Квартира № 66

…Если  меня совсем раздеть, то я серого цвета и на ощупь холодная. Но это ничего – зато внутри у меня туго натянутые струны и иногда они звучат – в такие моменты я просыпаюсь и начинаю петь…

Введение в домоведение

Бревенчатые дома тоже любят петь, особенно – когда за ними приглядывают домовые, которые любят жить на чердаках. Таких домов уже мало осталось, а домовых – еще меньше. Этот маленький народец, к сожалению, вырождается. Очень уж привередливы: в новых домах живут редко – только если очень позовут, а люди не догадываются их звать и тогда они умирают вместе со старыми домами. Бывают домовые-привидения, которые живут в развалинах и пустых старых домах.

Это потому, что домовые тупых домов не любят. Сами-то они древние-предревние и поэтому очень умные. А кто из умных согласится жить в глупом новом доме? Кто? А я скажу кто: только те из них, кто возьмется новый дом нянчить с малолетства да воспитывать – а это тяжкий труд!..

Дома-то ведь они сами по себе ничего не умеют: стоят себе и стоят. Молчат. Домовой пока дом разговаривать научит, думать хотя бы немного – тут сколько ж времени-то уйдет!

Я вот, например, особенная: потому как даже не дом, а всего лишь квартира, а то, что говорить умею – это вообще большая редкость, по своим соседкам знаю. Те совсем тупые: 65-я, например, умеет только скрипеть и хихикать, а 67-я – становиться пунцовой как помидор. Но они еще ничего: 70-я вот вообще аморфная – молчит или храпит, а 62-я вообще никогда ничего не произносит, но все-таки она мне нравится, потому что умеет слушать и согласно кивать.

Я-то такая особенная, потому что во мне, когда я еще  была только коробкой на ветру, ночевал великий маг: он трое суток без остановки летел на юг, в Африку – у него там были срочные дела. Он так устал, что решил заночевать в первом попавшемся месте: создал себе уютный купол и завалился спать. От его сна (а снилось ему стадо коров возле храма) я и пробудилась. Маги – они любят домовых, потому как домовые – это их меньшие братья.

Так о чем это я? О стаде коров. Коровы эти жалобно мычали, потому что их пастушок умер. Они топтались возле  него, а он никак не хотел просыпаться. Так продолжалось до тех пор, пока не проснулся сам великий маг. Проснувшись, он сделал самое важное дело: старательно вспомнил свой сон и даже создал картинку клубами дыма из трубки – великие маги, когда пробуждаются, всегда так делают, если только их не разбудила большая опасность или важное дело. Большие опасности у великих магов бывают не часто: полог, в котором они спят, их будит много раньше, чем приходит эта опасность и они, как правило, успевают к ней подготовится и даже вспомнить свои сны – если только такая опасность не исходит от другого великого мага, не менее сильного. А важное дело у моего мага было – но ни одно, даже самое важное дело, не заставит мага опрометчиво пренебречь тем, что в его сне была смерть. Поэтому великий маг долго курил трубку и размышлял над своим сном, пока, наконец, не рассмеялся, стукнув себя по лбу и не закричал:

 – Просыпайся, лежебока!

Зычно так закричал, так зычно, что у меня внутри запели струны. Но кричал он не мне: ни один маг, а тем более великий, не опустится до разговора с бетонными стенами квартиры, тем более такой молодой, как я тогда. Он закричал так домовому, который был где-то глубоко под нами.

Тот с большим трудом выполз откуда-то снизу, просачиваясь сквозь стены.

У меня в полу он застрял: голова наверху – остальное внизу.

 – Ах ты, малыш! – ласково рассмеялся маг, и выдернул его за уши. Домовые – они только самим себе да людям кажутся старыми и мудрыми, а для великого мага все они – малыши, кроме, разве что, самых старых.

Домовой заворчал слегка от такого обращения, но поклонился вежливо, как полагается кланяться великому магу.

 – Зачем звал, Кирибей? – прошептал едва слышно.

 – Зачем?! Он еще спрашивает! Ты посмотри на себя Варфоломей, или как тебя там?

 – Прохором кличут…

 – Ты посмотри на себя: тень одна. Еще немного – и совсем бы сгинул. Куда это годится?

 – Куда-куда… Такой дом поломали! Лучший из моих домов: триста лет его холил…

 – Ну, ну… Не скули. Как щенок, ей богу. А еще из старых… Как дети вы все!

Маг достал откуда-то из-за пазухи кувшин теплого молока и краюху хлеба и поставил перед Прохором.

 – На-ка вот подкрепись, да отдохни в моем пологе. И не дури – ищи себе новый дом. Последил бы за тобой, да не досуг – спешу. Ну, бывай!

Запахнул свой черный плащ (это одежда такая у магов – плащ и обязательно до пят) – и нет его, улетел по своим мажьим делам.

 А Прохор остался: выпил свое молоко, потянулся сладко, да тоже спать завалился: только теперь он уж не шептал как раньше, а богатырски храпел – в маговой-то постельке.

И все бормотал во сне:

 – Холил его, лелеял… Всех жуков, тараканов повывел… А они его… Эх…

Так он и говорил – да так жалобно, что я не выдержала и поддержала его:

 – Холил… лелеял…

Так вот он спал и бормотал, а я ему вслед:

 – Одна стена – хрясь… Вторая стена – хрясь… Бульдозер – фыррр…

Потом, когда он, проснулся, я и говорю ему:

 – Бульдозер фыррр…

А он мне:

 – Молчала бы, глупая, что ты понимаешь!

Другая бы обиделась, и больше ни слова. А я ему:

 – Стена – хрясь… Молчала бы глупая…

Смысл-то я понимала: домовые они особенные, почти как маги – их любые стены понимают, а вот сказать не могла, слов не хватало.

Прохор почесал в затылке и сказал грустно:

 – Ну что за судьба мне – с бетониной говорить. Дожил, ахоньки! Лучше бы меня Кририбей не будил: истлел б я потихоньку, растворился…

А я ему:

 – Дожил, ахоньки…

Он рассердился:

 – Вот заладила, попугаина бетонная. Послал ведь бог… Ладно, не сердись. Учить тебя буду…

И стал учить. Всё про старину больше говорил, про уклад деревенский да домики бревенчатые. Да о людях – они ему вроде как родственники. Не совсем правда – он-то из старого народу, они помладше будут, зато много выше ростом. По их меркам – он вроде карлика с бородой. Иных людей он, правда, любит, но немногих – только тех, кто за домом своим следит и за мыслями – чтобы все в чистоте было. Да чтоб к праздничку не забывали домовому молока ставить – не всё же у кошек таскать…

Одного всегда добрым словом поминал: Степаныч, говорит, на масленицу мне всегда пару блинов поставит – когда с маслом, а когда и с икрой в хороший год. Да и мужик справный – у коровы молоко, что сливки, пить одно удовольствие…

Долго он со мной возился: конец весны, лето и половинку осени. Пока опять не стал совсем хилым и прозрачным, как раньше. Прости, говорит, пора мне – туда где тепло, где люди… Не могу, говорит я среди голых твоих стен… Хотя, мнится мне, не хотел он уходить – видно магово-то место долго силы дает… А люди? Вон, строители, говорю ему, не люди разве? Ходят, стучат чего-то, ругаются, водку пьют. Нет, говорит, мне надобно, чтоб хозяева были – а эти что? Разве ж они хозяева! И ты – извини конечно – но тоже что-то непонятное: вроде и дом и не дом, недоделанная какая-то…

 В общем, расстались мы. Я даже обиделась слегка, хотя понимала: не к таким домам он привык, если б не маг, то вообще бы разговаривать не стал… Ушел он, а мне и поговорить не с кем. Впрочем, с соседками-то я по-своему могу общаться: они, те что поближе, тоже хоть чуть-чуть, да все же понахватались.

Тут дело такое: у всех нас, будь ты даже бетонной стеной, есть свой момент истины: вот та, что справа, почему краснеет? А потому что там мастер красноносый распекал своих работяг: орал так, что небу тошно было. В этот-то момент стена первый раз и отреагировала – покраснела. Теперь она может месяцами спать, но как крик услышит – проснется обязательно. Снизу – там музыку любили послушать. А та, что слева – скрипит: ну, тоже понятно: услышала скрип и повторяет как дура. Да ладно, что с них взять?

В общем, скучала я и дремала до тех пор, пока в дом не начали заселяться жильцы.

 Вот тут уже стало поинтереснее.

Расстановка

Всеми своими спинами я ощущала перемены: входили и выходили люди, принося за собой мебель, животных и запах пищи. Меня время от времени сверлили, оклеивали обоями, ругали матом. Но все это происходило где-то на периферии: в уютном гнездышке моего нутра было тихо.

…Но тоже – до поры, до времени.

Как-то утром, когда соседи слева еще спали, а справа – уже спали, мою дверь распахнули и в нее буквально ворвались сразу несколько человек. Они что-то горячо обсуждали.

 – У меня ордер на эту жилплощадь! – кричал полноватый сорокалетний блондин, поправляя очки, съезжавшие на кончик носа.

 – Извините, но ордер на эту квартиру у меня! – отвечал ему худощавый брюнет. 

Любопытно, что у каждого из них было несколько сочувствующих. Дело явно попахивало дракой.

 – Покажите мне ваш так называемый ордер, – взвизгнула какая-то белокурая дамочка, обращаясь к брюнету.

 – Вот еще! – гордо ответил тот и прошел в гостиную. – Кто вы такая, чтобы требовать у меня ордер?

 – Это вы кто такой! – отвечала она. – Небось тот самый Сидоров, который неизвестно откуда выплыл в списке? Сколько дал «на лапу», подлец?

 – Ппп-апаршу! – отозвался тот. – Моя фамилия Сидорков!

 – Тем более!!!

Прения длились не меньше часа и закончились уж вовсе удивительно: брюнет, назвавшийся Сидорковым, оккупировал мою гостиную с явным намереньем не сходить с занятой позиции.

Блондин не менее решительно уселся на тюке вещей в спальне.

 – Безобразие! – сказал он. – Я член правления!

Членом правления чего являлся блондин, мне узнать не довелось: толпа, переругиваясь на ходу, перенесла прения за мои стены, оставив двоих мужчин наедине.

Представившийся членом правления блондин неожиданно миролюбиво сказал брюнету Сидоркову:

 – Евгений Палыч меня зовут.

Брюнет Сидорков взглянул хмуро и представился в ответ:

 – Михал Михалыч.

Но руки не подал.

 – Может чайку? – еще более миролюбиво спросил блондин Евгений Палыч. – У меня вот и чайничек с собой. Заварки вот только нет.

 – Ага! – почему-то обрадовался брюнет Михал Михалыч. – Думаете, я за заваркой побегу, а вы тут – фьють, и избушку – на клюшку. Не выйдет, голубчик!

Оба напряжённо засопели и на время притихли, явно что-то обдумывая.

Как раз в эту минуту это время лучи буйного утреннего солнца весело заиграли на моих голых стенах. 

…Перестук быстро движущихся лап (которых четыре)

Неожиданно член правления, блондин Евгений Палыч хлопнул себя по лбу, как человек, который что-то забыл, и решительно двинулся к двери. Брюнет Михал Михалыч Сидорков посмотрел на него подозрительно, но вмешиваться не стал. Открыв дверь, блондин, вместо того чтобы выйти наружу, высунул голову и тихонько засвистел. Брюнет смотрел на него с все возрастающим любопытством, а тот свистел все громче, время от времени самозабвенно причмокивая.

Наконец его старания были вознаграждены: на лестнице послышался перестук быстро двигающихся лап и через минуту в квартиру, весело повизгивая, ворвалась резвая белая собачка.

 – Софочка, милая, забыли про тебя! – сказал ей блондин ласково, уворачиваясь от собачьих поцелуев.

 – Это еще что! – только и успел произнести Михал Михалыч.

А та по-хозяйски прошлась по комнатам и, прошмыгнув мимо брюнета прямиком к его сумкам, энергично начала их обнюхивать. И тут…

Ефочка визжит на пять!

…И тут одна из сумок закричала нечеловеческим голосом. В ответ раздался заливистый собачий лай и, прежде чем наши герои успели что-то сообразить, из разорвавшейся сумки показалась черненькая кошачья головка, которая начала издавать звуки совершенно неописуемой гаммы. Ещё через мгновенье освободившееся от пут кошачье тело взвилось в воздух и бешеными скачками понеслось по комнатам в поисках укрытия.

 – Ефочка, господи! – взвизгнул брюнет, пытаясь схватить на руки любимицу.

Куда там! Обезумевшее животное металось по комнатам, неотступно преследуемое по пятам белой бестией, заливающейся на ходу неистовым лаем.

А в это время блондин Евгений Палыч…

Софочка походя бьёт Ефочку, а та быстрее бегает (хотя лап у нее тоже четыре)

…В это время блондин, Евгений Палыч, все еще стоял у открытой двери. Кошка пронеслась мимо него в подъезд, но перед носом своей собаки, бежавшей за ней, он успел захлопнуть дверь.

Нагнувшись к ней, член правления начал её успокаивать:

 – Тихо, Софочка! Тихо, моя маленькая… Тихо, моя хорошая…

Брюнет бросился было в подъезд вслед за своей кошечкой, но, одумавшись, остановился и в бессильной злобе набросился на незваного соседа:

 – Уберите свое животное!

Софочка, вовсе не казавшаяся такой уж злой, мирно завиляла хвостом, но брюнет продолжал:

 – Ефочка же погибнет! Она потеряется!

Евгений Палыч, придерживая за ошейник собаку, демонстративно приоткрыл дверь и махнул рукой в сторону подъезда:

 – Пра-а-шу!

 – Ну уж нет! – отозвался брюнет. – Уйти отсюда вы меня не заставите! Я, пожалуй, лучше выкину отсюда эту бестию!

 – Не выйдет! – отозвался блондин, крепко держа собаку за ошейник. – Я, конечно, сочувствую вашей кошке, но Софочку тоже в обиду не дам! Пойдем, дорогая, в мою комнату, этот злой дядька может тебя обидеть!

Он удалился к себе, затворив дверь, совершенно уверенный в том, что первый раунд остался за ним.

Я же, совершенно заинтригованная происходящим, с нетерпением стала ждать продолжения этого спектакля.

Новый герой квартиры с номером 66

На время все утихло: только брюнет в своей комнате о чем-то торопливо договаривался по сотовому телефону. Блондин в это время что-то ласково шептал на ухо своей собаке – мне думается, он совсем не осуждал её за неожиданное вмешательство.

Примерно через час тишину нарушил звонок в дверь. Брюнет, видимо ожидавший гостя, поспешил открыть дверь, а Евгений Палыч, придерживая за ошейник собаку, опасливо выглянул из-за своей двери.

Через порог решительно переступил чернявый молодой человек  с трехдневной щетиной на скуластом лице, сквозь которую поблескивали пронзительно-голубые глаза. Он одёрнул мятый белый халат, наброшенный поверх черной джинсовой куртки и, доставая откуда-то из-за спины потертый чемоданчик, деловито поинтересовался, глядя в сторону блондина с собакой:

 – Кого будем усыплять?

Ещё один «квартирант» – франт и работает на три, но и этого хватает

 – Вот, её! – замахал рукой брюнет, указывая на собаку блондина, но тот и в этот раз не сплоховал: мгновенно юркнул за дверь и, приперев ее спиной, стал яростно нажимать кнопки своего сотового телефона.

Чернявый доктор слегка потускневшим взглядом взглянул в сторону Михал Михалыча и спросил:

 – Вызов ты будешь оплачивать?

 – Я.

 – С тебя тройная такса – клиент тяжелый.

И неожиданно добавил:

 – Огурец есть?

Тот покачал головой.

 – Ну нет так нет, – легко согласился тот и, открыв наконец свой саквояж, достал початую бутылку водки и пластиковый стаканчик.

Налил его до краев, осторожно понюхал содержимое и, опрокинув залпом в рот, пояснил:

 – Для дезинфекции.

Потом покосился на дверь, за которой жалобно повизгивала причина его прихода и спросил:

 – Будем ломать?

Брюнет пожал плечами. В это время в дверь снова позвонили.

 – Не заперто! – бросил через плечо доктор, аккуратно укладывая бутылку обратно в саквояж, и доставая оттуда подобие небольшого ломика.

Дверь распахнулась, и на пороге появился молодой человек с волосами пепельного цвета в безукоризненном деловом костюме. Несмотря на столь представительный вид, было видно, что он очень спешил.

С ходу оценив ситуацию, он взглянул в пронзительные синие глаза доктора и спросил мягко:

 – В КПЗ захотели, ребята?

Из-за двери спальни раздалось довольное хихиканье блондина.

Форс-мажорные обстоятельства (семь лет на нарах)

Доктор презрительно глянул в сторону своего клиента-брюнета и, вновь открыв вновь свой саквояж, положил ломик на место.

Потом, вытащив наполовину початую бутылку, вопросительно посмотрел в сторону пепельного.

Тот, видимо не ожидая, что его миссия так быстро увенчается успехом, пожал плечами и сказал еще более мягко:

 – Почему бы и нет?

И они удалились на кухню.

Брюнет в отчаянье опять взялся за сотовый. На этот раз он говорил совсем недолго, но разговор этот его настолько взволновал, что он прибежал на кухню, выхватил из чьих-то рук бутылку, хлебнул прямо из горла, торопливо перекрестился, и убежал обратно к себе.

…Примерно через час у подъезда остановился чёрный джип, и из него вылез бритоголовый детина, а за ним еще один – чуть поменьше, который последовал за первым чуть в отдалении. Брюнет услужливо ждал их у дверей квартиры.

Детина, оставив сопровождающего в подъезде, отодвинул брюнета в сторону и, расстегнув кожаную куртку, открывшую мощную грудь, поинтересовался у него:

 – Проблемы, Михалыч?

Брюнет ловко подскочил поближе, и начал что-то горячо нашептывать ему на ухо. Детина в это время, засунув руку под рубаху, рассеянно почёсывал брюхо. Наконец, ему это наскучило и он, вторично отодвинув брюнета в сторону, двинулся к гостиной, оккупированной блондином.

Запертую дверь он вынес небрежным движением ноги и увидел Евгения Палыча, который о чем-то оживленно беседовал по телефону. Софочка испуганно сжалась в углу. Детина прищурил левый глаз и, ухмыляясь, достал из наплечной кобуры пистолет.

Направив его на несчастную псину, он успокоил её хозяина:

 – Даже визгнуть не успеет!

Дамочка – это тебе не Софочка (хоть ног у нее и не четыре)

Визг всё же раздался – но на этот раз из подъезда: в квартиру ворвалась белокурая дамочка, утром требовавшая у брюнета ордер. У неё за спиной маячил напарник детины со свежими царапинами на лице. Ворвавшись как вихрь, она кинулась к собачке и, взяв дрожащее животное на руки, закричала:

 – Это моя собака.

И – ей:

 – Не бойся, Софочка!

На глазах её блестели слезы:

 – Кто вам дал право учинять тут беспредел? Если с моей Софочки упадёт хотя бы один волос, то только через мой труп!

Форс-мажор буянит, на всех наводя страх (в гостиной четыре человека: брюнет, блондин, бритый и дамочка, плюс собака) 

Детина растерянно почесал бритый затылок рукояткой пистолета и обратился к брюнету:

 – Слушай, Михалыч, – обернулся он к брюнету, – по-моему, твоя проблема совсем не в собаке, а?

И, повернувшись к блондинке, продолжил:

 – Хорошо, я не трону твою собачку – не буду мараться. Я лучше пристрелю тебя!

Он наставил дуло пистолета прямо ей в лоб.

Но помедлил и задумчиво сказал:

 – Или даже нет… я лучше пристрелю этого придурка, – кивнул он на блондина. – По моему он-то и есть твоя проблема, а Михалыч?

Он повернул дуло пистолета в сторону Евгения Палыча и, обращаясь, к Михалычу, поинтересовался:

 – Кто из них тебе мешает больше?

Муж ценнее собачки для дамы (собачек можно завести много,

а мужей: если два– и то уже перебор!)

Дамочка, позабыв уже о своей собаке, бросилась защищать мужа. Закрыв его своей грудью, она вынула из своей сумочки небольшой газовый пистолет и завизжала:

 – Только попробуй, сволочь! Я сама тебя пристрелю!

Форс-мажор непредсказуем, на то он и форс-мажор: бьёт раз – и сразу будет труп, бьет два – и…

 – Чем, этой «пукалкой»? – ухмыльнулся бритоголовый.

Он ловким движением выхватил из пальцев дамочки пистолетик и, распахнув окно, высунул в него руку, а затем нажал на курок. Раздался хлопок, и в комнате запахло слезоточивым газом.

 – Разве ж это оружие! – сказал он презрительно.

А потом добавил:

 – А вот это – оружие!

Он взвесил в руке свой огромный пистолет.

И тут взгляд его упал на машину, стоявшую у подъезда невдалеке от его собственного джипа.

 – Твоя? – поинтересовался он у дамочки.

Та невольно сделала движение в сторону окна.

 – Вижу, что твоя!

Он присмотрелся: на заднем сидении машины мелькала чёрная тень.

 – Да ты, я вижу, собачница. – Он взглянул еще раз. – Дог? Да ещё и мраморный, если не ошибаюсь… Редкая собачка!

Он снова ухмыльнулся.

 – Так о чём это я? Ах да… о твоей «пукалке». Выкинь! – Он швырнул в угол её пистолет. – А теперь смотри!

Он взял свой пистолет двумя руками и, старательно прицелившись, выстрелил в сторону машины. Послышался собачий визг.

 – Наповал! Вот это выстрел! – похвалил он сам себя. – Спорим, следующим разнесу бензобак?

Собак оказалось три!

Неожиданно дверца простреленной машины отворилась и оттуда, ошарашенно озираясь, вылез молодой человек, а за ним, повизгивая, маленькая вертлявая болонка.

 – Ха-ха-ха! – пророкотал бритый. – Я ж говорил – собачница! А это, я так понимаю, ещё две мишени… Впрочем, в бензобак попасть труднее – значит больше славы!

Однако видимо появление новых героев всё же отвлекло его внимание: дамочка, воспользовавшись этим, подхватила брошенный им на пол пистолетик и, появившись у него прямо за спиной, уткнула дуло оружия прямо в бритый затылок бандита.

 – Может быть это и «пукалка», – сказала она вкрадчиво, – но мне думается, что тебе и такой хватит!

Бритый слегка побледнел и опустил с руку с оружием.

Сообщника бандита забыли! (напоминаю: действующих лиц

в гостиной было четыре, а теперь их стало пять, и это – не считая собаки!)

 – Сволочь, – провизжала дамочка с явным намереньем нажать курок, но в это момент почувствовала холод металла на своем собственном затылке.

 – Тихо, девочка. Не шевелись! – раздался спокойный голос.

Осторожно повернув голову, она увидела напарника бритоголового, на щеке которого всё ещё сочилась кровь.

 – Не люблю, когда бабы распускают когти! – сказал тот. – Шеф, можно я ей вышибу мозги?

 – Раньше я вышибу мозги твоему шефу! – отвечала блондинка.

А в это время…

На каждого форс-мажора найдется другой форс-мажор, иногда даже два…

В это время дверь в квартиру потряс мощнейший удар, и в прихожую ворвался человек в камуфляжной форме с пистолетом, не меньшим, чем у бритоголового.

 – Всем на пол! – заорал он громовым голосом. – Опустить оружие!

Слуга бандита, который всех бьёт – сам бандит: этот, думается, отсидел года три…

От неожиданности напарник бритоголового нажал на курок. Блондинка, нелепо взмахнув руками, упала на пол, выронив пистолет!

Человек в камуфляже….

Новый форс-мажор (из тех, кто тоже всех бьет) в действии: раз, два, три…

…Человек в камуфляже отреагировал мгновенно: напарник бритоголового упал с простреленной головой.

Сам бритоголовый, так и не выпускавший пистолет из руки, неожиданно рванулся…

Другой – тоже не фуфло, хоть и остался один. Хлоп – и в дамки!

… неожиданно рванулся в сторону блондина и заорал: любое движение – и он труп!

…

 – Вот глупые люди! – раздался откуда-то голос великого мага. – Еле успел!

Люди, неожиданно застыв, словно замороженные, действительно имели весьма глупый вид (особенно пьяницы на кухне). А посреди комнаты облик великого мага, сначала полупрозрачный, приобретал всё более материальный вид. Из-под подола его плаща выглядывала испуганная мордашка Прохора.

 – Ну и чего тебя отсюда понесло куда-то? – сказал ему маг укоризненно. – Вот при тебе они так бы шалили разве? – Он махнул рукой на застывших людей, напоминавших сейчас скульптурную группу.

Тот обиженно засопел.

 – Куда ж я с бетониной-то…

 – Зачем тогда начинал?! – грозно отвечал ему маг. – А теперь… Теперь  ты за эти стены в ответе!

Прохор засопел ещё громче, но спорить не решился.

Маг, глядя на него, сказал уже мягче:

 – Вот так-то!

И, вытащив домового из-под плаща, поставил его перед собой и снова запахнул плащ.

 – Так тому и быть – оставляю тебя здесь.

И повернулся.

 – Погоди! – завопил Прохор. – А как же эти?

Он показал рукой на группу людей.

 – Эти-то? – Маг посмотрел на них задумчиво. – Надо бы тебя с ними заставить разбираться, но…

Он ещё раз внимательно посмотрел на них.

 – …но, пожалуй, уже поздно: этот, – он кивнул на блондина, обвисшего в руках бритоголового, – уже не жилец. Поэтому оставим этого.

И показал на брюнета.

Он взмахнул рукой и все, кроме брюнета, исчезли.

Следом исчез и сам маг.

Прохор подошел ко мне и ласково погладил по одной из стен.

 – Прости меня, ладно?

Я гордо молчала, но от удовольствия очень хотелось замурлыкать.

Потом он подошёл к брюнету, стоявшему одиноко застывшей статуей, и дёрнул его за нос. Тот очнулся и испуганно заморгал глазами.

 – Ну, здравствуй, хозяин! – сказал Прохор из-за его спины.

Тот испуганно обернулся, но ничего не увидел…

Приложение к рассказу «КВАРТИРА № 66»

Этот рассказ можно было бы записать так:

1. d4  (д четыре). Белые начинают ферзевой пешкой.

2. e5 (Е пять). Черные ходят пешкой от короля. Вообще-то ход стандартный, но в данном случае это жертва пешки.

3. d:e4 (д бьет Е четыре). Белые принимают жертву: пешка d4 бьет белую пешку на е4.

4. Kc6 (к с6). Черный конь нападает на пешку противника, стараясь отыграть потерю собственной пешки.

5. Kf3 (к ф три). Белый конь соответственно защищает свою пешку.

6. Фe7 (Ф е семь). Черные повторно нападают на пешку, на этот раз ферзем.

7. Cf4 (С ф четыре). Белые еще раз ее защищают – слоном.

8. Фb4 + (Ф б четыре плюс). Неожиданный ход черных: ферзь, уже не думая о пешке, делает шах королю, нападая одновременно на слона (и на пешку!).

9. Cd2 (с д два). Слон возвращается, защищая короля и одновременно угрожая черному ферзю.

10. Ф:b2 (Ф бьёт б два). Ферзь (снова неожиданно) бьет пешку на b2, угрожая взятием ладьи.

11. Cc3 (С с три). Слон, защищенный своим конем, снова нападает на ферзя, одновременно защищая ладью.

12. Cb4 (С б четыре). Коронный ход: черный слон нападает на белого слона, ферзь остается под боем, но белый слон взять его не может, т.к. открывается шах королю. Он может взять самого слона, но при этом, во-первых, сам становится под двойной удар – ферзя и коня, а главное – ни за что теряется более сильная фигура: ладья, которой некуда уйти из-за собственных фигур: коня и пешки.

13. Фd2 (Ф д два). Ферзь защищает слона, слон защищает ладью, ситуация вроде бы снова выравнивается.

14. C:c3 (С бьёт с три). Слон бьет слона, полная иллюзия того, что это равный размен.

15. Ф:c3 (ф бьёт с три). Размен принимается, у белых иллюзия того, что ситуация выровнялась.

16. Фc1 X(ф с один Х). Ферзь ставит матовую точку в этой партии. Закрыться невозможно, отойти мешают собственные фигуры (две пешки).

Похожие статьи:

Рассказы → Что я делаю не так?

Рассказы → Мое ветреное божество