Ковчег

    — Далеко еще, Михал Семеныч?

   Старпом возник на палубе внезапно – будто с неба сверзился, заставив капитана вздрогнуть. Сутулый, с грубой беспорядочной щетиной, в мешковатой шубе до колен, закутанный в пушистый капюшон. Зубы стучат, щеки алеют от мороза. Круглые очки с треснувшей линзой запотели и покрылись снежной коркой. Неужели в них он умудрялся что-то видеть?  

   Самойлов чиркнул зажигалкой. Желто-алый язычок прорезал темноту и облизнул только что вынутую самокрутку. Воздух смешался с сизым дымом.

   — Не знаю, Борь, не знаю. С курса вроде бы не сбились, а вот где она, эта земля, одному Богу известно. – Самойлов вдруг поморщился, будто понюхал керосина. – Кстати, что за официальщина? Просил же так меня не называть!

   И это было правдой. С Борисом они ходили в море задолго до Катаклизма и за двадцать лет стали хорошими друзьями. И хотя субординация обязывала обращаться к капитану как к старшему по званию, Самойлов это строго пресекал.

   — Извини, Мишань. Привычка. Я чего пришел-то… – Борис воровато огляделся, словно боялся, что его услышат. – Люди нервничают, спрашивают, далеко ли нам до суши. Только утром подходило человек пятнадцать. А у нас запасов дня на три-четыре. С этим надо что-то делать. Как бы они на уши тут все не подняли.

   — Пока я здесь, никто паниковать не будет. Или я не капитан.

   — Но что я им скажу?

   — Что я не Господь Бог и делаю все, что в моих силах, — раздраженно отозвался капитан. – Увы, но в радиусе полумили ничего пока не видно. Я уверен, через день-другой мы обязательно на что-нибудь наткнемся. Можешь, кстати, так и передать.

   — А что с показателем дозиметра?

   — Пока что не фонит. А дальше видно будет.

   Капитан поспешно сплюнул через левое плечо, нахмурился. Щелчком отбросил дымящийся окурок в океан. Только радиации им не хватало!

   Ночь раскинулась над кораблем, как черный полотняный купол с серебристой россыпью бледно тускневших звезд. Небо безмолвствовало, ветер хлестал тугими струями, швырял в лицо колючую снежную пыль. Волны с шумом бились о железный корпус корабля, кислым зловонием тянулся смрад отравленного океана. Мертвого – как и весь мир.

   Корабль под названием «Вальтер», лишенный топлива, лениво полз по водной глади, повинуясь слабому течению. Ковчег – так теперь называли туристическое судно пассажиры. Те немногие полторы сотни человек, что умудрились выжить после Катастрофы. И теперь надеялись жить дальше. Только как это осуществить, Самойлов представлял с трудом.

   Чем больше они блуждали по бескрайним ледовитым водам, тем сильнее обострялось чувство обреченности у капитана. Да, он всячески подбадривал людей на корабле и сыпал обещания, но что толку? Если в ближайшие пару дней они не найдут землю, то, скорее всего, погибнут.

   Самойлов стряхнул с шапки-ушанки белую крупу и съежился – снежное крошево посыпалось за пазуху. Смахнул с кустистой бороды остатки снега.

   — Помнишь торгаша из Плавучей крепости, который нам телятину протухшую пытался втюхать?

   — Ну? – капитан прищурился.                                                               

   — Никак не выкину из головы его рассказ о Черных рифах. Помнишь, он сказал, что есть в Атлантике такое место, где всегда туман, а под водой живут сирены. — старпом взволнованно повел плечами. – Как думаешь, он не шутил?

   Самойлов едко усмехнулся:

   — Тебе уже пятый десяток, а веришь во всякую чушь. Соврал он все! Озлобился, что мы не взяли его на корабль, вот и стал запугивать.

   — Он говорил, это какие-то особые мутанты с женскими завораживающими голосами. Сначала усыпляют своим пением, потом утаскивают на дно.

   — Рифы, может быть, и существуют. Но сирены – нет! Я даже слушать не хочу. Тем более, туманы здесь почти всегда. Мы же в Антарктике! И потом… ты видел хоть один корабль, кроме нашего?

   Старпом запнулся, помолчал и покачал головой.

   — Вот и я не видел. Если бы нашлись следы какого-нибудь судна, кто-нибудь уже заметил бы. И знаешь, Борь… порой мне кажется, что мы одни не только в этой гребаной Атлантике. Мы одни во всем этом ублюдском мире.

   Щеки капитана налились тяжелой кровью. Самойлов отвернулся, облокотился на высокие поручни и замолчал. Надолго замолчал.

   — А ты чего такой смурной? – насторожился Борис. – Случилось что?

   — Да как тебе сказать… Не дает покоя этот наш найденыш.

   — Ты о том крепыше, которого мы подобрали в лодке на северо-востоке? – помрачнел Борис. – Как его? Кирилл, по-моему… А что не так? Нормальный вроде парень. Мирный. И работает исправно, наравне со всеми.

   — У него шуры-муры с моей дочерью! — капитан зло сплюнул. – Ошивается все время около нее и взглядом пожирает, будто кот весной. Придушить хочется!

   — А она чего? – глаза старпома округлились – это было видно даже сквозь замерзшие стекла очков.

   — А у нее любовь, едрысь-мадрысь! Видите ли, в душу ей этот сопляк запал!  

   — Ну а чего ты удивляешься? Молодая, влюбчивая… Да и выбора на корабле особо никакого. Может, у них и правда чувства?

   — Не знаю, как это у них там называется, но чую, этот хмырь ее во что-то втянет. Все это плохо кончится и для меня, и для нее. Мне надо думать, как скорей добраться до земли, а мысли заняты этим засранцем! Тьфу!

   Борис похлопал капитана по плечу.

   — Все будет нормально, кэп. Твоя дочурка уже взрослая, сумеет отличить доброго принца от поддонка. К тому же, характером она упертая, вся в тебя. Если что-то в голову взбредет, ничем не прошибешь, поверь.

   — Это меня и пугает.

   Повисло напряженное молчание. Несколько секунд они смотрели молча в далекую звездную чернь, потом старпом оборонил несмело:

   — Ну, хочешь намекну ему, чтобы отстал? Одно слово – и он в погребе будет сидеть, пока мы не причалим к суше. Ты же знаешь, я найду, к чему придраться и за что его туда отравить.

   Самойлов фыркнул и едва сдержался, чтобы не согласиться.

   — Пока не надо. Сам за ним буду присматривать. Даже если надо будет бросить все дела на корабле, я глаз с этого гада не спущу!  

    — Не понимаю я твоего папу.

   На палубе было привычно тихо. Юля смотрела в его широко распахнутые глаза и, казалось, целиком в них окунулась. Левая рука была в его руке, а правая игриво подбиралась к темной шевелюре. Девушка прижалась к подбородку, чистому и гладкому, втянула носом воздух.

   От Кирилла в этот вечер пахло по-особенному. Нежно, с ощутимой, но не раздражающей горчинкой. Словно парень где-то раздобыл парфюм – что с самого начала показалось невозможным. Она уже забыла, как это – когда от парня так приятно пахнет. А учитывая контингент вонючих потных мужиков на корабле, такой приятный запах был в новинку.  

   Они стояли около двери в камбуз и целовались. Сегодняшняя вылазка была особенно рискованной. Капитан, ее отец, устроил ночью очередной обход кают и если, не дай бог, заметит их отсутствие, достанется обоим.

   Тут до Юли наконец дошли слова бойфренда, и она насупилась, внимательно взглянув на молодого человека:

   — Это еще почему?

   — Слишком он у тебя правильный. Каждый вечер ходит по каютам, что-то проверяет и собрания проводит. Правила еще какие-то придумал. Ровно двадцать три ноль-ноль – отбой, а в семь – подъем… Не жизнь, а каторга!

   — Он это делает не потому, что ему скучно, — наморщила лоб девушка. – На корабле необходим порядок.

   — Все законы и порядки умерли, как и наш мир. Кому они теперь нужны?

   — Без них, мой милый, все наше спасательное судно превратилось бы в зверинец, — сказала Юля. – Сколько на «Вальтере» человек? Сто пятьдесят? Представь, что будет, если все спасенные поймут, что до земли мы, может быть, не доберемся. Представляешь, что тогда начнется?

   Кирилл согласно хмыкнул.

   — Люди иногда бывают пострашнее тысячи мутантов.

   — Вот. А говоришь, порядок не нужен… Папа желает экипажу лишь добра, поэтому и строг ко всем без исключения. Даже ко мне.

   — Тиран, — оскалился Кирилл.

   — Нисколечко! Он просто очень сильно меня любит.

   — Он это так же будет объяснять, когда захочет меня пристрелить, — хихикнул тот. – Поверь, вот так и скажет: «Это все ради тебя, родная…»

   — Дурак! – Юля легонько его оттолкнула, засмеялась. – Возможно, он перегибает палку, но, родной… это мой папа. Он… такой. Не может реагировать спокойно, когда в моей жизни появляется новый ухажер.

   Кирилл вдруг дернулся, словно обжегся. Цокнул языком, с наигранным негодованием взглянул на девушку. На лбу прорезалась морщинка.

   — Так, так, так… И много у тебя их было?

   Юля загадочно улыбнулась. Напряженный разговор сошел на «нет», и они снова слились в поцелуе. Минуты вместе пролетали незаметно. Юля поймала себя на мысли, что готова простоять на холоде хоть до утра – лишь бы Кирилл был рядом.

   Когда их губы разомкнулись, она встретилась с парнем глазами. Взгляд его был чистым, трепетным и любящим. В черных вздыбившихся волосах блестели хлопья снега, щеку рассекал косой, едва заметный шрам, глаза горели ярче звезд, губы покрылись трещинками. Секунда – и они разъехались в улыбке, отчего на щеках появились ямочки.

   Как же она любила эти ямочки!

   С самого утра ребята были заняты на корабле. Кирилл пахал, как волк, в машинном отделении, а Юля стряпала на кухне вместе с женской половиной экипажа. Времени на встречи оставалось мало. Приходилось жертвовать сном, чтобы побыть вдвоем хотя бы час, и иногда казалось, что отец специально заваливает их работой, чтобы они меньше виделись.

   — А что мы будем делать, когда доберемся до земли? – спросила девушка мечтательно.  

   Юля развернулась к Кириллу спиной, прижалась всем телом. Теплые мозолистые руки мягко обхватили талию, сцепились кольцом на животе. Сквозь поношенную куртку парня и небрежно свешенный шарф чувствовалось, как неистово клокочет сердце.

   — Ну… сперва, наверное, поженимся. Потом ты постареешь, станешь вредной теткой, и придется подыскать тебе замену.

   — Дурак, дурак и еще раз дурак!

   Она легонько двинула его локтем в живот, а тот наигранно согнулся, закряхтел.

   Откуда-то издалека послышалось размеренное, быстро приближающееся шорканье. Юля дернулась, хотела было броситься бежать, хватая за руку Кирилла, но...

   — ЮЛЯ!

   Голос одернул, как пощечина, заставил замереть. Властный и жутко знакомый.

   Отец выглядывал из-за угла камбуза, пристально смотря на них. Самойлов весь налился краской, на лице забегали желваки.

   — Добрый вечер, капитан, — сказал Кирилл непринужденно, но было слышно, как голос дрогнул. – А как вы здесь…

   — Заткнись!

   Он перевел пытливый взгляд на дочь.

   — Пап…

   — В каюту.

   — Только ты…

   — В каюту, я сказал!

   Кирилл склонился над Юлиным ухом и шепнул: «иди». Девушка послушно юркнула в отсек, лязгнула дверь, и капитан с Кириллом остались одни. Парень не успел опомниться, как долговязый силуэт Самойлова метнулся на него. В глазах взметнулись искры, челюсть сжалась, щеки полыхнули алыми огнями.

   Кирилл оцепенел. В ворот вцепилась крепкая рука, толчком отправила его к стене. Самойлов припечатал его гневным взглядом, искаженное от ярости лицо приблизилось так резко, что они едва не стукнулись лбами. От капитана пахло куревом и потом, тоненькими змейками на шее вздулись старческие вены.  

   — Ты что это, сученыш, нюх потерял?!

   — Капитан, потише! – выдохнул Кирилл, почувствовав, как в позвоночнике легонько хрустнуло. – Я же ничего…

   — Запомни, гад: если хоть что-нибудь с моей малышкой сделаешь, убью!

   Кирилл сглотнул, желудок сжался и подпрыгнул к горлу. Понимание пришло мгновенно. Самойлов ясно намекал, что Кирилл мог сделать с Юлей, только все это казалось чушью. Что этот старый дурак себе напридумывал?!

   — Или ты уже?..

   — Да все не так! Послушайте… Я правда ее люблю!

   — Не хочу ничего слышать! – кулак впечатался в железную стену камбуза, и в ушах Кирилла отозвался гулкий звон. – Еще раз вместе вас увижу, за борт выброшу. Ты понял?!

   Кирилл опешил, все внутри похолодело. Желание что-то доказывать и объяснять как вышибло – и он с ошеломлением воззрился на Самойлова.

   — Вы серьезно?

   — А я что, похож на шутника?! Здесь о тебе никто даже не вспомнит! Ты – обуза! Может, напомнить, благодаря кому ты здесь? — Самойлов прищурился. – Да если б я не вытащил тебя тогда из лодки, ты бы сдох давно! Мне стоит пальцем щелкнуть – и ты вылетишь отсюда на съедение мутантам!

   Парень попытался вырваться, но твердая рука держала крепко, взгляд ошпаривал сильнее кипятка. Кирилл втянул голову в плечи. К страху добавилась обида, жгучая и терпкая, словно смола.

   — Бросьте, капитан. Вы не убьете человека…

   — Власти больше нет. Законов тоже. Совесть моя спит спокойным-преспокойным сном, — капитан сверкнул глазами. – Меня, как видишь, ничего уже не сдерживает.

   — Даже Юля?

   — А ее сюда вообще не впутывай! Усек?! 

   — Так точно, капитан! Зачем ей знать, что ее папаша эгоист и собственник?

   Хлоп! Кулак Самойлова ударился об стену около виска Кирилла. Звякнуло. Шапка-ушанка слетела с головы, встопорщив сальные седые космы. Кирилл шатнулся, и колени мелко задрожали.

   Самойлов скрежетнул зубами, потирая покрасневшие костяшки. Было видно, сколько титанических усилий требуется капитану, чтобы не наброситься на парня.

   — Последнее предупреждение. Еще раз рядом с ней увижу, не обессудь… Грех на душу возьму, но Юльку обижать не дам.

   Самойлов нагнулся, подхватил шапку, взгромоздил обратно на затылок.

   Застучали отдаляющиеся шаги.

   Кирилл смотрел на удаляющийся силуэт в тулупе, желчно улыбаясь. У него уже был план, как отомстить зарвавшемуся самодуру. Отомстить, а вместе с тем спасти их с Юлей.

  — С этого дня ты больше не выходишь из каюты.

   — Что?!

   Юля растерла по щекам густую влагу, исподлобья посмотрела на отца. Платок, которым она утирала слезы, выпал из дрожащих рук. Из горла вырвался сдавленный всхлип.

   Капитан стоял возле двери, перебирая пальцами связку ключей. Лицо накрыла тень, но, несмотря на сумрак, было видно нехороший блеск в глазах и загрубевшие, обросшие густой растительностью скулы.

   Каюта Юли больше походила на чулан. Засаленные стены, пол со вздувшимся линолеумом, низкий потолок, кровать с прогнувшейся пружиной. На столе тускнела керосиновая лампа – мерклый огонек внутри слабо подрагивал, словно зверек в последние минуты жизни. Свет выхватывал лишь четверть помещения – сам стол и маленькое зеркальце, повешенное на гвоздь.

   В каюте, несмотря на ветхость, чувствовалась женская рука. Кровать была заправлена, а зеркало блестело, как отполированное. На столе покоился бережно сложенный лоскут кружевной ткани и моток ниток. Иллюзию домашней обстановки разрушал лишь запах – прелый и сырой, похожий на подвальный.

   — В семь часов на завтрак – и в каюту, — продолжал Самойлов. – На обед, на ужин – и сюда. Туалет здесь есть, вода, чтобы помыться, тоже. Выходишь только с моего ведома. От работы я тебя освобождаю.

   — Пап, ты себя вообще слышишь? Мне двадцать лет! Я не намерена сидеть в каюте, как наказанный ребенок! И слушаться тебя я тоже не буду!

   На последнем слове голос ее дрогнул. Девушка вскочила, как ошпаренная, полоснула отца гневным взглядом. Но броню воинственного равнодушия пробить не удалось: отец держался холодно, истерика его ничуть не зацепила.

   — Извини, но ты ведешь себя не как двадцатилетняя. Поэтому и обращаться с тобой буду соответственно.

   — Но папа, я его люблю!

   — Серьезно? – губами капитана овладела желчная усмешка. – Как можно любить того, кого даже не знаешь? Сколько он живет на корабле? Неделю? Две? Я уже трижды пожалел, что не оставил его подыхать в той лодке.

   Юля побледнела и раскрыла рот, как будто собиралась что-то крикнуть, но осеклась. Произнесла уже спокойнее:   

   — Можешь ты понять, что я уже не маленькая? У меня своя жизнь, и ты не можешь в нее вмешиваться!

   — Дело не в этом, — Самойлов посерьезнел. – Просто не хочу смотреть на твои слезы, когда этот выродок тебя бросит. Но еще больше я боюсь, что у вас, упаси Бог, получится какой-нибудь сюрприз.

   Юля непонимающе воззрилась на отца. Потом вдруг поняла, что он имел в виду, говоря о сюрпризе.

  — А что в этом плохого? Нет, конечно, не сейчас, но в перспективе… И к тому же, это не тебе решать! Кирилл бы сам не отказался от ребенка.

   Самойлов громко фыркнул и всплеснул руками.

   — Какая же ты дурочка, едрысь-мадрысь! Да он же тебя бросит сразу как…

   — Сразу как что?!

   — Сама прекрасно знаешь!

   Самойлов вспыхнул краской и отвел глаза. А девушка, напротив, чиркнула его таким взглядом, что капитан едва не отшатнулся.

   — Нет. Хочу услышать от тебя… и убедиться, что мой папа правда обо мне так плохо думает!

   — Короче… Разговор окончен! – капитан махнул рукой. – Ты сидишь в каюте. Точка. Больше никаких ночных вылазок. Если узнаю, что на корабле тебе кто-то помогает, четвертую всех. Понятно?

   — Плевать я хотела на твои запреты! Я сегодня же отсюда выйду!

   — Это вряд ли.

   Самойлов позвенел связкой ключей в руках.

   — Твои? Так вот, теперь они будут со мной. Спокойной ночи, милая.

   — Папа!!

   Самойлов развернулся, и его громадный силуэт исчез в дверном проеме. Хлопнула дверь, щелкнул провернувшийся замок. Юля упала на кровать и жалобно, по-детски зарыдала.

                                                               ***

   Следующим вечером на ужин Юля не пошла. Отец, как обещал, заглядывал к ней утром, днем и вечером. В первый день ареста даже выделил час, чтобы побыть с дочерью, но та наотрез отказалась разговаривать. Поначалу ей казалось, будто папа сжалится, и несколько часов демонстративных «обижаний» все-таки заставят непреклонного отца вернуть ключи.

  Не тут-то было. Как только разговор заходил о ее освобождении, Самойлов сразу замолкал и в спешке покидал каюту. После нескольких попыток девушка отчаялась, однако жажда встреч с Кириллом с каждым часом лишь усиливалась.

   Папа… Чем ему Кирилл не угодил? Он ведь и правда ее любит! Что теперь ей делать здесь одной, в четырех стенах, без любимого?

   Мысли выбил неожиданный щелчок замка в двери. Юля вздрогнула, поспешно стерла слезы, сделав вид, будто разглаживает волосы. Странно. Папа заходил двадцать минут назад, когда экипаж собирали на ужин. Она же отказалась выходить – неужто он пришел, чтобы ее упрашивать?

   Дверь со скрипом распахнулась, и затылок обожгло морозным воздухом.   

   — Здесь живет капитанская дочка?

   Юля опешила, едва не подскочив на стуле. Встала, обернулась.     

   Это был Кирилл. Трясущийся, с порозовевшими от холода щеками, но светящийся от счастья. Как всегда – без шапки и в коричневом тулупе.

   — Ты?

   Секунда – и она уже была в его объятиях. От парня пахло морем, он с трудом дышал, грудь тяжело вздымалась, а на лбу поблескивали капли пота. Юля почувствовала холод рук, обвившихся вокруг осиной талии.

   — Тебя, как золушку, держат в чулане? – губы Кирилла расползлись в улыбке.

   — Почему-то именно об этом я сегодня и подумала…

   Слова ее оборвались – губы парня встретились с ее губами. Поцелуй получился жадным, торопливым. Девушка поспешно отстранилась:

   — … подожди! Как ты вошел? Ключи же…

   Тут Кирилл потряс рукой перед глазами Юли. В сомкнутых пальцах звякнула знакомая связка ключей, которую забрал отец. Ее ключей!

   — Ловкость рук и чуточку везения! – самодовольно заявил Кирилл.

   — Воришка ты! А если б он тебя поймал?

   — Тогда на корабле устроили бы похороны, — сказал Кирилл с той же улыбкой.

   Юля взглянула укоризненно – сейчас ей было не до шуток.

   — А папа где? Уверен, что тебя не видел?

   — Капитан на ужине вместе со всеми. Как обычно, занят чем-то важным.

   Юля громко всхлипнула, закрыв лицо руками. Шлепнула его ладошкой в грудь.

   — Ну и зачем ты это сделал?! Он заметит, что ключи пропали! Он все время носит их с собой! Да он убьет тебя!

   — Да уж, с этим не поспоришь, — сказал Кирилл уже серьезно. – Но не бойся, здесь мы не останемся. Я пришел тебя забрать.

   — Забрать? Куда?

   Она посмотрела на него, как на сумасшедшего, подумав, что парень шутит. Но Кирилла словно подменили. Улыбка спала с покрасневшего лица, взгляд сделался сосредоточенным, а губы сжались в потрескавшуюся линию.

   — Мы уплывем отсюда. Хочешь?

   У Юли округлились глаза. Сердце будто сжала твердая рука и выдернула из груди вместе со всеми внутренностями.

   — Что?..

   — Вместе. Только я и ты.

   — Ты в своем уме?! Куда мы уплывем? На чем? У нас и шлюпок-то…

   — Одиннадцать, я посчитал. Одна из лодок – моторная, и там осталось чуточку бензина. Топлива немного, но на несколько часов нам хватит. Мы отыщем землю и прибудем туда первыми. Быстрее, чем эта посудина!

   Юля отшатнулась от любимого, не зная, что ответить. Он заранее все разузнал и подготовил! Он заранее хотел уплыть, а ей сказал только сейчас!

   — Малыш… но почему?

   — Твой папа ясно дал понять, что я здесь лишний. А я ненавижу чувствовать себя обузой. Но уплыть могу только с тобой… Ты как? Согласна?

   Юля замерла – как к полу приросла. Посмотрела пристально на парня, все еще надеясь уловить в его словах хотя бы долю шутки. Но Кирилл и не думал шутить. Таким решительно настроенным она не видела его ни разу.

   — Но корабль… это же наш дом!

   — Твой дом, любимая. Не мой, — он покачал головой. – Мне противна мысль, что придется жить на корабле, ловя косые взгляды твоего отца. А если меня ненавидит капитан, то скоро будут ненавидеть все. Да на меня уже старпом, как на бродячую собаку смотрит!

   — Папа просто злится, потому что мы с тобой встречаемся.

   — И что? Теперь я враг народа? Это же смешно! Не надоело, что он постоянно все тебе приказывает?

   — О-о-очень надоело! Но…

   — Тогда плывем со мной, — Кирилл с мольбой в глазах взглянул на девушку. – Клянусь, мы первыми отыщем землю! Может быть, даже сегодня.

   Он сверкнул загадочной улыбкой. На секунду даже показалось, что ему как минимум известно направление до суши. Стоп… Но это невозможно!

   — Как мы поплывем? Во-первых, мы замерзнем, во-вторых, в воде живут такие твари, что сожрут нас вместе с лодкой. Мы и часа не продержимся вдали от корабля!   

   — Все необходимое с собой я взял. Еду, жилетки, телогрейки, воду и оружие, — сказал Кирилл. – Пока я здесь, тебе бояться нечего. К тому же, лодка будет двигаться так быстро, что никакой мутант нас в жизни не достанет. Обещаю!

   Юля поджала губы, спрятала глаза. Рука Кирилла, что лежала у нее на талии, прошлась по мягким волосам, коснулась щеки. Щеку обдало приятное тепло, и девушке вдруг стало так спокойно, словно никакой опасности не предвещалось.

   А все потому, что рядом был Кирилл.

   — Я так не могу. Надо подумать…

   — Думай. Но учти, что каждая минута на счету. Скоро твой отец поймет, кто взял ключи, а первым, будь уверена, он заподозрит именно меня. И кинется искать. Если уже не кинулся…

   — Капитан… а правду говорят о Черных рифах?

   Самойлов вздрогнул. Вилка выпала из рук, со звоном упала в пустую тарелку.

   Петя Васильев, осиротевший мальчуган девяти лет, опустил стакан с водой на стол и выжидающе уставился на капитана. Видимо, решил, что тот расскажет ему что-то сверхсекретное. Самойлов потупился, оторвал глаза от чашки с недоеденным куском свинины, огляделся.

   Звон посуды стих – в столовой корабля повисла гробовая тишина. Полторы сотни жующих ртов оторвались от тарелок. Мужчины, женщины и дети с тусклыми лицами и отрешенными взглядами как по команде повернулись к капитану. Послышались смешки и сдавленные голоса. Кто-то промолчал, кто-то продолжил есть, но все без исключения косились на Самойлова.

   От пристальных взглядов экипажа сделалось не по себе. Самойлов кашлянул, ответил тихо:

   — Что за глупости, сынок? Какие еще рифы? От кого ты это слышал? 

   — Борис Натанович сказал.

   — Ах, Борис Натанович… — Самойлов скрежетнул зубами и едва сдержался, чтобы не заматериться. – А где он, кстати, этот фантазер?

   Самойлов обвел глазами столовую – старпома нигде не было. Какой же он кретин! Ему приказали успокоить экипаж, а он тут панику разводит! Достал уже всех своими рифами!

   — Я все равно боюсь, — шепнул мальчик. – А вдруг там правда есть сирены?

   Самойлов тяжело вздохнул.

   — Петь, ну какие сирены? Да, в воде полно мутантов, но они внизу, на глубине Атлантики. А у нас высота борта только десять метров! Нас никто и ничто в жизни не достанет…

   — МИША!

   Зычный оклик заглушил все звуки в помещении и показалось, что от оглушительного крика вздрогнули столы. Заскрипели стулья, началась возня, сидящие повернулись к выходу.

   — О! А вот и наш Борис Натанович, — бросил Самойлов желчно и потер ладони. – Сейчас и спросим, что за сказки он тут напридумывал…

   А про себя подумал: «подожди… Останемся наедине, серьезно потолкуем. Чуть дисциплину мне не подорвал, помощник хренов!»

   Борис влетел оторопевший, бледный и намокший. Запотевшие очки едва держались на носу, старпома колотило крупной дрожью. Шарф свалился с шеи на пол, из-за капюшона сыпанула снежная крупа.  

   — У меня к тебе один вопрос! – побагровел Самойлов и прошил его тяжелым взглядом.

   — Потом… Ты видел Юлю?

   Капитан заткнулся и в недоумении воззрился на товарища. Сердце тревожно сжалось.

   — Э-эм… Она в каюте с самого утра. Я ж ее запер…

   — Нет ее в каюте! Дверь распахнута, а девочка как провалилась!

   — Что?!

   Самойлова как кипятком ошпарили. Он подскочил, задев рукой стакан с грибной настойкой. Звякнуло, стакан рассыпался на мелкие осколки. 

   — Думаю, на корабле ее тоже нет. Я все оббегал: каждую каюту, каждый уголок! Ни ее, ни этого Кирилла…

   Самойлов ощутил, как подкосились ноги. Он обрушился на стул, как марионетка, у которой вдруг обрезали веревочки. Рука метнулась к куртке и нащупала карман, куда он положил ключи от каюты дочери. Карман был пуст.

   Во рту у капитана пересохло.

   Лодка подпрыгивала на волнах, как пробка. Мимо проносились глыбы льда, громоздкие, холодные, похожие на валуны. Небо, усыпанное звездами, сияло ярче прежнего, и ночью было удивительно светло. Ветер безумствовал, гасил утробное рычание мотора. Черная вода пузырилась, винт разбивал тяжелую водную массу, снег нещадно жег глаза и щеки. Бледная луна с ухмылкой наблюдала за двумя глупцами в лодке, что рискнули попытать удачу в океане. Вот же действительно глупцы!

   Пожалуй, только идиот решится плыть на лодке через океан, кишащий монстрами. Но нет! Юле хватило глупости согласиться на предложение Кирилла, и теперь они вдвоем неслись бог знает куда, надеясь, что сомнительное путешествие приведет их к суше.

   Юля поежилась. Холод пронизывал до самых ребер, не давал расслабиться. От винта летели брызги, приходилось отворачиваться, чтобы не намокнуть окончательно. На девушке была лишь куртка, позаимствованная у отца, резиновые сапоги, штаны и меховая шапка. И хотя Кирилл отдал ей свой шарф и закутал в телогрейку, все это ничуть не согревало.

   Смотреть на океан Юля боялась. Под лодкой проносились странные бесформенные тени, пару раз что-то слегка толкнуло днище. Слава богу, лодка мчалась быстро и не останавливалась. Только бы бензин быстро не кончился.

   Кирилл, наоборот, держался поспокойнее. Сидел у носа лодки, зорко всматривался вдаль, держа перед собой дозиметр. Он без опаски приближался к краям лодки, словно существа, что были под водой, его ни капли не пугали. Тем не менее, Кирилл боялся – это было видно по встревоженному взгляду. Только девушка пока не поняла, чего именно.

   Юля обернулась и с тоской взглянула на корабль. «Вальтер» отдалился уже метров на сто. Скоро он станет похож на маленькую точку, а потом и вовсе растворится в темноте. Возможно, она никогда его больше не увидит. Ни корабль, ставший родным домом, ни отца, который, вероятно, уже панику поднял из-за ее исчезновения.

   И зачем она вообще согласилась плыть?

   С этой минуты Юля впервые испытала страх – парализующий, словно змеиный яд. Впервые перестала чувствовать себя защищенной даже рядом с Кириллом.

   Не нужно было уплывать. Это с самого начала была дурацкая затея!

   — Милая, все будет хорошо, — послышался ободряющий голос Кирилла. – Ты обязательно увидишь папу. Лучше посмотри, что в сумке, ладно? Хочу убедиться, что не забыл кое-что…

   Юля пошарила рукой вокруг, нащупала рюкзак. Рядом лежало два заряженных пистолета и старенький «Калашников» с тремя обоймами. О безопасности Кирилл позаботился капитально.

   Вжикнула молния, и Юля запустила пятерню в рюкзак. Там всего было в достатке: шесть банок тушенки, пять бутылок воды, алюминиевые ложки, вяленая рыба, спички, пару телогреек, нож, еще один дозиметр и…

   Девушка вынула странный предмет. Белые пластмассовые шарики с резиновыми подушечками, соединенные тонким проводом. Вещица запросто умещалась в ладони и была не тяжелее мотка с нитками. На другом конце провода болтался маленький наконечник.

   — Что это? – Юля вопросительно взглянула на бойфренда.

   — Наушники. Именно то, что я искал.

   — А что это такое?

   — Тридцать лет назад через такие штуки люди слушали музыку. Шарики вставляли в уши, а вот этот штекер в плеер…

   Он поймал ее растерянный взгляд и тут же пояснил:

   — Было в обиходе у людей такое электронное устройство, куда закачивали музыку.

   — Закачивали?

   Кирилл смекнул, что еще больше ее запутал. Мягко улыбнулся и махнул рукой:

   — В общем, долго объяснять… Не в этом суть.

   — А в чем? Ты же сказал, что взял лишь самое необходимое.

   — Так и есть. Эта вещица в наше время абсолютно бесполезная, но сейчас…

   Кирилл вдруг замолчал и сделал вид, что смотрит на дозиметр. Потом поднял глаза и вновь безропотно уставился в черную даль. Молчание затягивалось, это не на шутку взволновало Юлю.   

   — Любимый… что «сейчас»?

   Потом она увидела, куда он смотрит. А когда подняла глаза, почувствовала, как внутри все холодеет. Она не видела его лица, но знала: Кирилл оцепенел от ужаса.

   — Убью! Порву!

   — Мишаня, успокойся…

   — Глаз на жопу натяну! Как он посмел?!

   Грохнуло. Стол пошатнулся от размашистого крепкого удара. Капитан согнулся, заметал по сторонам уничтожающие взгляды. В раскрасневшихся глазах пылали искры, а взгляд сделался такой, что мог бы запросто прожечь остатки мебели в каюте.

   Борис стоял перед Самойловым, дрожал, будто кричали на него. Покинув шумную столовую, они остались в одиночестве на капитанском мостике, чтобы решить проблему с Юлей.

   — Осади коней! Сейчас же сядем в лодку, будем вместе их искать. И обязательно найдем!

   — Как?! Этот поддонок утащил единственную быстроходную с бензином! Вот сучонок хитрожопый… Когда же это он успел пронюхать?

   — Миш…

   — Что «Миш»?! Они уже, наверное, за километр от «Вальтера»! С веслами собрался их преследовать?!

   Старпом поник и опустил глаза. В голове ни одной мысли.

   — Не знаю даже…

   — В том-то и проблема, что я тоже ни хрена не знаю!

   Громогласный крик сотряс глухое помещение. Борис залился краской, пожевал сухие губы. От собственного бессилия становилось тошно.

   — Мы бы могли прибавить ходу, если бы…

   — Если бы на корабле имелось топливо! Я знаю, твою мать! Но мы зависим от течения и догнать их никак не сможем!

   Дверь со стуком распахнулась. В помещение скользнула шустрая черная тень.

   — Капитань! Капитань! – взволнованный и тонкий голос, словно писк натянутой струны.

   Самойлову пришлось всмотреться в темноту, чтобы узнать вошедшего. Это был Сунн Ли, китаец, долгожитель корабля, с короткой стрижкой, бегающим взглядом и бесцветной кожей лица, усыпанной угрями. Интурист жил на «Вальтере» дольше всех, но едва ли говорил по-русски.

   — Чего тебе? – Самойлов глянул на него без интереса, сдерживая злобу.

   — Белое. Там! – он кивнул в сторону окна левее от старпома.

   Капитан нахмурился и кинул беглый взгляд влево. В пустом проеме с симметричными зубцами уцелевшего стекла зияла чернота – густая, беспросветная. На небе ослепительным скоплением поблескивали звезды. И чего китаец там увидел?

   — По-русский изъясняться научись! – буркнул Самойлов. – Моя твоя не понимать!

   — Белое! Все – белое!

   Голос Сунна затвердел и сделался настойчивее.  

   — Мишань, постой… — Борис с тревогой глянул на китайца. – О чем ты говоришь?

   — Белое. Все небо – белое…

   Самойлов снова хлопнул по столу. Гаркнул сердито:

   — Что ты его слушаешь, едрысь-мадрысь?! Он же по-русски ни бельмеса!

   Но Борис уже сорвался, как подхлестнутый, метнулся к выходу. Хлопнула дверь. Через секунду капитан услышан страшный крик.  

   — Тумааааааан! Прямо по курсу!

   Самойлова словно водой холодной окатили. Пол уехал из-под ног, а комната вокруг помчалась каруселью. Он не заметил, как заставил себя подскочить и выбежать на палубу – ноги сами вынесли его наружу. В груди безумно клокотало, а спина от ужаса покрылась потом.

   На палубе звучали крики, перешептывания, грохотали спешные шаги. У носа корабля собралось человек десять, а со стороны столовой было видно, как подтягиваются еще. На лицах – страх, слепое любопытство. И это только поначалу. Скоро у людей появятся вопросы – и кого, вы думаете, они обвинят в первую очередь?

   Самойлов поднял голову – оцепенел. Небо застилала плотная стена тумана. Пышные скопления клубились и подрагивали, как живые – и сквозь них не удавалось что-либо разглядеть. Белое… Так вот что Сунн имел в виду!

   Снова откуда-то возник Борис, весь красный, перепуганный, и заорал Самойлову в лицо:

   — Меняем курс! Срочно!

   — Издеваешься? Мы ничего менять не будем! Там же Юля!

   Старпом взглянул на него, словно на психа.

   — Мишаня, если мы войдем в туман… это конец!

   — Плевать! Там моя дочь, и я пойду за ней, даже если придется прыгнуть в воду. Мы не меняем курс! Это приказ!

   — Но люди…

   — С ними все будет нормально! – Самойлов резко сбавил тон и наклонился к другу. — Просто успокой их, ладно? Только без твоих любимых сказок про сирен.

   — Самойлов, ты совсем больной?! Да мы же сдохнем, если не свернем!

   Капитан наклонился к другу, сказал тихо-тихо:

   — Борь… ну будь ты человеком! Она моя единственная дочь, я должен убедиться, что она жива, — Самойлов перешел на шепот. – Не поднимай, шумиху, умоляю. Не прощу себе, если с ней что-нибудь случится.

                                                                ***

   Мотор заглох, когда они вошли в туманную завесу. Именно ее Кирилл так испугался, сделавшись белее полотна. Вокруг все стало белым, непроглядным, словно они попали в плотный вакуум. Виднелись только черные края покачивающейся лодки и согнувшийся силуэт Кирилла.

   В тумане стало ощутимо холоднее. Юля обхватила себя руками, чувствуя, как зубы начали постукивать. Безмерный шелест волн смешался с руганью Кирилла.

   Парень судорожно дергал трос, но результата это не приносило. В последний раз мотор лениво кашлянул и больше не издал не звука. Кирилл с опаской огляделся. Посмотрел на девушку – и его губы слегка дрогнули.

   — Без паники… Течение работает на нас.

   — Я говорила, что мы здесь погибнем! – Юля громко всхлипнула. – Ну зачем я тебе послушала?!

   — Милая, все хорошо. Мы продолжаем двигаться. Немножко медленней, чем раньше, но… мы доплывем.

   — Да ты с ума сошел?! Давай вернемся! Будем грести и, может, нас заметят на «Вальтере»! Я хочу домой!

   Она уронила голову на грудь. Слезы обожгли глаза, пришлось покрепче стиснуть зубы и заставить себя успокоиться. Страх мешал соображать, но поддаваться ему было безрассудно.

   Кирилл не ответил. Вместо этого он подобрал валяющиеся две пары наушников, протянул одну из них девушке.

   — Втыкай, — он постучал пальцами по мочкам ушей.

   — Что? Зачем?

   — Втыкай! Без них мы пропадем!

   Девушка с прищуром посмотрела на бойфренда. В сердце закралось нехорошее предчувствие, и она осмелилась спросить:

   — Ты знаешь, что это вокруг такое, да? Знаешь, откуда этот туман?

   — Делай, что я говорю! – глаза его сверкнули сталью.

   Крик ударил оплеухой и заставил Юлю отстраниться. На лице тяжелой краской вспыхнула обида. Кирилл присел, с мольбой взглянул на девушку, как будто извиняясь.

   — Слушай, нам нельзя сдаваться… Ты мне веришь или нет?

   Юля шмыгнула носом, неуверенно кивнула.

   — А если веришь, слушай… — Кирилл глубоко вздохнул. – Мы найдем эту чертову землю, чего бы мне это не стоило. Но главное, не сдаваться, понимаешь? Кто ищет, обязательно найдет.

   — Но…

   — Это как идти на свет в конце тоннеля. Рано или поздно обязательно дойдешь! Но нужно верить.

   — А если нет там никакого света и мы просто-напросто погибнем?!

   — Он есть. Всегда. Но лишь для тех, кто к нему отчаянно стремится. Если сделаешь, как я скажу, то все получится. Я обещаю, милая, мы проплывем!  

   В воде послышалось бурление, зашелестело. Что-то крепко стукнулось о лодку и толкнуло ее в сторону. Под днищем крепко вздрогнуло. Звук был похож на хлест рыбьего хвоста – и, судя по всему, их было много.

   — Втыкай! Втыкай, пока они нас не услышали! – Кирилл взмахнул связкой наушников. Кровь отхлынула от щек, глаза расширились, лицо исказила страшная гримаса.  

   Юля не стала уточнять, о ком он говорит, молча взяла наушники, воткнула в уши. Шум воды вспороло резкое шуршание, которое сменилось ватной тишиной. И больше ничего не стало слышно.

   Девушка свернулась на дне лодки и поджала ноги. Над головой зашуршал наушниками Кирилл, лег рядом. Теплое прикосновение шершавых рук заставило ее расслабиться, и стало чуточку теплее. Понимание, что рядом он, любимый и единственный защитник, успокаивало.      

   А пока они прижимались друг к другу, словно два замерзших пса, вокруг лодки пошла мелкая рябь. Из воды одна за другой стали высовываться черные головы.

   Корабль начало трясти от топота. Люди толпились, всюду разлетались крики, изредка проскакивала сбивчивая речь, но тут же утопала в стадных воплях. Палуба ходила ходуном, пол то и дело вздрагивал, перед глазами, как мелькающие фотоснимки, проносились призрачные силуэты. Лица темные, размытые, и видно лишь безликие фигуры, суетящиеся – словно муравьи в гигантском муравейнике.

   Небо заслоняли плотные белесые скопления, сквозь них едва проглядывали тусклые крупицы звезд. Ветра не было, но холод жег немилосердно. Туман наплыл со всех сторон, спрятав от глаз почти весь мир. Угадывался только небольшой участок судна с бушевавшими на палубе людьми – и больше ничего.

   Самойлов стоял подальше от толкучки, чувствуя холодное посасыванье в животе. Рядом вздрагивал Борис – на лице застывшей бледной маской отразился ужас. Случилось то, чего они по-настоящему боялись.

   Паника. Давящая, безвыходная.

   — ТИХО ВСЕМ!

   Самойлов вскинул руки, привлекая внимание толпы.

   Собравшиеся замерли, как будто всех одновременно хлыстнули кнутом. Полторы сотни заспанных чумазых лиц воззрились на Самойлова. Капитан сглотнул. По спине скользнула ледяная змейка.

   — Сейчас по очереди спускаемся в каюты! Женщины и дети остаются! Мы с Борисом и другими мужиками за оружием! Бегом!

   — И главное, не создавайте толкотни! – поддержал Борис. – Себе же сделаете хуже!

   Но никто и не подумал уходить. Мужики стояли злые, краснолицые, а женщины от страха сделались похожими на восковые статуи. Из-за спин выглядывали сонные детские лица. Ребятня смотрела с любопытством, остальные – с опасением и нескрываемой агрессией.

   — А не пошли бы вы! – прогрохотало из толпы, как выстрел из ружья. – Что за фигня вокруг творится?!

   Самойлов схватился за голову. Хотел ответить, но язык словно в тиски зажали. На выручку пришел старпом:

   — Успокойтесь! Мы попали в зону тумана! Обычного тумана…

   — Обычного?! Тогда какого лешего нас посылают за оружием?!  

   Толпа тревожно загудела. В первых двух рядах крики усилились, раздался топот, ругань, кто-то стал свистеть, а кто-то посыпать капитана угрозами.

   Самойлов стиснул зубы так, что челюсть хрустнула.

   — Послушайте…

   — Да мы и так тебя все время слушаем! – гаркнул седой сутулый старикан в очках с кудрявой шевелюрой впереди толпы. – Ты у нас мужик авторитетный, вот и объясни, откуда здесь такой туман? И не говори, что не знаешь!

   — Все он знает, тварь трусливая! – донеслось откуда-то из центра столпотворения. – Скажи нам правду! 

   Толпа согласно зашумела. Мужики в первом ряду стали украдкой переглядываться, губы их зашевелились. Самойлов ощутил прилив звериной злобы. Сейчас он был как муравей против огромной стаи саранчи – беспомощный и жалкий.

   Из толпящейся галдящей массы продолжали вылетать смелые фразы:   

   — Зачем нам капитан, который лжет? Никто его не выбирал!

   — Так может, сами выберем достойного, который будет с нами честен?

   Палуба взорвалась громогласным «дааааа!».

   — Вышвырнуть за борт этого лжеца!

   Балаган рвануло оглушительное «хлоп!». Почти все головы в толпе пригнулись, и глаза собравшихся вспыхнули ужасом. Несколько мужчин в тулупах начали оглядываться, остальные не рискнули даже шевельнуться. Стало непривычно тихо.

   Самойлов сам не ожидал такого поворота. Вздрогнул, обернулся.

   За спиной стоял Борис, решительный и грозный. Правая рука смотрела в небо и уверенно сжимала пистолет. Из дула вытекала струйка дыма. Старпом ошпарил экипаж свирепым взглядом, выпалил, как заведенный:

   — Считаю до трех! Не разойдетесь, каждого начну отстреливать!

   Крик старпома громыхнул молнией и стер всю злобу с лиц собравшихся. Несколько секунд толпа безмолвствовала, а потом в первом ряду кто-то испуганно проверещал:

   — Натаныч, ты чего? Мы же не звери, в самом деле!

   — А по-моему, как раз на них вы и похожи!

   — Спрячь оружие, старпом, — добавил кто-то из толпы. – Тебе же с нами жить…

   — ВСЕ ПО КАЮТАМ, Я СКАЗАЛ!

   Раздалось недовольное бурчание. Люди зашумели, зашептались, но противиться никто не рискнул. Толпа стала мало-помалу расходиться. Уже через минуту палуба изрядно опустела. Осталось двадцать-тридцать человек от общей массы, но насчет них капитан не беспокоился.

   Борис развернулся и потопал через палубу. Самойлов вмиг догнал его, спросил тревожно:

   — Борь, откуда ствол?

   — Уже два дня ношу его с собой. Как чувствовал, что что-нибудь случится!

   Капитан остановился, развернул приятеля к себе.  

   — Спасибо, Борь! Теперь послушай, что мы будем делать дальше…

   Толчок! Корабль дернулся и пошатнулся. Под ногами пронеслась стремительная дрожь. Внизу пронзительно заскрежетало, словно железо напоролось на что-то твердое, неподвижное. Судно застыло без движения.

   Самойлов поймал взволнованный взгляд старпома, и они метнулись к краю корабля.

   Из воды, похожие на грубые остроконечники, торчали каменные выступы. Их облепили плотные скопления ракушек, по бокам жирными щупальцами вздрагивали водоросли. Выступы рассыпались вокруг «Вальтера» плотным рядом, некоторые по высоте были почти как половина судна, а другие маленькие, полукруглые, почти не видные под черной гладью.

   Самойлов ощутил, как в горле что-то сжалось, затвердело. Борис подпрыгнул и уставился на друга выпученными глазами:

   — Твою мать! Как чувствовал, не надо было плыть!

   — Спокойно! Только же все утряслось…

   — Что утряслось, Мишаня? Ты еще не понял? Нам хана! Оказывается, не врал тот хмырь про рифы…

   — КАПИТААААН! С ТОЙ СТОРОНЫ!

   Самойлов даже не успел взглянуть, кто крикнул. Кинулся вправо, добрался до поручней, глянул вниз.

   Между разбросанных щербатых рифов выглядывало шесть голов – рыжеволосых, абсолютно одинаковых. Темные фигуры почти полностью погружены под воду, головы опущены, до плеч спадают липкие растрепанные космы. Через несколько секунд правее показались еще пять таких рыжеголовых, потом еще, еще, еще.

   Шлеп, шлеп! Больше десятка черных рук прижались к днищу, и фигуры с плеском вынырнули из воды. Стали взбираться вверх, цепляясь пальцами за стенки корабля. Тишина наполнилась звонким шлепаньем. 

   Внутри у капитана все оборвалось. Он крикнул не своим, упавшим голосом:

   — Борис! Оружие…

   Головы внизу вдруг поднялись – и стало видно морды тварей. Черные, словно обмакнутые в жидкую смолу, с узкими щелями ноздрей и темными провалами беззубых пастей. Кожа обтягивает череп, как резиновая маска, и спадает по бокам вислыми складками. Узкие плечи дергаются в такт движениям костлявых рук, ниже болтаются темные груди, похожие на шмотки оборванной плоти.

   В темноте сверкнули белые глаза – и будто бы прожгли Самойлова насквозь, заставив отшатнуться. У капитана задрожали руки.

   За спиной уже гремел надсадный топот, тишина взорвалась криками. Палуба, судя по шуму, вновь заполнилась людьми. Рядом блеклой тенью вырос силуэт старпома с вытянутым пистолетом. Оглушительно загрохотали выстрелы, ударил по ушам звериный рев Бориса.

   В одно мгновение все погасило странное шипение. Пронзительное, режущее слух, как будто барахлил приемник. А потом оно сменилось… пением. Приятным и одновременно невозможным. Казалось, в нем смешались детский смех, звон колокольчиков и женское сопрано.

   Но откуда эти завораживающие звуки?!

   Вопли экипажа понемногу выбивали из сознания загадочное пение, но голоса становились громче, ощутимее. Капитан смахнул со лба холодный пот и огляделся. Чуть левее, возле поручней стояли трое лысых мужиков со вскинутыми «калашами». Глаза застелены туманом, рты открыты, головы опущены – и все, как зачарованные, смотрят вниз на приближающихся тварей.

   Самойлов попытался отойти, но руки словно приросли к железным поручням, а ноги отказались слушаться. Слух ласкало притягательное пение и не давало шевельнуться. Тогда он выпалил что было сил:

   — Палите! Черт! Не позволяйте им забраться на судно!

   Однако мужики не шевелились. Автоматы выскользнули из дрожащих рук и улетели в черную пучину. Руки стрелков так и остались вытянутыми. Мужики уставились на воду и окаменели.

   Капитан невольно пошатнулся. Веки сделались свинцовыми, усталость навалилась тяжким грузом, ноги подкосились. Самойлов слабо шевельнул губами, выдавил последнее, что смог:

   — Юля… Доченька…

   Она ведь тоже была здесь, на Черных рифах!

   Осознание того, что дочки больше нет, пришло с секундным опозданием и больно царапнуло сердце. По щекам покатились слезы.

   И прежде чем на палубу вскочили несколько черных теней, веки захлопнулись, и капитана унесло во тьму.  

                                                                   ***

   Выйдя на улицу, Степан поежился. Старый тулуп почти не согревал, а ветер то и дело сбрасывал с макушки меховую шапку. Под ногами все заледенело. Лед хрустел, ветер швырял в лицо снежную пыль, луна, висевшая лимонно-желтым диском, освещала половину берега.     

   И зачем Губерману понадобилось вызывать его в три часа утра? Да еще и на улицу, в минус сорок! Подумаешь, поспал на посту пару часов! Максимум, что ему светит – выговор, и то, если начальство узнает.

   На фоне взбушевавшегося океана черной тенью вырисовывался силуэт майора. Губерман стоял по колено в воде и весь дрожал: волны поднимались такие, что могли накрыть по самый пояс. Степан направился к майору мелкими шажками. Подошел к воде, откашлялся, оповещая о своем присутствии.  

   — Капустин, где тебя носило? – буркнул Губерман. – Или ты опять в каптерке дрых?

   Майору явно было «хорошо». Шапка набекрень, тулуп напялен кое-как, щеки распухли, и уже отсюда чувствуется крепкий перегар. Похоже, не один Степан решил устроить себе выходной.

   — Никак нет, товарищ майор! Я просто…

   Тут его взгляд упал майору под ноги – слова застряли в горле твердым комом.

   На воде покачивалась лодка. Небольшая, метра два в длину, резиновая, на моторе. В ней лежали парень с девушкой, прижатые друг к другу. Девушке на вид не больше двадцати: черноволосая, с пышными прядями и аккуратным носиком. Совсем еще зеленая, но для своих лет бессовестно красивая. А рядом парень – остролицый, коренастый, с темной безобразной шевелюрой и неровным шрамом на щеке. Старше девчонки лет на пять, а то и больше.

   Губерман схватился за край лодки, потащил ее на берег. Вытянув, едва не поскользнулся. Выругался и со злостью зыркнул на Степана:

   — Чего встал? Помогать кто будет?

   Но тот стоял, как громом пораженный. Этих ребят в лодке он видел впервые, и у него не было ни малейшего предположения, откуда они могли взяться.

   — Кто они?

   — А я откуда знаю? Только что на берег выкинуло.

   — Мертвые?

   — В отключке. Но жить будут как пить дать.

   Степан еще раз посмотрел на лица незнакомцев. Бледные, осунувшиеся и совершенно незнакомые.  

   — То есть как «в отключке»?..

   — Молча, Степа, молча! Эти голубки каким-то образом прорвались через рифы, — сказал Губерман и почесал затылок. – Без одной царапины!

   — Вы сами знаете, что это невозможно. Сколько раз мы слышали оттуда крики. Ни одно судно еще не вышло из тумана. Ни одно! А тут какая-то резиновая лодка…

   Губерман беспомощно развел руками.

   — Если бы я знал. Фигня какая-то необъяснимая.

       Степан нагнулся, осмотрел сначала парня, потом девушку. Что-то хмыкнул себе под нос и запустил руку крепышу под голову. 

       — Вот оно что, — в пальцах блеснула связка смотанных наушников, и он потряс ею перед майором. – Сообразительный пацан. Походу, не подействовал на них гипноз. Совсем.   

   — Хочешь сказать, что их спасли наушники? – майор недоверчиво скривился.

   — Необязательно. Вообще не факт, что они плыли через Атлантику на одной лодке. Возможно, у них был корабль, который, как и все, не избежал встречи с сиренами. А эти, — он кивнул на парочку в лодке, — поняли, что экипажу кранты и решили сделать ноги.

   Губы майора искривила беспощадная усмешка.

   — То есть твари потопили весь корабль, а лодку… не заметили?

   — Думаю, пока сирены пожирали экипаж, лодка спокойно вышла из тумана и проплыла оставшиеся полмили. А от гипноза их действительно спасли наушники. 

   — Эх, Степа… Мне бы твою логику, – хмыкнул Губерман и махнул рукой. – Ладно, шут с ними. Очухаются, сами все расскажут. Кажется, у нас на базе пополнение.  

   Степан непонимающе уставился на майора. Глаза поползли  к бровям.

   — Мы что, оставим их на базе?

   — Ну а что ты предлагаешь? Обратно в океан отправить?

   — Нет, но нас и так больше двух тысяч человек! Оружие, провизия, жилые блоки – все уже расписано! Куда мы их, по-вашему, впихнем?

   —  Дурак ты, Степа! Столько лет одни на этом острове, скоро захиреем здесь от скуки и однообразия. А тут в кои-то веки повезло людей новых встретить. Неужели сам не рад?

   — А я чего? – насупился Степан. – Спросить уже нельзя? 

   — Бери давай. Потащим их в медпункт. А то замерзнут, не дай бог, перед начальством сам оправдываться будешь!

   Степа помолчал секунды две, кивнул. Осторожно взял под руку сжавшегося парня и, пыхтя, взвалил на плечи. Губерман легким движением руки поднял девчушку, перекинул через правое плечо, и они со Степаном потопали к главному входу.