Немартышкин труд

— Чего бра-ак го-о-о-онишь?

Вздрагиваю, как от затрещины. Началось, блин… в деревне утро. Вот он, мастер, сидит, поперек себя шире, доедает четвертого курчонка, покрикивает… Еще бы плетку взял или хлыст. А вот, взял, длинная у мастера плетка, похлестывает всех, и правых, и виноватых, а у мастера не виноватых не бывает, орет на меня:

— Брак-то что гонишь, я тебя спрашиваю?

Кланяюсь, бормочу что-то почтительное, ускользаю – в цеха, в цеха, там, среди рокота машин и то не так страшно. Брак… на себя бы посмотрел, сам пока работал, вообще ни одного нормального изделия не было, все с каким-нибудь вывертом, да не с таким, с которым еще можно выпустить, пусть его живет, а с каким-нибудь эдаким, что только в топку, да не только изделие, а вместе со станком, а по-хорошему и с самим работягой.

Брак… много он понимает. Вон, работа моя лежит, все при всем, кому что не нравится…

— Ося, у тебя брак какая-то машина гонит, — Горкина рожа появляется откуда-то из ниоткуда, кто тебя вообще звал…

— А тебе что? – спрашиваю сквозь сон, вытряхиваю из себя последний хмель.

— Да мне ничего, мастер-то тебя бить будет, не меня же…

Горка уплывает куда-то по коридорам, спотыкается, летит кувырком, с грохотом валится на пол. Это же надо было так нажраться…

Не-е, я-то…

А?

а что я?

Да, под мухой, да я всегда под мухой, вы на то е смотрите, я свою норму делаю, и изделия будут почище, чем у других… Когда еще только устроился, в первую смену под вечер мастер заходит, смотрит, что я в зюзю, посмеивается, ну, сколько сделал? Я ему – норму, он в осадок выпал…

Так что не надо мне тут… Сами у станков постойте, посмотрю я на вас… да не у пяти станков, как эти вон, а у двадцати, как я.

А?

Нет, вы на Гефеста не смотрите, он себе этих станков понабрал, как звезд на небе, а толку что, сидит, брак свой переклеивает, да что тут переклеивать, тут выкинуть все проще к чертовой матери… Да-да, вместе с Гефестом, правильно догадались.

Иду- между бесконечных рядов, стрекочут станки, ревут, визжат, шр-р-р-р, тч-тч-тч, так-так-так, щртчк, в начало программы. Все при всем. Все так-так-так, распахиваются дверки, вываливаются готовые обезьяны, мохнатые, длиннохвостые. Стальные манипуляторы хватают животных, хыц-хыц-хыц, кидают одну за другой – в лес, в лес, в рощи, ва-а-а-у-у-у! – кричат обезьяны, скачут по веткам, все при всем.

Шр-р-р, тч-тч-тч, так-так-так… Не глядя, хватаю охапки рыжей шерсти, швыряю в приемники в станках, тут костей не хватает, здесь кровь почти вся вышла, новый баллон пора крепить… И все при всем, трудятся станки, тч-тч-тч, так-так-так, прыгают, прыгают в лес юркие обезьяны… До миллиона обезьян в день делаю, это вам не баран чихнул…

Здесь….

Что за черт…

Что это со станком…

Первый раз такое вижу, чтобы кровь уже вся вышла, и кости все, а шерсть, считай, нетронутая лежит. Или это кто из наших  подсуетился, шерсти подкинул, говорил этому Хеймдаллю, идиотищу, мои станки не трожь, за своими следи, у тебя обезьяны, блин, то с рогами, то с крыльями, то еще с какой дрянью. Нет, это не Хеймдалль смотрю на станок, все верно, я вчера эту шерсть бросал… и стучит-то он как-то не так, шр-р-р, тьоч-тьоч-тьоч, тук-тук-тук…

А на выходе у нас что…

Твою мать.

Вот оно… да-а, за такое не то, что хлыстом отстегать меня, за такое и на горох поставить можно, и обеда лишить…

Стоп машина…

А что стоп машина, уже что мог, сделал… вон они все, что за ночь нащелкали, неуклюжие, голые, не скачут, ковыляют, бошки-то, бошки у них какие огромные…

Черт…

Воровато оглядываюсь. Никого и ничего, все расползлись куда-то, ну правильно, у нас же на работу ходят чай пить… Распахиваю топку, хватаю голых тварей, одного за другим, упираются, сволочи, чуют, что смертный час настал. Ч-черт, сколько их… Да не в лесу, какого я их в лесу ищу, вон они все, на поле, гнезда уже какие-то дурные понастроили…это что… вот только пожара нам еще и не хватало… кое-как сгребаю бракованных, разбегаются, боятся, еще хрен поймаешь… что-то вонзается в тело, вот черт… теперь они еще и острыми палочками отбиваться будут…

Твою мать.

Оглядываюсь. Вроде, все. Бережно-бережно открываю машину. Тэ-экс, а обесточить никто и не догадался, хорош бы я был, если бы голыми руками полез… Дергаю из розетки, перебираю провода, так, что тут… программа… это не программа, программа таких выкрутасов не выкидывает…

Ш-р-р-р-р, тьоч-тьоч-тьоч, тук-тук-тук…

Спохватываюсь, бегу к станку у окна, черт, кости-то я и забыл насыпать, вот уже и вываливается из машины черт знает что, бескостные обезьяны беспомощно ползают по траве… в топку, в топку… меня мастер сегодня с землей сравняет…

…пойду, повешусь над станком…

Вон там уже и гвоздик приколот, вешайся не хочу…

Снова – с тихим отчаянием запускаю машину, ну же, ну же, ну пожа-алуйста, ну что тебе стоит… ага, щас, как бы не так… снова из дверцы вываливаются голые уродцы, разбегаются, еще черта с два их в топку сунешь…

-  Да ты не парься… Ты отдохни, чайку попей, посиди, там, глядишь, сам додумаешься, что к чему…

С ненавистью смотрю на Хотея, ему хорошо говорить, у него-то все шито-крыто, вот они, станочечки в ряд, шр-р-р-р, тч-тч-тч, так-так-так, и обезьяны все как на подбор, скачут, резвятся, ва-а-у-у-у, и по деревьям скок-поскок…

Хотей хватает меня пухлой ручкой, черт, не отстанет же… не ведет, тащит в чайную, блин, наши как всегда, сами всю воду выхлебали, чайник поставить не догадались…

— Отдохни посиди, поспи… вон, яблочек поешь…

— Мне мастер потом такое поспи устроит… Он и тебя-то убить уже готов, что на работе дрыхнешь…

— Руки коротки, — Хотей смеется, рядом с ним и правда как-то спокойнее на душе…

— А как он ругался, когда ты на ящиках с шерстью заснул, а станки заряжать надо, а из-под тебя ящики всем цехом выдернуть не могли…

Хотей снова смеется, дрожат бесчисленные подбородки. Уминает райскую птицу под соусом, закусывает чем-то знойным, жареным, куском солнышка, что ли… Из вежливости надкусываю яблоко, а ведь вкусно, ведь умеет это Хотей, чтобы было вкусно, чтобы было хорошо, чтобы было…

— Хорошие яблочки. Это откуда? От Гесперид?

— Выше бери… с Древа Познания.

— Ты чего… — оторопело смотрю на яблоко, — спер, что ли? За такое и с работы вылететь можно…

— Тю-ю, за одно не вылетишь… да и то сказать, кто не ворует-то… ну ты мне скажи, ты их ел? Ел?

— Ну… я же тихонечко.

— И я тихонечко. И все тихонечко. А что каждый месяц недостача по тыще, по две, так это мастер, поди… Тут, главное, не наглеть… А то этого на службу взяли, как его… Не помню уже, Энкиду, что ли… Так его с поличным выловили, когда мешок этих яблок спер, здоровый такой мешочище, и уже через забор перекидывает…

Смеемся. Ладно, черт с ним, со станком, черт с ним, со всем, вечер уже, спать пора, успеется…

— Сегодня, слышь, говорят, этот приезжает…

— Какой этот?

— Ну, этот…

— Таких у нас, знаешь, сколько?

— Да этот… Ну, который главный.

— Начальник, что ли? А что, опять, что ли, праздник какой, день работника обезьяньей промышленности… Мартышкин труд, блин…

Хохочем.

— Производство фауны это называется, грамотей…

— Опять всем по молнии от Зевса подарят, и радуйся…. Или по храму… в прошлый раз храмишко какой-то подарили, я туда заглядываю, Астарта хохочет, Хотей, денег там нет, не ищи… Да нет, этот приедет, главный… все проверять будет…

Подскакиваю – как от удара той самой молнии,  ч-черт…

— Да куда, поешь хоть…

— Да наелся уже, — бросаю уже в дверях.

— Ну ты и ешь… как комар… Гляди, в вентиляцию засосет, где тебя искать потом будем?

Бегу – по полутемным коридорам, мимо горы мешков под табличкой «Складывать мешки в коридоре запрещено», мимо метелок, то ли уборщица оставила, то ли ведьма, то ли это одно и то же… Это еще что там горит… вздрагиваю – когда вижу костер, вот они все, сбились в кучу, смотрят зоркими глазами в темноту ночи… Голые мои уродцы, уже растерзали кого-то, сожрали,  уже закутались в чьи-то шкуры, будто сами стыдятся своей наготы.

В топку…

Еще несколько стрел вонзается в лицо, черт, в глаз попали… Бреду – наугад, в никуда, где тут аптечка, заливаю глаз живой водой, тихонько подвываю от боли…

Станок, станок… Убрать его, не знаю, куда, на склад, в чулан, в… Это как назло, как что случается, так главный едет. В прошлый раз станок встал, на котором оружие для бога войны делают… два часа над ним бились, тут главного нелегкая принесла… Так и так, говорим, станок войны не работает. Он этот станочек тут же р-раз, открыл, там голубка, оказывается, гнездо себе свила… Как он над нами хохотал… Мастер тогда сказал, уйду я на помойку, наемся червяков, они такие разные, зеленые и красные, наемся и умру…

Наестся он… Да он с десяток жареных быков слопает, диетическим печеньицем закусит, не наестся…

Волоку сломанный станок, куда бы его… проклятье мое, мой позор… какая скотина склад закрыла, как не надо, так настежь распахнут, воруйте, что хотите, а как надо, так заколотили… додумались…

Это что… Кто-то вываливается из коридора мне навстречу, мастера нелегкая принесла, еще не все сожрал… Нет… черт…

Сам не понимаю, что делаю, швыряю станок в утилизатор, вытягиваюсь в струнку перед Главным. Приехал-таки. Главный, конечно, тот еще главный, это он по нашему цеху главный, а там наверху и поглавнее его есть.

— Почему без спецовки… здравствуйте?

— З-здравствуйте.

— Что, чайку-то у вас найдется тут?

— Н-найдется.

— Вот это хорошо… В этот цех пришел, где березы делают, там все белым-бело… и хорошо все так, и чистенько, и все при всем, а попросил перекусить – в желудке как в вакууме, — и что ты думаешь, нету…

— У нас… есть…

— Ага, вижу… птицы райские… яблочки райские… манна небесная…

Чуть не падаю под стол, ах, Хотей, скотина, яблочки наворовал, хоть бы припрятал для приличия, нет, нате вам, все улики оставил… Дрожащими руками наливаю гостю чай, где мастер, мать его, как не надо, так до последнего тут задницу просиживает, райских птиц своих уминает, а как надо, так нате вам… нету.

— Что у вам тут… как живете-то?

— Да… помаленьку.

— Ничего… терпимо?

— Да какое… вентиляцию третий год сделать не могут…Как Гефест свою печку запустит, хоть вон беги.

— М-м-м… да тут везде такая же проблема…а с отоплением что?

— Да что… в прошлом году запустили, так тут батареи прорвало, всемирный потоп был.

Главный посмеивается.

— Да что, я серьезно… Даже Ковчег строить пришлось.

— По зарплате-то как?

С трудом выдавливаю из себя:

— Не жалуемся.

И то сказать, такая зарплата, что даже жаловаться не на что…

— Да, я тут, собственно, чего ради… станочек-то у вас этот где?

— Это которые новые? Так их пятый год запустить не могут, вон стоят…

Зря ляпнул…

— Да нет, этот… который брак гонит.

— Да у нас таких станков, как…

Мысленно бью себя по губам, зачем ляпнул…

— Ну этот… как тебе объяснить… понимаешь, обезьяны там безволосые получались….

Чашка дрожит в руках, проливаю нектар на стол.

— А-а… ис… испра… вили уже.

— Как… исправили?

Подскакивает, как ошпаренный. Да что я опять не так сказал…

— Где он? показывай.

Еле-еле выдавливаю из себя:

— В ремонте.

— В каком ремонте? Где? Показывай давай, поехали, в какой ремонт его сдали?

Все так и переворачивается внутри, чувствую себя нашкодившим мальчишкой, а как знаете, бывает, еще в детстве, расколотишь что-нибудь, кувшин какой, выпустишь из него джинна, ищи-свищи, и отец тут как тут, а куда кувшин-то запропаститлся, не видал? И боишься признаться, а то и заревешь в голос…

— Я… его… в утилизатор…

— Что ж так?

— Да… он же… сломанный…

И – как удар молнии:

— Доставай.

Вздрагиваю.

— Не полезу.

Пачка банкнот ложится мне в руку.

— Лезь… достань… станок.

— Это… это что, для предприятия?

— Это для тебя… лично. Сделаешь, еще столько же получишь.

Вздрагиваю. Куда я лезу вообще, к черту на рога, буквально – к черту на рога, хорошо, если черти уже домой ушли, а если там, по утилизатору крутятся, то-то будет делов… Или бока наломают, или вообще решат, что меня кто-то в мусор выкинул, и – добро пожаловать в топку…

Спускаюсь, веревка больно впивается в тело, ты там давай держи, держи, а то как-то боязно…

— Еще? – кричит главный откуда-то сверху.

— Ага…

— Еще?

— Еще! Тут дна-а-а не видно-о-о!

— Давай-давай, лезь…

Что я делаю… куда лезу вообще, есть тут дно… ч-черт…

— Тут бе-е-е-здна-а-а-а!

— Ври-и-и бо-о-о-льше-е-е! Лезь, давай!

Лезу. Не верю себе, когда ноги касаются чего-то твердого, иду – по мертвой темноте, спотыкаюсь об осколки миров… кости титанов… черепа каких-то ящеров… осколки каких-то дисков, кажется, когда-то летавших, на одном из осколков неуклюже выгравировано, мейд ин Атланти… — дальше не видно. Кусочки первозданного хаоса шуршат под ногами, впиваются в щиколотки…

Что я делаю…

— Наше-о-о-ол?

— Нее-е!

Ищу… черт, он где-то тут должен быть, если черти в топку не швырнули, если… если… Что я знаю вообще про эти места, хрен тут что найдешь, правильно говорят, что упало, то пропало…

Сердце прыгает – вижу огонек костра. Бегу, спотыкаюсь об осколки, кажется, колесницы, кажется, я ее уже видел… бедный Фаэтон…

Вот они, сидят на станке, жгут огни, кутаются в шкуры. Хватаю станок, стараюсь не смотреть на них, голых, страшных, дергаю веревку, что медлишь, поднимай…

Веревка тащит меня – куда-то не туда, не туда, в темноту, это еще что за черт… Да откуда я знаю, что за черт, черт, он и есть черт, вот он, рогатый, хвостатый, тащит меня в темноту, в топку, пшел, пшел вон, еще отбиваюсь, получаю мощный удар копытом…

Черт…

— …очнулся?

— Ч-черт…

— Нету черта, нету… еле отбил тебя у черта… Я уж думал, ты не очнешься… Ну вставай, вставай, потихонечку…

Кто-то поит меня нектаром, кто-то чуть ли не насильно вливает мне в рот живую воду, сует кусок яблока… Не сразу понимаю, что к чему. Оторопело смотрю на него, главного….

— Спасибо, друг…век не забуду… на, держи, держи, заработал….

— А что… важный станок был?

— Не то слово.

— А… почему он так… уродцев этих щелкает?

— А догадайся с трех раз.

— Это… новые технологии?

— Ну… Ты как? Что-то бледный… Ты это, завтра отдохни денек, я мастеру твоему пару слов напишу, чтобы тебя отпустил…

Смотрю – как он выходит в ночь, бережно прижимает к себе станок, заворачивает в плащ. Прыгает в свой флаер, плохонький, я думал, начальство получше живет… с ревом и грохотом уносится – в звезды….

Оторопело считаю деньги, что это было вообще, что было… Да, тут не то что на храм, тут на целый остров хватит…

Новые технологии… хоть бы предупредили нас, что ли, а то меня чуть кондрашка не хватила… вот так… ни с того ни с сего… и мастер меня чуть не прибил, идиотина…

С хрустом надкусываю крылышко райской птицы, не все же мастеру жрать… Ну не прибавит еще тонн десять, хоть в этом месяце двери не расширять… Глядишь, и меня ветром перестанет сносить, а то как вентиляцию врубят, так уже не знаешь, что к ногам привязывать…

                                  РАЗЫСКИВАЕТСЯ

С сегодняшнего дня объявлен в розыск бывший начальник производства. Обвиняется в крупном хищении имущества предприятия. По словам работника цеха фауны Осириса прошлой ночью начальник скрылся в неизвестном направлении с бракованным станком, подлежащем утилизации. Станком завладел обманным путем, уверяя, что забирает новейшую технологию. Особые приметы: крылья белые, перистые, роста среднего, энергетическая аура головы в форме сияющего золотого кольца (нимб). Знающим о местонахождении…

                                                    2012 г.