Раньше времени

Спустя 8 часов после катастрофы «Лагуны»

– Тим! Тиииим!

Ловкая фигура появляется из-за острия скалы. Эти скалы топорщатся вокруг диким полем игл, полностью скрывая горизонт.

– Я здесь, Риа, не кричи!

Тим, цепляясь пальцами рук и ног за редкие выступы, спускается вниз и подходит к женщине.

Он высок и красив, широкоплеч и узкобёдр – этот Второй астронавигатор исследовательского корабля дальней разведки «Лагуна». И на фоне неизведанной природы маленькой планетки с каталожным названием Тильда SX 481 кажется божеством, сошедшим с небес. «Так и есть! – думает Риа, но мысли источают не торжество, а печаль. – Мы – уцелевшие в катастрофе, единственные люди на этой планете этой звёздной системы этого сектора галактики».

Она горько усмехается себе и улыбается подошедшему мужчине. Главное, чтобы затравленный взгляд не выдал страха маленькой потерявшейся девчонки. Негоже Первому научному координатору терять голову, поддавшись панике. Но… В стоимость исследовательских экспедиций дальнего космоса не включают спасательные операции…

– На северо-восток скалы тянутся сплошняком, – говорит Тим, зашнуровывая ботинки. – На юго-запад редеют. Попробуем туда?

Риа кивает, и Тим морщится в ответ. Простое движение, а сколько безнадёги…

…В тот день он наматывал положенные круги по обводному коридору корабля. У него был свободный от дежурства день. Подобное время Тим предпочитал проводить активно – бегать, заниматься в тренажерном зале, плавать в бассейне или играть в минибол с ребятами, так же, как и он, свободными от смен. Он любил чувствовать силу и скорость, собственные мышцы, работающие слаженно и чётко. Ему нравилось себя ощущать.

Откуда взялось предчувствие, заставившее остановиться у одного из информационных терминалов и, назвав код доступа командного состава, вывести на экран данные по всем контурам корабля? Разрозненные графики в сознании Тима чётко сложились в один. Ещё до того, как по кораблю прозвучал «красный» сигнал тревоги, он знал, что есть 40 секунд… 39… 38…

Тим развернулся и побежал к докам. Эта часть внутри панциря Лагуны пустовала: все работы по исследованию Тильды были завершены, данные занесены в Звёздные атласы, и уже к вечеру по суточной метрике корабля он собирался отправляться дальше – искать и находить кислородоатмосферные планеты, с тем, чтобы при необходимости Земная федерация могла бы ими воспользоваться.

Судя по световым табло над жерлами доков, только один бот был активирован. Не теряя времени, Тим метнулся к нему и на входе столкнулся с Риа Райве – Первым научным координатором экспедиции. Он почти не знал эту невысокую, неулыбчивую женщину. Точнее, знал не больше, чем большинство из двухсот членов экипажа «Лагуны». Ни слова не говоря, за плечи развернул её обратно, толкнул в кресло. Отшвартовал модуль и резко повёл вниз – к планете, надеясь, что атмосфера Тильды будет тем буфером, который не даст возможности взрыву настигнуть и сплющить маленький бот.

– Что происходит!

Круглые серые глаза Риа от изумления казались совиными. Но даже оно не помешало Первому научному координатору начать анализировать ситуацию, не впадая в панику.

Учёные…

Тим не любил учёных. Они напоминали ему роботов способностью подвергать анализу всё – начиная от местоположения слов в фразе и заканчивая набором продуктов за обедом или составом звёздного вещества на экранах спектрографов.

– Пять, – вслух начал считать он, ибо внутренний таймер был неумолим.

При входе в верхние слои атмосферы бот затрясло.

– Четыре…

Риа активировала кормовой экран. В тот миг, когда бот миновал призрачную границу стратосферы, «Лагуна» расцвела чудовищным цветком гибискуса на чёрном полотнище неба. Кто-то не доиграл свою партию в шахматы… Не допил свой кофе… Не досмотрел телекнигу… Так и не проснулся.

Риа даже не вскрикнула. Тим встревожено обернулся – лишь на мгновение, убедиться, что женщина по-прежнему в кресле, пристёгнута – даже если упала в обморок. Но нет, она была в сознании. Лишь закрыла рот узкими ладонями. В стальных глазах ни слезинки.

Он сердито отвернулся, стиснул зубы и повёл бот к поверхности планеты.

Женщины должны плакать, разве нет?

Спустя двадцать четыре часа после катастрофы «Лагуны»

То ли гигантское поле, то ли маленькая пустыня…

Пространство вспахано рваными бороздами и усеяно редкими обломками межзвёздного исследовательского кита, не сгоревшими в атмосфере. Эти круги и борозды – письмена гигантского автора на сморщенном листе земли. Автора по фамилии Смерть.

Тим не боится смерти, но не любит вспоминать о ней. Своей неумолимостью в отношении человеческих жизней она напоминает ему роботов. А роботов он терпеть не может!

– Эфир молчит? – не глядя на него, спрашивает Риа, и голос звенит кубиком льда в стакане.

– Да. Никого, кроме нас.

Он не хочет быть жестоким, но он астронавигатор. Точнее, был им. Он умел просчитывать варианты лучше всех на «Лагуне», и не стал Первым только потому, что… А впрочем, это уже не важно.

– Все боты спали в доках, – на всякий случай поясняет Тим. – Я случайно оказался рядом. Бегал… Бег, он… укрепляет мышцы, тренирует сердечнососудистую систему…

Зачем он всё это говорит ей? Будто она и сама не знает!..

Затем, что Риа, наконец, плачет. Острые плечи вздрагивают, и зелёная ткань комбинезона натягивается на спине, словно сейчас прорвётся крыльями.

«Кто из нас стал ангелом? – невесело усмехается про себя Тим и тянет руку. – Тот, кто сгорел или тот, кто осуждён на одиночеством бертолиевым штормом?».

– Эй! – тёплые пальцы касаются её щеки.

Риа поднимает взгляд. Зрачки в зрачки. У него радужки коричневые с золотистыми крапинками. Странные глаза. Медовый взор без страха, сожаления… без покорности судьбе.

– Может быть, мне удастся перенастроить передатчик на прямой сеанс, минуя материнский модуль связи. Давай не будем отчаиваться раньше времени?

– Давай…

Риа сердито вытирает слёзы. Ей стыдно за себя… А ещё Первый координатор!

Они возвращаются в бот, поднимают его и летят дальше – на юго-запад, туда, где нет острых скал и шрамов, оставленных бертолиевым штормом на сморщенном лице Тильды.

Бертолий был назван так в конце ХХI века в честь открывшего его Григория Берта, учёного, в числе многих проводившего исследования столкновений частиц в Большом Андронном коллайдере. Именно ему удалось установить, что взрыв некоторых частиц, разогнанных до субсветовых скоростей и пущенных в противоположном по отношению друг к другу направлении, приводит не только к аннигиляции соприкоснувшихся частиц или образованию антивещества в месте соприкосновения, но и – изредка – к появлению новых, ранее не известных частиц вещества, позже названного бертолием. Открытый элемент был нестабилен, но обладал поистине гигантским запасом энергии. Лишь через двести лет люди научились стабилизировать гравитационными полями действие бертолия и использовать его в качестве топлива для космических кораблей. Это была новая веха в освоении вселенной, за которую, однако, приходилось платить чьими-то жизнями. Благословение Святого Григория одновременно стало и проклятием человечества. Из ста кораблей девяносто девять уходили и возвращались в доки. И только один скрывался в огненной завесе катаклизма, который прозвали бертолиевым штормом. Реакция частиц в данном случае была непредсказуема, необратима и занимала около сорока секунд. Первым, сгоревшим во время экспедиции кораблём, был «Сумеречный рыцарь» в 2313 году. Последним, на памяти Тима, стала их «Лагуна». Исследования смертоносной способности бертолия продолжались и до сих пор. Выдвигались предположения, что частицы вещества реагируют на определённый спектр звёзд, их тип гравитационного излучения или нечто, ещё не доступное человеческому разуму. Во всяком случае, все корабли, исчезнувшие благодаря бертолиевому шторму, в моменты катастроф находились в дальнем космосе. И сорока секунд вполне хватало их капитанам, чтобы перенаправить всю энергию на оборудование связи для отправки последнего сообщения в Солнечную систему.

Спустя сорок дней с катастрофы «Лагуны»

– Я добавила ещё два растения в список съедобных. И одно – в список опасных! – с гордостью говорит Риа, поедая зелёную кашу.

На земных озёрах плавает такая… Тим видел, когда посещал almamaterФедерации. Называется… род цветковых однодольных растений семейства Ароидные… Ряска!

Вяло пережёвывая пищу, он усмехается. Чем бы дитя ни тешилось… Учёный остаётся учёным и в горе, и в радости, и в болезни. И только смерть разлучает его с аналитическим складом ума. Хотя… кто знает – разлучает ли? Программу, что ли, в них закладывают при рождении?

– Ты морщишься? – тут же реагирует Риа. Первый научный координатор иногда ведёт себя, как девчонка. – Каша получилась невкусная?

– Нет, что ты! – пугается Тим и начинает жевать быстрее. – Я просто думаю, как разнообразить рацион. Организму нужен белок. В траве его нет. Придётся изобретать силки, лук и стрелы. А тебе расширить исследования, включив в список местную фауну.

– Силки, лук и стрелы? – хмурится Риа. – Это что-то из истории, да?

Тим кивает.

– А почему ты не хочешь использовать лазтер?

– Лучше не трогать, – с трудом проглотив очередную порцию липкой зелени, отвечает Тим. – На случай непредвиденных обстоятельств. Мы можем проторчать здесь долго. Ещё неизвестно, с чем нам придётся столкнуться на Тильде. Но мы решили не отчаиваться раньше времени, помнишь?

Риа благодарно кивает. Её тарелка чиста, как мир в первый день творения.

– Ложись спать, мой защитник, – улыбается она. – А я помою посуду и посижу в лаборатории. Здесь исключительно интересные почвенные бактерии!

Тим не спорит. Выскакивает из-за стола на улицу. У подножия красно-бурой скалы в зарослях жёлтолистного кустарника, который они, не сговариваясь, прозвали акацией, стоит под самодельным навесом их исследовательский модуль. Навес сооружён из широких листьев местного дерева, чей ствол напоминает четыре тесно стоящие слоновьи ноги. Из этих же листьев сшиты синтетической нитью, на которую Тим распустил такелажные сети бота, стены  хижины. Тильда – тёплая планета, а тратить энергию модуля на постоянную вентиляцию, по меньшей мере, недальновидно. В хижине два лежбища – из тех же листьев, и грубо сколоченный стол. И ещё один, на который перемещена минилаборатория из бота. Толстый пучок кабеля тянется по земле и исчезает в брюхе корабля. Лаборатория энергоэкономна – только поэтому Тим не возражает против этих, никому не нужных опытов с почвенными бактериями, атомарным составом скалистой породы или направлением вращения частиц местной воды. Чем бы дитя ни тешилось…

Он возвращается в хижину, ложиться на свои листья, пахнущие терпко и чуть горько. Так пахнет потерянный рай… Смотрит в худую спину Риа.

– Спокойной ночи! – не оборачиваясь, говорит она, и Тим чувствует, что женщина улыбается.

– Спокойной ночи.

Он всегда засыпает мгновенно. Привычка экономить время – хорошая привычка. Но мысли продолжают заведённый бег по кругу, словно он сам – по обводному коридору «Лагуны»…

… Мир, в котором во главу угла ставится индивидуальность субъекта – с высоты та же толпа, то же стадо баранов. Тим может бежать быстрее, прыгать выше и играть в минибол ловчее всех на борту, но он никогда этого не делал. Будь таким же, как и другие – и люди будут любить тебя, и говорить, что ты хорош, не исходя завистью и гневом. Иисуса распяли не за то, что он призывал к любви, а за то, что слишком отличался от толпы. И тогда толпа выдавила его из своего тела, распяв и вознеся на кресте.

Почему в тот день в боте оказалась не рыжеволосая Лисс из команды гидропоников или блондинка Гатя из расчётного сектора? Почему женщина – не мужчина? С мужчиной можно молчать вечность, с женщиной любая минута тишины становится двусмысленной…

Почему ЭТА женщина?..

…Тим открывает глаза. В комнате темно, лишь слабо фосфорицирует татуировка на его коже.

– Я летаю с тобой вот уже три года, – слышится голос, бьётся кубиком льда в стакане, – но ничего о тебе не знаю. Откуда ты?

Он мог бы рассказать ей многое о закрытом исследовательском секторе Земной федерации, находящемся за Ураном. DiT 767 – значится в закодированном сообщении на его предплечье. Но вместо этого Тим бубнит заученным до оскомины тоном сведения, которые не просто знает наизусть. Они отпечатаны на его сетчатке, выжжены на оболочках мозга.

– А теперь спи! – внимательно выслушав, говорит Риа.

И Тим понимает – она сопоставляет факты, ищет несостыковки и… не находит. Проклятые роботы с научным типом мышления! Он уже готов ненавидеть её, каждый сантиметр гладкой светлой кожи, каштановые локоны, бледную струнку губ, круглые глаза! Надо было вытолкнуть её из бота и улететь самому, но… Он не мог! У него есть правила, по которым он живёт, законы, по рельсам которых катится его существование. И всё же… Почему она?..

Спустя год с катастрофы «Лагуны»

Они сидят бок о бок на верхушке каменного обломка. Чёртов палец Тильды безуспешно грозит закатному небу с границы леса и степи. Пространство, накрытое скатертью темноты с ажурным узором из светящихся ночью цветов, воспринимается не простором, а глубиной. И звёзды над головой…

– Ты веришь в бога? – тихо спрашивает Риа.

За прошедшее время они сменили несколько стоянок, когда выяснилось, что Тильда любит пошутить, каждые три-четыре цикла заливая себя ливнями, настоящим половодьем затопляющими землю. В лесу позади, в верхней части скалистого нагорья, есть уютная лощина, укрытая естественным каменным козырьком от хлябей небесных. Бот со всеми предосторожностями заведён внутрь и превращён в кладовую. Кроме столов интерьер обогатился настоящими кроватями, табуретами и даже парой кресел, укрытых шкурами местных грызунов, которых Риа почему-то прозвала суриками.

«А мне положено в него верить?» – думает Тим, а вслух отвечает:

– Я верю, что всё не случайно. Верю в план, которого люди не видят и не поймут.

– А я не верила! – говорит Риа. – У меня просто не было времени подумать, проанализировать историю.

Тим отворачивается. Ну почему так необходимо анализировать? Почему нельзя просто жить и принимать жизнь такой, какая она есть?

– А теперь появилось? – чтобы не молчать, спрашивает он.

Если что и стоит анализировать на Тильде, так это предполагаемое время начала гона у местных хищников. У них вытянутые собачьи головы, обрамленные хватательными щупальцами, похожими на змей медузы Горгоны, тяжёлые загривки и длинные стремительные тела. И от них очень сложно скрыться. За сходство с изображениями египетского собакоголового бога Риа прозвала тварей анубисами. Но потом буква «а» куда-то делась, а наименование «нубисы» прижилось. В период гона лучшая самка выбирает того самца, который натаскает и сложит в кучу у своей норы большее количество дичи. Дичь – это всё то, что самими нубисами не является. А значит, и Тим, и Риа…

Едва начнётся гон нубисов, людям придется забираться в лощину и заваливать вход камнями, превращая убежище в неприступную крепость. И держать наготове лазтер. Тот самый, который Тим берёг, как зеницу ока. Именно оружие спасло им жизни, когда они столкнулись с гоном в первый раз. Лазтер позволил добежать, отстреливаясь, до спасительного бота и укрыться от обезумевших тварей за его толстыми стенами, отсекшими запах живой пищи. Тогда нубисы оставили их в покое, прихватив тела сородичей с лучевыми отметинами на шкурах. На алтарь любви сгодились и ещё тёплые собратья.  

– Теперь у меня целый фрегат времени! – усмехается Риа.

Тим возвращает себя к разговору и замечает глубокую морщинку горькой усмешки в уголке её губ. Как давно она появилась там?

– Да что там… флагман! – продолжает женщина. – Я впервые не знаю, чем его занять…

– И ты решила занять его мыслями о боге? – смеётся Тим.

– А ты можешь предложить что-то получше? – неожиданно огрызается она.

Тим разворачивает её лицом к себе. Прижимает и гладит по волосам. Почему нет? Когда женщина – единственная по умолчанию, не это ли можно назвать настоящей любовью? И что есть бог, как не…?

Риа касается его губ своими. Странное ощущение. Смешное и неприятное одновременно. Словно земной мотылёк бьёт крыльями в зажатой ладони.

– Ты думаешь – так? – спрашивает она и смотрит снизу вверх. Взгляд тёмен и древен, как базальтовый костяк Земли. – А если после мы возненавидим друг друга?..

– Тшш… – теперь он прикасается губами к её, заставляя замолчать.

Что такое ненависть, как не обратная сторона любви? И что такое любовь, когда судьба отобрала другие варианты?

Нежно, бережно, он повторяет губами все её движения. Одна планета… одна женщина… одна судьба… Почему нет? Не стоит отчаиваться раньше времени!

Позже, в убежище, оба лежат на узкой кровати, сплетя руки и ноги сетью, в которую пойманы сердца. Тим знает, что делать дальше. Теоретически. Риа вскидывается и пристально смотрит в его лицо. Женская интуиция сродни мужской мудрости, не так ли?

– Ты девственник!

– Бога ради! – морщится в ответ Тим. – Прекрати!

Она перекатывается через него и хохочет, оказавшись сверху и запрокидывая голову.

– Значит слухи о Казанове Тиме – только слухи?

Он прижимает её к себе, удерживая за затылок, и пытается говорить, не отнимая рта у рта:

– За… мол… чи…

Затем с явной неохотой отстраняется, пристально смотрит в глаза и добавляет:

– И не вздумай анализировать мои детские комплексы!

Риа запускает пальцы в волосы на его затылке и отвечает неожиданно серьёзно:

– Не буду, Тим. Даже не думала!

Спустя восемь лет с катастрофы «Лагуны»

Рыжие лианы переползли через расщелину и сплелись так крепко, что ни дождь, ни нубис не заметят убежище. Вот уже пять лет минилаборатория включается от случая к случаю, а бот кажется вросшим в скалу. Впрочем, иногда Тим заходит внутрь: досконально проверяет все системы корабля и долго смотрит на блок связи, который пытался оживить в течение последних  лет, словно младенца с остановкой дыхания. Младенца, чья пуповина перерезана навсегда.

Вот и сейчас Тим стоит, привалившись плечом к переборке, и смотрит на мёртвый блок.

– Я знаю, почему ты прячешься здесь! – слышится голос Риа за спиной. – Это из-за того, что ничего не выходит с ребёнком, да?

Он молча пожимает плечами.

Её щека прижимается к его спине. Мокрая щека…

– Я проходила полное обследование перед полётом. С моей репродуктивной системой всё в порядке. Ты тоже проходил… должен был… Если бы что-то пошло не так, тебе должны были сказать!

Не слишком ли много производных от существительного «долг»? Ему сказали. Раньше, гораздо раньше и совсем не то, что Риа имеет в виду. Неужели она никогда не научится просто жить? Неужели так и будет копаться в себе и окружающих, как в пробирках с лабораторным материалом?

– Хочешь, я активирую лабораторию и проведу тесты? – не унимается женщина. – Здесь гравитация немного больше земной, быть может, это сказывается на активности сперматозоидов? Если это так, я согласна провести ЭКО… Я на всё согласна…

Ну как ей объяснить? Как взломать программу, побуждающую препарировать всё вокруг?

– Зато я против! – резко бросает Тим и выходит из бота, едва не задев Риа плечом.

Прихватывает лук и стрелы с кремниевыми наконечниками и уходит в лес на целый день.

А вечером она говорит ему за ужином, так и не притронувшись к еде:

– Ты прав, Тим. Это я – дура! Какое будущее ждёт здесь наших детей? Будущее кроманьонцев? Дикарей? Палка-копалка вместо производственного комплекса, копьё – вместо лазтера? Мы живём людьми и умрём людьми. А они? Кем они проживут и что оставят после себя?

И кубиков льда в стакане больше, и больше, и больше…

Конечно, она ничего не поняла!

Тим накрывает её руку своей.

– И это тоже, Риа, – примирительно говорит он. – И это тоже…

Женщина смотрит на него, и надежда вспыхивает в зрачках маленькими сверхновыми.

– Нельзя отчаиваться раньше времени, да, Тим? – спрашивает она, уже всхлипывая.

Он вскакивает, подхватывает её на руки и баюкает, как ребёнка, которого у него никогда не будет.

Плач, не жена, не мать, не любимая… Плач о том, чего не понимаешь, о чём не узнаешь никогда… Жизнь раз за разом разочаровывает тебя, маленькая сильная женщина, а он, Тим, не разочарует. О, нет! Не причинит ей вред даже такой малостью, как правда. А сейчас – плач! Плач, чтобы завтра проснуться с улыбкой…

Спустя тридцать лет с катастрофы «Лагуны»

В пыли у ног Риа возится пара маленьких нубисов. Самец – крупный, матёрый, в цвет скал Тильды, лежит в тени и лениво жмурится. Он недавно вернулся с охоты и притащил своим друзьям тушу сурика – так смешно они называют грии-таа, что водятся в предгорьях.

Самка нубиса никогда не принимает участия в выхаживании и воспитании детёнышей. После того, как они впервые выползают из норы, она исчезает из жизни их и самца до следующего гона – держать нос у земли, идти по следу сладкой крови, спать под открытым небом. И горе тому, чья мясная куча на следующий гон окажется невелика! Такой зверь рискует остаться без потомства.

Риа учит малышей манипулировать палкой, удерживая её хватательными щупальцами. Использовать в качестве рычага для того, чтобы перевернуть камни, под которыми прячутся вкусные слизни и спят ночные мотыльки, чьи крылышки так забавно хрустят на зубах.

Из Дома выходит Друг и садится рядом с Ти-Гаа. Треплет его по загривку. Хищник скалит зубы – улыбается. Друг скалит зубы в ответ. Они не такие острые и растут всего в один ряд, но тоже белые и здоровые. От Друга пахнет силой, чистотой. Это хороший запах. От Подруги в последнее время пахнет усталостью. Так же пахнет от суриков, кровь которых с возрастом становится не такой сладкой, как прежде.

– Смотри, Тим! – Риа смеётся. – Наполеон перевернул камень палкой, а Мерилин палку выбросила и впервые использовала щупальца не в охотничьих целях. Ей просто стало любопытно, что там, под камнем. Она не голодна, ни одного слизня не съела. Это прямая замена вспомогательного орудия труда конечностями! Понимаешь, что это значит?

Тим играет с Ти-Гаа в игру Хлоп. Хищник расслабленно положил щупальце на землю, а Друг пытается прихлопнуть его ладонью. У него хорошая реакция. Иногда он даже ловит Ти-Гаа, заставляя его уязвлённо порыкивать.

Они называют себя лю-дии. Смешные. Мягкие. Могут думать. Ти-Гаа улыбается всей пастью и смотрит, как веселится Друг, когда в очередной раз попадает по щупальцу. Тому даже в голову не приходит, что Ти-Гаа поддаётся, потому что ему нравится тот булькающий звук, который издают лю-дии, когда радуются. Уже пятнадцать прайдов приводил к ним Ти-Гаа, и детёныши уходили более умелыми и умными, чем приходили сюда.

– Если эта способность Мерилин закрепится в её потомках, считай, ты столкнула очередной камень с пути эволюции, – улыбается Тим.

Теперь хищник пытается шлёпнуть по его ладони одним из щупалец.

Подруга оставляет малышей забавляться с камнем и садится рядом. Кладёт голову на плечо Тима.

– Представляешь, – говорит она. – Вчера, когда вы с Ти-Гаа охотились, приходила Джудит. Помнишь её? Бука Джу, злючка Джу? Она приходила просто полежать рядом с Домом, понимаешь? Неужели она скучает?

– Или ей любопытно, – усмехается Тим. – Или отсюда сильно пахло суриком, которого ты готовила. А может быть, её привлёк запах Ти-Гаа? Скоро гон…

Риа качает головой.

– Говорю тебе, она хотела нас проведать! Так же, как самки иногда приходят проведать своих детёнышей из предыдущих прайдов. А это значит, что она считает нас семьёй!

– Пусть так! – легко соглашается Тим и поддаётся рассерженному хищнику, которому никак не удаётся шлёпнуть его по ладони. И улыбается, слыша довольное «Хроо…». «Хлоп!» – повторяет Тим. Оба игрока смеются, сверкая зубами на солнце.

– Здорово, что Племя стало считать нас семьей! – отсмеявшись, говорит Тим и крепче прижимает к себе Риа одной рукой. – Эти дети не вырастут людьми, но они создадут свой мир, мир нубисов, в котором рано или поздно разум обуздает жажду крови. Главное…

– … Не отчаиваться раньше времени! – довершает Риа.

Они поднимают глаза друг на друга и улыбаются, как люди, которые смотрят в одну сторону или видят одно и то же. И в эту минуту становятся похожи, как брат и сестра. И морщины Риа более незаметны, как и седина на висках Тима.

Маленькая Мерилин садится на задние лапы, для верности опершись о землю хвостом, щупальцами поднимает камень с земли и принимается подбрасывать и ловить, показывая братцу длинный сиреневый язык.

Спустя пятьдесят один год с катастрофы «Лагуны»

Сегодня первый день гона, но камни не закрывают вход в лощину, и нападения не последует, хотя, вот они – все здесь. Племя. Сотни зверей лежат вокруг, положив морды на лапы и вяло шевеля щупальцами. В первых рядах самцы и детёныши, то и дело затевающие потасовки в корнях деревьев, позади самки. Лежат… Ждут…

Тим сидит внутри убежища, держит Риа за худую руку, без надежды смотрит в  осунувшееся лицо. Отчаяние ему не ведомо, но боль подступает к горлу сухими рыданиями. Тихо гудит, пощёлкивая, минилаборатория. Надо бы её выключить. Всё, чего он боялся, она уже сообщила. Уровень клеточной энергии Риа стремится к нулю – женщина умирает. Обычная человеческая смерть присела у порога. Смерть от обычной человеческой старости.

Он не спал и не ел уже несколько суток. Так же, как и нубисы, ждёт конца. И склеры высохли от непрерывного напряжения – Тим не спускает взгляда с её лица. Надо закрыть глаза, чтобы смягчить их и дать отдохнуть…

Когда он поднимает веки – Риа смотрит на него. Впервые за последние дни и ночи.

– Не волнуйся, Тим, обычное дело, – говорит она спокойным и отстранённым голосом Первого научного координатора, – я умираю…

Тим крепче сжимает её пальцы. Он не волнуется. Он знает.

– Мне радостно, Тим, – продолжает она, и голос теплеет, будто возвращается издалека, – я прожила жизнь не зря. Но не это главное в ней… Главное – ты!

Он пытается ладонью накрыть её губы, заставить замолчать, ибо с каждым словом силы покидают её. Но Риа неожиданно сильно сбрасывает его руку.

– Не надо! Мне нужно сказать… Именно ты научил меня жить в полную силу, не отчаиваясь и не останавливаясь на достигнутом. С тобой я стала смеяться легко и радостно, а не скептически и язвительно. Ты показал мне – как это, жить! Просто жить, не пытаясь разбиться в кровь, чтобы найти истину, не подвергая сомнению каждый свой шаг или поступок. Ты – замечательный, Тим… Ты – лучшее, что было в моей жизни!

Его лицо кривится. Прошедшие годы почти не оставили на нём морщин, нет старческих пятен и желтизны, так щедро покрывающих щёки Риа. Его губы не ссохлись и волосы не поредели. Тим бронзоволик и красив, как бог. Седоволосый бог, который, оказывается, умеет плакать!

– Я знаю, – продолжает Риа, и он ясно понимает, что разговор – последний, – у тебя нет от меня тайн, кроме одной. Скажи мне… Сейчас… Чтобы не мучиться, когда я уйду…

Тыльной стороной ладони Тим отирает мокрые щёки, пробует влагу на вкус. Солёные, надо же!

Он скажет, раз она того хочет. У осуждённого жизнью должны сбываться последние желания.

– Я перекодировал передатчик, – тихо говорит он и, склоняясь, целует её редкие кудряшки, чтобы она не разглядела его слёз, – давно…

Риа торжествующе улыбается.

– Я знала, Тим! Я догадалась! И ты…

– …И я не стал активировать его, когда понял – здесь ты нашла то, что так долго искала! Дело, которому не жалко посвятить жизнь. Племя.

– Не называй их так, – шепчет Риа. – Теперь они – Народ Тильды. Вспомни, когда мы попали сюда, у них были только зачаточные навыки коммуникации. А теперь они владеют развёрнутой вербальной системой, а не просто сигнальными понятиями «хорошо – плохо», «съедобно – опасно». Они пишут сказки для детёнышей на коре дерева нут и читают им вслух. А их головные щупальца великолепный аппарат для действий, связанных даже с самой мелкой моторикой!

Влага всё течёт по щекам, словно изливается целая жизнь. Но Тим улыбается. Перед внутренним взором не худая пародия на человека, а его Риа – сильная маленькая женщина, которая, наконец, научилась не отчаиваться.

– Я люблю тебя, Тим, мой Тим, – шепчут блеклые губы. – Теперь ты можешь активировать передатчик и ждать помощи, ведь ты гораздо сильнее меня. Ты почти не изменился за эти годы, в тебе сил ещё на несколько десятилетий, если не больше!

Он качает головой.

– Нет, Риа, моя Риа, я никуда не улечу. Не оставлю тебя и наших детей. Они все здесь – снаружи. А теперь – спи!

Одинокая капелька скатывается с уголка её глаза. Тому, кто не умирал на руках любимого человека, не понять ни этого счастья, ни этой боли…

Риа глубоко вздыхает и вытягивается, сжав кулачки. Сон… Покойный сон смерти.

Тим поднимается и выходит наружу.

Первый день гона, но Народ здесь. Они пришли провожать и прощаться.

Уже старый, отяжелевший Ти-Гаа подходит и садится напротив, низко взрыкивая. В рычании слышатся чёткие паузы, смена интонаций.

– Подруга ушла?

– Да, мой друг.

– Она будет зваться Небесным светом, отогнавшим ночь разума. Народ всегда будет помнить Ри-аа…

– Я знаю, Ти-Гаа, я знаю.

– А ты? Что будешь делать ты?

– Я остаюсь с ней. Дальше вы будете учиться всему сами.

С мгновение нубис смотрит на него снизу вверх, затем берёт щупальцами один из камней. Тим улыбается и привычно треплет его по загривку.

– Ты всё правильно понял.

И возвращается в убежище. Садится на пол рядом с любимой. Берёт её за руку, смотрит в заострившееся лицо, пока нубисы снаружи стаскивают камни к входу, превращая убежище в саркофаг.

Он долго сидит рядом с телом. Окоченение уже превратило Риа в статую. В помещении темно, лишь перемигиваются огоньки на передней панели лаборатории. Что ж…

Тим поднимается и осторожно отделяет силовые кабели от лабораторных блоков. Время пришло. Оно приходит и уходит, но остаются воспоминания. Через сотню лет прах Риа истлеет вместе с ложем и обстановкой убежища. Плоть Тима тоже сгниет, сползёт со скелета из облегчённого титана, и не останется никаких следов татуировки на предплечье, которую следует читать как: «Закрытая программа Федерации, седьмая модельная линия, прототип номер шестьдесят семь». Но воспоминания по-прежнему будут жить в ячейках его мозга – о случившемся на борту «Лагуны», о красном цветке, небрежной рукой судьбы брошенном на чёрную скатерть небес, о тепле и гибкости его Риа, о её словах, слезах и смехе… И если когда-нибудь Федерация доберётся сюда – всё это станет их достоянием.

Тим вновь садится рядом с телом Риа, прижимается лбом к её холодному боку. Смотрит на концы кабелей, над которыми дрожат радуги полей напряжения. Человеку он не мог причинить вреда, ибо законы, сформулированные Пророком Айзеком, действуют по сей день. Человека спас, просчитав варианты на борту «Лагуны» – единственного человека, которого успел бы спасти. Человека спасал после – своей силой и заботой, любовью, верой и тем, что нельзя отчаиваться раньше времени. И вот время кончилось. Оно пришло и ушло, но что же осталось? Воспоминания. То, что он может спасти, не отдав никому чужому. И ещё то, что было всегда. Раньше времени. Раньше жизни и смерти…

– Люблю тебя, Риа, – улыбается Тим.

Закрывает глаза и прикасается кабелями к своим вискам. Напряжение выжигает ячейки искусственного мозга, глаза Тима выгорают изнутри, а тело, подброшенное энергетическим ударом, падает бездыханным на земляной пол комнаты, время в которой остановилось.

Под сиреневой луной Тильды слышится многоголосый вой. Это начался гон. Но глубоко в укромных норах старые нубисы читают детёнышам сказки с коры дерева нут. Сказки о том, как однажды с небес пришли в мир Нраггах Подруга и её Друг.