. На два дня к теще отправил. Так что гуляем!
— Знаешь Макс, не до веселья мне.
— Да слышал, слышал… Тем более приезжай. Нельзя в себе такое таскать. Свихнешься.
Я с минуту помолчал, размышляя. А ведь прав Макс, нельзя так. Надо выговориться…
— Ладно, жди. Что там у тебя есть?
— Две «Смирновской» по ноль семь, закусь. В общем, все как надо.
— Принято, выехал.
Я натянул джинсы, одел зеленую, в клетку рубаху. Сунул в карман сигареты и зажигалку. Немного подумал, и взял маленький фонарик. На улице темно, а в том переулке, где живет мой друг, все фонари побили местные гопники. Ну, вроде все. Обул кроссовки, и вышел. Четыре остановки трясся в дряхлом трамвае, почти пустом по вечернему времени. Кроме меня, в вагоне ехала сухонькая старушка-божий одуванчик, и тройка крепких бритоголовых парней. Вышел на своей остановке, закурил. Ларек с надписью «Продукты. 24 часа» светился во мраке спасительным маяком. Очень кстати, ибо я подозревал, что двух бутылок нам не хватит. Грязный подъезд, зачуханный лифт, шестой этаж. Проделав такой путь, я оказался перед железной дверью Максовой квартиры. Звонков мой друг категорически не признавал, а потому я с чистой совестью забарабанил в дверь кулаком.
— Сова, открывай! Медведь пришел.
— И нечего так орать! Я и в первый раз прекрасно слышал! – донеслось с обратной стороны. – Кто там?
— Я. – честно признался я.
— Я бывают разные! – наставительно произнес Макс открывая. – Но вот этого Я, здесь ждут.
С первых шагов чувствовалось, чем отличается моя холостяцкая берлога, от жилища семейного человека. Уют и порядок. Макс перехватив мой взгляд, понимающе хмыкнул;
— Не парься, братан. Успеешь еще двуногую язву нажить.
Теперь уже я хмыкнул. Здоровяк Макс на язвенника ни как не походил. Те все больше худые да зеленые. Прошли на кухню. Старый СДшник надрываясь, орал песню «Арии» «Герой асфальта». Гуд! Хеви люблю не меньше Макса.

Мрак за окном, мрак на душе. И мудрый Макс, все понимающий, и умеющий слушать. Я рассказывал другу обо всем. О стерве-Нюрке, о мудаке-Вадиме, о ищейке-старлее… И о том странном обжигающем комке, что недавно поселился в моей груди, и просыпался в минуты гнева. На этой оптимистической ноте, у нас закончилось «горючее». Стало ясно, что придется заглянуть на огонек в «24часа». Сфокусировав взгляд на входной двери, я, почти не шатаясь, направился к выходу.
— Серрый! Ты… Ик! Куда? Ик!
— Ффффсе нормуль, Макс. Я счас…
Площадка, лифт, подъезд. После задымленной кухни, свежий ночной воздух бодрил, и выветривал хмель из головы. Я постоял так, какое-то время, а потом отправился к ларьку. Толстая тетка-ларечница с кислой миной выставила на прилавок две «торпеды».
— Пахать на тебе надо, вон, лоб какой здоровенный. А он водку глушит!
Рассчитавшись, я молча вышел. Глянул на часы; 01:34. Часики у меня хорошие, импортные. Настоящий CASIO, с подсветкой, календарем, и прочими наворотами.
— Эй, дядя! – окликнули меня из темноты – Закурить не найдется?
Ко мне подгребли давешние бритоголовые «орлы». Я внутренне сжался, уже поняв, что сейчас произойдет.
— Не пацаны, не курю.
Парни переглянулись;
— Ты смотри! Сигарету зажал! Не уважает.
— Точняк.
Ближайший отморозок, резко, без замаха, ткнул меня кулаком в лицо. И тут же добавил в пах. Ноги подкосились, бутылки со звоном выпали из рук, асфальт резко поднялся, и ударил. Больно. Тут же со всех сторон посыпались удары. Я скрутился на асфальте, закрывая голову руками, а внутри ворочался разгораясь яростным пламенем тот самый проклятый комок. По телу заскользили суетливые руки подонков.
— Миха, кошелек!
— Часы не забудь!
— Ага!
На шум драки высунулась ларечница.
— Вы что творите, уроды?! Я милицию вызову!!!
— Жека, заткни её, а то точно менты сбегутся…
Раздался глухой удар, звук падающего тела. Ну деточки!
— Лежать сука! – орал брызгая слюной лопоухий выродок, пинавший меня.
Горячий комок в груди внезапно рванул наружу, через руки, через глаза, через открытый в крике рот. Раздались вопли боли и животного ужаса, что-то гудело и завывало, меня обдало волной нестерпимого жара. И вдруг все закончилось. Я лежал избитый и ограбленный, но при этом трезвый как стеклышко. А вокруг меня… Вокруг дымился оплавленный на добрый десяток метров асфальт. Ларек «Продукты. 24часа» горел уже вовсе не в переносном смысле, пылая, и воняя паленой проводкой и пластиком, а вместо троих грабителей, и несчастной продавщицы – чадящие факелы. Я почувствовал, что схожу с ума.

К Максу я не пошел. Едва придя в себя, рванул домой. Трамваи уже не ходили, а на такси денег не было. Кошелек и часы сгорели вместе с грабителями. В грязной, порванной рубахе, с оторванными пуговицами, разбитым в кровь лицом, и дрожащими руками, я мог стать истинным подарком судьбы для первого же наряда ППС. К счастью, обошлось.
Уже дома, сплевывая в умывальник кровь, смывая её с лица и рук, я размышлял. О том, что же на самом деле убило тех троих недоумков, и тетку, и не связано ли ЭТО с пожаром в офисе «Феникса», и комнатке №14… По всему выходило, что огонь появлялся тогда, когда меня кто-то очень сильно злил. И этот чертов пульсирующий жар в груди. Внезапно меня осенило. Все то, что происходило со мной, здорово походило на… Пирокинез...
Приехали… Пирокинетик. Выходит, во всем виноват был только я. На моей совести смерти шести человек. Я почувствовал, как земля выходит из-под ног…
Разбудил меня настойчивый звонок в дверь. Натянув спортивные штаны, и нашарив ногами тапки, я прошлепал по коридору.
— Кто там?
— Милиция! Откройте!
— Прохо… — закончить я не успел. Стоявшие по бокам от двери, два амбала в пятнистой форме, быстро и умело закрутили меня.
— Булдышев Сергей Эдуардович – отчеканил Сафронов, холодно глядя мне в глаза – вы задержаны по подозрению в поджоге комнаты в общежитии, повлекшем за собой смерть двух человек, офиса ЧП «Феникс», нанесении побоев одному из его сотрудников, а также в подрыве неизвестного взрывного устройства в переулке Шайтанова 32, около двух часов ночи. Что так же повлекло смерть четырех человек. Плюс сгорел продуктовый магазин.
И вдруг резко ткнул меня кулаком поддых – Что, гнида, думал не найдем? Думал, самый умный, да? Вот ты у меня где! – сунул кулак под нос. Потом обратился к пятнистым;
— Увести эту падаль. Террорист доморощенный…
Тащили меня в низ как куль с мукой. Тапочки я потерял где-то по дороге, и теперь асфальт холодил ступни. На улице в место уазика, стоял омоновский микроавтобус. Туда меня и повели. А дальше… Дальше ребята в пятнистых комбезах дорвались до настоящего, как они считали террориста. Первый удар пришелся в сердечное сплетение, вышибая воздух из легких. Били с оттягом, вкладывая в каждый удар всю ненависть к подлому террористическому племени, весь страх за родных и близких, могущих стать жертвами неведомых ублюдков, воюющих с мирным населением. Оглушенный болью, я ничего не видел и не слышал. Комок в груди запульсировал. Он впитывал мою боль и страх, ненависть окружающих, и рос, рос, рос… Он заполнил все мое существо без остатка. Я понял ЧТО сейчас произойдет. Остановитесь, люди! Что же вы делаете! И тут огненная стихия, прятавшаяся во мне, рванула наружу. Простите меня, я не хотел!
На глазах у омоновцев произошло невероятное; задержанный вдруг засветился, а потом вспыхнул ярким, нестерпимым пламенем. Волны раскаленного добела жара волнами выплескивались из того, кто еще секунду назад был Булдышевым Сергеем. Волны чистого белого пламени захлестнули отряд ОМОНа, следователя Сафронова, лизнули стену ближайшего дома…

Очнулся я на скамейке в парке. Как там оказался – не помню. Голова раскалывалась, ребра ныли, босые ноги мерзли. Надо же – носить в груди пламя, и при этом мерзнуть! Невеселые думы лезли в голову. Пирокинез, мать его! Господи, ну почему я?! Ведь не просил я этот проклятый дар, не просил пускать под откос мою жизнь, и убивать я тоже не хотел! Так почему я?!!! Ответа естественно не дождался…
Ночь я просидел все на той же скамье, и лишь под утро решился идти домой. Через три квартала, из-за угла, навстречу мне вынырнул наряд ППС…
… Лампочка на сорок ватт тускло мерцала под потолком. Холодный бетонный пол, грязная исписанная гадостями лавка под задницей, стальная решетка. Ммммда… Влип накрепко. КПЗ, на удивление, была пустой. Уже хорошо. Не хотелось бы сидеть в обществе бомжей и проституток. Мысли лезли в голову самые мрачные. Сколько трупов на мне теперь? Если все предыдущее надо еще доказать, то своих менты точно не простят, это уж как пить дать. Внезапная мысль резанула сознание как ножом. Не будет ни какого суда. И срока не будет. Меня просто передадут ученым. Для опытов. Как лабораторную мышь. Эта простая мысль, так меня потрясла, что на какое-то время я впал в ступор. В груди шевельнулся, просыпаясь, горячий комок. Нет, хватит! Хватит с меня смертей! Неожиданная мысль, постучала в висок, просясь в сознание. Комок в груди налился жаром. Решение пришло внезапно, само собой. Смертей больше не будет. Огненная стихия, таящаяся во мне, пробудилась к жизни в последний раз…

Утром, на лавочке в КПЗ, на месте задержанного, дежурный обнаружил горстку пепла, и не тронутую огнем одежду…