...Пятьдесят раз...

— Ну все, бывай…

— Ну, пока…

Смотрю – как он уходит, как расходимся мы, каждый по своей орбите, в темноту ночи, в свете крохотного солнца – и не отличишь его от тусклых звезд, долго-долго смотришь в небо, чтобы выискать желтый кружок. Говорят, где-то там есть земли, где солнце большое, яркое, только это там, там, не у нас…

Ничего, проживем…

Иду за ним. Не иду – крадусь, медленно, тихихонько, не спугнуть бы, не потревожить, встрепенется, обернется – мало не покажется. Нет, не слышит, идет, выискивает что-то по карманам, ага, наушники, ну надевай, надевай…

Шагаю следом, медленно, осторожно, он замирает на углу, вытягивает руку, ловит такси…

Вонзаю нож – по самую рукоятку, только бы не ошибиться, ни в легкое какое-нибудь, и не куда-нибудь там, в сердце, в сердце… Падает – бесшумно, стремительно, ну почему у меня так дрожат руки, почему так хочется бежать, а нельзя, наклоняюсь, щупаю жилку на шее, какая там жилка, какое там что, все уже, все…

Свершилось…

Бегу – через переулки и дворы, не оглядываясь, в каких-то подворотнях сдергиваю с себя перчатки, бросаю в мусорный бак… взлетаю по лестнице, долго не могу отомкнуть дверь, потом долго не могу закрыть, в изнеможении падаю на линолеум…

Все…

Повторяю – как мантру, что теперь я, а не он, я, а не он, да так оно и должно быть, что если бы не он, то я, да уже нет никаких если бы, не он – я…

                                               ♆

Поднимаю бокал.

— Ну… за тебя.

— Да что за меня… — отводит глаза, — ерунда какая…

— Ничего себе ерунда… Тебе, может, и ерунда, наши на тебя вообще как на царя-бога смотрят… счастья ты своего не ценишь…

— Да… какое счастье… ответственность такая…

Чокаемся. Пьем. Нервно поправляю кольца. Еще раз придирчиво пробую винишко, успел он туда что-нибудь подсыпать, или нет.

А кто его знает…

Разливает снова. Ага, клюнул…

— Ну… за встречу…

— За встречу.

А может и добавить. От Нептуна все можно ждать, и пусть даже не прикидывается эдаким увальнем, дескать, рубаха-парень, и все такое… знаем мы этого рубаху-парня, тогда тоже вот так же улыбался, когда допрашивали, где вы были в ночь на такое-то, когда убили Плутона… Тоже ведь улыбался, да дома я был, вон, и соседи подтвердят, какие у тебя там соседи, Нибиру, что ли, которую никто не видел никогда…

Поправляю кольца.

— Боишься? – спрашиваю.

— Есть маленько.

— Да ты справишься… ты вон какой… — снова разливаю по бокалам винишко, — ну… за нас.

— За нас.

Пьем. Нет, похоже, и правда слава ему голову вскружила, уже и не видит ничего вокруг, вот так, при нем, подсыпаю белый порошочек в бокал, хоть бы спохватился… какое там…

— Не ждал, поди, что счастье такое выпадет? – спрашиваю, сам не знаю, зачем.

— Да уж… не думал как-то… Это этот все… Плутон… мы же на него ставку делали…

— Ну…

Ну что ты сидишь, что сидишь, непробиваемый ты, что ли… смотрю на бокалы, где какой, черт бы их драл, где какой, не вижу, не знаю, неужели, ошибся… Прислушиваюсь к себе, вроде, жив, да какое там вроде, порошочек-то этот сами знаете, ничего-ничего, а потом раз – и нет тебя…

Поправляю кольца. Разливаю остатки вина, а пропади оно все, пропади пропадом… Ну что ты смотришь на меня, что смотришь – в упор, видеть твои зенки голубые не могу… Черт бы тебя драл, если бы не ты… то я…

Повторяю – как заклинание, как мантру, если бы не ты – то я…

— Это там не Нибиру?

Смотрю в черноту ночи. Оборачивается. Есть. Сыплю остатки порошка, ну давай же, ты растворяться будешь, нет…

— Давай… за удачу.

Пьем. Морщится. Черт, кажется, просек, что винишко то еще, да как тут не просечешь, порошочек-то вот он, на краешке бокала белой каемочкой… Смотрит на меня…

— Это…

Морщусь. Вот не люблю всего этого, пена на губах, падает, летит как-то боком, боком, да он всегда боком, он и вокруг солнца вращается – боком, хлобысь под стол…

Есть…

Жду. Хочется бежать – и жду, смотрю на часы, как медленно ползет время, хочется подталкивать стрелки…Наклоняюсь, притрагиваюсь к тонкой жилке на шее, да какая там жилка, какое там что, все уже… все…

Выхожу из отеля. Черта с два докажете, где я был, с кем я был, вообще не было меня здесь, вы у консьержа спросите, которого на месте нет, и у охранника спросите, которого тоже на месте нет, и…

Выхожу… поправляю кольца. Обшариваю карманы. Черт, пакетик-то из-под порошочка… вот он… нате вам… вещдок…

Иду – по ночным бульварам, бросаю пакетик в жерло промелькнувшей мимо кометы. Она смотрит на меня так, будто что-то понимает… Свидетель, черт бы ее драл… да какой свидетель… Прикидываю период обращения, довольно киваю сам себе, в наши края кометушка вернется не раньше чем через пару триллионов лет… когда, глядишь, и нас тут не будет…

Иду… почему так мерзко трясутся кольца… Как во сне слышу телефон, долго не могу достать из кармана, долго не могу включить…

— Алло, Сатурн, вас беспокоят…

                                           ♄

…долго не могу достать из кармана, долго не могу включить…

— Юпитер слушает.

— Алло, Юпитер, вас беспокоят из центра Вита.

— А-а… большая честь слышать ваш звонок. Чему обязан?

— Вам удобно будет подъехать к нам сегодня в половине одиннадцатого?

— А-а-а… да вообще-то я в это время к Сатурну хотел заглянуть…

— Отменяется. Подъезжайте, на вас вся надежда.

— На… что надежда?

— Центр Вита выбирает вас.

— Но… — все еще делаю вид, что ничего не понимаю, — на что… выбирает?

— А то сами не знаете, — в трубке посмеиваются.

— Но… — стараюсь показать недоумение, — а Сатурн как же? Его же выбирали?

— А-а, вы еще ничего не знаете…

— Отказался, что ли? Вот блин, так рвался на должность, и на тебе… отказался…

— Да какое там отказался… сегодня мертвым нашли.

— С-самоубийство?

— Не знаем… из окна выбросился. Или помогли ему выброситься… Кстати, сегодня утром вы где были?

— Дома я был, — отвечаю, не уточняю, когда.

— Кто-нибудь может подтвердить?

— М-марс… он сегодня ко мне заходил…

— Оч-чень хорошо… Ну, это вы с полицией поговорите… а в двенадцать будьте добры к нам, посмотрим вас… прикинем, какие формы жизни будут для вас…

Киваю. Слушаю. Главное, забыть. Главное, не думать. Я был дома. Я-был-до-ма. Ябылдома. Марс подтвердит. Посидели, выпили, поболтали… И ничего потом не было, когда Марс ушел, я не поднимался на сколько-то этажей выше, я не заходил к Сатурну, он не стоял у распахнутого окна, он не поправлял свои кольца, что за привычка у него, как волнуется, так давай кольца поправлять, это с той поры пошло, как Нептун умер, и Уран за ним тем же вечером, так и не нашли, кто отравил, нечисто тут дело… И я не подошел к нему, я не толкнул его – что есть силы, я не…

Не, не, не…

А ведь проверять будут… черт возьми, на детекторе лжи проверять будут, вот это совсем дело дрянь… Ничего… чтобы я, да не обманул…

Иду… смотрю на часы, — бегу, ч-чер-р-рт, еще не хватало в центр Вита опоздать… совсем хорошо будет…

Марс… Марс свидетель… если что… скажем, что все утро вместе сидели… его же тоже допрашивать будут… ему же тоже… алиби…

И повторяю – как мантру, как заклинание, если бы не он, то я, если бы не он… Да никаких если бы – я, я, я…

                                          ♃

Допиваю кофе.

Смотрю – в темноту ночи, в распахнутое окно, ветер гонит звездную пыль из каких-то далеких галактик.

Жду. Сам не знаю, чего.

Даже отсюда, издалека, вижу, как мимо мелькают планеты. Зеленоватый диск Урана, синяя блендочка Нептуна. Смотрю – в их мертвые, бескровные лица, в остекленевшие глаза. Мертвы. И страшно так, умирает планета – а продолжает вращаться, долго-долго еще будет мелькать в небе… Что-то ползет по небу, то ли звездочка, то ли не поймешь, что, вспоминаю какие-то легенды про Нибиру, была какая-то такая, центр Вита сначала ее выбрал, по слухам, говорят, Плутон ее прикончил, чтобы…

По слухам…

Слухами вселенная полнится…

Наливаю кофе. Размешиваю. Какого черта пью, какого черта, спать же собирался, вот тебе и спать, теперь до утра так и буду тут…

Смотрю – в чужие дома, в чужие окна, на занавески Юпитера. Чувствую – что ненавижу его, еще не понимаю, почему – ненавижу…

Да много кто у нас друг друга ненавидит… Надо думать, русским по белому сказано в центре Вита, шанс один на миллионы… на миллиарды… вот с этого центра все и началось, сами виноваты, додумались, сволочи… не могли ничего получше выискать, можно подумать, ничего похожего на наше солнце больше нет… да таких звезд хоть пруд пруди, и у каждой ну одна планета, ну две, и будет с них, и взяли эту планету одну-одинешеньку, и коронуйте, и заселяйте, и что хотите… нет, додумались… выбрали… вот и пошла грызня…

Юпитер…

Пищит телефон, НОВОЕ СООБЩЕНИЕ ОТ… ЮПИТЕР. Пробегаю глазами, ага, началось… приглашает… отметить это дело, что его избрали… Как ненавижу все это, как кого выберут, так начинается, ходит гоголем, перья распускает, книжки всякие читает про жизнь, что там читать, когда этой жизни еще не существует, и никто еще жизни этой и не нюхал… Звездная болезнь, одно слово… это где это видано, чтобы планета звездную болезнь подхватила…

Юпитер…

Я ненавижу тебя, Юпитер… Было же, вызывали меня, долго смотрели, заглядывали в каньоны, в кратеры, хлопали по плечу, нда-а-а, вы нам по всем параметрам подходите… ну, если что, мы вам позвоним… черта с два они мне позвонили, я-то им на хрена, когда Юпитер… Еще Фаэтон, правда, тут между нами затесался, ну Фаэтон сошка мелкая, на него и не посмотрит никто… а вот Юпитер…

Допиваю кофе. Та-ак, это вторая или третья чашка была… Заглядываю в банку, вот черт, нехило я сегодня… наливаю очередную чашку, что делаю, что делаю… пью – машинально, не в силах успокоиться, черт… больно щемит сердце… так, еще два-три таких вечера, к кардиологу можно уже и не заходить, выгонит в три шеи, и будет прав…

Юпитер…

Будь ты проклят, Юпитер…

Звездный ветер треплет занавеску… Сжимаю зубы. Если бы не Юпитер… если бы не он…

Смотрю на часы… половина одиннадцатого…

Окно Юпитера вспыхивает пламенем, вздрагиваю – хотя знаю, взрывная волна до меня не дойдет…

Наливаю кофе. Это какая чашка… хватит, хватит… да какое там хватит… смотрю – жадно, внимательно, вон они, забегали, пожарная, скорая, милиция, выносят из дома что-то огромное, сверкающее, эфирное, кто-то трогает жилку на шее, читаю по движению губ – мертв…

Помочь им, что ли… Прикидываю, как должно себя вести, чтобы никто даже не усомнился – я тут не при чем, я в шоке, никак не ожидал, да кто это так Юпитера нашего… А ведь еще боялся, не туда спрятал взрывчатку в квартире, не подействует, не заденет Юпитер, не…

Сам удивляюсь, что все случилось так быстро… Теперь – Вита… И поскорее в эту Виту, чтобы никто не опередил, не перехватил, не… нет, стоп, заподозрят… а чего это ради вперед штанов прибежал…

Ждать звонка…

Наливаю кофе, пропади оно все, пошел ты, кардиолог…

Ждать звонка…

Стук в дверь. Ага, пришли. Где вы были с, по, да не видели ли… да…

Открываю.

— Фаэтон? Видал, что случилось-то, Юпи…

Еще успеваю увидеть коротенькое дульце, яркую вспышку, хлопка не слышу – мир рушится во мрак…

                                                ♂ 

«Прошлой ночью у себя дома застрелен Марс, по предварительным данным…»

                                                ♁

Сжимаю зубы. Жарит нестерпимо, да не просто жарит – огнем палит… дура я, дура и есть, раньше надо было спохватываться, что если он разобьется, то и мне плохонько будет…

Как могу, отдаляюсь от бешеного жара, да черта с два отдалишься, кажется, горит уже вся вселенная… уже не вижу, где эта колесница, где-то тут, рядом, кувыркается в небе…

Вспыхивает огнем…

Разлетается мириадами искр…

Прислушиваюсь к себе – вроде, жива, хоть и обгорела здорово, вот это дело дрянь, что обгорела здорово, в центре Вита могут и от ворот поворот дать, как вон, Меркурию… Ходи потом, зализывай раны, а пока залижешь, свято место пусто не бывает, тут претендентов… как… как…

…как звезд на небе…

Гос-ди, что я делаю… о чем думаю… он же разбился… бегу к нему – со всех ног, спотыкаюсь, падаю, снова бегу, ось мотается туда-сюда, как бешеная… бегу туда – где еще пылает что-то, что осталось от колесницы, ищу что-то, чего уже нет, окликаю кого-то, кто меня уже не слышит.

— Фаэтон… Фаэтон!

Не слышит… был Фаэтон, и нет… долго ищу телефон, долго набираю номер  спасателей, долго диктую адрес. Еще зачем-то кричу – скорее, скорее же… какое там скорее, ему уже никакие спасатели не помогут…

Жду. Делаю вид, что пытаюсь спасти того, кого уже не спасти, хлопаю себя по щекам, пощипываю за веки, чтобы были слезы. Вот так… что я им говорить буду… да, разбился. Да, у меня на глазах… да, ужасно…

Да…

А ведь будут искать… будут по кусочкам, по крупиночкам собирать обломки колесницы, до винтика, до болтика, до…, и вот, нате вам, увидит же сволочь какая-нибудь, вот здесь, где ось сцепляется с колесом, не хватает, недостает, не… Вы последний раз катались с Фаэтоном? Вы не заметили в колеснице ничего… необычного? Не слышали, ось поскрипывала? Чья ось, моя или его? Ось колесницы. Н-нет…

А ведь там мои отпечатки… и никуда не денешься, мои… там, где бережно-бережно откручивала винтики…

Долетался… а как хвастал, что он теперь избранник… он… все еще в шоке таком были, почему он, почему не Марс, потому и не Марс, что отпели его уже, Марс, и похоронили, каждую ночь в его мертвое лицо смотрю, страшно так… нет, умирали, конечно, планеты, но это все где-то там, там, далеко, только и узнаешь, что из газет, а тут вот оно, под носом, покойся с миром, аминь…

Вздрагиваю – когда кто-то кладет руку мне на плечо, что я так трясусь… ничего, ничего, пусть спасатели думают, что мне страшно… пусть вообще думают, что я его любила…

— Фаэтон…

— Да… готов парень.

— Вот так гонят во весь дух, потом нате вам…

— Ага, на днях тут один на комете… три планеты сбил, потом в черную дыру врезался…

— Бог шельму метит…

— Да что метит… вон, один тут уже который миллион лет по вселенной мотается… На его совести планет пятнадцать уже… и три звезды. Вот так, сбил, сволочь…

— Так что не ловят-то?

— Ага, поймаешь ты прокурорского сыночка… сколько уже отмазывал…

— С-сука… Тэ-экс, планета распалась на астероиды… барышня, вы свидетель?

— С-свидетель.

— Ну… разрешите пару вопросиков… Имя-то ваше…

— Гея.

Сама не знаю, зачем говорю – Гея, зубы стучат, нет даже сил выговорить – Земля…

                                             ♀

…вспомнить бы еще… как пройти по подиуму… учили-учили, все насмарку…

— А как ты его угробила-то, ты нам скажи по секрету…

…и в шлейфе не запутаться… на хрена платье это напялила, ну на хрена… ну правильно, мы же только и думаем, чтобы красиво было, а что сейчас с копыт свалимся, на то плевать…

— Вы про что?

…наклоняю голову, корона кажется такой неуклюжей, только бы не уронить… Где я это читала, актриса какая-то вышла вот так в платье со шлейфом, на ступеньках споткнулась, платье порвала, и приз разбила…

— Да ладно, не прикидывайся… это я между нами, для газеты… как ты Фаэтона-то?

…корона неожиданно легкая, я ее и не чувствую, то и дело поправляю рукой, есть корона или нет. Вот так же Сатурн кольца свои поправлял, после того, как… после того, как Нептун умер… и…

— Да вы про что говорите-то?

Да яс-сное дело… Марса Фаэтон застрелил, Юпитеру Марс бомбу подкинул… Сатурн…

…открываю протянутую шкатулочку, ничего не понимаю. Представлялось что-то глобальное, грандиозное, как на картинках, зеленые накидки в цветах, что-то летающее, стрекочущее, разноцветное… Ничего такого не вижу, на ладонь мне падает двойная спиралька, скрепленная неприметными молекулами. И чего зал так восхищенно вздыхает, эка невидаль…

— И это… все?

— Что вы… — служащий загадочно улыбается, — только начало…

Мириады глаз устремлены на меня. Сколько ждала этой минуты, сколько грезила – подиум, свет софитов, атмосферный шлейф… И почему в голове только одна мысль, когда же все это кончится, почему хочется бежать отсюда – и неважно, куда, лишь бы бежать…

Что еще… ах да… сертификаты, договора… Вау, это что-то новенькое… гарантия от падения крупных метеоритов… Сертификат на сумму… Черт, как чуяла, это еще не весь сюрприз… щелкают камеры, поворачиваюсь то так, то так, поднимаю над головой двойную спираль, неважно, что это такое, важно, что она есть… и холодеет душа – когда одна спираль медленно разворачивается в две…

                                             ☿

…перебираю снимки, тихонько проклинаю все и вся… молодая, еще не тронутая ничем и никем, в подвенечном платье, где оно теперь, и лохмотьев не осталось, двойная спираль, пропади она пропадом… туфли… валяются где-то, вытащить можно, на что я их надену, на обугленные культи, что ли, до сих пор не зажили… и черта с два заживет… Какого они там клянутся и божатся, что запретили испытания наземные-водные-подводные-подземные-воздушные-космические, держи карман шире, что хотят, то и делают, а если Пхеньян реакторы свои навострит, вообще не знаю, что будет…

Пропади все… отгоняю от лица дымный шлейф, снова затягиваюсь дымом… пристрастилась ведь… черт…

Фотографии… хочется зашвырнуть этот альбом, и подальше, и лети он аж до самой Цереры, или вообще до дальних квазаров, или что там… Брезгливо стряхиваю с тела пыль, гарь, обломки чего-то, черт пойми чего… песок… Сбрасываю тогу, ложусь в ванну, хоть смыть с себя все это… ай-й-й, черт… черта с два смоешь, нате вам, получите… уже и в воду не ляжешь без того, чтобы тебя нефтью по уши не заляпало…

А может, так оно и надо… Звездный час, а потом… И уже неважно, что потом, в истории останется звездный час…

— Здорово, — кто-то рушится мне на плечи, даже не сразу понимаю, кто…

— Не узнала, — пытаюсь вспомнить имя, не могу, — богатая будешь.

— Да ну, я-то… какое там…

Все еще не могу вспомнить, всматриваюсь в иссохшее лицо, спохватываюсь. Вот черт… и это ее когда-то называли богиней красоты…

— Венера… как постарела…

Что ляпнула, что ляпнула, сейчас скажет – на себя посмотри. А что на меня смотреть, в гроб краше кладут, да покажите мне хоть одну планету в таком состоянии… Это уже не состояние, это уже хрен знает, что…

— Живешь? – подмигивает Венера.

— Живу.

Екает сердце. Ага, все-таки завидуем… вы-то все не живете, я-то живу…

Венера вытаскивает что-то из сумки, снедь какую-то, винишко, с чего вдруг…

— Что… — разливает по бокалам бордо, — за нас с вами и за черт с ними?

— Ну…

Пьем… что она туда подмешала, зараза… Да ничего не подмешала, при мне, во всяком случае… а как оно бывает, намешает в вино отравы, сам противоядие выпьет, и в гости…

Чокаемся. Пьем. Вроде бы ничего…

— Грязненько что-то, — Венера оглядывается, смущенно краснеет.

Ага, отомстила-таки за постаревшую-то…

— Да, есть маленько…

— Это что, от жизни такая грязюка?

— Тьфу, от жизни… это эти…

— Кто эти?

— Да вон же…

— Это с них такое?

— С них.

Пьем. Черт, что она подмешала-то… Вроде и не чувствую ничего… и вино как вино, и шоколад… про сыр уже не говорю, давно такой не пробовала…

— А другие твари что? Не мешают?

— Другие-то нет… Эти вот достали…

— А прогнать их?

— Попробуй, прогони… — смотрю на наивную подругу, посмеиваюсь, — четыре раза уже сгоняла… знаешь так, хоп, полюса сдвигаешь, помоешься океанами хорошенько… как заново родилась. И черта с два… они же и в коре прячутся, и где хочешь… и снова вылезут…

— Откуда взялись-то?

— Да от обезьян… вон, на севере Африки… Ойкумена, блин…

— А-а, яс-сно… — поднимает бокал, — ну что, Меркушу помянем?

Чуть не давлюсь шоколадом.

— А что… с ним?

— Умер. Не знала? Я еще смотрю, на похоронах тебя не было…

— А что так?

— Да нелепо так… розетку чинил, и током шибануло… вот так, дома… идиотище, не мог обесточить…

Киваю. Почему-то представляю себе, как Меркурий развинчивает розетку или что у него там, как заходит Венера, а, привет, давно не виделись, привет и ты, коли не шутишь, как Венера тихонько поворачивает тумблер… и нате вам.

Пьем. За упокой. Одно непонятно, зачем Меркурий, почему Меркурий, он-то кому чем мешал, вроде и не претендовал ни на что… то есть, все мы, конечно, претендовали, только шансов у него на жизнь, как у черного карлика…

Нет, что она задумала-то, тварь… чтобы Венера, да не задумала… знаю же, ненавидит меня, да все они меня ненавидят… от и до… правильно, уж кто на теплое местечко выбился, все, считай, тут не то что друзей, знакомых не останется, да что знакомых, враги кругом, и все…

— Ясс-ненько… Ну, я к тебе на минуточку… дел-то невпроворот, да и ты у нас занятая… жизнь все-таки…

Обнимаемся, целуемся, чмоки-чмоки, черт бы ее драл… долго еще трещим о чем-то на пороге, да убирайся ты уже… долго я тебе еще жаловаться должна на жизнь эту… Никогда бы раньше не подумала, что на жизнь можно жаловаться…

Уходит… Тварь такая, что ты мне подсунула… долго проверяю содержимое бокала, вино и вино, что еще, шоколад, сыр… ощупываю столик, стулья, ничего там не натыкано, иголок-булавок… нет… что еще… обыскиваю квартиру, куда эта сука могла взрывчатку сунуть… чуть не плачу с досады, нет ничего, нет…

Лихорадочно пересчитываю жизнь – до молекулы, до атома, вроде ничего не вынесла, не сперла, а то знаем мы их, кто как в гости, так и норовит, то веточку, то цветочек, то дэ-эн-ка, то еще что… Ну знаете легенды все эти… про древо жизни, про яблоки Гесперид, про молодильные яблочки… только шалишь, никто еще ничего не унес…

Нет, что ей нужно-то было… у-у, тварь, хоть сказала бы… ну что, что задумала, что запрятала, машину, что ли, заминировала, или какой кусок урана в стену мне, или излучение какое, или…

                                          ☢

…смотрю – как мечется по квартире, ищет что-то. Посмеиваюсь. Ищи, ищи, ни хрена не найдешь. Я к тебе почаще теперь наведываться буду, на нервах поигрывать…

Знай наших…

Ну что ищешь… да ничего там нет, не бойся…

Захожу домой, вытягиваюсь на ложе, записываю – быстро, бегло, главное, не забыть, не перепутать ничего…

Тэ-экс… главная проблема жизни… хомо… сапиенс… если без хомо сапиенс, то жить очень даже можно… возникает локально… от обезьян… интересно, как от обезьян, отпочковывается, что ли… выследить, уничтожить… раз плюнуть…

Потом… что потом… ничего потом, ждать, ждать… и не надо никого травить, резать, сбрасывать из окна… дураки учатся на своих ошибках, умные… сами знаете. Просто – смотреть и записывать. И ждать. Оно само все…

Яркая вспышка в темноте ночи. Поднимаю голову. Не она, нет? Похоже. На всякий случай – выхожу в ночь, в холодок, машинально накидываю шубейку.

Яркая вспышка…

Снова вынимаю обрывок газеты, который таскаю с собой как талисман, перечитываю…

«…в настоящее время на Земле насчитывается запас ядерного оружия, способный уничтожить планету пятьдесят раз…»

Повторяю – как мантру, как заклинание:

Пятьдесят раз…

                                               2012 г.