Посвящается поэту Г.Б.
Обои над столом почернели и, отстав от стены, выпирали какими-то заскорузлыми струпьями. С чего бы это? Ремонт в квартире я делал всего лет пятнадцать назад. Наверное, соседи залили, ишаки потные, а я, дурак, этого даже не заметил. А ведь еще недавно собственноручно клеил новенькие обойки, розовые в золотую полоску. Приятно посмотреть было. Не то, что сейчас.
Ну, и хрен с ними. Это не главное.
Я налил в стакан водки и выпил. Да, точно. Обои- это не главное. Какая глубокая, верная мысль, насчет обоев. Не забыть бы. Лучше записать. Где-то валялась ручка. Нет, ручка не подойдет. Слишком тонко пишет. Тут нужно что-то другое, более радикальное.
Я встал, покачиваясь, прошел в ванную. Фу, ну и вонища. Это потому что санузел совмещенный. Ведь просил же, когда сюда отправляли, хотя бы санузел раздельный предоставить. Нельзя, говорят. Нельзя-я-я-я… А то что сливной бачок сломан, и теперь в унитаз из ковшичка сливать, это — можно?
Зеркало. Это что – зеркало? И лицо в нем, неужели это лицо? Небритое, пьяное, помятое. Мешки под глазами. А глаза? Мутные, красные, больные. Сколько лет тебе, рожа? Сорок? Пятьдесят? Семьдесят?
Нет, так нельзя. Надо остановиться. Когда-нибудь надо остановиться. И я обязательно остановлюсь. Когда-нибудь. Обязательно.
Так, зубную щетку вижу, а где зубная паста, где мой «Поморин»? Вот он, на дне ванны валяется. И еще не выжат до конца. Можно даже сказать, наполовину полон. А можно – наполовину пуст. Это по настроению. Но сейчас не об этом. Сейчас нужно – записать.
Вот здесь, над столом, покрупнее и пожирнее: «Это не главное!». Все, паста кончилась. Да и хрен с ней. Это не главное. Зубная паста – это не главное.
Эх, жалко, паста кончилась. А ведь можно было и на каждой стене, и на сломанном диване, и на ржавом пустом холодильнике, везде написать: «Это не главное!». Чтобы легче стало, чтобы почаще вспоминать о своей миссии.
Только об этом – тссс! Об этом никому. Потому что ни одна живая душа об этом знать не должна. Ни одна!
Но мне-то от этого не легче, сколько можно ждать, когда придет это время, время миссии?
Я устал ждать, неужели там непонятно, что я устал ждать? Наверное, непонятно. И самое хреновое, что с этим ничего не поделаешь. Я все равно буду сидеть среди этих драных обоев и ждать.
Потому что у меня миссия.
Сначала я просто думал о том, как я ее выполню. Я волновался, что у меня не выйдет, что я могу подвести.
Потом я волновался, что обо мне забыли. Я бродил по улицам, я вглядывался в лица, надеясь на то, что я сам могу понять – это тот самый. И выполнить свою миссию.
А потом я устал волноваться. Я просто ждал.
Я и сейчас просто жду. Налью стакан, и жду. Кстати, о стакане, пора накатить.
Нет, только не это! Бутылка пуста. Это уже серьезно, не то, что хохмочки насчет тюбика зубной пасты. Тут уже не до юмора. Это почти катастрофа. Землетрясение, тайфун, смерч одновременно. Придется идти в магазин, а я так надеялся, что сегодня весь день просижу дома. Ха-ха-ха! Пустые надежды. Но выбора у меня нет.
Придется переться в вонючую ванную и приводить себя в порядок.
Нужно заставить себя посмотреть в мутное зеркало. Не просто посмотреть. Сконцентрироваться. Собраться. А теперь улыбнуться. Больше теплоты во взгляде.
Нужно вспомнить, что я ангел. Я – ангел! Я могу вытащить свои крылья из-под рубашки, взмахнуть ими и воспарить. Я могу взлететь над этой зачуханной квартирой, и над этой серой пятиэтажкой, над городом, парализованным собственными же дорогами, над землей, которая…
Увлекся. Пока я не выполню свою миссию, никуда я не полечу. Потому что именно здесь сейчас мое место.
Итак, теплота во взгляде… Свежесть лица… Убрать эту жуткую щетину, морщины, муть из глаз.
Вот так, совсем другое дело. Двадцатилетний юноша, полный сил и здоровья. Еще раз отрепетируем улыбочку, радостную, искреннюю.
Как на улицу идти не хочется… Но придется.
Дверь можно не закрывать, все равно спереть нечего. Зайдут, к примеру, воры. Посмотрят. Может, унитаз починят. Увидят, в каких условиях я живу, и починят. И в холодильник еды положат. А потом поклеят обои. Какое на меня сегодня остроумие нашло. К чему бы это?
— Здравствуйте, Марья Сергеевна, как ваше здоровье?
— Ой, здравствуй, Сереженька! Да какое в мои годы здоровье? Еле хожу. Тяжело мне, старой.
— Марья Сергеевна, может вам помочь, в магазин сходить или в аптеку? Или в квартире уборку?
— Вот спасибо, Сереженька. Один ты у нас в доме такой добрый и отзывчивый. Ты мне авоську донеси, а там я тебе списочек напишу. Только ты уж повнимательнее в магазине будь. В прошлый раз молоко какое-то подкисшее купил, да и батон не нарезной, а турецкий. А пылесос стал работать как-то не так, то просто гудел, а сейчас гудит, но сипло, боюсь, как бы не сломался. Осторожнее надо с техникой, у меня пенсия маленькая, а новый ты ж мне не купишь?
Ну не хотел же я сегодня выходить из дома. Вот теперь и приступай к выполнению своих обязанностей. Ангел есть ангел, ничего не поделаешь.
Спускаясь с третьего этажа, я увидел на лестничной площадке кота. Кот сидел у перил и умывался. Ничего особенного в нем не было, в этом коте. Кроме цвета. Это был черный кот.
— Брысь, кошак!- сказал я нервно.
Кот замер, внимательно посмотрел на меня, вытянул заднюю лапу и принялся ее вылизывать, искоса продолжая наблюдать.
Пнуть его, что ли? Разлегся тут, нашел место. Вот так отвести ногу, и пнуть, чтобы с мявом полетел с лестницы.
Нельзя. Потому – ангел! Пусть лежит, народу много ходит, найдется, кому пнуть.
— Ангел!- вдруг раздался голос:
— Пришел твой час. Ты должен выполнить миссию. Ты готов?
— Да. Что я должен сделать?
— Убей этого кота.
— Кота? Убить вот этого кота? И ради этого я столько лет ждал?
— Ты не должен задавать вопросы. Ты должен просто выполнить свою миссию и вернуться!
Я посмотрел на кота, продолжающего вылизывать лапу. Желание пнуть, секунду назад зудящее ногу, почему-то пропало. Неужели это и есть та миссия, ради которой я лишен крыльев, обязан выполнять прихоти полусумасшедших старушек, жить в загаженной квартирке, и жрать водку, как последний алкаш?
— И это вся моя миссия?
— Убей кота. Быстрее!
— Но это же глупо! Я не хочу убивать какого-то кота. Дай мне настоящее дело, и я выполню его!
— Убей кота!
— Нет.
— Ты отказываешься выполнить свою миссию?
— Это не миссия, это полная хрень. Ради этого не стоило меня сюда посылать. Нужно было просто шепнуть пару слов местному живодеру, и все было бы сделано.
— Ты знаешь, что бывает с ангелами, которые отказываются выполнить свою миссию?
— Конечно. Остаются жить в этом дерьме.
— И жизнь этого кота тебе дороже твоих крыльев, твоего возвращения на небеса?
— А что мне сделал этот кот плохого? Ничего. Может быть, ты объяснишь, что он сделал тебе?
— Ты не должен ничего спрашивать. Ты должен верить. Ты мне веришь?
— Верю. Но убивать кота не буду.
— Тогда прощай, падший ангел. Ты проклят и низвергнут. Больше ты не услышишь моего голоса.
— Прощай. Если будет нужда выполнить настоящую миссию, обращайся.
Я нагнулся, взял кота под передние лапы и поднял перед собой.
— Ну, что, кошак? Тебя как зовут? Чей ты?
Кот мявкнул, задергался и вырвался, поцарапав мне руку.
— Ну, собака, попадешься мне еще раз, убью! – заорал я ему вслед, и пососал ранку.
Двор с плоской крыши пятиэтажки выглядел заманчиво-далеким.
Я сидел на самом краю и чувствовал холод под ложечкой. Хорошо, если насмерть. А если просто переломаю ноги, или хребет? Надо прыгать башкой вниз, тогда уж точно все.
Падший ангел. Я — падший ангел. Если уж падать, то до конца. Надо быть последовательным.
Я наклонился вперед. Еще немного… Это будет мой последний полет. Бескрылый, но все же полет. Вот сейчас, посильнее оттолкнуться руками, и…
— Да брось ты ваньку валять! – сказал кто-то тоненьким голоском.
Рядом сидел черный кот:
— Хочешь знать, как поступил бы в таком случае настоящий падший ангел? Очень просто. Пропил бы деньги Марьи Сергеевны! Кстати, у тебя есть хата? А то мне надоело жить в подвале, сегодня же переберусь к тебе. И не пялься на меня, могли и с тобой так же поступить. Был бы котом с помойки. Ну, чего расселся, примерз что ли? Пошли в магазин. И вот еще что. Будешь водку брать, не забудь купить кошачьего корма, а то без закуски я пить не привык!
Отодвинувшись от края крыши, я погладил кота по черной свалявшейся шерсти, и в это самое мгновение услышал, как с хрустом за моей спиной расправились крылья, и почувствовал, что тело стало невесомо-легким, словно пушинка.
Я схватил за шкирку метнувшегося в сторону кота, и взлетел в небо.
Взлетел над своей зачуханной квартирой, где в одиночестве столько лет давился водкой, и над этой серой пятиэтажкой, с крыши которой только что чуть не бросился головой вниз на асфальт, над городом, парализованным собственными же дорогами, над землей, которая с высоты птичьего полета все-таки была так прекрасна, что не хотелось ее покидать.
Рядом со мной, рука об руку, летел юный ангел в ослепительно-белых одеждах с лицом, будто отлитым из серебра.
Интересно, как мы сейчас выглядим снизу, с земли? Видит ли нас кто-нибудь, или для всех людей мы просто два маленьких облака, исчезающие в бесконечной синеве далекого неба?
