Каждое утро, приходя на работу, Миша наблюдал одну и ту же картину. Его шеф – руководитель проекта «Лабиринт», гений и деспот, он же скромное светило отечественной науки в звании д.м.н. – Виктор Петрович Астанин – кормил свежайшим сыром своих любимцев. Грызуны, как и полагалось опытным животным, жили в клетках, занимавших пространство вдоль всей дальней стены вспомогательной лаборатории. В восемь утра срабатывала автоматика, дверцы клеток открывались, запуская крыс в прихотливый многоэтажный лабиринт из прозрачного оргстекла, на выходе из которого, в специальном ответвлении, Виктор Петрович клал щедро нарезанное лакомство. «Скромным светилом» Михаил Ильич называл начальника не за скудость ума и самодурство, а за разработки, о которых широкой общественности не полагалось знать.
Сегодня, несмотря на то, что Миша пришёл на час раньше, крысиные животы уже ощутимо округлились, а Виктор Петрович сидел за старым рабочим столом, по привычке рисуя в тетради кружочки и стрелочки. Несмотря на торжественность момента шефа в таком состоянии трогать не стоило. Михаил Ильич на цыпочках прошёл мимо него в Третью лабораторию, скрытую за массивными стальными дверями. Здесь круглосуточно гудели мощные компьютеры, пощёлкивало и попискивало оборудование в жгутах и сочленениях разноцветных кабелей, и дежурили двое сотрудников из группы Астанина. Одного из них Миша сменил за операционным пультом, запустив программу, над усовершенствованием которой они с Виктором Петровичем работали последние несколько лет. Через полчаса появился шеф. Вошёл, по-военному чётко ставя ногу – Миша даже залюбовался им. Коротко стриженные седые волосы, тонкое, породистое лицо, глубокие пронзительные глаза, в глубине которых горел фанатичный огонек. Белоснежный накрахмаленный халат, стрелки на брюках и блестящие ботинки – иллюстрация из модного популяризаторского журнала, ей-богу, а не работник заведения, подобные которым ранее называли «почтовыми ящиками». Виктор Петрович не отличался педантизмом, но дисциплина, аккуратность и некая внутренняя сила присутствовали во всех его действиях. Сотрудники восхищались им и побаивались. Миша, который знал шефа лучше других, восхищался им безмерно. И боялся.
Постепенно подтянулись другие члены группы. Ровно в девять ноль-ноль Астанин, словно капитан корабля, сел в своё кресло рядом с Мишиным, аккуратно положил перед собой руки и негромко сказал:
– Работаем.
– Начать запись! – тут же отреагировал ассистент. – Проект «Лабиринт». Социальная опытная линия. Объект номер ноль ноль двадцать пять. Подключение осуществлено.
– Зона покрытия? – спросил Виктор Петрович.
– Сейчас пятьдесят три процента, – ответил один из сотрудников, не отрывая глаз от своего монитора. – Маловато.
– Стресс, – пожал плечами Астанин. – По возвращении домой процесс поглощения у Двадцать пятого пойдёт быстрее. Отслеживайте динамику покрытия.
– Есть, Виктор Петрович.
– Уровень мозговой активности в норме?
– Немного ниже.
– Стресс, – повторил шеф. – Не вмешиваемся, просто наблюдаем.
Димка вышел на крыльцо больницы и прищурился, пытаясь разглядеть ожидающих друзей и её… Аню. Анечку. Его лучик. Покрытая плиткой площадка у ступеней была пуста. Разочарование не успело испортить настроение – друзья налетели сбоку – прятались за углом здания. Затискали, зацеловали. После серьёзной автокатастрофы, в которую он попал на старенькой девятке, отданной отцом, не чаяли увидеть его так скоро здоровым, на своих ногах. Венька, Бублик, Пашка, Марго и Ленка – волна охламонов схлынула, оставив рядом Аню. Ветер играл рассыпанными по плечам солнечными кудряшками, голубые глаза смотрели настороженно – дурочка, до сих пор переживает за него, а он здоров. Здоров и силён, как Кинг-Конг!
Димка подхватил девушку на руки и закружил. Она вскрикнула, упёрлась ладонями в грудь, нахмурилась:
– Отпусти меня. Сейчас же поставь на землю! Тебе нельзя тяжёлое поднимать!
Он послушался. Поставил её рядом с собой, забыв обо всём, принялся целовать, куда попало – в губы, щёки, сердитые глаза, нос. Аня нерешительно провела пальцами по шраму над его левым ухом. Волосы там только начали отрастать.
– Да ты, брат, плешивый! – хохотнул Бублик.
– Хорошо, не горбатый! – в том ему ответил Димка.
– Отмечаем у меня! – заявил Пашка.
Родители недавно купили ему однушку, которой он очень гордился. Ремонт помогали делать друзья, те самые охламоны. И теперь с удовольствием «обновляли» кухонный гарнитур, диван, два кресла и «плазму».
– Извините, ребята! – Дима, наконец, оторвался от Ани, но руки её не выпустил. – Мне домой надо. Мама ждёт, волнуется.
– Тю! – присвистнул Венька.
– Сыночка маменькин, – глаза Марго ехидно блестели из-под огромного кепи.
Девушка была красива и остра на язык – о чём прекрасно знала и беззастенчиво использовала, совершенно по-детски пытаясь заставить мир прогнуться под себя.
– Не обижайтесь, – честно попросил Димка, – давайте в субботу соберёмся. А то я завтра в институт, и до ночи, там, наверное, столько хвостов набралось.
– Тяжела и неказиста жизнь примерного сына, отличника и светлой головы всего курса! – махнул рукой Бублик – его однокурсник. – Ладно, бывай! В пятницу созвонимся.
Ребята попрощались и ушли, оглядываясь на оставшуюся парочку и посмеиваясь. А Димка снова прижал Аню к себе и постоял с ней в обнимку на ступенях больницы, не обращая внимания на снующих туда-сюда людей.
– Я так за тебя испугалась, знаешь? – пряча лицо у него на груди, сказала она.
– Дурочка, – он прижал её к себе так крепко, как мог, – обычное сотрясение мозга, да пара швов за ухом – и вся беда!
– Сам дурак! – неожиданно разозлилась она и вдруг разрыдалась, сопротивляясь его попыткам заглянуть ей в лицо.
Надо же, она не плакала, когда позвонила Димина мама и сказала, что он в больнице. Не плакала, когда в первый раз пришла его навещать и увидела перебинтованную голову. И во время всех последующих визитов не плакала. А сейчас…
«Закончу институт – женюсь! – неожиданно для себя решил Димка. – А может, раньше женюсь. Главное, работу найти!»
– Крысы… – задумчиво сказал Виктор Петрович и положил очередную пластинку сыра в лабиринт. – Крысы, Миша, умнейшие существа на планете. Знаешь ли ты, что они обладают абстрактным мышлением, как и человеки? Но скажи мне, есть ли у этих замечательных животных свобода воли?
– Свобода воли подразумевает наличие разума, – удивился Михаил Ильич и, сняв с лотка кофемашины фарфоровую чашечку, поставил вторую, нажал на кнопку. Машина загудела. – Называя крыс умнейшими животными, вы подразумеваете наличие у них разума?
– Что мне нравится в тебе, Михаил Ильич, – добродушно улыбнулся шеф, – это то, что ты всегда просчитываешь варианты на две строчки вверх и две строчки вниз. Не больше и не меньше. Ты предсказуем, Миша. Обладаешь ли ты свободой воли при этих условиях задачи?
Ассистенту стало не по себе. Рука дрогнула, кофе пролился на белоснежное блюдечко. Миша поставил перед шефом чашку с чистым блюдцем, а себе взял замаранную. И посмотрел ему в глаза.
– Мне бы хотелось в это верить, Виктор Петрович! – с нажимом сказал он.
Шеф отхлебнул обжигающий напиток и даже не поморщился.
– А мне бы хотелось верить в свободу воли крыс, Миша, – помолчав, сказал он и поднялся, чтобы положить еще один кусочек сыра в лабиринт. – Но я не верю.
Димка зашел на кухню и сразу почувствовал атмосферу. Ждущую… тяжёлую… Узнали предки!
Отец сидел за столом, делал вид, что читает газету. Мать хлопотала у плиты. Когда Димка зазвенел ключами, Василий Сергеевич аккуратно свернул и отложил газету. Он терпеливо ждал, пока Димка вымоет руки, умоется, шумно фыркая в раковину, натянет домашнюю футболку и спортивные брюки, и войдёт на кухню.
– Ну, сын, рассказывай! – негромко сказал он. – Почему мне из института звонили?
Димка отвернулся. Отрезал ломоть хлеба, достал колбасу из холодильника, соорудил бутерброд. Мать, привалившись боком к подоконнику, смотрела в окно. Уголки её рта были опущены. Расстроилась… всерьёз.
– Наверное, потому, что я бросил институт, – с набитым ртом ответил он. – Пап, я собираюсь на Ане жениться. Будем квартиру снимать. Она на первом курсе только, ей учиться надо.
– А тебе? – вдруг сдавленно сказала мама. – Тебе не надо?
– И мне надо! – Дима осторожно отложил бутерброд, ощущая, как растёт в сознании что-то новое: упорное, упрямое, несгибаемое. – Позже, мам. Я ещё вернусь к этому.
– Ты уходишь с четвёртого курса! – воскликнул Василий Сергеевич. – Жениться он надумал. Ну, надумал, так надумал! Анюта – девушка хорошая, мы с матерью с ней уживёмся. Не нужна вам квартира – у нас будете жить.
– Не буду, – Димка с сожалением поглядел на бутерброд и пошёл в прихожую – одеваться. – Я хочу сам! Всё сам, понимаешь, отец!
И, не сдержавшись, он со всей дури хлопнул входной дверью, выскакивая на улицу. Подальше от разговоров.
– Пятая партия крыс вчера отправлена самолетом МЧС в Ташкент – там сейчас сейсмоопасная обстановка. Шестая будет готова через две недели контрольных тестов.
– Куда полетит? – Виктор Петрович задумчиво смотрел на грызунов, деловито снующих по лабиринту.
– В Екатеринбург. Искать прорывы в сетях водоснабжения, а то их там вечно затапливает.
– Это хорошо, – покивал шеф. – Будем считать, что Первая лаборатория вышла на производственную стадию. А что с собачниками?
Миша пригорюнился. Оттягивая ответ, снял и принялся тщательно протирать извлечённым из кармана чистым платком очки в тонкой металлической оправе.
– Запаздывают они, Виктор Петрович. Не удаётся переломить доминанту хозяйской воли прямым воздействием наноботов на мозг. При получении противоположных команд от инструктора и с пульта собаки умирают от разрыва сердца, не в силах решить дилемму подчинения…
– Рабы не мы, мы не рабы… – пробормотал шеф и тяжело посмотрел на ассистента, отчего тот сразу же почувствовал себя виноватым в срыве графика исследований Второй лаборатории.
– Ты предупреди Илью Андреича, что я к нему на днях с инспекцией пожалую, – по-доброму сказал шеф. – Пусть записи приведёт в порядок гений наш, а лаборанты его халаты накрахмалят и собакам зубы почистят.
Он снова отвернулся к крысам. А Миша украдкой оглядел свой халат – второй день всего ношен, но белизна не такая, как у шефского! Такое ощущение, что Виктор Петрович каждый день новый одевает, а старый выбрасывает!
– Чего мнёшься, Миша? – вдруг спросил шеф, и Михаил Ильич вздрогнул, словно его застигли за чем-то неприличным.
– Спросить хотел, – всё-таки нашёлся он. – А зачем предупреждать о проверке? Лучше неожиданно нагрянуть и увидеть всё, как есть!
– Ты, Михаил Ильич, прав на две строчки вверх, – усмехнулся шеф. – А теперь найди в себе силы додумать, исходя из того, что люди предсказуемы. И именно в этой предсказуемости кроется причина их управляемости!
Миша смотрел на него, как баран на новые ворота. Умел шеф так поставить задачу, что непонятно было, с какого конца за неё взяться!
– Давай, Миша, рассуждать, – так и не дождавшись ответа, Виктор Петрович заговорил сам. – Как Илья воспримет твоё известие?
– Отрицательно – мрачно ответил ассистент.
Шеф умел устраивать такие выволочки, после которых подчинённые ещё долго вздрагивали и оглядывались по сторонам.
– А точнее? – мурлыкнул тот.
– Испугается.
– Страх… – Виктор Петрович щёлкнул ногтем по оргстеклу – неторопливо трусящий мимо грызун подскочил и застыл в ужасе, поблёскивая глазками-бусинками.
Глядя на него, Миша отрапортовал, как рядовой – генералу:
– Биологическое явление, которое стимулирует мозговую деятельность после первоначального торможения!
– Хорошо! – улыбнулся шеф. – Несколько бессонных ночей перед моим визитом могут подтолкнуть гения нашего Илью Андреича к простому и изысканному решению проблемы. Ладно, Миша, вернёмся к этому в пятницу. Что там с Двадцать пятым?
– Социальные установки изменены. Парень бросил учебу, устроился работать в автомастерскую. В институте никто ничего не понимает – он был перспективным студентом и учился с удовольствием. Говорил, что радиоэлектроника – его призвание. От своего социума тоже отходит – всё чаще предпочитает проводить время только со своей девушкой или в одиночестве. Когнитивный диссонанс пытался давить алкоголем, но мы вмешались. Это повлияло бы на чистоту эксперимента. Курить мы ему позволили.
– Какова сейчас зона покрытия мозга наноботами?
– Семьдесят восемь процентов.
– Достигнет девяноста – незамедлительно сообщите мне. Я сам сяду к пульту. Будем ждать удачного стечения обстоятельств.
Вечер был пасмурен и тёмен. Аня сунула замерзшую ладошку Димке в карман, и он сжал тонкие пальцы, спеша согреть. «Неужели, именно так взрослеют?» – подумалось ему. Раньше, например, ему нравилось проводить время в компании друзей, смотреть, как зависть искорками прыгает в их глазах, когда, на виду у всех, он по-хозяйски обнимает и целует свою девушку. А теперь тишина и пустота вечерних улиц манят сильнее огней шумных вечеринок, неспешная походка уставшего на работе человека доставляет удовольствие большее, чем мысль о том, что не все бутылки пива ещё выпиты.
– Пойдём домой, – попросила Аня. – Неуютный вечер сегодня. И морось эта…
– Зато тихо, – улыбнулся Димка. – Сейчас, заяц, пойдём. Дойдём до края парка и вернёмся.
Аллея, одна из тех, что разбивали большой парк на сектора, была пуста. За то время, что они шли по узкой асфальтовой дорожке, всего две машины проехало. За спиной раздался гул мощного мотора – вот и третья. Не густо они здесь ездят.
– Закурить не найдется? – послышался голос.
Димка почувствовал, как Аня инстинктивно крепче сжала его руку. Они только что шагнули в круг света под фонарем, и были ясно видны, в то время, как собеседник оставался тёмным силуэтом, а его большая машина слепила светом непогашенных фар.
Дима, не торопясь, развернулся.
– Зона покрытия девяносто восемь процентов, Виктор Петрович. На каком блоке эмоций работаем?
– По ситуации, Миша. По ситуации.
– Димаааа… — Аня кричала, и её пронзительный крик сверлил Димкин череп.
Когда девушку затащили в чрево машины, голос стал глуше, послышались звуки хлёстких ударов, сдавленные рыдания и, наконец, наступила тишина.
Парень, попросивший закурить, вернулся к скрючившейся на земле фигуре и ткнул её окованным мыском тяжёлого ботинка под рёбра.
– Слабак! Таким как ты, девушка, тем более такая хорошенькая, ни к чему! А нам пригодится. Даже попытки не сделал её защитить! Тьфу…
Тёплая, пахнущая никотином слюна потекла по щеке. Чудовищное безволие и панический страх, охвативший Диму, когда Аню начали отрывать от него и тащить к машине, постепенно отступали, уступая место сначала недоумению, а затем и ужасу от осмысления того, что произошло. Мигнув красными тормозными огнями, джип скрылся в темноте аллеи. Димка даже номера не разглядел. Он помнил, как, почувствовав опасность, исходящую от собеседника и подошедшего к нему от машины товарища, задвинул Аню за спину, закрывая собой. Её огромные глаза смотрели испуганно, золотистые локоны блестели в свете фонаря…
…А потом чувство испуга и желание остаться в живых перекрыло негодование, заставив Димку опуститься на колени в осеннюю грязь, покорно принимая побои и страшные, разрывающие душу крики звавшей его девушки.
Он поднялся, шатаясь. И, спотыкаясь, побежал туда, куда скрылась большая машина, увозящая Аню и всю его прежнюю жизнь.
Гладкий пасюк, держа в розовых длиннопалых лапах кусок сыра, быстро работал челюстями.
– Поздравляю вас, – с трудом произнёс Михаил Ильич, понимая, что шеф не простит ему, если он этого не скажет. – Эксперимент удался!
Виктор Петрович покивал. Спросил равнодушно:
– Что с парнем?
– В морге. Самоубийство.
– Распорядитесь о кремации.
– Но родственники…
– Придумайте что-нибудь. А девушка?
– Жива. В больнице.
– Пожалуй, для номера ноль ноль двадцать шесть она подходит, Миша, как думаешь? – улыбнулся шеф.
В другое время Михаил Ильич порадовался бы тому, что Виктор Петрович с ним советуется. А сейчас едва не отшатнулся, спросил с плохо скрываемым ужасом:
– Что?
– Мы сломали ей жизнь, почему бы не починить? – уточнил шеф. – В рамки проекта это укладывается. Кем она у нас станет? Певичкой? Актриской? Или верной женой олигарха? Да, именно последний вариант может иметь далеко идущие последствия! – По лицу Астанина промелькнула улыбка. – Решено! Миша, направь в больницу бригаду с необходимым оборудованием. Проблем с введением наноботов в кровоток не будет. Главврачу позвонят о том, что девушке необходимы дополнительные исследования и анализы.
Двое стояли у большого монитора, разглядывая разноцветные кружащиеся матрицы и непрерывно строящиеся графики.
– Пора переходить на следующий уровень, как вы думаете, Владимир Александрович?
– Думаю, пора, Анатолий Васильевич, – первый чуть повернул голову и негромко произнёс: – Осуществить подключение к объекту.
Графики на мониторе зашевелились, принялись расти быстрее.
– Доложите обстановку, – приказал тот, кого собеседник назвал Владимиром Александровичем.
– Объект ноль четырнадцать – Астанин Виктор Петрович, пятьдесят четыре года. Зона покрытия на расчетное время – тридцать шесть процентов. Нарастание идет медленно, но неуклонно.
– Хорошо. Работаем.